Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ Х___Х — Здравствуйте, профессор Дамблдор, — сказал Гарри, делая шаг и выходя на залитую солнцем крышу. Теплый ветерок шевелил полы длинной мантии старика, золотая вышивка сияла, а Фоукс, сидящий на бортике и дружелюбно поглядывающий в сторону Гарри, казался пламенем. Феникс издал радостную трель, когда юноша приблизился и погладил его по голове, перебирая ярко-красный хохолок. — Ты не пошел сегодня к ней, — заметил директор. Он внимательно посмотрел на гриффиндорца и мягко, печально улыбнулся. Его легкая рука коснулась плеча Гарри и чуть сжала, выражая невиданное чувство поддержки. — Нет, — Гарри покачал головой. Он оперся руками о бортик, глядя вниз: Астрономическая Башня и правда была очень высокой. Отсюда фигурки людей внизу казались совсем крошечными, с трудом можно было понять, кто из них кто, но Гарри справлялся. Профессор Голдман проводил свой экзамен: школьникам нужно было зайти в Лес, где их ждали несколько препятствий, а в конце выйти на лужайку, чтобы показать свои умения в заклятиях и дуэльном искусстве. Гарри видел, что Рон был в паре с Малфоем и слизеринец победил, заставив несчастного Уизли униженно плясать. Гермиона уже стояла в стороне: она справилась, но Гарри не мог разглядеть ее лица, чтобы понять, насколько тяжело ей далась встреча с боггартом. Дамблдор молчал. Гарри долгое время разглядывал людей внизу, но они были так далеко, что даже не подозревали о его наблюдении. Их голоса и смех оставались на поляне, а теплый ветер защищал Башню, не давая им пробраться сюда. Директор чувствовал себя здесь комфортно: он видел все вокруг, но никто не видел его. И Гарри медленно начинал ощущать, что и ему удобно на этой крыше. — Что будет на кладбище? — спросил Гарри твердым голосом. Рука исчезла с его плеча. — Пришлось изменить место действия, чтобы заманить Волдеморта в ловушку. Ты и Геллерт отправитесь к дому, ставшему убежищем для Волдеморта. Я и Орден Феникса отправимся туда раньше и устроим засаду. Когда Волдеморт сделает все, что нужно, мы нападем, — ровно ответил Дамблдор. — Тогда Вы его и убьете? — Гарри, признаться, было все равно, кладбище или дом. Его чуть задело то, что он узнал об этом так поздно, но это все равно ничего бы не изменило. Его волновали совсем другие вещи. — Да. Гарри прикрыл глаза. Фоукс потерся клювом о его плечо, и это послало волну теплой силы по телу юноши. — Что будет с Гриндевальдом? Я знаю, он что-то замышляет и замышлял все это время. Я хочу знать правду. — Понимаю, — Дамблдор вздохнул. Его голос был тихим и усталым, будто последние силы покидали волшебника. Его руки казались белыми, синие вены бежали по ним, натягивая тонкую морщинистую кожу. Гарри смотрел на его кисти, думая, что те похожи на пауков не только из-за своей способности плести могучие паутины. — Ты как никто другой имеешь право на правду, а я из-за собственных соображений удерживаю тебя от нее. Ты можешь не беспокоиться насчет Геллерта: когда Волдеморт умрет, он покинет Англию и не будет пытаться стать Темным Лордом или подчинить себе маглов. Он двинется на Восток или на Север и навсегда растворится в тех странах, что там лежат. — А как же его планы? Дамблдор чуть нахмурился. Видимо, ему приходилось пересиливать себя, чтобы говорить. — Он ищет себе ученика, — негромко продолжил он, — чтобы передать свои знания. Долгие годы в Нурменгарде, несмотря ни на что, изменили его в лучшую сторону, показали его слабость и то, что время, отмеренное ему, истекает. Геллерт решил, что это искупит его вину вместо крепости. Гарри чуть закусил губу. Он устремил свой взор вниз, туда, где стоял профессор ЗОТИ. Тот явно наслаждался тем, как его ученики дрожали от страха, входя в Лес. Чуть в стороне, на озере, кажущимся голубым шелком, качался корабль Дурмстранга. — Это Белизар? Он хочет взять Белизара? — Да. Мальчик отлично ему подходит, его семья была лояльна и к нему, и к Волдеморту. — Значит, они исчезнут, когда все свершится, — Гарри не знал, что и думать об этом. Ему не нравился Белизар, и он бы не хотел, чтобы этот парень получил еще большую силу, чем у него уже есть, но, может, для Джованны будет лучше, если ее жених исчезнет. Не будет же Гриндевальд тащить с собой девчонку. Гриффиндорец кивнул самому себе. Что ж, по крайней мере, Темный волшебник не будет угрожать его друзьям. Однако в словах он заметил некий темный угол, который бы хотелось осветить. Сейчас ему просто нужна была правда. — Вы сказали, «когда Волдеморт умрет», — юноша краем глаза следил за волшебником и знал, что тот тоже следит за ним. — А если это «когда» будет не послезавтра? Если Ваш план провалится? Что будет с Гриндевальдом тогда? Дамблдор поднял руку и погладил Фоукса. Феникс заглянул в лицо своему хозяину и вдруг резко раскинул могучие крылья. Он бросился вниз с Башни и какое-то время летел, будто пылающее ядро, а потом мгновенно воспарил, превратившись в алый силуэт. Прекрасная птица быстро полетела в сторону озера — и вскоре стала такой маленькой, что за ней было сложно уследить. — Тогда, — Гарри так засмотрелся на полет феникса, что и забыл про свой вопрос, — Геллерт станет двойным агентом, как и Северус. Гриффиндорец вновь взглянул на высокую фигуру внизу. Отсюда он совсем плохо видел профессора, но без труда мог представить его насмешливое прекрасное лицо, холодные глаза и руки, скрещенные на груди в упрямом жесте. Гриндевальд давно уже покинул его мысли, видимо, забыв про мальчика и отдавшись собственным заботам, — теперь Гарри знал, каким именно. Но даже их общения в течение года было достаточно, чтобы понять, что этот мужчина вовсе не желает быть цепным псом Дамблдора и служить идеалу торжества добра. — Думаете, Волдеморт позволит ему быть рядом с собой? Он же, — Гарри подыскал правильное слово, — его соперник. Сейчас Тому выгодно сотрудничать с ним, но потом... — Да, ты прав, — кивнул директор, — сейчас Геллерт молод и силен. Думаю, Том непременно вспомнит, что когда-то и он был таким, а потом попытается убить его. — Тогда в чем же будет заключаться шпионаж? — В том, что Геллерт не позволит ему сделать это, — Дамблдор с печальной, но будто бы объясняющей все на свете улыбкой посмотрел на мальчика. — Тебе известно, как Том любит проявлять свою власть. Он попытается сломить Геллерта, обыграть и унизить его, а для этого ему нужно будет быть рядом. Это станет его ошибкой. Быть рядом с кем-то и хранить секреты невозможно, и мы будем ждать, пока охота Геллерта завершится. — Завершится? — Гарри невольно стиснул кулаки. — Его смертью? — В какой-то момент его судьба окажется только в его руках, и он больше не сможет обвинять во всех своих несчастьях меня. Если тогда он сможет одолеть Волдеморта, то обретет свободу, о которой мечтал. — Вы говорили, что он получит свободу, когда отведет меня в лабиринт. Гриндевальд хотел только свободы. Но Дамблдор невероятно уверенно говорил о его жизни, будто знал все наперед. — Это было до того, как он решил прибрать к рукам студентов. Гарри продолжал смотреть вниз. Он перевел взгляд на Лес, острыми волнами шумевший до самого горизонта. Иногда над деревьями поднимались стаи птиц, похожие на черные облака, но они почти сразу скрывались в чаще. Отсюда был виден и лабиринт, правда, его извилистые коридоры были скрыты — лабиринт походил на сплошное зеленое панно, прячущее внутри себя монстров. Впрочем, монстры были не только внутри. — Профессор, — ему казалось, он подошел к самой последней черте допустимого, — если он умрет, Вы... — Это война, — резко прервал его Дамблдор. Он отвернулся, и Гарри видел только его седую бороду, нос и блеск очков-половинок, — а на войне люди погибают. Я переживаю за смерть каждого, кто пожертвовал ради победы своей жизнью. — Я не понимаю Вас, — Гарри побежденно вздохнул. Он знал, что у него нет права расспрашивать Дамблдора о чем-то личном или болезненном. Директор был намного старше его, и Гарри уважал его решения, в том числе и решение держать все в тайне. — Зачем Вы позвали меня сюда? Вряд ли для того, чтобы я мог расспрашивать Вас. — Нет, — в тоне профессора появились странные нотки, взволнованные и любопытные одновременно. — Я хотел услышать твой ответ на вопрос, заданный мной давным-давно. — Дамблдор вновь посмотрел на мальчика. Его взгляд пронзал Гарри насквозь, будто пытался сквозь зрачок забраться в голову, защищенную щитами окклюменции. Дамблдор хорошо его учил, пусть это было и мучительно. Хотя Гарри не думал, что он защищен достаточно, чтобы справиться с директором. — Вопрос насчет того, хочешь ли ты вернуться. Гарри вздрогнул. Его горло судорожно сжалось, а сердце забилось. Вернуться? Он помнил, что когда-то уже дал категоричный ответ Снейпу, считая, что желание воскресить умершего — это не более чем проявление эгоистичного желания избежать боли. Но тогда у Гарри не было матери. И Драко. Тогда он не стоял на Астрономической Башне и не понимал, что от его жизни осталось всего два дня. Он ведь жил так мало, не успел почти ничего испробовать, увидеть... Гарри чувствовал, что жизнь бьется в нем, хотя раньше он никогда не обращал на это внимания: его сердце стучало, заставляя тело дрожать, его грудь поднималась под силой легких, его кожа ощущала прохладу и тепло, рот наполнялся слюной... Он видел, слышал, осязал, понимал — и для этого ему осталось два дня. Если он не попросит вернуть себя. Но... кем он станет? Упрямым безумцем? Или кем-то похуже? Гарри был уверен в одном: собой он не останется, а значит, ту жизнь, о которой он мечтал, не получит. — Я не хочу, — тихо ответил юноша. — Если уж, так... То я пойду дальше. — Хорошо, — Дамблдор кивнул. Он не выглядел удивленным. — Я понимаю тебя и уважаю твои желания. Я.... — он впервые не мог найти слов. Гарри видел, что глаза директора засияли ярче, став почти невыносимого голубого цвета. Сухая ладонь старика вновь легла на плечо юноши. — Мне невероятно жаль, что на твою долю выпали подобные испытания. Если бы я мог избавить тебя от них, я бы, не задумываясь, это сделал. — Но Вы не можете. — Не могу, — Дамблдор убрал руку. — Есть что-то еще, что ты бы хотел у меня спросить? — Да, — Гарри больше не было тепло. Он озяб. — Я всегда хотел спросить, — он вздохнул. — Почему Вы скрывали правду от меня? О крестражах, о Дарах, обо всем... Почему не могли сказать прямо? Он хотел знать. Он долгое время страдал от неизвестности, созданной личными мотивами этого человека. Дамблдор посмотрел на него тяжелым взглядом. — Потому что я привык так делать, — профессор опечалился, но вновь удивления на его лице не появилось, будто этот вопрос был ожидаемым. Он замолк на секунду, будто собираясь с мыслями, а затем продолжил негромко говорить: — Это было моим убеждением еще в детстве, со временем менялась лишь причина: сначала было высокомерие, самолюбие и мнение, что мало кто достоин моих мыслей, потом, после событий с Геллертом, — страх и желание защитить себя, лишив окружающих возможности понять меня. Это были тяжелые для меня времена. Когда началась война с Волдемортом, я превратил свою внутреннюю замкнутость в главное оружие, и никто не мог сказать, что наверняка знает мои планы, значит, никто не мог меня предать. А теперь, — Дамблдор посмотрел вдаль, и его взгляд потерялся среди острых пиков елей и мягких облаков, — я просто не могу одолеть самого себя. Гарри молчал. Он не думал, что Дамблдор расскажет ему что-то подобное. Видимо, профессору пришлось приложить усилие, чтобы произнести эти слова: на его покрытом морщинами лице, казавшемся потемневшим от печали и неприятных мыслей, проявлялось напряжение. — Вы рисковали, скрывая факты, — тихо заметил юноша. — Ты прав. Я очень сильно рисковал. Думаю, ты злишься на меня за то, что даже сейчас я не могу быть с тобой полностью откровенен. — Я больше не злюсь. Теперь мне просто интересно. — Это хорошо. Я видел момент в твоих воспоминаниях, когда ты крушишь мой кабинет, — Дамблдор повел крючковатым носом и чуть улыбнулся. Гарри смотрел на него, и ему казалось, что борода и волосы старика белы, как снег. Он, и правда, не испытывал ни злобы, ни обиды к своему учителю, он забыл о том, что порой ему казалось, будто его сердце сжирает горячая ненависть к нему или окрыляет восхищенное уважение, в нем осталось лишь неутоленное недоумение. Отчего-то ему невероятно хотелось понять, что за сомнения терзают самого профессора, и взгляд его то и дело обращался вниз. Гриндевальд и студенты уже ушли, и только из трубы домика Хагрида шел дым. — Тогда я был на Вас невероятно зол. — Это было заслужено. Я долгое