Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ ._. Когда Гарри открыл глаза, ему было очень тепло. Он лежал на удобном диване, накрытый пледом, и рядом, в пределе видимости, полыхал огонь, разведенный в большом камине. Какое-то время юноша просто смотрел на расплывчатый танец пламени, на то, как красный цвет причудливо переплетается с оранжевым, отражаясь от зеленых камней, вставленных в орнамент, идущий по краю камина. Только через пару минут он понял, что окружающая обстановка непривычна: в гриффиндорской гостиной никогда не было такого камина. Гарри тут же резко подскочил, оглядываясь: он находился в совершенно незнакомой, мрачной комнате без окон. Помимо дивана и камина тут было еще не слишком удобное на вид кресло, большой стол в углу и несколько шкафов, под завязку забитых книгами и какими-то банками. Гарри подозрительно оглядывал странную обстановку, пытаясь понять, где он оказался и как ему скорей попасть обратно к Дамблдору, когда дверь, которая была такой серой, что почти сливалась со стеной, вдруг открылась. На пороге стоял Снейп. И Гарри даже удивился, не увидев в зельеваре никаких изменений: лицо мужчины было как всегда похоже на презрительную, недовольную маску, наполненную холодом. Его губы были поджаты, а глаза будто стали еще темней. Гарри сжался на своем диване: на мгновение он подумал, что все, что произошло с ним в подземелье, ему приснилось. В частности, и лицо Северуса, когда... — Как Вы себя чувствуете? — сухо спросил Снейп, подходя ближе. Гарри неуютно поежился, подавляя желание закутаться в плед. — А как я должен себя чувствовать? Где я? — В одной из жилых комнат в подземелье. Гарри прищурился. Он не понимал, что происходит и почему Снейп говорит с ним так, будто ничего не произошло. Юноша еще раз мельком оглянулся, пытаясь заметить в окружающей обстановке хоть что-то, что могло бы скрывать подсказку. — И почему я здесь? Где Дамблдор? Где моя мать? Снейп помолчал пару секунд, разглядывая гриффиндорца, а потом медленно приблизился к креслу и устало опустился в него. На мгновение его суровое лицо исказилось от мимолетного страдания, но эмоции тут же спрятались за ледяную маску сдержанности. Снейп продолжал разглядывать Гарри, положив руки на подлокотники кресла, и юноше совсем не нравилось столь пристальное внимание. — Дамблдор решил, что Вы не вернетесь в Башню, пока не переговорите с ним, — наконец сказал Снейп. — В подземелье не так уж много места, где можно разместить ученика, чтоб тот не сбежал. Если, конечно, Вы не хотели очнуться в одной из спален факультета Слизерин. — Нет, спасибо, — не скрывая раздражения, огрызнулся Гарри. — Вы не ответили, что с моей мамой. Снейп поморщился. Он отвел взгляд и уставился на пламя, танцующее в камине. По его лицу бродили оранжевые тени, и это было довольно жутко. Гарри смотрел на это и думал, что профессор, вероятно, чувствует себя немного неловко из-за того, что ученик видел его в столь взволнованном и эмоциональном состоянии. Особенно если учесть, что этот ученик — Гарри Поттер. — Она жива, но без сознания. Сейчас с ней находятся профессор Дамблдор и Крайфер. — Почему Вы не с ней? — Потому что мне было поручено проверить Ваше состояние. То, что произошло в подземелье, могло негативно на Вас отразиться, потому что Вы все еще ребенок и, следовательно, относительно нестабильны. Гарри совсем это не нравилось. Ни тон профессора, ни его слова, ни взгляд, будто создающий между ними стеклянную стену. Он сел на диване, продолжая кутаться в свой плед и внимательно, почти с подозрением глядя на Снейпа. Тот на него более не смотрел, будто зная, что даже легкое движение мышц его лица Гарри замечает и анализирует. — Я чувствую себя превосходно. Могу я ее увидеть? — спросил Гарри, надеясь, что его голос звучит твердо. Признаться, он вовсе не чувствовал себя хорошо и даже не более-менее сносно: в теле расплывалась тягучая тяжесть, а в висках сосредоточенно пульсировала боль. Его здоровье в последние дни оставляло желать лучшего, но он не мог ничего с этим поделать, да и Лили была сейчас важней всего на свете. Гарри до сих пор не мог в это поверить. — Нет, не можете, пока не поговорите с профессором Дамблдором, — жестко произнес Снейп, и его пальцы вдруг судорожно впились в подлокотники. — И я не уверен, что Вам потом это позволят. — Почему? — оборвал его Гарри, повысив голос. В ответ на эти слова внутри него мгновенно вспыхнула гневная волна. Ну уж нет. Он не даст ни Дамблдору, ни Снейпу разлучить его с матерью. Он слушался их приказов раньше, но в этом случае — ни за что. Гарри уже был готов вскочить и cхватить волшебную палочку, которую он все еще ощущал в кармане своей мантии, но Снейп вдруг резко повернул голову. Он наблюдал за дверью, и Гарри невольно повторил его движение: он услышал негромкие шаги и шелест мантии. Юноша напрягся, и его мышцы не расслабились, даже когда вошел Дамблдор, переодевшийся в свою обычную мантию, расшитую звездами. Старик прошел к креслу Северуса, и зельевар тут же встал, выпрямившись, словно черный столб. — Оставь нас с Гарри, Северус, — мягко произнес директор. — Нам нужно поговорить. — А что... — Потом. Снейп поджал губы и нахмурился. Он явно был обеспокоен и взволнован, но тщательно скрывал это, стыдясь или не желая раскрывать свои мотивы. Гарри беспомощно переводил взгляд с одного профессора на другого, чувствуя, как внутри него поднимается глухое раздражение. Ему не хотелось всех этих эмоций, переживаний, ему нужен был ответ и свобода, чтобы пойти к матери и вновь увидеть ее. Снейп резко выдохнул и, кивнув, направился к другой неприметной двери. Он, не оглянувшись, скрылся за ней. Дамблдор опустился в освободившееся кресло. Он выглядел не менее уставшим, чем Снейп, а его голубые глаза, всегда сверкавшие веселыми искрами, казались потухшими. Директор выглядел как никогда старым, глубокие морщины покрывали его лицо, а волосы и борода были словно сотканы из нитей или паутины. — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — спросил волшебник, упирая локти в подлокотники и опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы. Юноша неопределенно мотнул головой. — Хорошо, — он вздохнул. — Что с моей мамой? — ему надоело это хождение по кругу вопросов. — Сложно сказать, — седые брови Дамблдора чуть приподнялись, и он, как и Снейп недавно, взглянул на пламя. Оно превратило его глаза в огненные озера и будто заворожило. — Ты должен понимать, Гарри, что произошедшее с Лили — вовсе не гарантия того, что она будет жить. Ты же видел, как она... изменилась. — Она приняла меня за Джеймса. — И я думаю, она и дальше будет принимать