время скрывал от тебя правду о Пророчестве, пытался недооценить твои чувства. А потом не рассказал о крестражах и Дарах. Признаюсь, у меня возникала идея стереть тебе память о твоих новоприобретенных воспоминаниях, чтобы дать тебе возможность побыть свободным. — А потом Вы все равно отправили бы меня к нему, — Гарри и сам удивился тому, как твердо и грубо прозвучал его голос. — Да, — Дамблдор тяжело оперся о бортик и уставился в пустоту. Ветер усилился и похолодел. — Отправил бы. Кого угодно. Но отправлять тебя — тяжелей всего. Я правда старался защитить тебя, Гарри. Только тебя и Северуса я могу назвать своими настоящими учениками, но отчего-то именно тебе и Северусу приходится страдать ради исполнения моих идей. — Мы — ваши, — тихо сказал Гарри. Он посмотрел в сторону Леса, туда, где стоял дом с Лили. — А теперь еще больше. Северус никогда Вас не предаст, а Сириус... Вы смогли его укротить. Дамблдор с болью смотрел на мальчика. Его кожа казалось серой, и от этого морщины будто еще глубже врезались в нее. — Ты думаешь, я умело управляю вами? — Я думаю, Вы хотите, как лучше, — Гарри отвернулся. Он принялся разглядывать камни у себя под ногами. — А для этого Вам приходится управлять людьми. Победа в этой войне возможна только благодаря тому, что Вы знаете, как добиться желаемого результата, даже если для этого приходится жертвовать другими. Вы знали, что нужно делать со мной, чтобы сейчас я стоял здесь и был готов идти на то кладбище. Или что нужно говорить Снейпу, чтобы он стал самым верным из ваших союзников. Нам всем очень повезло, что тогда, давным-давно, Гриндевальд оставил Вас. — Считаешь, я был бы хуже, чем Волдеморт? — Вы сильней, чем Волдеморт. Вы можете посылать на смерть тех, кого любите. Он же любит лишь себя — и поэтому так боится смерти. — Я упустил тот момент, когда ты так повзрослел, Гарри, — Дамблдор серьезно и без тени улыбки смотрел на юношу. Тот лишь пожал плечами: он странно чувствовал себя. — Мне пришлось это сделать. На какое-то время воцарилось молчание. Гарри смотрел вниз и думал о том, что он только что сказал Дамблдору, — эти слова стихийно возникли в его голове, но он знал, что они правдивы. Он давно уже понимал, что их со Снейпом жизни проиграны на несколько ходов вперед, что его состояние сейчас, его мысли, его характер — все это стало таким в результате решений одного человека. Но в то же время Гарри не мог осуждать профессора, не мог испытывать к нему даже кроху истинной неприязни: он понимал, ради чего все это делалось, и какая сила нужна была для этого. Он понимал также и то, что у него нет такой силы. Он всегда был мечом — хорошим, отличным мечом, — а вовсе не тем, кто его держит. И даже если бы он захотел стать самостоятельным, ответственным за все лидером, то проиграл бы. Гарри не мог пожертвовать теми, кого любит, и за каждым он бросился бы в пучину, готовый погибнуть. — Что я должен делать, когда попаду к нему? Каков план? — наконец, спросил он. Дамблдор понял его вопрос. — Наш план достаточно прост. Поскольку Волдеморту известно о твоих воспоминаниях и о том, что я бы не позволил тебе участвовать в Турнире, если бы это не было частью плана по его уничтожению, то он ждет, что я приготовлю засаду для него. Однако он знает и о крестражах, считает себя уязвимым, поэтому не будет рисковать. Ему остается лишь полагаться на собственные суждения о человеческой натуре: он думает, что Геллерт ненавидит меня настолько, что готов предать. Гриндевальд предложил ему это предательство: он якобы исполнит мой приказ, подготовит Тома к возрождению на кладбище, но в самый последний момент, уже в лабиринте, заколдует кубок-портал в другое место, где и произойдет ритуал. Том будет думать, что я сторожу его на кладбище, поэтому не будет готов к нападению и не позовет с собой достаточно Пожирателей, чтобы противостоять Ордену. — Он все еще хочет использовать мою кровь? — Да, он хочет именно твою. Он все еще считает, что это верный ход, поскольку защита твоей матери спадет и он сможет к тебе прикоснуться. — А если... — Гарри чуть прикусил губу, — ...если он не захочет убивать меня? В прошлый раз, когда он это сделал, время повернулось вспять. — Это является нашей главной проблемой, — Дамблдор повернулся спиной к бескрайнему виду. Он очень твердо и очень серьезно смотрел на Гарри. — Волдеморт не должен засомневаться. Твоя смерть должна стать ключевой для него, и он создаст еще один крестраж — вероятно, последний. Его душа изорвана, и он понимает, что не может рвать ее до бесконечности. В какой-то момент силы его души может не хватить для того, чтобы вселиться в тело. — Значит, я должен его взбесить, — Гарри ухмыльнулся. Он бесил Волдеморта одним своим существованием. — Ты должен быть собой, — сказал Дамблдор. — Даже я не могу сказать тебе, что ты должен говорить Тому, — ты поймешь это сам. Но помни одно: он не должен схватить тебя. Если это случится — мы проиграли. Пусть он лучше сбежит ни с чем, чем заберет тебя. Гарри молчал. Он понимал, конечно, он понимал. — Хорошо, — мальчик поднял лицо и посмотрел на директора. Он понятия не имел, что в эту секунду Дамблдор увидел в его глазах, но профессор выглядел напряженным, преисполненным сомнения и страха. Казалось, что он боялся чего-то, что Гарри носил в себе.

***

В Лесу стоял удивительный запах. Пахло листвой, хвоей, цветами, травой, свежестью, жизнью, прохладой... Этот аромат был наполнен всем невинным и чистым, что несла в себе весна, и всем ярким, громким, бушующим, что несло лето. В воздухе звенел легкий стрекот птиц; жужжание насекомых, казалось, оплетает все вокруг, словно паутина. На границе Леса было светло и прекрасно, тьма, что таилась в чаще, боялась соваться сюда. Гарри лежал на зеленой мягкой траве и смотрел в небо. Оно было невероятно глубоким, таким голубым, что резало глаз, — юноше казалось, что он не лежит, а летит, готовый ворваться в эту пучину и раствориться в ней. Восторженная легкость ощущалась во всем его теле, пальцы дрожали от нетерпения, и он всем своим существом тянулся ввысь, туда, где мерцало нечто загадочное и непостижимое. Вдруг его покой был нарушен. Гарри не сразу понял, что произошло, но вдруг его щеке стало очень мокро. Он с удивлением оторвал себя от созерцания небес и огляделся, лениво ворочая головой: вокруг никого не было, только кусты шатались, качая зелеными листочками. Гарри пригляделся к этим кустам и не ошибся: через минуту над ветками показалась светловолосая голова. Вид серебристых волос не взволновал его — Гарри почудилось, будто кусочек пушистого облака, что одиноко плыло по небу, оторвался и свалился на острую зелень. Но это оказалась всего лишь Полумна. Она поглядела на юношу своим привычным, вечно удивленным взглядом. На ее шее висел венок из ярко-желтых цветов, а в ушах качались серьги-редиски. — Здравствуй, — тихим, немного отсутствующим, но приветливым голосом произнесла она. — Как поживаешь? — Хорошо, — Гарри без труда улыбнулся. Он вытер свою мокрую щеку и кинул вопросительный взгляд в пространство. — Тут фестрал? — Да, — Полумна тоже посмотрела в пустоту. Она вылезла из кустов, ни капли не смущаясь того, что веточки и листочки налипли на ее мантию и волосы. — Он пытается быть дружелюбным. Кажется, ты ему нравишься. — Я рад, что он не наступил на меня, — Гарри поднялся на ноги, отряхиваясь. Школьную форму он носить перестал: на нем были джинсы и растянутая футболка. Он поднял руку и повел в воздухе, ища животное. Наконец, ему удалось нащупать теплую, твердую и гладкую кожу на носу фестрала. Он немного погладил невидимого зверя, а потом отошел с поляны в сторону. — Он бы этого не сделал, — заметила Полумна. Она вытащила из кармана кусок сырого, влажного мяса и кинула на землю. Через пару секунд мясо исчезло. — Он не знает, как показать свою любовь. — А что ты тут делаешь? Просто приходишь их кормить? — Да, — девочка достала новый кусок и кинула на другой край поляны. Тот тоже исчез. — Такой хороший день, я думаю, фестралы будут рады угощению. И я собираюсь пойти на озеро. — На озеро? — А ты не знаешь? — светлые брови Полумны приподнялись. — Решили устроить купание. Кстати, тебя искали твои друзья, — она задумчиво пожевала губу. — Это было... около часа назад. — Озеро холодное, — буркнул Гарри. Рон и Гермиона искали его, конечно. И Седрик, вероятно, тоже. Ему следовало пойти к ним. — Вполне ничего, — Полумна кинула последний кусок и потянулась за палочкой, чтобы очистить свои руки. — Пойдем на озеро? Гарри с тоской обернулся на свою поляну. Теперь он видел, что трава примята в некоторых местах. Этот Лес был домом фестралов, он не должен был оставаться тут надолго. Гарри отправился с Полумной на озеро. Ему было тепло и уютно, он почему-то чувствовал себя стариком, доживающим блаженные деньки. Волосы Лавгуд сверкали, и их пушистая белизна напоминала Гарри о чем-то ином, о чем-то возвышенном и горячем, что текло внутри него, словно сироп. Мальчику легко дышалось, воздух входил в его легкие, похожие на летний сквозняк, и тут же убегал. — Ты счастлива? — вдруг спросил он. — Да, — почти не задумываясь, ответила Полумна. Она прикрыла глаза и шла, подставляя лицо солнцу. Гарри только сейчас заметил, что на ее носу появились бледные веснушки. Это отчего-то вызвало в нем теплую волну нежности и признательности: эта девочка продолжала греться на солнце, дышать ароматом Леса и кормить зверей, несмотря на все ужасы, что происходили вокруг. Блаженное незнание спасало ее: она могла сказать, что она счастлива. Какое-то время они шли молча. Впереди уже показалось озеро, и Гарри увидел толпу студентов, растянувшуюся по берегу. Его сердце забилось быстрей, гриффиндорец взглянул на свою спутницу и увидел странное, вопрошающее выражение на ее лице. Это сказало ему неожиданно много. — Он хороший парень, — сказал мальчик, не сбавляя шага. — Характер не самый сладкий, но он неплохой. И он волнуется за тебя. — Ты ошибаешься, — Полумна нежно ему улыбнулась. — Не беспокойся на этот счет, Гарри. У меня все очень-очень хорошо. А этим летом мы поедем в экспедицию... Гарри кивнул. Он понимал, что это его совсем не касается, поэтому перестал упорствовать. Он уважал желание Полумны молчать — может, девочке было и невдомек, что вокруг нее происходило нечто особенное, по-настоящему прекрасное. В конце концов, она вся была устремлена куда-то вверх, в свои грезы и мысли. Времени на земные тревоги почти не оставалось. К озеру они подошли совсем скоро. Гарри без труда нашел свою компанию. По случаю теплого дня многие сменили мантии на что-нибудь более удобное: Гермиона в джинсах и рубашке сидела на бревне, читая книгу, а рядом расположилась Джинни в короткой юбке и майке. Она пыталась загорать, но ей постоянно мешали мальчишки, прыгающие вокруг и заслоняющие солнце. Мокрые Фред и Джордж пытались поймать Рона и забросить его в холодное озеро — Рон, с которого уже успели стянуть футболку, убегал от них, вереща. Впрочем, довольно многие опасались воды — Гарри был прав, та была очень холодной. Однако дурмстрангцы и несколько старшекурсников, желающих впечатлить своих дам, спокойно купались. Со своего места Гарри увидел Белизара и Джованну — те были совсем далеко, но не выглядели недовольными. Джованна улыбалась. — Гарри, — раздался знакомый голос. Гриффиндорец обернулся и усмехнулся: к нему шел Седрик. Диггори был в одних плавках, и на его обнаженной груди и животе блестели капли воды, срывающиеся с потемневших волос. Девушки вокруг ахали, глядя на его мускулистый торс и длинные ноги, и это было вполне объяснимо. Зрелище было весьма, весьма привлекательным, но Гарри был категорически против, когда юноша попытался обнять его: тот был холодным, как ледышка. — Ты меня заморозишь, — сказал он, упираясь рукой в грудь юноши. Мальчик ощутил странное тепло под пальцами: грудь Седрика была очень твердой, холодной и мокрой, но кожа казалась воспламеняющей. — Я тебя потом согрею, — засмеялся Седрик и таки ухватил Гарри руками, заставляя мурашки бежать по его телу. — По-моему, ты хочешь искупаться. — Нет, я не хочу! — Гарри попытался отбиться, но рядом, словно из-под земли, появился Фред. Джордж стоял в стороне, крепко держа Рона. — Поддерживаю решение Диггори, — воскликнул Фред. — Твои глаза молят нас бросить тебя в озеро. — Вы не посмеете, — Гарри заозирался, ища спасения. Полумна и Джинни хихикали, стоя в стороне. Гермиона качала головой, но не вмешивалась: видимо, она уже поссорилась с кем-то из-за этого купания. — О-о-о, — потянул дерзко улыбающийся Фред, наклоняясь и хватая Гарри за ноги, крепко