тебя за него. Для нее этих лет не было, и все в ее теле было повреждено, в том числе память и способность понимать и анализировать происходящее. — Но ведь Вы ее оживили. — Мы втолкнули в нее огромный запас магии, живой магии, которая вернула ей жизнь. Но это чужая сила, не та, что рождается и возобновляется в волшебнике. Эта сила истощится, и я не знаю, что произойдет с Лили тогда. Гарри опустил взгляд. Слова директора с трудом доходили до него. — А сейчас? Она будет жить сейчас? — Да. Она спит, если это можно назвать сном, — Дамблдор наклонил голову и уронил свои руки на колени. — Никто не знает, что за желания появятся у нее, когда она проснется. Северус, я и мистер Крайфер будем наблюдать за ней и не выпускать из-под контроля. Если Лили будет представлять опасность, мы спрячем ее в убежище в Лесу. — Опасность? Думаете, она сойдет с ума? — мурашки побежали по спине Гарри. Он вспомнил лицо молодой женщины, ее окровавленные губы и серый неосмысленный взгляд. В памяти всплыл также и рассказ Дамблдора о том, что, вернувшись с того света, человек просто не может остаться прежним. Гарри по этой самой причине не желал, чтобы кто-либо пытался вернуть его: оказаться жестоким безумцем было не самой приятной перспективой. Впрочем, видеть Лили такой он тоже не хотел. Его светлая мечта, что мать будет рядом и будет такой, какой всегда была, таяла на глазах. — Я не знаю, — признался Дамблдор. — В истории было не так уж много подобных случаев, чтобы мы могли изучить их. Это столь же уникальная история со своими последствиями, как и история твоего шрама. — А ее глаза? — Думаю, это и есть одно из последствий. Глаза — зеркало души, как ты знаешь. Ее душа изранена, крестраж поглощал ее долгое время. — Где она сейчас? Я хочу ее увидеть, — Гарри ощущал, что помимо усталости в его тело приходит и тоска, чуть было не отступившая под градом событий. Он чувствовал, как тонкую светлую материю вырывают из его рук и покрывают грязными следами. Но ему было почти все равно. Он хотел лишь увидеть Лили. — Тебе нельзя сейчас ее видеть. — Почему? — Потому что вы оба нуждаетесь в покое. Гарри стиснул зубы. Он смотрел на директора, ощущая солоноватый вкус во рту. Дамблдор вовсе не выглядел сожалеющим, скорей, на его лице проявлялось выражение едва ли не любопытства, но разбавленного старческой грустью. Гарри стиснул кулаки, смело глядя в волшебные, пронизывающие острым взглядом глаза волшебника. Он не собирался отступать. — Я увижу ее сегодня, — тихо, но твердо сказал он. Дамблдор удивленно взглянул на него. — Гарри, я не думаю, что... — А я не думаю, профессор Дамблдор, что Вы можете спрятать от меня мою мать. Гарри сам был удивлен тем, как властно звучал его голос. Директор молчал и разглядывал его, обдумывая что-то: наверное, он тоже заметил, что руки юноши не дрожали. Гарри ощущал, как с него медленно сползает плед, и вместе с ним сползает и ощущение замкнутости и защищенности внутри скорлупы. У него было то, что он мог противопоставить воле волшебника — его предназначение. Весь план Дамблдора держался лишь на этом, на доброй воле храброго Героя, и Гарри готов был использовать это, чтобы достичь своей цели. Он многое мог отпустить и равнодушно отдать в руки более опытного человека, но только не Лили, не свое последнее утешение. — Отведите меня к ней. Сейчас. Дамблдор молчал какое-то время, разглядывая мальчика. Он легко, но не слишком искренне улыбался, и искорки — острые искорки — вновь зажглись в его глазах. Он обдумывал что-то, представлял различные варианты развития событий, может, использовал невербальную магию, чтобы усмирить Гарри... Но гриффиндорец не чувствовал никакого влияния, окклюменция исправно помогала ему, становясь лишь сильней от тревог и боли. Наконец, Дамблдор кивнул. — Хорошо. Я понимаю твои чувства — я слишком многое скрывал от тебя, контролировал тебя. Твой последний месяц ты волен провести так, как сам пожелаешь, главное, чтоб никто из учеников не узнал о произошедшем. — Разумеется. — И, если сможешь, разузнай, что задумал Сириус, — добавил Дамблдор. — К тому же знать о Лили ему не следует. — А Вы не можете сделать этого? — удивился Гарри. Он полагал, что Сириус едва ли является окклюментом достаточно сильным, чтобы противостоять Дамблдору. — Пока нет, — судя по мимолетной нотке, Дамблдор был недоволен этим фактом. — И еще... — он будто засомневался на секунду, и его взгляд вновь метнулся к горящему пламени, — ...не позволь Геллерту узнать что-либо о произошедшем. Больше у Вас не будет дополнительных уроков. — Почему? — Гарри учуял нечто подозрительное. Гриндевальд учил его сражаться и давно уже не спрашивал ничего, что могло бы навредить плану. Впрочем, последний их урок был достаточно давно, и с тех пор профессор ЗОТИ сосредоточенно пропадал куда-то. — Он может предать нас? — Когда Геллерт исполнит свое обещание, он волен делать все, что пожелает. Однако я не хочу, чтобы в сфере его желаний оказался этот замок и происходящее в нем. Он сделал все, что нужно, для твоего обучения, и теперь я постараюсь оградить его от тебя. — Хорошо, — Гарри, признаться, было все равно. Таинственные планы Гриндевальда перестали его волновать. — Теперь я могу увидеть Лили? — Да, — Дамблдор поднялся из кресла. — Помни о том, что я сказал тебе. Сейчас Лили спит и может провести в этом состоянии несколько дней, но, когда проснется... Будь начеку. — А что... — Гарри поднялся следом, — ...что Снейп собирается делать? Дамблдор странно взглянул на него, мягко улыбнулся и похлопал юношу по плечу. — Этого никто не знает, Гарри, даже он сам. Но оставь эти вопросы на время. — У меня есть еще один вопрос, — быстро сказал Гарри, прежде чем Дамблдор двинулся к дверям. Директор терпеливо ждал. — Почему мистер Крайфер участвует во всем этом? То есть... он ведь не имеет к Лили никакого отношения. — Это очень непростое дело, и нам нужны люди, которым мы можем доверять. Мистер Крайфер один из них. — Почему? Его никогда не было раньше. — Ты поймешь это, Гарри, — глаза волшебника за очками загадочно сверкнули. — Он всегда был здесь. Когда Гарри вошел в Большой Зал, ужин уже начался. Звенели приборы, сияла золотая посуда и в воздухе плыл смешанный аромат лакомств. Юноша с наслаждением втянул носом запах жаркого, улыбнулся и поспешил к своему месту. Друзья уже были там: Рон и Невилл сосредоточенно уплетали картошку, близнецы смеялись, а Гермиона читала, положив книгу рядом со своей тарелкой. Как только Гарри приблизился, она подняла голову и уставилась на него. — Ну и где ты был? — голос подруги мог заметно понизить настроение гриффиндорца, но он чувствовал себя достаточно окрыленным, чтобы не обратить на это внимания. — Дела, — отмахнулся Гарри. Рон замедлил движение своих челюстей и нахмурился, осуждающе глядя на друга. — Куда ты все время пропадаешь? — не унималась подруга. — Мы волнуемся за тебя. Ты сегодня прогулял несколько уроков, где-то пропадал весь день... Хочешь опять ходить на отработку? — У меня не будет проблем с уроками, — отмахнулся Гарри. — И все мои исчезновения связаны с сами знаете чем. Гермиона поджала губы. — Ты мог бы и рассказать нам. — Если Дамблдор посчитает нужным, он вам расскажет, — отрезал Гарри, не желая и дальше продолжать этот глупый спор. Он принялся резать мясо, думая о том, что успеет сегодня сходить в подземелье еще раз... Может, Лили проснется, и тогда... Гарри кинул быстрый взгляд на стол преподавателей. Снейпа среди них не было, зато Дамблдор, выглядящий непривычно задумчивым, разглядывал кусочек помидора на вилке. Профессор МакГонагалл говорила ему что-то шепотом, но директор словно и не слушал ее, хотя иногда отвечал. Гарри провел рядом с Лили несколько часов, прежде чем его насильно отправил на ужин смотритель, но за это время женщина так и не проснулась. Она мерно дышала, лежа на большой кровати, устланной зеленым покрывалом явно слизеринского происхождения, в небольшой странной комнатке, и ее рыжие волосы, словно потоки огня, разметались по подушке. Гарри сидел рядом и держал ее прохладную руку, упиваясь ощущением ее присутствия и легким румянцем на ее бледных щеках. Лили была такой молодой, что сошла бы за его старшую сестру, а вовсе не мать, — Гарри не представлял, о чем думает профессор Снейп, глядя на нее. Но с зельеваром он более не пересекался, и это было не так уж плохо. — Кстати, тебя искал Диггори, — сказал вдруг Рон, дожевав свою картошку. Его голос был таким же недовольным, как и голос Гермионы, правда, он не старался это скрывать. — Что-то он к нам зачастил. — Он мой друг, — Гарри уже начало раздражать то, что происходит. Он покосился на Невилла, но тот не обращал внимания на спор друзей. Или делал вид, что не обращает, чтобы их не смущать. — Мы готовимся к испытанию. — Ты знаешь мое мнение по этому поводу, — твердо сказал Рон. — Мы вообще не об этом говорили, — оборвала его обеспокоенная и от этого немного смахивающая на возмущенную сову Гермиона. — Мы волнуемся за тебя, Гарри. Сегодня ты улыбаешься, а вчера выглядел так, будто кто-то умер. Это весьма странно, такие перепады настроения... — Я ничего не употребляю, — усмехнулся Гарри. Гермиона тут же замахала руками, а Рон удивленно приподнял рыжие брови. — Нет, я ни о чем таком не думала. Просто... Это стресс, верно? Тебе бы отдохнуть, может, еще в больничном крыле полежать? Амели там совсем одна... — Ну у тебя и советы, Гермиона, — Рон явно был настроен на спор, и неважно, с кем именно. — Гарри просто нужно полетать. Слизни уже начали тренировки для будущего года, ужас! Нам бы тоже начать, войти в русло, так сказать. А тут еще и Оливер, — он бросил сердитый взгляд в другой конец стола, — с ума сходит. Ему место сулят в команде, ЖАБА еще... Так что придется нам самим! — Рон, ты вообще не в команде, — попыталась образумить его Гермиона, но мальчик все равно напирал: — Это не важно, я всей душой за наших болею. Что думаешь, Гарри? Давай полетаем завтра? Можно собрать всю команду! Если, конечно, ты не собираешься идти с Диггори... — Не знал, что это тебя так волнует, Уизли, — раздался рядом звонкий и веселый голос. Гарри подскочил на скамье и обернулся: за его спиной стоял Седрик, как всегда красивый и чарующе-обаятельный. Он, уперев руку в бок, широко улыбнулся Гермионе (та тут же покраснела и опустила взгляд) и подмигнул Гарри, многозначительно посмотрев на него. — Можно с тобой поговорить? Гарри пару секунд не мог пошевелиться. Нечто в образе Седрика поразило его, заставив замереть, но это длилось лишь мгновение: Гарри уцепил за спиной Диггори белое лицо с прищуренными глазами, наполненными злобой. Он смотрел в эти глаза, удивляясь их чудесному выражению возмущения и будто бы обиды, оскорбления, и это вдруг рассмешило его. Гарри горько усмехнулся и отвел взгляд. — Пойдем, — он поднялся со скамьи, махнул друзьям, которые не менее удивленно поглядывали на него, и вместе с Седриком направился к выходу. Мрачное и болезненное удовлетворение сжимало его сердце. Они вышли в коридор. Там все еще было пусто, но Гарри знал, что их провожают несколько любопытных взглядов. Седрик повел его к окну, подальше от Зала, и Гарри довольно забрался на подоконник, глядя на пуффендуйца: он вновь чувствовал себя будто парящим, и часть его мыслей постоянно тянула его к лестнице в подземелья. — Надеюсь, ты не будешь спрашивать, как я себя чувствую, — ухмыльнулся он. — Гермиона уже прочитала мне лекцию. — И о чем она была? — Седрик тоже улыбнулся. Он оперся руками о подоконник, почти запирая Гарри в ловушку, но гриффиндорец вовсе не чувствовал себя пойманным. — О том, что я выгляжу слишком радостным для того, кто еще утром находился в глубочайшей депрессии, — Гарри чуть откинулся назад, упираясь спиной в оконную раму. Ночь уже сгустилась за стеклом, но тучи так и не разошлись, поэтому свет звезд и луны был надежно скрыт. — Ее это беспокоит. — Меня, признаться, тоже, но я рад, что ты улыбаешься. Что-то случилось? — Кое-что важное для меня, — Гарри неуверенно прикусил губу, — но... из той самой части, о которой тебе лучше не знать. — Из той самой опасной части? — Седрик улыбнулся, и в его лице появилось что-то насмешливое и игривое. — И что, я никогда о ней не узнаю? — Если узнаешь, это будет значить, что ты в опасности, — Гарри отчего-то стало так весело, будто, избавившись от гнетущего беспокойства друзей, он вновь погрузился в эйфорическую, глупую радость от надежды, что его последняя мечта сбудется. Он готов был делиться этой радостью с Седриком. — А я не хочу этого. — Тебе не придется меня спасать, — Седрик попытался пригладить торчащую прядку в волосах Гарри. Он опустил руку, когда услышал, как со стороны зала двигаются люди. Гриффиндорец почти с равнодушием смотрел, как из-за поворота показались несколько девушек-когтевранок. Они с неприязнью покосились на Седрика и, вздернув подбородки, прошагали мимо, на Гарри даже не взглянув. Диггори проводил их печальным взглядом. — Это из-за Чжоу? — спросил Гарри. Седрик кивнул. — Она обиделась, — он опустил взгляд. — Она хорошая девушка, но... Было бы еще большим предательством, если бы я продолжил встречаться с ней, а думал бы о... тебе. Гарри невесело усмехнулся. Седрик был честным, светлым и таким красивым, он заслуживал чего-то намного лучшего. Гриффиндорец уже