сжимая его лодыжки. — Вы слышали это? — Уизли сверкнул глазами, сидя перед ним. — Давай, Гарри, попробуй от нас убежать. Малыш Ронни не смог. Седрик ухватил Гарри за руки, и они вдвоем с Фредом, не слушая возмущенных речей несчастного гриффиндорца, потащили его к воде. Можно было использовать волшебную палочку, но все вокруг будто приняли негласный закон исключительно немагического веселья; так было интересней: Джордж хохотал, словно безумец, пока, взяв несчастного на руки, тащил Рона к воде. В какой-то момент Рон перестал кричать и надулся: он мрачно смотрел на брата, перестав колотить того по спине. Седрик и Фред безжалостно бросили Гарри в воду в нескольких шагах от берега. Гриффиндорец вздрогнул: она была ледяной. Рядом упал Рон, вскрикнувший и тут же начавший отплевываться. По берегу разнесся смех: за этим шоу многие наблюдали. Гарри не желал знать, кто именно обратил внимание на его унижение: ему было весело и легко, хоть он и знал, что все это — самообман. — Мы должны отомстить, — прорычал Рон, мгновенно вскакивая на ноги. Он выхватил из кармана волшебную палочку (та чудом не упала) и нацелил ее Джорджу в грудь. Тот шутливо приподнял руки. — Что ты сделаешь, Ронни? — ухмыльнулся он. Гарри тоже поднялся, но участия в мести принимать не стремился: он осуждающе косился на Седрика, демонстративно отворачиваясь от него. Рон покраснел от унижения. Он словно тужился, пытаясь придумать что-нибудь, и вдруг идея родилась в его мозгу. — Вингардиум Левиоса, — крикнул он, опустив палочку и делая ей резкое движение вперед. Вода под его ногами взбугрилась неожиданно высокой и сильной волной и полетела в Джорджа. Тот, благодаря своей реакции, резко отпрыгнул в сторону, попав в объятия Фреда, а струя воды продолжила свой полет. Гарри заметил, что катастрофа неизбежна, в самый последний момент: когда уже раздался крик. Гермиона и Джинни, мокрые с ног до головы, яростно смотрели на Рона. — Рон Уизли! — хором прокричали они, двигаясь к берегу. Мальчик побелел от страха, завертел головой и не придумал ничего лучше, чем броситься в озеро и отплыть подальше от берега, крепко сжимая палочку в руке. Про холод он забыл: страх перед разъяренными сестрицей и подругой кипел в его крови адреналином. Гарри хохотал. Он знал, что этим лишь навлекает на себя гнев девчонок, но отчего-то ему было так смешно. Он почувствовал, что падает, но Седрик поддержал его. Наверное, это выглядело совсем неправильно в глазах тех, кто расположился на берегу, но Гарри было все равно. Он чувствовал твердое плечо, ему было холодно, и только тепло чужого тела могло его согреть. — Надо бы забросить сюда кого-нибудь еще, — сказал Фред, глядя на Гарри и Седрика. — А то наши жертвы быстро разбегаются. — Как насчет нашей милой сестры? — Джордж кинул лукавый взгляд в сторону Джинни, но тут же отступил, заметив ее взгляд. — Шучу-шучу, конечно. — Какие же все мальчишки... — Гермиона закатила глаза и отправилась к своему бревну, чтобы высушить одежду и книгу. — ...идиоты, — закончила за нее ухмыляющаяся Джинни. Гарри вернулся на берег лишь для того, чтобы снять одежду. У него не было с собой плавок, но он вполне мог плавать в простых черных трусах. Вода больше не казалась ему холодной. Седрик, посмеиваясь, повел его на глубину — там была отвратительно холодная вода, но все терпели. Рон тоже был там: Уизли, кажется, совершенно ошалел от своей смелости и весело плескал водой в дурмстранговских девушек. Те, вопреки всему, против не были. Гарри был рад, что атмосфера веселья царила кругом и не спадала до тех пор, пока звон колокола не позвал всех на ужин. Юноша давно уже не развлекался так, как сегодня, и он понимал, что друзья это заметили: обиды были забыты или спрятаны в темные уголки, а дружественная радость и поддержка разлились в воздухе. Гарри был счастлив, что его последний день был именно таким. Он словно запечатлел в своей памяти смеющееся лицо каждого, кого встретил. Только одного лица он не видел и не пытался увидеть: Гарри знал, что Малфой был там и видел все, что происходило, но не искал контакта. Ему не хотелось запоминать Драко таким: стоящим в толпе слизеринцев, ухмыляющимся и кривящимся. Ему нужен был другой Драко, и Гарри знал, что еще встретится с ним, что их время еще придет. По дороге к замку Гермиона ненавязчиво потянула Гарри в сторону. Они чуть замедлили шаг, отставая от своих. Грейнджер сначала молчала, странно смущенная и пожёвывающая губу, а потом, вскинув на Гарри взгляд темных глаз, неуверенно спросила: — Седрик хороший парень, да? — Ты сама убеждала в этом Рона, — заметил Гарри. Он не волновался: он догадался, что за этим последует. — Тогда я не знала его так хорошо и опиралась только на факты о его манерах общения, успехах в учебе и, пожалуй, внешности, — девочка улыбнулась. — Он ведь, и правда, очень красивый. — Да, — послушно согласился Гарри. — Очень красивый. — Так вы встречаетесь? — как бы между прочим спросила Гермиона. Теперь она смотрела только вперед, на замок, но Гарри знал, что она следит за ним боковым зрением. Она это умела. — Да, — вновь подтвердил ее слова Гарри. Это далось ему невероятно легко, зато Гермиона вздрогнула и сбилась с шагу. Она помолчала пару секунд, обдумывая его слова. — Рону лучше не знать, — решила она. — До него не дойдет, пока вы не начнете целоваться на его глазах. Но я думаю... он, конечно, примет это, но может и вспылить поначалу. Мы и так, — она вздохнула, — в последнее время часто ссоримся. — Я не собираюсь говорить Рону, пока это не будет необходимо, — успокоил ее Гарри. — Я еще сам не решил, что тут происходит. — Ну, ты нравишься Седрику. Это видно, — Гермиона с печалью взглянула на Гарри. — Это видно Джинни. Ты не замечаешь, как она смотрит на тебя. — Я знаю, просто, — гриффиндорец неопределенно повел рукой в воздухе. Проблема с Джинни больше не волновала его. У него не было времени, чтобы ее успокоить, объяснить ей что-нибудь. Его испытание было уже завтра. — Я ничего не могу сделать. — Понимаю, — Гермиона взяла его под руку, заставляя ускорить ход. — Я поговорю с ней. — Спасибо, — шепнул Гарри. Грейнджер сможет успокоить Джинни после того, что произойдет. Все будут счастливы, в конце концов. Гарри провел свой вечер в теплой гостиной. Это был один из самых теплых, уютных и домашних вечеров, которые когда-либо приходились на его долю. Он сидел на диване, обхватив колени руками, и наслаждался жизнью гостиной. Голоса друзей, смех, шорохи, скрипы, шелест страниц, брань, снова смех, треск поленьев... Все это жило вокруг него, потоками лилось сквозь его тело и сознание, оставляя в памяти неизгладимые образы. Гарри ни о чем не думал: он словно остекленел внутри. Страдания и мрак, что мучали его, исчезли — он был как ребенок, готовый на все и не понимающий ничего. Он улыбался потому, что его губы желали этого, он смотрел и впитывал, участвовал в этом живительном процессе и в то же время был лишь наблюдателем. Ничто его не касалось, хотя он был частью всего, — в этом состоянии Гарри провел весь вечер, и он был невероятно доволен этим. Гриффиндорец был опустошен и от этого счастлив — его друзья, наконец, были такими, какими он всегда желал их видеть. Ни тени беспокойства не пролетело над гостиной в этот вечер. Волдеморт и вся его темная армия были бессильны перед красным мирком. Правда, это продолжалось недолго. На следующий день все закончилось.

***

Это были долгие несколько часов. Казалось, что за это время можно успеть все на свете: Гарри обошел едва ли не весь замок, заглянув в каждый свой класс, в пустой закуток, на крышу... Все места, которые значили для него хоть немного, он посетил, мысленно прощаясь с ними. Прощаясь с Хогвартсом. Он столкнулся с Пивзом и даже посмеялся над тем, как тот пытается попасть в него бомбой-вонючкой. Встретил Ника, вежливо послушал его причитания о том, что его не принимают в очередной призрачный клуб из-за не до конца отрубленной головы. Гарри даже сходил в теплицу и некоторое время рассматривал лескирет, который они вырастили с Невиллом, — растение давно превратилось в кустик и чувствовало себя прекрасно. Гриффиндорец решил не посещать таинственный дом в Лесу, чтобы повидаться с Лили. Это было больней, чем казалось. Последний раз он был там вместе с Сириусом, и это было приятным, легким вечерком. Пусть лучше Лили запомнит его таким, а он не будет видеть ее в последнюю возможную для них секунду. Гарри почти весь день передвигался под мантией-невидимкой, снимая ее лишь на время. Ему не хотелось попадаться на глаза студентам: не хотелось ощущать ни поддержки, ни презрения. Ему вообще ничего не хотелось ощущать, потому что сейчас все чувства сворачивали в сторону глухой тоски и ноющей боли в груди. То окрыленное счастье, охватившее его накануне вечером, превратилось в дым и казалось сном. Впрочем, вся его жизнь до этой секунды казалась сном. Порой Гарри думал, что сейчас заплачет, свернувшись в каком-нибудь уголке, но отчего-то глаза его были сухи. Мальчик был словно статуя, заполненная изнутри сдерживаемым напряжением. Он еще надеялся на что-то, хотя груз тяжелых, печальных чувств опускался на него, грозя навалиться в любой момент и все ожидая чего-то, — видно, удара молнии, способного разрубить последнюю нить. Гарри написал письма для Рона и Гермионы, в которых извинялся за то, что так многое скрывал от них, и признавался в том, как он сильно любит и дорожит ими. У него нашлось письмо и для Сириуса, и для Седрика — правда, они оба были преисполнены сожалений и извинений. Гарри с трудом мог подобрать слова: он был не силен в выражении чувств. Написать Драко у него не вышло. Гарри просто не мог выразить то, что ощущал, словами. Он целый день пытался найти Малфоя, но тот как сквозь землю провалился. Впрочем, Гарри не чувствовал безысходности. Нечто внутри него верило, что они еще встретятся сегодня. Маленькое, живое, наивное и влюбленное нечто — самое светлое, что было у него. Лишь после продолжительных мучений Гарри сумел нацарапать крошечное послание, которое даже нельзя было назвать письмом, потому что оно содержало только просьбы. Когда сможешь, освободи своего домового эльфа по имени Добби. Пожалуйста. Прости меня. Гарри чувствовал себя жалким. Несчастным. Маленьким и слабым. Он сложил все письма, подписал и аккуратно разложил по кровати. Рядом он поместил свое завещание, а потом заколдовал полог, чтобы добраться до посланий было невозможно до тех пор, пока все не закончится. Теперь он был почти готов. Гарри хотел еще немного побродить по замку, но не сумел. В спальню, которая пустовала весь день, ввалился Рон, видимо, искавший друга. — Вот ты где! — воскликнул он. — Ты где был весь день? — Гулял, — просто ответил Гарри. Ему было странно смотреть на друга: он мысленно попрощался с ним еще вчера. Сейчас же Рон не казался Роном — он словно прятался за стеклом. — Пойдем, — Уизли ухватил его локоть и потащил на лестницу. — Там Гермиона ждет. Гарри вздохнул. Ему больше нечего было делать. Он был маленьким камушком, достигшим толщи воды и медленно опускающимся вниз. В гостиной его ждали гриффиндорцы. Шквал их голосов обрушился на юношу, стоило ему переступить порог. — Гарри! Наконец-то! — Удачи тебе сегодня! — Ты всех порвешь! — Мы болеем за тебя! Гарри оставалось лишь улыбаться и кивать. Его усадили на диван и стиснули со всех сторон, мешая дышать. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивала Гермиона. Гарри пожимал плечами. Ему не удавалось и слова вставить — так громко все вокруг болтали. Парвати Патил даже умудрилась схватить его за руку, рассказывая о плакате, который сделали девочки. Они все очень рассердились, узнав, что пуффендуйцы сделали свой плакат, но Полумна Лавгуд обещала надеть свою львиную шляпу, чтобы было колоритнее. Гарри был согласен на все: на плакат, на шляпу, на флаг, хоть на целый стенд, лишь бы его отпустили к окну. Впрочем, его желания никого не волновали, и до самого ужина Гарри тонул в алом море, поглощающем все его чувства. Гриффиндорец сидел на своем диване, сжавшись между Гермионой и Фредом, и слушал, слушал, слушал... Иногда ему казалось, что это вовсе не голоса, не смех вьются вокруг него, что это крик чаек над пучиной, в которую он сорвался. Или крики ворон над его телом. Все прекратилось со звоном колокола. Его тяжелый, гулкий вой разбил этот кричащий шар, и мальчик оказался на свободе. Гриффиндорцы всей толпой отправились на ужин. Гарри оказался в эпицентре: даже за столом все сдвинулись друг к другу поближе, хотя обычно растягивались от края до края. Юноша с трудом смог поймать в толпе взгляд Седрика, выглядящего напряженным и немного напуганным тем, как плотно его окружили друзья. Гарри лишь улыбнулся приятелю: сегодня они вновь стали соперниками. Несмотря на обилие праздничных блюд, гриффиндорец не съел ни кусочка. Он лишь выпил стакан сока, чтобы промочить горло: во рту было сухо и разливалась горечь. Мальчик сидел и смотрел перед собой, никого больше не слушая: в него медленно, капля за каплей, проникало смирение и осознание. Странно, но весь этот день внутри него еще жила какая-то искра, она билась, словно мотылек около стекла, и отчего-то именно звон тарелок и запах еды окончательно ее убили. Волшебный потолок медленно окрашивался в фиолетовые тона. Дышать отчего-то становилось все труднее и труднее, и с каждой секундой Гарри чувствовал, как новый толчок какого-то животного, панического страха заставляет его сердце дрожать. Ладони мальчика вспотели, и мысли вдруг завертелись, словно вихрь: жить, жить, жить... Гарри поднял лицо и сразу же увидел того, кого искал целый день. Это было словно знамением, явлением чудодейственного света во мраке: гриффиндорец вспомнил белую руку, замаранную Черной меткой, и это толкнуло его прочь от страха, назад к тяжелой готовности. И последней каплей его внутренней уверенности был взгляд Малфоя — тот посмотрел прямо на Гарри, посмотрел без злобы, презрения, раздражения и всех тех чувств, которыми он обильно делился в последнее время. Гарри показалось, что тот Драко, с которым он был в Комнате, с которым он был весь этот год, вернулся, но Малфой был слишком далеко и поспешно отвернулся, жестоко лишив Гарри утешения. — Ау, — перед лицом гриффиндорца вдруг замелькала чья-то ладонь. Юноша вздрогнул и повернул голову: Рон удивленно поглядывал на него. — Ты еще здесь, дружище? — спросил он, явно сомневаясь. — Я просто задумался. — Т-ш-ш, думаю, сейчас объявят, — шепотом произнесла Гермиона, кивая в сторону преподавательского стола. Гарри почти не смотрел в ту сторону, боясь взглядов, которые его там ждут, но все-таки он осмелился поднять взор. Профессора тихо переговаривались, уже закончив свой ужин, но услышать их разговор было невозможно из-за шума в зале. Дамблдор кивал, стуча пальцами по столу, а потом поднялся. Он обвел взглядом зал и улыбнулся, студенты затихли. — Леди и джентльмены, — начал он, — через пять минут я приглашаю всех вас проследовать на поле для квиддича, где начнется третье, решающее состязание Турнира Трех Волшебников. Чемпионы, прошу вас последовать в комнату, примыкающую к залу, для получения последних указаний. Гарри поднялся. Друзья пожелали ему удачи и отправились к выходу. Гриффиндорец какое-то время стоял на месте: он смотрел, как последнее его незавершенное дело уходит вместе со слизеринцами, и горечь утраты остро пронизывала его. Но делать было нечего: он, Седрик, Белизар и Флер отправились к неприметной дверце. Там их ждали директора и профессор МакГонагалл, ответственная за безопасность. — Мы будем патрулировать снаружи, — сообщила профессор МакГонагалл, когда чемпионы выстроились перед ней. Гарри ощутил тяжелую руку Дамблдора на своем плече: это чувство вдавило его в пол со страшной силой. — Если вы почувствуете, что не справляетесь и вам нужна помощь, пошлите в небо сноп красных искр, и мы тут же придем на помощь. Все ясно? Все кивнули. Говорить было тяжело. Мадам Максим и Каркаров увели своих чемпионов в сторону, давая советы. Флер была бледной, немного дрожала, но в ее глазах горела твердая решимость. Она резко кивала на слова своей директрисы. Белизар же... Он не выглядел взволнованным и почти насмешливо смотрел на Каркарова, со злобным ехидством шепчущего ему что-то. Взгляды Гарри и Генчева столкнулись: Белизар ухмыльнулся и шевельнул бровями, а глаза его вмиг угрожающе потемнели. Теперь Гарри знал причину. Тем временем Дамблдор говорил с ним и с Седриком: — Вы справитесь, мальчики. Главное верить в себя и не пасовать перед трудностями. Вы очень сильные волшебники, и мистеру Генчеву и мисс Делакур нужно очень постараться, чтобы обойти вас, — Дамблдор с ласковым выражением лица смотрел на обоих чемпионов. Пуффендуец поджимал губы и тяжело дышал, пытаясь настроиться. Гарри же и вовсе будто не дышал. Он видел особый блеск в глазах директора, когда тот смотрел на него. Это были безмолвные слова, которые взгляд профессора вливал в его голову: что ж, это было последним напутствием. — Пора, — наконец, сказал Дамблдор. Это прозвучало чуть громче, чуть значимей, чем нужно было. Гарри опустил лицо, не желая показать ужас, терзавший его, и двинулся к выходу. Они шли, разбившись на группки, и Дамблдор шел рядом с ним. Его мантия шуршала по полу, и этот звук был похож на шуршание змеи, ползущей по камням. Гарри дрожал. Ему было страшно. — Я должен предупредить тебя, Гарри, — шепнул вдруг Дамблдор. В руках у него была палочка, и мальчик понял, что их сейчас не слышат. — Я покину стадион прямо сейчас, и на трибуне будет сидеть мой брат Аберфорт под Оборотным зельем. Я же под чарами невидимости буду ждать в назначенном месте. — Хорошо. Дамблдор еще раз коснулся его плеча. — Я горжусь тобой, Гарри. Мальчик смог лишь кивнуть. Директор снял с них все заклинания, и процессия вышла на улицу. Небо окрасилось в иссиня-черные тона, яркие звезды зажглись на нем, и в темноте стадион казался пылающим костром из-за фонариков. Свежий воздух ворвался в грудь Гарри, дав ему чуть успокоиться. Не было смысла больше бояться, сражаться, волноваться — все было бессмысленно. Гарри знал, что сможет ощутить полное растворение в ощущении конца, когда закончит свое последнее дело. Он не мог... не мог уйти просто так. Они быстро дошли до стадиона. Там их пути разминулись: директора направились к судейскому столу, а чемпионы должны были пройти по дорожке и выйти на ярко освещенный участок поля, откуда начинался вход в лабиринт. Гарри кинул последний взгляд в сторону Дамблдора, но увидел лишь мадам Максим и учеников, столпившихся внизу и ждущих, когда им дадут пройти к их местам. Когда на трибуне наконец мелькнула голова директора, старик уже не смотрел в сторону Гарри: он был молчалив и сосредоточен, как и положено человеку, волнующемуся за своих подопечных. Возможно, это был уже не он. Студенты расступались перед чемпионами. Крики и топот сотни шагов звучали в воздухе. Гарри видел впереди свет, который должен был стать его последним светом, видел колышущуюся траву, видел плакат «Гарри Поттер лучше всех!» на противоположной стороне, видел звезды, фонари, цветные шарфы... Он шел по этому крошечному проходу между трибунами так долго, будто тот был длиной в несколько километров, и когда оставалось всего несколько шагов... — Отсюда ничего не видно, — капризный голос оказался единственным, что он услышал в этом адском гомоне. — Пошли к Нотту, он хорошие места нашел. А малолеток прогоним. — Вот тебе не лень туда идти... Гарри резко остановился. Малфой стоял прямо над ним, всего на две ступеньки выше, и тянул за собой Блейза, пытаясь спуститься и перейти к другим местам. Впрочем, он был не единственным: толпа на трибунах непрерывно двигалась. У Гарри была всего лишь пара секунд для принятия решения. Белизар уже дошел до площадки, нужно было идти следом, но его сердце так колотилось, отбивая последние, горячие секунды, когда невыносимо сильное чувство горело в нем, что не было сил отвести взгляда. Гарри поднял руку и ухватил Малфоя за карман мантии, резко потянув на себя: слизеринец вскрикнул и непременно свалился бы, если бы Забини не поймал его за руку. — Какого черта?! — зарычал Малфой. — Что за придурок... — он посмотрел вниз и увидел Гарри. Забини тоже взглянул на виновника крошечного происшествия и нахмурился. Он пару секунд смотрел на чемпиона, на людей, двигающихся вверх по трибунам, на Бэгмена, уже держащего палочку наготове у своего горла... Гарри так и не понял, что в этот момент промелькнуло в голове Забини, но Блейз вдруг сжал губы и отпустил Драко, чуть оттолкнув его от себя. Малфой, уже восстановивший понимание происходящего, спрыгнул вниз, потеряв опору, и вперил совершенно бешеный, белый взгляд в Гарри. Он открыл рот, чтобы разразиться злобной тирадой, но Гарри некогда было его слушать: гриффиндорец, недолго думая, начал толкать его в грудь, заставляя отступать к балкам и столбам, на которых держались трибуны. — Что ты творишь? — разъяренно зашипел Драко, но Гарри лишь покачал головой. Он схватил Драко за руку и затащил под трибуну, в темноту, где пахло сыростью и паутина оплетала потолок. Свет проникал сюда только сквозь щели. — У меня больше нет времени, — быстро зашептал Гарри, озираясь по сторонам. Он боялся, что их поймают, он чувствовал, как нечто тянет его прочь, но он должен был, должен был... — Мне уже нужно идти. — Так вали, идиот, — Малфой вырвал свои руки из захвата его пальцев. — Ты с ума сошел?! — он попытался отпихнуть Гарри от себя, но тот не желал отходить. Это были его последние секунды, последний раз, когда он видит Драко; он не мог просто уйти. — Драко, пожалуйста... — Там может быть мой отец! — Малфой попытался сбежать, но Гарри обхватил его руками, стиснув худые плечи. — Поттер, там мой отец! — поняв, что просто так из этой темноты не вырваться, Малфой начал кричать, но из-за того, что им нужно было прятаться, крики его были очень тихие. — Поттер, ты... ты чокнутый! Нас видели, придурок, нас видели! Что ты творишь? Немедленно отпусти меня! Гарри зажал ему рот ладонью, и Малфой не преминул тут же впиться в его руку своими острыми зубами. Боль была неприятной, но, видит Мерлин, Гарри готов был терпеть и большую боль, лишь бы остаться здесь и закончить свою бессвязную речь. — Послушай меня, — горячо забормотал он, прижимая Малфоя к одной из балок. Те были так низко, что слизеринец неудобно упирался в одну из них головой, — просто послушай... Я знаю, что я обещал больше не приближаться к тебе, но сейчас это, правда, важно. Не отталкивай меня, — в его голосе появились такие жалостливые, молящие нотки, что Гарри сам начал себя презирать. Он так сильно хотел побыть с Драко последнюю секунду, оставить себе теплое воспоминание, которое бы согрело его в тот момент, когда зеленая вспышка полетит в его сторону, что позабыл об упрямом характере Малфоя. Малфой прищурился. Гарри убрал окровавленную, болящую ладонь от его рта. — Ты не представляешь, что ты наделал, — с тихой, бурлящей злобой процедил Драко. Он больше не пытался вырваться, просто стоял и смотрел, и Гарри было больно от его взгляда. Ему казалось, что Малфой обижен, что его серые глаза скрывают муку и задушенный нежный порыв, но потом он понимал, что все это — лишь его собственные фантазии. Драко его не любил. Ему было неприятно от того, что Гарри так крепко держал его в своих руках, так нуждался в нем и почти молил о крошечной секунде. — Прости, я не могу иначе, — Гарри отпустил его плечи. — Я искал тебя весь день и только сейчас нашел... — Ты обещал, что больше не тронешь меня, — слова были ядом, срывавшимся с бледных губ Малфоя. Гарри слышал, как топот наверху становится тише. Студенты усаживались и ждали. У него оставались секунды. — У меня нет на это времени, — резко сказал он. — Я должен уходить. Я обещаю, что больше никогда не прикоснусь к тебе, не скажу тебе ни слова, только... можно я тебя еще раз поцелую? Глаза Малфоя расширились, а рот приоткрылся. На мгновение он показался растерянным и сбитым с толку, словно он ожидал от Гарри чего-то иного, но потом упрямство и обида вернулись. Он прижался к балке, отодвигаясь от Гарри как можно дальше. — Нет, — сипло бросил он. — Нельзя, Поттер. Это никогда больше не повторится. Гарри был беспомощен перед ним. Малфой говорил твердо, с такой уверенностью, будто он готов был драться, если Гарри попробует податься вперед. — Пожалуйста, — он готов был умолять его. Ему нужно было это — последнее сладкое воспоминание. Он не хотел, чтобы все решилось на моменте злобы и неприязни. — Я обещаю, больше никогда... — Ты только что нарушил свое обещание. Тебе нельзя верить, — Малфой скрестил руки на груди. — Убирайся, чертов чемпион, тебя уже ждут. Гарри стиснул зубы. Он слышал, что наверху что-то происходит, возможно, начался переполох, но из-за шума было неясно, зовут его или же просто болтают. В любом случае, нужно было уходить. Он подводил Дамблдора, сохраняя свое время. Но его сердце еще билось. Оно хотело, оно наполнялось чистой силой просто от осознания, что тот, к кому Гарри оказался так привязан, был рядом. Малфой смотрел на него с видом зверя, готового обороняться, но