раскаялся в своем эгоистичном желании заполучить его. Он ведь не думал... не думал о нем так, как о Драко. Он не рассматривал его фотографии в альбоме, лежа под закрытым пологом и стыдясь себя самого, не следил за его перемещениями по Карте Мародеров, не ловил краем глаза блеск его волос... Седрик был ему больше, чем другом, но Гарри ничего не мог с собой поделать. Он опустил взгляд, заметив, что пуффендуец разглядывает его. Конечно, Седрик обо всем знал. — Это легко заметить, — сказал он вдруг. — Что именно? — Когда кто-то не может взгляда отвести... — Хватит, — Гарри отпихнул юношу и спрыгнул с подоконника. Это было как раз вовремя: со стороны Зала шли новые люди. Хорошо, что это были не слизеринцы — ему ужасно не хотелось сейчас видеть кого-нибудь из них. — Все в порядке, Гарри, — Седрик схватил его за плечо, останавливая и не давая уйти. — Помнишь? Я понимаю, что делаю. «Я так не думаю» — Хорошо, — Гарри ощутил невероятное желание прервать эту беседу и сбежать. Ему не нравилось чувствовать себя неловко. Пару минут назад все было хорошо. Кажется, Гермиона была права: перепады настроения походили на то, будто он сходит с ума. — Мне нужно идти, поэтому... — Давай полетаем завтра, — сказал Седрик прежде, чем он снова попытался сбежать. — Нам так и не удалось сделать это... в прошлый раз. Гарри хорошо помнил, что случилось в прошлый раз, когда они решили сходить на квиддичное поле, поэтому подозрительно прищурился. Седрик обезоруживающе улыбнулся и демонстративно поднял руки. — Все будет хорошо, — со смехом заверил он. Гарри, подумав секунду, согласился. Правда, на следующий же день их план сорвался. Гарри, проведя утро у кровати Лили, спящей все так же крепко и безмятежно, с трудом сумел убежать от Рона после обеда, чтобы друг не заметил, куда он собирается. Ссориться с Уизли не хотелось, поэтому Гарри, глядя на Карту Мародеров, спустился по лестницам, вовремя свернув и избежав встречи с приятелем. Седрик уже ждал его внизу. Он разговаривал с каким-то парнем, который при приближении Гарри помрачнел, тихо и почти злобно шепнул что-то и быстро прошел мимо, направляясь к лестницам. — Что-то случилось? — спросил Гарри, подойдя к юноше и встав рядом. Седрик лишь махнул рукой. — Ничего особенного. Джимми считает, что мне нельзя проводить с тобой время, а то вдруг ты меня заколдуешь и тем самым уберешь соперника на Турнире, — Седрик направился к большим приоткрытым дверям. — Рон так же говорит. — Их опасения понятны, Турнир совсем скоро, и кто-то все-таки должен победить. Гарри смотрел прямо перед собой. Ему не хотелось говорить о Турнире. Седрик получит свой приз, но не доберется до кубка, хотя заслужил это. — Это мы узнаем в лабиринте. — Где? — Седрик остановился, и Гарри тут же больно прикусил язык, испуганно уставившись на него. Он открыл рот и захлопнул его, беспомощно промычав что-то невразумительное. Его взгляд заметался, а по спине пробежал холодок: нельзя, нельзя было этого говорить. — Что? — глупо переспросил он. — Ты сказал «лабиринт», — Диггори изумленно и подозрительно смотрел на него. Меж его бровей залегла складка. — Это третье испытание? — Нет, — быстро ответил Гарри. — Нет? Почему-то звучит как «да». Я прав? Как ты узнал о нем? Ты подслушивал разговоры судей? Или кто-то тебе помогает? — голос Седрика перестал быть ласковым и стал почти требовательным. Его взгляд впился в лицо Гарри, будто ища в нем проявления лжи. Гриффиндорец сжался, совершенно не зная, что сказать: отмазки и глупая ложь вертелись в его голове, не превращаясь в стройную картину. — Нет, я.... — он хотел было соврать, но не мог. Седрик ждал его ответа, а Гарри лишь беспомощно смотрел по сторонам и краснел. Его взор зацепил движение над стадионом, но это ни капельки ему не помогло. — Я не могу сказать. — Ты так хочешь победить? — Нет! — Гарри вскинул голову, боясь, что разочарование явно проступит на лице его друга. — Я случайно узнал. На днях остальным чемпионам тоже скажут. — И как же случайно ты смог узнать об этом? — Седрик не давал ему избежать подозрения. Он двинулся вперед, и Гарри пришлось отступить. У него не было правдоподобной истории, чтобы прикрыться ей, как щитом. Когда-то ему удавалось избегать подобных порогов, ведь с ним был Малфой — настойчивый, но осторожный, будто змея, — а Седрик открыто напирал, сверкая глазами. — Скажи мне. — Я не могу, — Гарри стиснул кулаки, покрепче перехватывая Снежную Гарпию. — Это не мой секрет. Седрик задумался. Он посмотрел в сторону квиддичного поля, нахмурился и поджал губы. — А как ты узнал о драконах тогда? — вдруг сказал он. — Тебе тоже кто-то рассказал... — Диггори не поворачивал головы, и Гарри невольно проследил направление его взгляда. Над стадионом летало несколько фигурок, и их несложно было распознать из-за изумрудных мантий, ярко выделяющихся на фоне голубого неба. Гарри вздрогнул. — Нет, это не он! — юноша схватил Седрика за руку, дергая и заставляя повернуться к себе. — Ты сразу понял, о ком я думаю, — глаза Седрика казались холодными, и в них таилась боль. Гарри страдальчески застонал: он не хотел никому причинять боль. Он просто хотел, как лучше. Что с ним не так? — Сомневаюсь, что ты думал, будто это Флинт сливает мне информацию. Но Драко тут ни при чем. Он меня ненавидит и не станет помогать. Седрик молчал и разглядывал его. Грустная улыбка чуть тронула его губы, он беспомощно двинул руками, но тут же опустил их. Гарри старался глубоко дышать, вдыхая сладкий запах майских трав, листвы и успокаиваясь. Ему пришлось коснуться ладони пуффендуйца, чтобы тот наконец вырвался из своих раздумий. — Я не могу, правда, — тихо сказал он, — но... Это не важно, понимаешь? — Это важно для меня. Я хочу победить в этом Турнире. — Тысяча галлеонов будет твоей, — Гарри отвел взгляд, — я обещаю. Седрик странно на него посмотрел, а потом поднял руку и коснулся пылающей от стыда щеки юноши. В его прикосновении не было ласки, скорей, требование. Гарри вздрогнул, на секунду глянув в сторону поля: он не хотел, чтобы Малфой видел их. Но они стояли далеко, и вряд ли слизеринец мог заметить... — Пойдем полетаем над озером, — прошептал он, отстраняясь от прикосновения. Ему показалось, что одна из зеленых фигурок замерла и наблюдала за ними, хотя через мгновение она снова сорвалась с места, и Гарри даже не мог сказать, кто из слизеринцев это был. Но оставаться под окнами в любом случае было небезопасно: кто угодно мог наблюдать за ними. — Ты когда-нибудь расскажешь мне все? — холодно спросил Седрик, когда они двинулись по дорожке. Напряжение в его взгляде не исчезало. — Возможно, — ответил Гарри, опустив голову.