и Гарри был зверем сейчас, разве что его вели на бойню, а Драко мог упорхнуть на волю. Гриффиндорец стиснул зубы и просто кинулся вперед. Он обхватил юношу руками и прижался к нему на мгновение, утыкаясь лицом в его плечо и чувствуя прикосновения шелковых волос. Ему в нос ударил аромат чего-то травяного, свежего, такого чистого и невинного — наконец-то защипало в глазах, и Гарри зажмурился, не позволяя себе плакать. — Я... — судорожно зашептал он. Его губы чуть касались нежной шеи. — Драко, я... Что-то сжалось в его горле, и Гарри не смог выдавить из себя ни слова. Он задрожал, перед глазами все поплыло, и юноша еще крепче обнял Драко, наслаждаясь ответной дрожью его твердого, страстного тела, мечтая впитать в себя этот момент без остатка. Все прекратилось неожиданно резко. Малфой подобрался, словно кот; его руки, прижатые к груди, распрямились, и Гарри отлетел назад. Он ударился спиной об один из столбов, охнув от боли, запнулся о собственную ногу и рухнул на землю. Раненая ладонь тут же вспыхнула болезненной резью: острые травинки впились в нее. Гарри застонал и попытался подняться, но рядом уже стоял Драко, нависающий над ним и смотрящий вниз с безграничным отвращением, будто Гарри был раздавленным тараканом на его пути. — Ты жалок, — выплюнул он. — И эгоистичен. Ты корил меня за то, что я думаю только о себе, а теперь сам... просто делаешь, что хочешь, не отдавая себе отчета в том, что это значит для меня. Ты не один здесь, Поттер, ты не можешь просто схватить меня, наплести какой-то чуши и ждать, что я вдруг кинусь тебе на шею. Мне неприятно, когда ты так делаешь, я не влюбленная в тебя девчонка! И я не твой дружок, а то, что было... было тогда, ничего не значило, потому что я сходил с ума, я был болен происходящим, я запутался во всем, — его глаза невероятно ярко заблестели, а губы задрожали. — Если ты не можешь делать вид, что все по-прежнему и мы все те же враги, то просто держись от меня подальше, а я буду держаться от тебя. Хватит меня мучить, я... так больше не могу, — Драко отступил на шаг и закрыл лицо ладонью, а когда убрал руку прочь, то взгляд его стал совершенно больным, как у сумасшедшего, и полным страдания. — Ненавижу тебя, — бросил юноша и кинулся к дыре, через которую его сюда затащили. Гарри выслушал все, что он сказал, сидя на сырой земле. Он смотрел, как Драко убегает прочь, и не мог ни шевельнуться, ни произнести хоть слово. У него в груди пульсировало нечто, прожигающее дыру, а щеки были совсем мокрыми, — Гарри и не заметил, как все те страдания, все те слезы и хрипы, которые он сдерживал весь день, вырвались из него. Ему было невероятно плохо и больно, и не только произошедшее было тому виной. Он резко зажал рот рукой, не давая себе позорно застонать: поджав колени к груди, мальчик некоторое время просто сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, судорожно дыша и пытаясь прийти в себя. Тонкое сверло впивалось в его висок, точно такое же терзало его сердце. Гарри чувствовал себя развалиной, грудой осколков, разодранной раной, из которой литрами лилась кровь. Он попытался подняться, но ничего не вышло: колени дрожали. Паника охватила тело Гарри и его бушующие мысли; крошечное, умершее тельце внутри него, принадлежавшее тому наивному, дрожащему, отданному любви существу, казалось невероятно тяжелым. «Вставай», — приказал Гарри себе и поднялся. Он с трудом передвигал свои каменные ноги, добираясь до выхода. Вдруг перед ним выросла тень, заслонившая свет. — Что ты творишь, мальчишка? — Снейп скользнул в темноту, становясь рядом и крепко хватая Гарри за плечо. Кажется, он был рассержен, но стоило ему увидеть лицо юноши, как негодование исчезло из его черных глаз. Снейп убрал свою руку, будто обжегшись. — Меня ищут? — просипел Гарри. — Да, — коротко ответил профессор, странно глядя на гриффиндорца. — Ты можешь идти? — Могу, — Гарри мотнул головой, потер лицо и вылез из-под трибун. Он не хотел говорить со Снейпом. Он больше ни с кем не хотел говорить. — Вон Поттер! — раздалось откуда-то сверху, и тут же со всех сторон начали доноситься удивленные и возмущенные возгласы. — Гарри, давай скорее сюда, — голос Бэгмена, усиленный заклинанием, разнесся над стадионом. — Поттер, — Снейп шел за ним следом. Он остановился около края поля, неподалеку от остальных взволнованных профессоров. Гарри обернулся: он с болью посмотрел на зельевара. Тот был нахмурен и недоволен происходящим. — Ты взял зелье? Гарри слабо улыбнулся и мотнул головой. Он одними губами шепнул: «Прощайте», — окинул мужчину благодарным взором и поспешил к Бэгмену, больше не глядя назад. Перед глазами все еще плыло, губы были солеными, а головная боль с каждой секундой усиливалась. Произошедшее под трибунами ударило по нему так сильно, что выбило прочь его смятение, оставив только болезненное ощущение проигрыша. Мальчик, опустив лицо, встал рядом с Бэгменом: он не хотел, чтобы все заметили его красные глаза. — Все хорошо? — обеспокоенно спросил Бэгмен, сняв заклинание и говоря хриплым голосом. Гарри кивнул, ощутив, как мужчина похлопал его по спине, видимо, решив, что юный чемпион просто разволновался. — Начнем? Гарри еще раз кивнул. Людо коснулся палочкой своего горла и произнес: — Сонорус! — его голос тут же взлетел над стадионом, достигая самых дальних его уголков. — Леди и джентльмены! Небольшая заминка улажена, и все чемпионы готовы приступить к третьему испытанию Турнира Трех Волшебников! Напоминаю, что нашим чемпионам предстоит пройти по лабиринту, полному опасностей, и добраться до Кубка Трех Волшебников. Тот, кто первым его коснется, станет победителем! А сейчас подведем итоги предыдущих состязаний и определим, кто первым начнет свой путь по лабиринту. Гарри с отстраненным вниманием слушал слова комментатора. Он поднял глаза, только чтобы взглянуть на стол судей: вместе с директорами и мистером Краучем там сидел Фадж и незнакомая волшебница с длинным узким лицом. Министр, словно ощутив взгляд Гарри, улыбнулся ему. За спиной волшебника появилась знакомая фигура, и Гарри пришлось отвернуться: он не желал привлекать внимание Риты Скитер. — Итак, — Бэгмен достал из кармана свиток и развернул его. — На данный момент первое место занимает Седрик Диггори, Хогвартс — у него восемьдесят семь очков! Пуффендуйцы и прочие хогвартцы взорвались оглушительными аплодисментами. — Второе место, — продолжал Бэгмен, — занимает Гарри Поттер, Хогвартс — у него восемьдесят четыре очка! Аплодисменты стали еще громче, они больно били Гарри по ушам. — Третье место принадлежит Генчеву Белизару, Дурмстранг — у него семьдесят восемь очков! И на четвертом месте мисс Флер Делакур, Шармбатон — у нее пятьдесят два очка! — Бэгмен убрал свиток. — Заходить в лабиринт они будут по очереди, с интервалом в пять минут, и первым пройдет мистер Диггори. Напоминаю, что победа может достаться любому, кто сможет проявить больше смекалки, смелости и дерзости. Всем удачи! Мистер Диггори, — Бэгмен указал рукой на темный проход, — вперед. Седрик сглотнул и поспешил в темноту. Он крепко сжимал палочку в руках, ступал твердо и держал спину прямой. Он скрылся из глаз, и Бэгмен засек время. Гарри смотрел на стрелку на его маленьких золотых часиках: она бежала так быстро, будто была заколдованной. Юноша еще раз посмотрел на трибуны: Дамблдор внимательно наблюдал за ним, сложив руки в замок, его взгляд был тяжелым и сочувствующим. Гриффиндорец знал, что настоящий директор уже где-то там, во тьме, поэтому поспешил отвернуться. Он нашел взглядом своих друзей, сидящих прямо под плакатом «Гарри Поттер лучше всех!», увидел львиную шляпу Полумны, и слезы вновь выступили на его глазах. Он стремительно отвернулся, пряча лицо и до крови закусывая губу, чтобы хоть немного отвлечь себя физической болью от душевных страданий. — Пора, — сказал Бэгмен, и Гарри, ни на кого не глядя, отправился в лабиринт. Ноги у него были совершенно деревянные и не сгибались, и он с трудом мог идти прямо и ровно. Внутри было очень темно, магия скрадывала все отсветы с трибун, погружая все происходящее в тишину и непроглядный мрак. Единственным звуком был шелест маленьких листочков на легком ветерке. Гарри зажег Люмос и начал продвигаться вперед, прислушиваясь к происходящему вокруг. Он вытер лицо рукавом мантии и облизал соленые губы: хватит плакать. Все скоро закончится. Он все потерял, и нет шанса все вернуть. Гарри подошел к первой развилке. Седрика слышно не было, да и за спиной шагов не звучало — значит, Белизар еще не вошел в лабиринт. Гарри равнодушно хмыкнул и пошел направо. Иногда он поднимал голову и видел черное небо над головой, усыпанное звездами и местами покрытое легкой дымкой сероватых облаков. Снаружи казалось, что коридоры были заросшими полностью, как странно... Воздух был холодным и свежим, Гарри вдыхал его полной грудью, и с каждым ледяным вдохом нечто внутри него замораживалось, лишалось жизни. У следующей развилки Гарри был почти спокоен; он просто шел, светя перед собой, и ничего не чувствовал: ни страха, ни жалости к себе, ни тревоги... Ему не попадались монстры на пути, не встречались другие чемпионы — вероятно, он так и пройдет до самого конца. Гарри не мог точно сказать, сколько он шел. Пять, десять, двадцать минут — время остановилось и перестало значить что-либо. Он мог считать свои шаги или вспоминать, но Гарри пытался лишь закрыть свое сознание ужасным заслоном, чтобы ни одна мысль не могла вырваться наружу. Это было сродни медитации, успокоению, смирению и признанию. Вдруг воздух пронзил шорох хлопающих крыльев, и в следующее мгновение на плечо Гарри опустился ворон, крепко вцепившийся когтями в ткань его мантии. Птица издала ликующий звук, сердито кольнула Гарри клювом в щеку. — Ты кто? — спросил гриффиндорец, не ощущая даже веяния любопытства. Ворон каркнул, мотнул головой, а потом слетел с плеча юноши, больно царапнув. Он камнем упал на песок под ногами, будто разом сломав свои крылья, и начал увеличиваться в размерах. Его клюв и перья втягивались, ноги удлинялись, скелет кривился. Последними превратились руки, долгое время остававшиеся гигантскими крыльями, — перед Гарри стоял Белизар. Он улыбался почти ласково, с интересом глядя на мальчика. — Долго же ты идешь, Гарри Поттер, — произнес он. — Нужно торопиться. — Ты уже с ним? — спросил Гарри, продолжая свой ход. Белизар пошел рядом, запихав руки в карманы и весело глядя вперед. Хмурость и некая злобная жадность исчезли с его лица — он казался счастливым. — Да, — в голосе Генчева проступили восторженные нотки, а темные глаза показались огромными черными камнями в свете Люмоса. — Я и мечтать не смел о подобной чести. — Наслаждайся, — Гарри смотрел только вперед, — пока можешь. Они шли молча какое-то время. — Тебе страшно? — спросил Белизар, и Гарри услышал тихое злорадствование в его словах. — Страшно идти туда? — Нет. — Почему? Гарри пожал плечами. Почему? Просто потому что не страшно. Ему больше не страшно. — Какова твоя роль во всем этом? — спросил он. Белизар был рад похвастаться. — Я должен провести тебя по лабиринту, а потом присоединиться к своему учителю, когда мы уйдем. Он ждет нас у Кубка, и дорогу я знаю. — Ты просто бросишь все? Свою семью, друзей, девушку? Ради того, чтобы быть учеником одного из самых темных волшебников? — Одного из самых великих, — юноша, кажется, боготворил этого прекрасного дьявола. — Сильнейших. И моя семья будет гордиться, когда узнает, чего я достиг, чьей правой рукой я стану. А что до Джо, — он вдруг кровожадно усмехнулся, — я ее не оставляю. Гарри пораженно посмотрел на юношу рядом с собой. — Он возьмет и ее? — переспросил гриффиндорец. Белизар мотнул головой. — Ему нужен только я, а она — моя. Это я беру ее с собой. Джо невероятно повезло, она сможет научиться чему-нибудь новому, а не только ныть о своей семейке. Гарри замолк. Он представил эту перспективу, и ему стало невероятно жаль Джованну. Он не успел переговорить ни с ней, ни с Амели, и это были упущенные шансы, о которых не было смысла сожалеть. Впрочем, он мог убить Белизара, и тогда Джованна была бы свободна: Гарри посмотрел на свою руку с зажатой в ней волшебной палочкой, и та показалась ему невероятно тяжелой ношей. — Поттер? — Белизар удивленно покосился на него. Видимо, он что-то подозревал. — Почему тебе нравится мучить ее? — спросил Гарри. Они прошли мимо изгороди и услышали с другой стороны странный шорох, за которым последовал рев и треск. Генчев не обратил на это внимания. — Я вовсе не мучаю ее, — возразил он. — Я ее купил, и теперь я даю ей и ее семье