***

Лили не приходила в себя больше недели. И за это время многое произошло, хотя, когда Гарри приходил в ее комнату, там все оставалось неизменным и будто застывшим на месте. Он сидел около ее кровати и держал ее за руку — в эти минуты тревоги, что таились за дверьми, исчезали, и не было ни любви, ни ненависти. Только время и надежда. Надежда была ему нужна как никогда. Седрик относился к нему с внимательным подозрением до тех пор, пока через пару дней после их печального разговора стадион не закрыли, а чемпионов не пригласили на трибуны после ужина. Там им показали ряды ямок, покрывающих поле во всех направлениях, и в этом зрелище не было ничего успокаивающего. Но зато Диггори оттаял, видимо, простил, и в его образе вновь появилась нежность. Гарри находился в состоянии постоянного волнения и готовности сорваться с места и бежать куда-то, и он не был уверен, что эти чувства лучше его ранней депрессии. Только теплое спокойствие, которое будто разливалось вокруг Седрика или в гриффиндорской гостиной, когда каждый занят своим делом, могло успокоить бушующие, резвящиеся, словно моторчики, мысли Гарри. Однажды он сидел с Седриком под деревом. У него было полное право там находиться: Рон и Гермиона готовились к экзаменам, и, как бы подруга ни уговаривала и не осуждала, Гарри не собирался ничего учить. Он продолжал посещать уроки в хаотичном порядке, ориентируясь лишь на то, насколько его внутренний жадный монстр хочет видеть макушку Малфоя, склоненную над пергаментом. Поэтому, сбежав из замка вместе с Седриком, также освобожденным от экзаменов, он направился к дубу, растущему почти у самого Леса. Пуффендуец читал толстую книгу, а Гарри просто наслаждался природой и долгожданным теплом. Он крутил в руках травинку и смотрел на плывущие облака, не веря, что где-то в Хогвартсе мог существовать столь идиллический уголок. Он не мог представить, что здесь с ним был бы кто-нибудь другой, а не Седрик: именно присутствие Диггори делало эти минуты под деревом настолько сказочными, такими, какими когда-то казался весь Хогвартс. — Знаешь, я тут подумал, — сказал вдруг Седрик, мгновенно разрушая хрупкую картину, — а это не могло быть приворотное зелье? — Приворотное зелье? — Гарри повернул голову и удивленно посмотрел на юношу. — Ты думаешь, я тебя приворожил? — Нет, не ты, — пуффендуец положил ему на колени книгу и ткнул пальцем в один фрагмент текста, казавшийся Гарри бессмысленным набором букв. — Малфой. Он мог приворожить тебя. Смотри, тут написано, что есть зелье из разряда запрещенных, которое отличается от остальных любовных зелий. Оно не вызывает страсть, а подталкивает смутную симпатию к развитию и превращает в неизлечимое влечение. — Amatorium, — прочитал Гарри витиеватое название, смутно напоминающее ему о чем-то. Он скептически покосился на пожелтевшие страницы, а потом на преисполненное надеждой лицо пуффендуйца. — Думаю, я бы заметил, если бы меня попытались приворожить. Малфой тут ни при чем, просто... так вышло. Ему совсем не хотелось говорить о Драко сейчас, даже несмотря на то, что слова Седрика больно кольнули его в сердце. — Это не дает мне покоя, — Седрик схватил его за руку, и Гарри выронил свою травинку. — Как можно влюбиться в того, кто издевался над тобой, кто ненавидит твоих друзей, кто, черт возьми, готов встать на сторону человека, убившего твою семью? Гарри резко вырвал свою ладонь из пальцев пуффендуйца. Его грудь сдавило обидой: зачем было все портить? Разве Седрик не сказал, что он примет все так, как есть? Ему совсем не нравилось то, в чем так настойчиво его пытались убедить. — Волдеморт не человек, — сухо произнес он, — и Драко не на его стороне. Люциус, но не Драко. — Тогда скажи мне, как все началось, — Седрик смотрел на него так, будто Гарри отнимал последнюю радость в его жизни. Отчаянье так явно проявилось на его лице, что гриффиндорец просто растерялся: он не знал, что ему делать. Слова пуффендуйца причиняли ему боль, Гарри не хотел верить, что его невероятно светлое, теплое чувство вызвано магией, но крошечное семечко сомнения уже оцарапало его. — Ты хочешь поговорить об этом? — раздраженно переспросил Гарри, пытаясь отодвинуться. — Не придумывай, Седрик, не было никакого любовного зелья. И я никогда... В его памяти вдруг всплыл эпизод, произошедший еще в начале учебного года во время страшной бури, идущей на Хогвартс. Гарри совсем позабыл о тайне, оставшейся неразгаданной: однажды он уже думал о любовном зелье и Малфое, когда нес тому книгу из Запретной секции. Гриффиндорец страдальчески поморщился — ему не стоило вспоминать об этом сейчас, позволяя тревожным сомнениям овладевать собой, потому что за воспоминанием о книге шла та самая секунда в больничном крыле, когда невидимая стрела словно пронзила сердце мальчика, разом решив все его внутренние противоречия. — Что? — Ничего, — Гарри отвернулся. Диггори тут же схватил его за плечо, заставляя повернуться и едва не повалиться на траву. — Я прав, да? — жарко спросил он. — Это все объясняет и это в духе Малфоя. Он хотел тебя и забрал, а теперь мучает, — Седрик коснулся его щеки, и Гарри ощутил странное отторжение этого прикосновения. Как будто нежная ладонь касалась не только его кожи, но и его души, которую он не мог позволить замарать. — Мы просто сварим противоядие. — Хватит, — Гарри попытался встать, но юноша удержал его, повалив на траву. Все очарование этого уголка исчезло, превратившись в реалистичную декорацию. — Пусти! — Я видел, как действует любовное зелье. Никто не хочет излечиться от него, все думают, что это правда. Но это зелье, из книги, оно опасней, оно не страсть, а убеждение, — Седрик прижимал его руки к земле, нависая. Гарри повернул голову, не желая на него смотреть: внутри него велась затяжная война сомнений и веры. Ему хотелось вырваться, но, сколько бы он ни пытался, Седрик не двигался с места. Гарри чувствовал, что его тело напряжено, словно пружина, и это было невыносимо. Но вдруг он увидел тень. Она приближалась так стремительно, словно летела, и Гарри ждал ее окончательного приближения. Огромный пес врезался в Седрика, мгновенно сбивая его с Гарри. Пуффендуец не успел даже вскрикнуть, как оказался на земле, а перед ним и гриффиндорцем выросла оскаленная пасть ощетинившегося волкодава. Сириус зарычал, и глаза Диггори расширились от страха: он, оцепенев, смотрел на зверя, не в силах пошевелиться. И, только когда Гарри успокаивающе коснулся вздыбленной холки