крышу над головой, еду и будущее. Она должна быть благодарна мне. Гарри стиснул зубы. Ему не хотелось спорить. В сущности, ему было все равно, а истеричные нотки, появившиеся в голосе Белизара, раздражали его. Дальше они шли молча, и Гарри не искал тем для разговоров: его ничего не интересовало. Ветер стал холодней, и мальчик зябко ежился. По пути им только раз встретился монстр. Это был красный чертик, прыгнувший на Генчева из кустов. Дурмстрангец быстро справился с ним, превратив в камень. Впереди уже забрезжил свет. Гарри видел это слабое голубое сияние, с каждым шагом разгорающееся все больше: он выходил из тьмы к сверкающему кубку, чтобы снова погрузиться в непроглядный мрак. Сердце заколотилось. И когда осталось совсем немного и даже темная фигура рядом с постаментом стала заметна, в соседнем коридоре раздались шаги. Гарри вскинул голову: страшная догадка вдруг пронзила его. Он оказался прав: через секунду перед ним выскочил взъерошенный красный Седрик, держащий перед собой палочку. Он тут же направил ее в лицо Гарри, но, узнав его, отступил. Его щека была оцарапана и кровоточила. — Гарри?.. — голос его хрипел, будто Диггори очень долго кричал. — Что... Он заметил Белизара, стоящего рядом, и застыл. Его взгляд перебегал с одного лица на другое, крупная дрожь била его тело. Только тяжелое дыхание прорезало воздух, но потом раздались твердые, быстрые шаги, и высокая фигура в развевающейся мантии приблизилась. — Вы долго, — потянул Гриндевальд, холодно глядя на юношей. Белизар поджал губы, он вновь кинулся на землю, превращаясь в ворона. Птица взлетела и почти привычным жестом опустилась на плечо мужчины. Уже бывший профессор почесал ворона по перьям на груди, не отрывая ледяного взора от Гарри и Седрика. — Ты готов? — Да, только... — Гарри со страданием взглянул на Диггори. Тот явно был растерян и не мог вымолвить ни слова. Он изумленно смотрел на ворона, с подозрением рассматривал профессора, а потом окидывал Гарри вопрошающим, болезненным взором. — Что тут происходит? — резко спросил он, прижимаясь к изгороди и выставляя перед собой палочку. — Седрик, — Гарри коснулся его локтя. Гриндевальд нетерпеливо цокнул языком. — У нас нет времени на него. Прощайся со своим дружком и уходим, — он отошел на шаг назад, великодушно позволяя Гарри сказать что-нибудь Диггори на прощание. Вся его игривость, насмешливость исчезли, оставив только стальной скелет целенаправленности и уверенности. — Но Вы же профессор, — Седрик был почти напуган, он смотрел на Гриндевальда и хлопал глазами. — Что Вы делаете? — Помогаю этому мальчишке добраться до Кубка, — милостиво ответил ему Гриндевальд. — Но это же нечестно, — Диггори резко отшатнулся от Гарри. — Это нечестно! — его горячий, возмущенный взор уперся в мальчика, и в нем разлилось невероятное разочарование. — Неужели ты так хочешь победить? — Седрик, послушай меня, — гриффиндорец схватил юношу за плечи, заставляя оставаться на месте. — Помнишь свое обещание? Ты обещал, что, когда я скажу бросить меня и бежать, ты побежишь. Вот сейчас я говорю: уходи отсюда. Это опасно, и это касается только меня. Диггори продолжал яростно и непонимающе смотреть на него, он был обижен и разочарован. Гриндевальд двинулся вперед и схватил Гарри за плечо, вынуждая оторваться от Седрика. — Нам пора, — бросил он. — Заканчивай. — Я должен объяснить. — У тебя больше нет на это времени. — Еще секунда, — Гарри обернулся. Он обнял лицо Седрика ладонями, чувствуя горячую кровь на своих пальцах. Диггори смотрел ему прямо в глаза, и Гарри взглядом постарался передать все, что чувствовал в этот момент. — Прости меня, Седрик. То, что находится за этим кубком, предназначено только мне, но ты получишь свой приз и свою вечную славу, ты заслуживаешь этого. — Гарри потянулся вверх и стремительно поцеловал Седрика в губы, прежде чем отпрянуть и оставить юношу одного около изгороди. — Петрификус Тоталус, — произнес Гриндевальд. Седрик замер у своей изгороди, похожий на зверя, не знающего, что делать, но готового броситься в атаку. Гарри кинул на него прощальный взгляд и медленно приблизился к Кубку. Кубок Трех Волшебников горел небесно-голубым огнем. Его золотые ручки сверкали, а внутри клубилась странная белоснежная субстанция, похожая на туман. Гарри смотрел на это чудо и не мог заставить себя протянуть руку, хотя он знал, что до секунды, когда он это сделает, осталось совсем мало времени. Гриндевальд коснулся его плеча, крепко обнял, прижав к себе: гриффиндорец был даже рад, что последним его воспоминанием о Хогвартсе станет ощущение тепла чужого тела. — Смерть — твой последний враг, — шепнул Гриндевальд ему на ухо. — Истреби его. Гарри, словно завороженный, поднял руку. Стоило его пальцу прикоснуться к холодной грани кубка, как нечто рвануло его за живот и швырнуло в неизвестность. Его словно протащило по длинному шлангу, и это было очень долгим путешествием — секунды превратились в вечность. Но вдруг все закончилось. Гарри ударился ногами о землю и упал на колени, выставив перед собой руки. В ладони ему вновь впились травинки, но вместе с этим он ощутил какие-то маленькие хрупкие палочки, тут же сломавшиеся под весом его тела. Косточки. Гарри вскинул голову. Гриндевальда рядом не было, а впереди, на вершине холма, стоял дом. Он уже видел этот дом однажды, в одном из своих снов, и тогда в этот дом пришел Хвост, искавший Волдеморта. Домик был старым и разваливающимся, дверь его качалась, окна были выбиты, а крыша провалилась. Вокруг, казалось, было ни души, и Гарри просто сидел и смотрел на это отвратительное сооружение, чувствуя, как холод ползет по его спине. Мальчик заозирался: за его спиной, внизу холма, начинался вполне обычный лес, который, правда, испуганно толпился в стороне, не желая приближаться к источнику зла. Черная трава мерно качалась на легком ветру. Гарри поднялся. Его колени болели от удара, но он мог идти. Он сжимал в руке палочку, пытаясь найти признаки жизни вокруг: куда делся Гриндевальд? Неужели он тут же сбежал? Вдруг внутри дома что-то загорелось. Это были две красные точки, смотрящие на Гарри из окна. Юноша вздрогнул и замер, ему показалось, что все уже завершилось, что вот Он, прямо перед ним... Это была Нагайна. Она медленно выползла из окна, попадая в круг лунного света. Гарри давно не видел эту мерзкую змею, но он знал, что она никогда не покидает своего господина, что она — его верная подруга, и значит... он попал, куда нужно. Лорд Волдеморт был здесь, прямо здесь, и то, что долгое время казалось Гарри кошмаром, от которого можно убежать, стало реальностью. Нагайна медленно подползала. Она ничего не говорила, иначе мальчик понял бы ее — ее целью было само движение. Гарри нацелил на нее палочку: — Сектумсемпра! — шепнул он, и едкая вспышка ударила змею по хвосту. Та издала странный звук и стремительно бросилась от него прочь: его заклинание не поразило ее, но оцарапало. Видимо, на Нагайне лежали какие-то чары, против которых даже это заклятие было бессильно. Однако Гарри знал и другие заклинания, а змея была еще близко. — Авада Кедавра! — два слова легли на его язык удивительно легко, а зеленая вспышка сорвалась прочь с такой радостной силой, будто Гарри был настоящим маньяком. Это напугало мальчика, и его рука дрогнула. Нагайна резко вильнула в сторону и скрылась под обломками дома, оставив на траве красный след, в полумраке казавшийся черным. Гарри стиснул зубы. — Как нехорошо, мистер Поттер, использовать Непростительные заклятия, — раздался до ужаса знакомый, ненавистный голос. Хлопающая дверь приоткрылась, и на пороге появилась высокая фигура. Маска закрывала ее лицо, но Гарри узнал бы эти белоснежные волосы где угодно. — Мистер Малфой, — он настороженно смотрел на мужчину. — Не ожидал встретить Вас здесь. — А я напротив, — Малфой махнул палочкой, и его маска испарилась, — ждал Вас. Все мы Вас ждали. Гарри удивило это «мы», но в следующую секунду его сомнения были развеяны. Воздух пронзили черные, дымные вспышки, и на поляне начали появляться люди. Все они были в черных одеждах, капюшонах и в масках, и их было... очень много. Гарри испуганно озирался: разве Дамблдор не сказал, что Волдеморт не будет брать с собой так много людей, потому что он думает, что Орден ждет его на кладбище? Пожирателей было человек пятьдесят, не меньше, и они все прибывали и прибывали. Гарри не думал, что столько их еще осталось в Англии: крупная дрожь била его. Что-то пошло не так, не так, здесь не должна была собраться целая армия. Внезапно Гарри увидел Гриндевальда. Тот стоял в стороне с таким видом, будто он не имеет к происходящему никакого отношения. Он не скрывал своего лица и будто специально снял мантию, чтобы выделяться своей белоснежной рубашкой. Его взгляд, направленный на Гарри, ничего не выражал, но гриффиндорцу этого хватило — он, слушая смешки и тихие голоса, нападающие на него со всех сторон, вдруг догадался. — Вы предали его! — закричал он, слепо кидаясь к мужчине. — Вы ему рассказали! — сильные руки поймали его, удерживая на месте. — Конечно, я рассказал, — насмешливо бросил ему Гриндевальд, перекрывая своим голосом толпу. — Я говорил тебе не идти на поводу у Дамблдора, и посмотри, куда привело твое непослушание. Я же не желаю быть псом. Гарри почувствовал, как внутри него вскипела ненависть и злоба. Он мысленно недоумевал: как, как Дамблдор мог положиться на него? Что происходит? Может, он просто чего-то не понимает? — Хватит, — Люциус Малфой прервал его крики одним движением палочки. Гарри ощутил, как его язык прилип к небу, а тело вдруг обмякло, будто все ниточки, на которых оно держалось, обрезали. Волшебная палочка упала на землю. Гарри бы повалился следом, но неизвестный Пожиратель крепко держал его. Его понесли куда-то, и Гарри понял, что они идут за дом, на ту сторону, которую он никогда не видел. Там росло кривое деревце, чахлое и совсем омертвевшее, и на нем сидел молчаливый ворон. Гарри кинули к стволу несчастного растения, волшебные веревки крепко впились в его тело, удерживая его в относительно вертикальном положении. Началась суматоха: Пожиратели толкались, шипели друг на друга, выстраиваясь большой толпой вокруг и оставляя посредине, прямо перед деревом, пустое место. Их палочки горели Люмосами, луна сияла, и было светло, как днем. Люциус Малфой стоял рядом и внимательно смотрел на Гарри: его холодное, мраморное лицо выражало только ненависть и презрение. — Все готово, — сказал кто-то, его голос был смутно знакомым. Несколько Пожирателей расступились, и Гарри увидел высокого, заросшего бородой мужчину, с помощью магии тащащего за собой огромный котел, в котором мог бы поместиться взрослый мужчина. Лишь когда тот подошел ближе, Гарри с трудом узнал в нем Барти Крауча: лицо Пожирателя было перекошено злобной улыбкой, а глаза горели огнем. Барти встал рядом с котлом и заглянул внутрь: черная вода, разогретая уже заранее, булькала и шипела. — Осталось совсем немного, и наш повелитель вернется к нам! — закричал Барти совершенно безумным, срывающимся голосом. — Все станет так, как должно быть! Черная толпа согласно загудела. Гарри старался не смотреть на них, но его взгляд невольно шарил среди черных силуэтов. Его сердце колотилось, и готово было либо разорваться, либо проломить ребра и вырваться наружу. Страх и поражение тормозили его мысли, и Гарри мог просто наблюдать за зрелищем, разворачивающимся перед ним. Барти ушел обратно в толпу, но люди за ним не спешили снова смыкаться. Они почтительно замолкли, и почти воцарилась тишина. Ветер гудел в кронах деревьев, зловещие тени бродили кругом, свет луны и заклинания уплотнял морозный воздух. Гарри чувствовал, что заклинание Малфоя спадает, и он не знал, почему: он уже мог пошевелить пальцами одной руки, правда, от этого умения ситуация лучше не стала. Барти вернулся, и Гарри ощутил, как его сердце сбивается с ритма, холод ползет по внутренностям, а в голове образовывается сплошной вакуум, лишенный эмоций и собственных суждений. Там было лишь отвратительное понимание происходящего, с которым невозможно было бороться. Крауч-младший нес маленький сверток, похожий на младенца. Пожиратели отпрянули во все стороны, склоняя голову, и даже Малфой почтительно уставился вниз. Крауч нес сверток с таким видом, будто это был его любимый сын: он прижимал его к себе и смотрел на мерзкое тельце внутри с обожанием. Он осторожно опустил сверток в воду, и тот мгновенно исчез в ней. — Начнем быстрее, — зашептал Барти. — Первый ингредиент, — он зашарил по карманам, и вытащил на свет маленький