Бродяги, Седрик очнулся — он моментально выхватил волшебную палочку, выставив ее перед собой. — Что за черт?! — воскликнул он, переводя изумленный взгляд с Гарри на пса. — Тихо, Бродяга, — Гарри не обратил на выкрик внимание. Он поглаживал Сириуса по голове, запуская пальцы в его густую, спутанную шерсть. Бродяга успокаивался, он сел, не отрывая от Седрика внимательного взгляда, и коротко рыкнул. — Все хорошо. Это мой друг. — Это собака Люпина? — Седрик все еще не готов был убрать палочку. Наверное, совершенно недружелюбный вид Бродяги не внушал ему доверия. — Он бешеный? — Он меня защищает, — сказал Гарри, с укором глядя на юношу. Ему не хотелось говорить вслух свои мысли при Сириусе, поэтому он просто коротко предупредил: — Не хватай меня больше никогда. — Я ничего такого... — Диггори нахмурился и скривил губы. Он опустил руку с палочкой, со страдальческим видом глядя на гриффиндорца. — Прости, я просто хотел, как лучше. Я узнаю побольше об этом зелье. — Нет никакого зелья. — Но, если есть, если он дал его тебе, — Седрик с опаской посмотрел на пса, вертящего головой, — я об этом узнаю. Сириус негромко тявкнул, привлекая к себе внимание. Он явно был заинтересован в теме вопроса и постоянно тыкался носом Гарри в ладонь, жарко дыша. — Отведу Бродягу к Хагриду, — Гарри поднялся, и на этот раз Диггори не делал попыток его остановить. Он сидел в траве, взъерошенный, рассерженный и обиженный, и, глядя на него, Гарри подумал, что он недооценил силу чужого чувства. — Прости, — произнес Седрик ему в спину, когда Гарри повернулся, чтобы уйти. — Гарри, он... — Не говори со мной о нем, — Гарри развернулся, пару секунд разглядывая несчастного юношу. — Он разрушает свою жизнь. Не позволяй ему разрушить и твою. Забудь. — Как я могу... — Хватит, Седрик, — Гарри раздраженно повернулся и пошел прочь, крича через плечо. — Я никого не люблю, и я просто хотел посидеть с тобой под деревом. Если тебе так хочется поболтать о Малфое, то говори об этом с ним, — он это дело обожает! Седрик ничего не сказал, и в груди Гарри что-то болезненно сжалось, но он не обернулся. Юноша был зол: то прекрасное мгновение, которое он так жаждал найти, было разрушено. Седрик может обижаться сколько угодно, но он сам виноват, это он начал ходить по краю лезвия, прекрасно зная, как легко с него сорваться. Гарри шел и сжимал руки в кулаки, мечтая выместить порыв ярости, но вместо этого старательно его сдерживая. Рядом бежал Сириус, повизгивая и скуля, — он волновался и жаждал побыстрей превратиться в человека. Хагрида в хижине не было: в последнее время он был занят тем, что помогал создавать препятствия для чемпионов. Сириус стрелой проскочил в дверь, на ходу превращаясь в человека и оставаясь сидеть на полу, пока Гарри закрывал дверь и занавешивал окна. — Ты меняешь парней, как перчатки, Гарри, — было первым, что сказал Блэк, и гриффиндорец не мог понять, чего в его голосе больше: беспокойства или насмешки. — Это был Седрик Диггори, да, который твой соперник на Турнире? — Да, — Гарри опустился на один из неподъемных стульев Хагрида и уперся локтями в колени. — И о чем он говорил? — Сириус поднялся и сел на соседний стул. — Мне показалось, вы деретесь, но... — Мы типа встречаемся или что-то вроде того, — Гарри опустил взгляд. Он все еще был немного зол, но в хижине Хагрида он чувствовал себя в безопасности, и вся злоба уходила, уступая место вине. Седрик не виноват, он искренне обеспокоен тем, что происходит. И Гарри не был честен с ним, не сказал, что однажды давал эту книгу Малфою и что помнит момент, когда влюбленность внезапно настигла его. И если Диггори прав — если, — то зачем Драко было это нужно? Гарри просто не хотел в это верить. — А Малфой? — Сириус поморщился. Он явно не одобрял происходящего, но не хотел ссориться с Гарри. — Мы с ним поругались. Это неважно. Седрик думает, что Малфой меня приворожил. На лице Блэка появилось выражение возмущения и почти отвращения. Он оглядел Гарри с ног до головы, будто знак приворота мог затеряться в его волосах или одежде, а потом требовательно заглянул ему в глаза. — Это же не так? — Нет, — Гарри отвернулся. — Не знаю. Как ты поживаешь? — резко сменил он тему. — Тебе не скучно тут одному? — А я не один, — Блэк сверкнул глазами. — К тому же, я изучаю Лес и помогаю охранять территорию. Это не самые скучные занятия. Гарри вспомнил о том, что Дамблдор просил его разузнать планы Сириуса, но он не видел возможности подступиться к столь скользкому вопросу. Ему и не хотелось. Сириус вдруг протянул руку и коснулся его ладони. — Ты можешь рассказать мне все, что захочешь, — шепнул он, — и я помогу тебе. Я всегда буду на твоей стороне. Тебе необязательно слушаться Дамблдора, он ничего не узнает. — О чем ты говоришь? — волна мурашек пробежала по спине Гарри. Блэк намекал явно не на приворотное зелье. — А как ты думаешь? Гарри неуверенно заглянул в черные глаза Блэка. Несомненно, у него было то, чем он бы хотел поделиться с крестным, но это было небезопасно. Не только Дамблдор удерживал его от правды: он и сам понимал, что несдержанный Сириус может натворить бед. Он уже рассказал ему все, что мог. — Я не знаю. Блэк прищурился, тряхнул спутанными волосами и неопределенно повел носом. — Хорошо, — он убрал руку. Пару секунд Сириус смотрел на Гарри странным взглядом, в котором затерялось разочарование, а потом натянуто улыбнулся. — Ты уверен, что не хочешь завести себе подружку? Если девчонка завалит тебя в Лесу, это будет не так... беспокойно, как если бы это сделал тот парень. Гарри невесело ухмыльнулся. — Обязательно заведу, если найду кого-нибудь. — Кого-нибудь рыжего? — Сириус игриво шевельнул бровями, но взгляд его оставался все таким же тяжелым и застывшим. Гарри непонимающе и почти возмущенно уставился на крестного, подумав о Роне и испытав отвращение от этой мысли, но тут же догадался: Блэк говорил о Джинни, так похожей на Лили. — Может быть. Или никогда. Гарри поднялся. — Мне пора идти, Рон и Гермиона, небось, обыскались меня. Сириус тоже встал. — Конечно, — ответил он, — я тебя провожу. Отчего-то его взгляд казался липким и испытывающим, будто Блэк знал что-то и теперь ждал, когда Гарри выдаст себя. Гриффиндорец поспешил к замку, желая избежать этих странных мгновений, и Бродяга бежал рядом с ним. Место около дуба пустовало, и это лишь усугубило чувство вины в душе юноши. Он вспылил и собирался извиниться перед Седриком, а потом... Гарри боялся того, что хотел сделать, но то сомнение, что пуффендуец посадил в его душе, мучило его. Ему хотелось удостовериться, что так не может быть, что это неправда и все, что он чувствует, настоящее, а для этого ему нужно было заглянуть в ту книгу, названную в честь могущественного любовного зелья. Гарри не мог ждать до ночи, словно слова на древних страницах могли измениться, промедли он хоть секунду, поэтому первым делом он поднялся в Башню Гриффиндора, оставив Сириуса бегать на улице, и взял мантию-невидимку и сумку. Рон и Гермиона как раз были в библиотеке, поэтому Гарри поспешил туда, пряча мантию в кармане. Друзья сидели за столом около окна. Гермиона проверяла свои безупречные конспекты, дополняя их фактами из дополнительной литературы, а Рон, подперев голову локтем, вырисовывал в уголке пергамента абстрактные фигуры. Заметив Гарри, друг резко встрепенулся. — Гарри! — на его губах расцвела улыбка. — Неужели пришел учиться? — Хочу взять себе книг на вечер, — мальчик присел рядом с друзьями. Гермиона отложила конспект и принялась разминать затекшую шею. — Может, хватит учиться? — Нас от экзаменов не освобождали, — в голосе Гермионы слышалось неодобрение, но ее взгляд то и дело норовил скользнуть к окну, за которым плыли облака и разливалась голубизна неба. — Но я думаю, можно позаниматься и на улице. — Да-да, уходим отсюда, — Рон с готовностью отпихнул пергамент в сторону. — Давайте к озеру? — Я только закончу кое-что, — Гарри поднялся. Он не думал, что поиск материала займет много времени. — Я вас потом найду. — Гарри, стой, — Гермиона ухватила его рукав, заставила нагнуться и достала травинку из-под его воротника. — И чем это ты был занят? — Отдыхал, — юноша благодарно улыбнулся и направился к стеллажам. В такой погожий день библиотека пустовала, и только самые трудолюбивые, вроде Гермионы, выдерживали душный запах книжной пыли. Гарри затерялся среди книжных шкафов, проверив, чтоб рядом никого не было, и набросил на себя мантию-невидимку. Он медленно продвигался к Запретной секции, следя за мадам Пинс и выжидая момент, когда библиотекарша отвлечется. Ее хищный взгляд несколько раз пробегал по дверям Запретной секции, но не замечал ничего необычного. Рон и Гермиона забрали с собой несколько книг, поэтому мадам Пинс пришлось отвлечься на них, чтобы сделать записи в их карточках. Гарри открыл дверь в Запретную секцию и стрелой проскользнул в образовавшуюся щель. Его сердце колотилось, и он никак не мог понять почему: от опасения быть пойманным или из-за страха перед тем, что он найдет в книге. Гарри долго бродил среди стеллажей, на которых располагались книги, посвященные зельеварению. Amatorium нашелся на одной из самых верхних полок самого дальнего шкафа. Гриффиндорец взял тяжелый том, с опаской погладил обложку, на которой, если присмотреться, можно было разглядеть рисунок человеческого сердца. Гарри поморщился и спрятал книгу в сумку, поправляя мантию. Его ноша стала еще тяжелей. Выбравшись из Запретной секции, он отправился на восьмой этаж. Гарри не собирался читать запрещенную книгу в гостиной или спальне и мог доверить свой секрет только одной комнате. К счастью, нужный коридор был пуст, и юноша сбросил с себя мантию. Он три раза прошел мимо стены напротив гобелена, и в камне начала проявляться дверь. Гарри думал о гриффиндорской гостиной, о мягком кресле и камине, поэтому с радостью вошел в теплую комнату. Но тут же замер на пороге, вздрогнув. Один из диванов оставался черным и кожаным, блестящим в свете пламени. Гарри показалось, что еще секунда — и из-за спинки покажется светлая голова: Малфой выглянет, высокомерно посмотрит на него и вновь ляжет, как лежал в тот вечер, когда они вдвоем тут уснули. Гриффиндорец слишком хорошо помнил эту картинку — он помотал головой, чтобы хоть немного прийти в себя, а потом, внутренне содрогаясь, сел на кожаный диван. Тот был холодным и непривычно гладким, но он был частью Драко, и Гарри... Юноша с ненавистью посмотрел на книгу. Теперь он уже не был так уверен в том, что хочет ее прочитать. Какая разница, настоящие его чувства или нет, если жить им осталось меньше месяца? Имеет ли это значение? Истина имеет значение? Гарри вздохнул. Он потянулся к фолианту и открыл его. Страницы пожелтели от времени и буквы выцвели, но читать все-таки было можно. На первой странице было написано: «Omnia vincit amor et noc cedamus amori*», и Гарри понятия не имел, что это значит. Он принялся листать древние страницы, с трудом разбирая английские буквы, написанные витиеватым почерком. Оглавления, разумеется, в книге не было, и приходилось всматриваться в слова, лишенные всякого смысла, чтобы найти упоминание зелья. Только через полчаса Гарри смог его отыскать в середине книги. Там был приведен и рецепт, правда, его составляющие (список был внушительным) были абсолютно незнакомыми. Судя по описанию, зелье готовилось несколько месяцев и добавлять ингредиенты нужно было в строго отведенное время. Помимо всего прочего, автор книги предупреждал, что человек, готовящий это опасное и могущественное зелье, приносит в жертву собственные сердечные силы, теряя способность влюбляться так, как раньше — свежо и прекрасно, — и навеки заключая себя в темной страсти к вожделенному объекту. Юноша закусил губу, содрогнувшись: Малфой бы никогда не стал делать подобного для того, чтобы Гарри в него влюбился. Цена была бы слишком высока. Гарри откинулся на спинку дивана и принялся читать симптомы приворота. Правда, их пришлось выискивать в длинном тексте, написанном нескладным языком, но, даже найдя, гриффиндорец не почерпнул ничего нового. «...решающей стадией погружения в магическое влияние является внезапное, но чаще всего подкрепленное впечатлениями, чувствами — взволнованными или напуганными, — осознание симпатии и влечения. На этой стадии создается ощущение реальности желания, основанное на предыдущем опыте, которые ныне рассматриваться будут с точки зрения иной, нежели при...» Юноша захлопнул книгу. Она ничего не дала ему, кроме волнений и головной боли. Эта книга была жуткой, и зелья в ней были опасные — не зря она считалась запрещенной. Седрик сошел с ума, если думает, что Малфой пошел бы на подобные жертвы. Драко не умел жертвовать. — Ну и бред, — Гарри отшвырнул фолиант в сторону. Он устал. Юноша снова опускался во тьму, и ему до ужаса вдруг захотелось увидеть мать. Но он увидел ее только на следующий день, когда утром стоял у кабинета зельеварения.