мешочек. — Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына! Он высыпал прах в котел. Жидкость забурлила, заискрилась и стала ядовито-голубой. Крауч выхватил из кармана серебряный кинжал. Он выпрямил свою левую руку над котлом, и весь красный блеск варева отразился на его лице. — Плоть слуги, отданная добровольно, возроди своего хозяина! — произнес он. Серебряный кинжал сверкнул в свете луны, и Гарри закрыл глаза. Он услышал, как булькнуло зелье, и как следом раздался крик боли. Барти, видимо, повалился на землю, и юноша невольно приоткрыл глаза: Крауч прижимал к себе искалеченную руку и поскуливал от боли, а зелье между тем становилось все красней и красней. — Позволь мне завершить начатое, — негромко произнес Люциус. — У меня есть личные счеты с этим мальчиком. Барти кивнул, и Малфой тут же шагнул к Гарри. Он взмахом призвал пустой пузырек и приставил палочку к щеке Гарри. — Это тебе за шрам моего сына, — шепнул он едва слышно, и Гарри заорал от боли. Палочка Малфоя, на кончике которой выступило острие, пронзала его щеку, разрывая нежную плоть и проникая все глубже и глубже. Слезы прыснули у него из глаз, а во рту вдруг разлился вкус железа: кровь из раны мгновенно полилась вниз. Люциус собрал достаточно в свой пузырек и шагнул к котлу, оставив Гарри тихо скулить, сжимая зубы. — Кровь недруга, взятая насильно, воскреси своего врага! — громко и четко произнес Люциус, выливая кровь в зелье. То мгновенно стало ослепительно белым. Котел закипел, во все стороны летели жаркие искры, заставляющие людей отходить подальше; от зелья пошел невероятный жар, и вдруг наружу вырвался целый столб пара, мгновенно опустившегося вниз и покрывшего все вокруг непроглядным туманом. Гарри ничего не видел сквозь него, облака становились все гуще и гуще, откуда-то доносились стоны Крауча, удивленные возгласы Пожирателей... Но вот в тумане появились очертания высокого, худого как скелет человека, и Гарри охватила леденящая волна ужаса. Его шрам готов был взорваться от боли. — Одень меня, — раздался пронизывающий сердце голос. В тумане мелькнула еще одна фигура и что-то длинное, черное... Медленно облака начали оседать. Сначала Гарри увидел Барти Крауча, стоящего рядом с разломившимся на две части котлом и держащегося за свой обрубок. Затем Люциуса Малфоя, чуть опустившего голову, но смотрящего на своего господина не верящим взглядом. Перед ними стоял Волдеморт. Живой. Возродившийся. Гарри подумал, что он сейчас упадет в обморок — боль в его виске стала невыносимой, рассеченная щека пульсировала, а сердце ухало, словно молот. Волдеморт стоял, опустив голову, и его длинные руки безвольно висели вдоль тела. Его белая кожа была влажной, ноздри плоского носа раздувались, а челюсть, похожая на обтянутую кожей кость, сжималась. И вдруг он дернулся и медленно поднял лицо: его глаза открылись, и красный взгляд пронзил Гарри, заставив его шрам вспыхнуть всепоглощающей болью. Мальчик ослеп на пару секунд, но, когда зрение вернулось к нему, ничего не изменилось. Волдеморт стоял перед ним и смотрел на него, а за его спиной толпилась целая армия Пожирателей смерти. Все они медленно передвигались, кольцом обхватывая дерево и Темного Лорда. Они больше не говорили, и воцарилось зловещее молчание, нарушаемое только воем ветра и шелестом листвы и травы. Волдеморт отвел взгляд от Гарри и принялся осматривать собственное тело. Его кисти напоминали больших белых пауков; его длинные бледные пальцы ощупывали грудь, руки, лицо. Красные глаза, зрачки которых, подобно кошачьим, превратились в щелочки, горели в темноте еще пронзительнее. Охваченный восторгом, он вытянул вперед руки и начал сгибать и разгибать пальцы, не обращая ни малейшего внимания ни на Барти Крауча, стоящего к нему совсем близко и тихо поскуливающего, ни на толпу Пожирателей Смерти, ни на Нагайну, вернувшуюся и обвивающуюся вокруг дерева, к которому был привязан Гарри. Волдеморт запустил одну из своих неестественно длинных рук в карман мантии и вытащил оттуда волшебную палочку. Он нежно погладил ее, взвесил в руке и небрежно взмахнул, будто проверяя, так ли хорошо она слушается его. Видимо, с палочкой все было в порядке, поэтому Волдеморт резко обернулся, взглянув на своих подчиненных. Он будто и забыл о Гарри и медленно двинулся вперед. — Итак, — его голос был наполнен злобной радостью, а знакомые шипящие нотки резью впивались в голову Гарри, — мои Пожиратели. Те вдруг разом попадали на колени, но никто не решался подползти к Волдеморту. В прорезях их масок сверкали их глаза. Темный Лорд, тем временем, продолжал говорить, не делая никаких знаков своим слугам: — Вас много здесь, однако я знаю, что вас намного больше осталось на свободе. Кто же оказался так глуп, что не откликнулся на мой призыв? Или же эти трусы не поверили моим верным соратникам? Пожиратели молчали, опустив головы. Волдеморт ходил меж ними, глядя на каждого и прислушиваясь к чему-то. Он вдруг остановился перед одним и резко сорвал с него маску, бросив ее на землю. Пожиратель тут же упал на землю, заломив руки и попытавшись поцеловать босую ногу Волдеморта. — Повелитель... повелитель... — забормотал он, но Волдеморт лишь брезгливо сделал шаг назад, красным, дьявольским взглядом глядя на несчастного. — Я слышал, ты, Тафт, участвовал в поимке беглых Пожирателей? Отчего же ты стоишь сегодня здесь? — Повелитель, это вынужденная мера, иначе меня бы поймали... Повелитель, прошу Вас... — Ты считаешь, что страдать за своего господина — это неправильно? Что предать меня и перейти на сторону врагов — это простительно? — Я думал... думал... — мужчина готов был упасть без чувств, — думал, что Вы уже не вернетесь. — Значит, ты не верил в меня. Плохо, Тафт, очень плохо, — Волдеморт поднял палочку, Пожиратель закричал от боли. Он корчился и выгибался на земле, пальцами вырывая траву. Остальные не смотрели на Тафта. Его голос охрип и стал срываться, когда Темный Лорд, наконец, убрал палочку. Он вышел в центр, встал спиной к Гарри и обратился ко всем собравшимся: — Пожиратели Смерти! — круг вздрогнул. — Посмотрите на Тафта. Он отказался от меня в то время, когда я больше всего нуждался в поддержке. Но не он один виновен. Вы все — сильные, могущественные волшебники — оставили меня, поверив, что этот мальчик — Волдеморт резко обернулся и посмотрел на Гарри, окатив его волной новой боли в шраме, — смог одолеть меня. Вы забыли, как клялись мне в верности? — Нет, хозяин... — Господин, мы были настороже... — Мы ждали и верили... — Достаточно, — Волдеморт подошел и встал рядом с пленником, вновь глядя на своих слуг. Близость монстра заставляла внутренности Гарри скручиваться в узел. — Мне все известно. Те, кто оставил былую жизнь и ползал на коленях перед нашими врагами, будут наказаны, а те, кто верно страдал ради меня, кто пытался меня отыскать, будут щедро вознаграждены. Такие, как ты, Барти, — Волдеморт почти ласково посмотрел на сидящего на коленях Пожирателя. — Я горжусь тобой, ты проявил невиданную смелость и верность. Ты одолел своего отца, как сделал я когда-то, и превратил его в нашего слугу. Ты заслужил награду. — Милорд... — Барти пополз вперед, прижимая к себе обрубок руки. Он протянул его вперед, и Волдеморт великодушно взмахнул палочкой. В воздухе остался темный след, похожий на расплавленную смолу. Этот след замерцал и превратился в копию человеческой кисти. Кисть опустилась вниз и приросла к окровавленному запястью Крауча. Всхлипы мгновенно прекратились, и Барти с восторгом посмотрел на свою руку, сжимая и разжимая черные пальцы. — Милорд, она прекрасна. Спасибо Вам, милорд. — Волдеморт награждает тех, кто помогает ему, — произнес Темный Лорд, больше не глядя на Крауча. — И карает тех, кто отворачивается от него. — он вновь обратился к толпе. — Многие из вас отвернулись, однако сегодня, в тяжелый час, вы все здесь. Я дам вам шанс исправить досадную оплошность прошлого и вновь стать теми, кто вы есть. Сегодня не просто день моего Возвращения, сегодня день первой битвы, в которой мы встретимся с нашими cтарыми врагами — Орденом Феникса. По ряду Пожирателей пробежала дрожь. Они завертели головами, будто ожидая, что орденцы сию секунду упадут на них с неба. Гарри же, который мог только смотреть на происходящее, продираясь сквозь боль, лихорадочно просчитывал шансы. Гриндевальд предал Дамблдора, и профессор мог отступить, если число его людей мало. Однако это единственный шанс добраться до Волдеморта, его нельзя упускать. — Орден Феникса во главе с Альбусом Дамблдором подготовил засаду, чтобы уничтожить меня, но наш новый друг своевременно предупредил меня об этом. Покажись же! — Волдеморт повернул голову, и Пожиратели расступились. За их спинами стоял Гриндевальд, скрестивший руки на груди и нечитаемым взглядом глядящий на происходящее. Он без страха смотрел на Волдеморта, пока тот, покинув Гарри, приближался к нему. Черная мантия волочилась за ним по земле. — Знаете ли вы, кто это? — он встал напротив мужчины, и Гарри перестал видеть его лицо. Пожиратели молчали, но над их рядами медленно гудело удивление. — Это мой предшественник, носивший звание самого Темного Волшебника всех времен и народов до меня. Его имя Геллерт Гриндевальд. Пожиратели ахнули, но с места не сдвинулись. Гриндевальд почти равнодушно смотрел на Волдеморта, не меняя выражения своего лица. — Благодаря своему любовнику — Альбусу Дамблдору — он сбежал из тюрьмы и вернул себе силы и молодость, — насмешливое и презрительное выражение появилось в голосе Волдеморта. — Однако он оставался верен своей темной душе и не позволил Дамблдору подчинить себя. Благодаря его содействию мы знаем о засаде Ордена и сможем отразить ее. — Но когда они нападут, милорд? — подал голос Люциус Малфой. Волдеморт не обернулся. — Хороший вопрос, Люциус, — он смотрел на Гриндевальда. — Чего они ждут? Я жив уже пять минут, но Дамблдор не спешит атаковать и спасать своего мальчишку. Гарри задрожал. Гриндевальд знает о крестражах, если он расскажет или уже рассказал, то весь план рухнул. Однако Геллерт молчал, склонив голову набок, и ветер трепал его золотые кудри. Наконец, он произнес: — Дамблдор всегда был непредсказуем. Думаю, он ждет удобного случая. — Вот как, — прошипел Волдеморт. Он повернулся и направился к дереву, где остановился. Пожиратели замерли в ожидании. — Тогда оставим разговоры на потом. Однако, — Волдеморт подошел еще ближе, и Гарри почувствовал его зловонное дыхание. Ему пришлось отвернуться, чтобы сохранить хоть немного самообладания, — есть кое-что, о чем мы не можем позабыть. Сегодня мы здесь не одни, с нами наш маленький знаменитый гость. Посмотри на меня, Гарри Поттер, — приказал Лорд. Гарри упрямо держал глаза закрытыми. Это разозлило Волдеморта, и юноша вскрикнул от боли, когда холодная, твердая рука вдруг коснулась его лица. Длинный палец надавил на его порез, заставляя щеку буквально гореть огнем. — Я, наконец, могу прикоснуться к тебе. Твоя защита больше не имеет значения, потому что, — Волдеморт наклонился вперед, и шрам Гарри начал пульсировать, разрывая голову мальчика болезненными импульсами. Гриффиндорец понимал, что еще немного, и он потеряет сознание, но упрямо держался. Ему было невероятно противно от этого холодного прикосновения; ненависть, злоба, отвращение, отчаянье клубились в нем, но тело Гарри до сих пор было слабо, и он при всем желании не смог бы отодвинуться, — я знаю, что за секрет ты хранишь. Секрет, из-за которого Дамблдор медлит. Гарри резко распахнул глаза. Нет, нет! Ему нестерпимо хотелось повернуть голову и посмотреть в лицо Волдеморта, чтобы понять, блефует тот или говорит правду, однако этим он мог выдать себя, мог... — Круцио! — раздался равнодушный голос, и Гарри выгнуло на веревках. В каждую клеточку его тела впилась игла, проворачивающаяся и разрывающая его плоть. Он будто горел заживо, корчился, хрипел, пытаясь потерять сознание, но крепко держась за это зверское чувство. Его мышцы сводило судорогой, кости сжимало, пытаясь сломать... Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Гарри повис безвольным кулем на веревках, тяжело дыша и будучи не в силах даже сглотнуть слюну, наполнившую его рот. — Гарри Поттер, — продолжил Волдеморт, — мой главный враг, причина того, что я считался погибшим, преграда, долгие годы мешающая мне достичь полной победы... И вот ты снова предо мной, снова связан, и всего лишь два слова я должен сказать тебе, чтобы окончательно уничтожить. Гарри с трудом поднял взгляд. Он дрожал мелкой дрожью, отголоски боли все еще вспыхивали в его теле, однако он хотел видеть. Волдеморт разглядывал его с видом человека, заметившего нечто драгоценное в горе мусора. Пожиратели за его спинами сближались, делая круг уже: они чувствовали настроение своего хозяина и спешили услужить ему в то время, когда раздача наказаний прекратилась. — Я знаю, сколько неприятностей ты можешь мне доставить, каким живучим ты можешь быть... Было бы величайшим удовольствием убить тебя, а потом бросить твое тело на ступени Хогвартса, — красные глаза горели, прожигая в Гарри дыры. — Однако это именно то, чего хочет Дамблдор. Вы уничтожили мои реликвии, но, видимо, осталась еще одна, раз Дамблдор пошел на такой риск, и она прямо передо мной, — Волдеморт поднял палочку и почти нежно коснулся ей подбородка Гарри, заставляя его приподнять голову. — Ведь так, Гарри? Скажи мне правду, и я пощажу тебя. Гарри молчал, стиснув зубы. Прикосновение этой палочки жгло его. — Молчишь? — ему и не нужно было переспрашивать. — Что ж, ты сделал свой выбор. Новый Круциатус ударил по Гарри, заставляя его биться в агонии на веревках. Волдеморт держал палочку направленной на Гарри, но повернул голову к своим Пожирателям. — Я отправлюсь в поместье моего отца, и я хочу, чтобы все Пожиратели, которые остаются на свободе, прибыли туда к утру. Те, кто не прибудет и не будет иметь веских оснований для этого, будут объявлены предателями, и их ждет та же участь, что и всех наших врагов. — Вы желаете, чтоб их убили на месте? — спросил один из Пожирателей. — Нет. Я хочу знать, кто именно покинул меня. А потом убейте, — Волдеморт убрал палочку, и Гарри смог передохнуть. Он перестал что-либо видеть, перед глазами все было черным, и изредка взрывались яркие пятна. — Как быть с Каркаровым? И со Снейпом? — спросил Люциус. Гарри задрожал крупной дрожью. — Каркаров... — Волдеморт сжал свой безгубый рот. — Это ничтожество полно страха. Убейте его. А Северуса привести ко мне, и чтоб ни одного волоса не упало с его головы. — Как прикажете, милорд. — А сейчас нам пора, — Волдеморт взмахнул палочкой, и веревки спали с Гарри. Мальчик тут же повалился на землю, ноги не держали его. Он с трудом смог пошевелить рукой, чтобы смягчить удар. Зрение постепенно возвращалось к нему, и он увидел перед своим лицом грязную босую ногу. Новая веревка крепко обхватила его шею, его руки и ноги, и Гарри почувствовал, как его поднимает в воздух. Он не мог и пальцем пошевелить, не то что оказать сопротивление, хотя в его мозгу уже вспыхнуло предупреждение Дамблдора: «Если он схватит тебя — мы проиграли». Быстрее, профессор, мысленно взмолился Гарри. И, видимо, Дамблдор услышал его. Небо вдруг взорвалось сотней молний, стало светло, как днем, и вокруг Пожирателей стали появляться люди. Они словно соткались из белесого тумана и были готовы к битве: первый же орденец, опустившийся на землю, метнул вперед заклятие. Пожиратели разом ощетинились, началась давка, и Гарри перестал понимать, где кто находится. Он вдруг рухнул на землю, связанный и беспомощный, и увидел, как небо над головой посветлело от вспышек заклинаний. Громкий треск стоял кругом, сквозь него и беспорядочные крики не было слышно, чтобы кто-нибудь звал его. Гарри увидел, что Волдеморт создал вокруг него и себя щит, сквозь который, однако, можно было посылать заклинания. Пожиратели использовали Аваду Кедавру налево и направо, и Гарри видел, что несколько ударов поразили свои цели, но в этой мешанине, казавшейся ему расплывчатой из-за натекших слез, он не мог узнать людей. Однако Дамблдора он заметил. Среди черных одежд вдруг появилась его сказочная мантия, расшитая райскими птицами: волшебник с легкостью расчищал себе дорогу, и Пожиратели опасались связываться с ним. Дамблдор будто горел белым огнем, поглощающим все вокруг, и он стремительно приближался к цели. — Дамблдор! — зашипел Волдеморт, выставляя перед собой палочку. Он без предупреждения кинул вперед заклятие, но старик уклонился от него. — Ты все так же любишь обижать маленьких, Том, — спокойно заметил Дамблдор. Его голос перекрыл шум битвы: таким мощным он был. — Отпусти Гарри. — Ты сам отправил его ко мне, — злобно процедил Волдеморт. — Твоя теория любви и доверия вновь не оправдала себя: твой план провалился! Дамблдор ничего не ответил. Он ударил в самый центр щита Волдеморта ярко-фиолетовым лучом, похожим на струю воды: магия все била и била в барьер, пока, наконец, не сломала. Раздался треск, и Волдеморт резко скользнул в сторону. Его черная мантия вилась вокруг его ног, подобно черному туману. Волшебники схлестнулись на дуэли, кидая друг в друга смертоносные заклятия, оставляющие прожженные дыры на земле. Гарри лежал в стороне, пытаясь пошевелиться и хоть как-то помочь, но он не мог выпутаться из веревок. Но вдруг рядом с ним кто-то оказался. — Давай-ка я тебе помогу, — Гарри помнил этот голос. Он вскинул лицо и увидел Нимфадору Тонкс, старательно разрезающую его путы. Ее волосы были безумного голубого цвета и почти светились из-за вспышек вокруг. Тонкс помогла ему подняться на дрожащие ноги и, ухватив за локоть, попыталась увести подальше от Дамблдора и Волдеморта, приблизиться к которым было невозможно. Гарри ковылял за ней, шипя от боли: Тонкс по пути кидала перед собой заклятия, освобождая дорогу, и большинство орденцев отвлекали тех, кто был на их пути. Перед ними вырос грозный Макнейр, и Тонкс сцепилась с ним, оставив Гарри за своей спиной. Там-то его и поймал Малфой, выскочивший из толпы словно бешеный пес. Его режущее заклинание совершенно бесшумно полетело в Гарри, и юноша заметил его слишком поздно: он попытался кинуться на землю, но острая вспышка поразила его в бок. Гарри вскрикнул и схватился за раненую плоть, он попытался сбежать, но ему не удалось и пары шагов сделать из-за боли, пронизывающей его ослабленное тело. Его палочка лежала где-то с другой стороны дома, а без нее он был жалок и беспомощен... — Стой на месте, Поттер! — Люциус приблизился к нему, как к раненому волку. — Инкарцеро! Гарри не мог позволить себя схватить. Со всех сторон мелькали мантии Пожирателей, он видел несколько тел, на которых люди наступали, стараясь спастись и при этом убить как можно больше врагов. В воздухе разлился запах гари, и вместе с ним проявлялся отвратительный аромат смерти. Гарри никогда не хотел, чтобы это произошло, ему было больно и горько, он лежал на самом дне черного океана, и все, что он мог, это кричать и дергаться. Он зашипел и бросился вперед, уклоняясь от связывающего заклинания и врезаясь в Люциуса. Тот явно не был готов к лобовой атаке от безоружного, раненого мальчишки, секунда промедления была спасением для Гарри. Мальчик вцепился в маску Малфоя, срывая ее с него и чувствуя, что на пальцы его намоталось несколько белых прядей. Малфой зашипел, его палочка скользнула Гарри по животу, оставляя за собой глубокий порез. Юноша закричал, он вцепился в руку мужчины зубами, чувствуя, что ноги его больше не держат. Малфой стряхнул его, но в следующий момент его самого атаковали: из гущи сражающихся выступил Грозный Глаз Грюм, чуть промахнувшийся мимо белобрысой головы Пожирателя, но подпаливший его волосы. — Малфой! — страшным голосом заорал он, и Малфой, недолго думая, кинул в него Убивающее заклятие, а сам бросился в толпу. Гарри не пытался удержать его, он лишь захрипел, когда кто-то случайно пнул его по спине, роняя на землю. Грозный Глаз тут же подобрал его, поставив на ноги и подхватив под руку: — Нимфадора, Поттер сбежал к дому! — крикнул он и потащил Гарри в противоположную сторону, к лесу. Гарри не мог идти сам, его ноги волочились по земле. — Нет! — мерзкий шипящий голос вдруг накрыл все кругом. — Поттер мой! — Поттер, сознание не терять, стоять и не двигаться, — распорядился Грюм, а сам встал в боевую стойку. Пожиратели вокруг не прекращали сражения, орденцев было слишком много, чтобы они могли любопытно озираться. Волдеморт опустился сверху. Ему не составило труда взлететь, а потом, как огромная летучая мышь, кинуться в гущу сражения. Гарри увидел его и то, как Грюм поставил плотный щит перед ними, и начал озираться: если Волдеморт здесь, то Дамблдор?.. Но директор был жив и способен сражаться. У него была новая дуэль, и сердце Гарри отозвалось сухой тяжестью: на Дамблдора нападали Гриндевальд и Белизар. Профессор сосредоточенно отбивался от них, не говоря ни слова: на него было страшно смотреть, таким грозным и полным горечи казалось его лицо. Волдеморт стремительно атаковал щит Грюма, и старый аврор пытался отбиваться. Но на него с другой стороны нападали сразу три Пожирателя, и Тонкс вместе с подоспевшим Динглом не могли долго их сдерживать. Гарри выбрался из-под щита и на коленях пополз вперед, не чувствуя своих рук и ног. Он понятия не имел, что происходит над его головой, что происходит под ним, он смотрел только вперед, и видел совсем немного (тьма подбиралась к нему со всех сторон), но старался двигаться вперед так быстро, как только мог, ориентируясь только на мелькающие босые ноги и жуткую черную мантию впереди. Рядом с ним вдруг упало тело: это был Пожиратель. С него сорвало маску, и Гарри увидел, как по его разорванному заклинанием лицу течет бордовая кровь вперемешку с чем-то беловатым. Глаза Пожирателя налились кровью и разъехались в разные стороны; гриффиндорец сжал зубы, сдерживая рвотный позыв. Ему нужно было двигаться, двигаться несмотря ни на что. Битва становилась яростней. Наконец, он оказался там, где хотел. Волдеморт уже почти одолел Аластора, он махал палочкой, словно продолжением своей руки. Он видел, что Дамблдор, несмотря на свою битву, приближается, и даже Гриндевальд не может сдержать его — в руках у директора была Та Самая палочка, и Волдеморт верил в ее силу... — Авада Кедавра! — зеленый луч пролетел над плечом увернувшегося Грюма и врезался в Дедалуса Дингла. Тот замер и тут же беззвучно повалился на землю. — Нет! — вскрикнула Нимфадора и кинулась к нему, держа перед собой щит. Два Пожирателя (третий исчез куда-то или был убит) направили на нее свои палочки, и Грюм, потерявшийся между двумя битвами, вдруг бросился назад, кидая в мужчин какой-то зеленой дрянью, попавшей на их мантии и тут же начавшейся дымиться. Он пытался защитить Тонкс, и в то же время держать Волдеморта в поле зрения, но Темный Лорд уже целился в девушку, находившуюся к нему ближе.... Гарри знал, что он должен сделать. Он быстро поднялся на ноги, забыв о боли на мгновение, и кинулся на Волдеморта. Это было безумием, но за время, проведенное рядом с этим разлагающимся домом, Гарри уже сошел с ума. Он был наполнен черной смолой, и ему нужно было ее выплеснуть. Юноша наскочил на волшебника со спины и вцепился в его руку, держащую палочку. Волдеморт зашипел, но поняв, кто был столь дерзок для подобной атаки, одним легким движением перебросил Гарри вперед, вывернув ему руку. Гриффиндорец чудом не выпустил костлявого запястья, иначе он бы тут же упал к ногам Волдеморта — пальцами он ощущал гладкость волшебной палочки, и ему нужно было вырвать ее... — Легилименс, — шепнул он первое, что пришло ему в голову. Адская боль вдруг врезалась в него, плавя ему мозги и превращая мысли в кашу, его вывернуло наизнанку, и Гарри мгновенно решил, что это смерть настигла его — так больно не было даже от Круциатуса. Но часть его сознания слышала и чужой крик, чужую слабость — Волдеморту тоже было больно. Гарри вдруг увидел перед собой гриффиндорскую гостиную, наполненную Пожирателями, Хвоста, сидящего в большом зале, Крауча, входящего в класс... Это было бредом, отвратительным бредом, их воспоминания словно слились и переплелись между собой. Гарри увидел свою кричащую мать, стоящую в пещере на утесе, а потом полуобнаженного Драко, протягивающего вперед руку с Черной меткой... Это засадило последний удар в его тело. Гарри почувствовал, что все прекратилось. Он упал на землю и перестал видеть что-либо. Нечто подхватило его, грубо встряхнуло и потащило куда-то. Гарри трясло, из глаз у него текли слезы, губы были искусаны, и рот наполнялся кровью... — Держись, Поттер! — голос Грюма привел его в чувство. Мальчик понял, что аврор тащит его на плече куда-то в лес; под ними показалась трава и ветки, а шум битвы остался где-то позади. Крики и запах крови все еще мучили Гарри, он понял, что сейчас его стошнит, потому что все внутри него противилось происходящему со страшной силой. И вдруг его сдавило со всех сторон и кинуло в знакомую трубу, тянущуюся до бесконечности долго. Гарри закричал, и через секунду он шлепнулся на землю, застонав от боли. Над ним ревел стадион и сияли звезды. Он вернулся.