***

— Ты должен ходить на уроки, Гарри, — возмущенный голос Гермионы эхом отдавался в ушах юноши. — Это просто... просто невероятно! Соизволил прийти на зельеварение, а остальное? Ты, конечно, уже... — она запнулась и продолжила шепотом, — ...проходил это, но вдруг ты что-то забыл? Практика никогда не помешает! К тому же это грубейшее нарушение дисциплины — из-за тебя пострадает факультет. — Гермиона, прекрати, — осадил Рон подругу. — Гарри делает, что хочет. — Тебе просто тоже хочется прогуливать, — Гермиона задрала подбородок. Она оглядела гриффиндорцев, столпившихся около двери в класс зельеварения и не слушающих ее разглагольствования, и недовольно фыркнула: — В следующем году я ни одному из вас помогать не буду. — Успокойся, Гермиона, — Гарри стоял, прислонившись к стене, и поглядывал на столпившихся в коридоре учеников, хмурясь. У него было отвратительное настроение этим утром: его не пустили к матери, — я ничего не пропускаю и в следующем году не буду просить твоей помощи, обещаю. К тому же, мне разрешил профессор Дамблдор. Подруга вздохнула. — Это все равно неправильно. Выборочное посещение... — Тебе, наверное, завидно, Гермиона? — раздался голосок Лаванды. Девочка краем уха подслушала их разговор и теперь навязчиво вклинилась в него, цепко ухватив Грейнджер за плечо. — Ничего подобного, — Гермиона чуть покраснела и сердито посмотрела на друзей. Рон хлопал глазами, а Гарри мрачно разглядывал стены. Он плохо спал этой ночью, ему снились страшные сны о том, как кто-то выкачивает из его сердца кровь. По крайней мере, в этом сне не было Волдеморта, но это служило слабым утешением. К тому же он так и не помирился с Седриком, а Малфой, с которым он столкнулся в дверях Большого Зала утром, на него и не взглянул, демонстративно обежав взглядом воздух вокруг. — Что-то Снейп задерживается, — сказал Рон, пытаясь отвлечь разговор на постороннюю тему. Гермиона сбросила руку Лаванды со своего плеча, окинув девочку недовольным взглядом. Та ответила ей не менее яростным и отошла в сторону. — Снейп никогда не опаздывает, — тихо произнес Гарри, кусая губу. Зельевар мог позволить себе опоздать на урок только в том случае, если в замке происходило что-то чрезвычайное. Нападение на ученика, как в прошлом году, или что-то похуже... Гарри вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как он стоял посреди слизеринской гостиной и смотрел на кровавую лужу, растекающуюся по полу, и на искореженное тело, лежащее на пороге. Его пробрала нервная дрожь, и юноша сжал свои плечи руками: ему показалось, в воздухе потянуло запахом смерти и гнили. Он боялся того, что хорошо знал этот запах. — Может, что-то случилось? — в голосе Гермионы появилось беспокойство, и она словно позабыла о том, как минуту назад ругала своих друзей. — Надеюсь, он свалился с лестницы и сломал шею, — буркнул Рон. Насколько Гарри знал, другу катастрофически не везло на зельях, и он не чаял сдать зачет без помощи Гермионы. — Нельзя так говорить, — вновь начала бурчать подруга. Лаванда за ее спиной скорчила рожу, закатив глаза, и Рон непроизвольно улыбнулся, — пусть он строгий учитель, но он профессионал. — Да ну его, — Уизли опасливо глянул на дверь. Вдруг Снейп подслушивает? Гарри перестал слушать друзей. Их спор утомлял его. Ему самому нужен был Снейп, чтобы узнать, что случилось и почему его не пустили в комнату Лили, и отсутствие зельевара волновало его. Гриффиндорец отстраненно разглядывал склянку, выглядывающую из кармана Невилла, — тот собрал растений для своего сегодняшнего зелья. Огненные блики на стекле завораживали, и Гарри будто погружался в сон, ничего кругом не слыша, но вдруг... Он скорей почувствовал, чем увидел, но в какой-то момент его взгляд зацепил будто бы отражение, образ на этой злополучной склянке, и от изумления что-то так сильно дернулось в нем, что стекло треснуло. Гарри поднял голову: в середине коридора стояла она. Ее волосы были еще рыжей, чем раньше, кожа все такая же белая, а серые глаза казались просто огромными. Из-под длинного черного платья показалась босая нога, когда женщина сделала шаг вперед. — Джеймс, — она улыбнулась, и ее лицо осветилось жадной радостью. — Я нашла тебя. Сердце Гарри колотилось, как безумное, и он не мог пошевелить даже пальцем от изумления и страха, прижимаясь к стене, как к спасению. Мысли в его голове застыли на секунду, а потом с огромной скоростью вновь завертелись. Тысяча эмоций пронзила его: юноша не думал, что его настолько поразит это зрелище. Разговоры в коридоре стихли, и ученики удивленно смотрели на незнакомку. Даже Гермиона выглядела растерянной и сбитой с толку. Лили протянула к Гарри руки, и он, не контролируя себя, потянулся к ней. Её ладони были такими же холодными, как и когда он сидел у её постели, но теперь они были сильными, твёрдыми и до боли сжали его пальцы. — Дверь была заперта, — торопливо зашептала Лили, с нежностью и облегчением глядя на него. Она явно не замечала ничего странного и не отделяла себя от толпы в коридоре, — но я не знаю, Джей, я не знаю, что произошло, она просто вылетела... Нужно найти Сева, я думаю... — Пойдем, — Гарри, все еще ощущающий себя деревянным, двинулся по коридору, пытаясь тащить Лили за собой, но та вдруг уперлась. Она пыталась потянуть его к лестницам, а потом заметила учеников. Лили разглядывала их с изумлением, не давая юноше даже сдвинуть себя с места. Она уставилась на Симуса, стоящего к ней ближе всех, и тот заметно стушевался. — Здравствуйте, — неуверенно проблеял он. Лили моргнула и перевела взгляд на Гермиону. Гарри лихорадочно думал, что совсем не стоит знакомить свою воскресшую из мертвых мать с друзьями, поэтому предпринял еще одну попытку утянуть Лили обратно в подземелья. Та, как ни странно, поддалась, и на лице ее появилась тень неприязни: Гермиона ей не понравилась. — Нужно вернуться в комнату, — тихо, но твердо сказал Гарри, игнорируя вопросительные взгляды друзей, — пойдем. Лили, видимо, растерялась, испугавшись незнакомых лиц, потому что ему удалось протащить ее за собой несколько шагов, прежде чем на их пути выросла новая преграда. — Так-так, — Гарри помнил этот голос, звучащий словно из прошлого. Но он давно уже не слышал этих ехидных, злобных интонаций, — твоя новая подружка, Поттер? Малфой стоял прямо перед ним, такой, каким был раньше. Настоящий, правильный, холодный. Его волосы были зализаны назад и блестели, острое личико морщилось от презрения и раздражения, а серые глаза походили на лед. Все бы решили, что нет ничего странного в его привычном образе, но Гарри, впервые за долгое время услышавший этот голос и увидевший ответный взгляд так близко, заметил все, что было старательно спрятано. Он растерялся: ему было совсем не до Малфоя сейчас. — Уйди с дороги, — прошипел Гарри. Лили за его спиной двинулась вперед, будто тоже пыталась вступить в схватку, — Малфой. — Да пожалуйста, — Драко ухмыльнулся и издевательски провел руками, будто указывая путь, — я тебя не держу. Но ты скажи, тебе не многовато ль поклонников? Грейнджер, целых две Уизлетты, Диггори... — он вложил столько ненависти в эти слова, будто пытался что-то объяснить, передать — и не мог. Гарри уставился на него, отчего-то совершенно не зная, что сказать, и просто глядя в холодное лицо. Происходящее сбивало его с толку, походя на сон, на бред. Его сердце пронзило странной болью, тут же отозвавшейся в пальцах правой руки. Лили так крепко сжала его ладонь, что он зашипел, — Гарри обернулся, чтобы попросить ее перестать, и заметил, что женщина глаз не сводит со слизеринца. И Малфой тоже смотрел на нее, прищурившись и словно ища что-то. И вдруг на его мраморном лице появилась новая эмоция, будто бы страх проник в него: глаза Малфоя расширились, и рука с волшебной палочкой — Гарри и не заметил, как та почти уперлась ему в бок, — безвольно опала. Драко опустил взор и отошел в сторону. — Пойдем, Джей, — Лили сама потянула Гарри вперед. Она выглядела недовольной и волевой, словно пламя, готовое поглотить все кругом. Гриффиндорец безвольной куклой кинулся за ней: он знал, что почувствовал Малфой, что его оттолкнуло. От Лили волнами шла опасная, мрачная сила, похожая на эгоистичную волю. Цепкую хватку этой силы Гарри ощущал на своей руке, до боли, сдавленной в белой ладони. *Любовь побеждает все, и мы покоряемся любви.