Queens

Рыжая эльфийка бежала по крыше, вдоль узкой улочки, оставаясь в тени от фонарей и факелов. Хотя не так-то просто было скрыться на фоне алеющего зарева крупного пожара на западе. Несколько прыжков и перебежек привели девчонку к тупику, где толпились заплатанные, кашляющие эльфы, торопливо разбирающие полные мешки. Данна легла на черепицу, склонилась к самому краю, пытаясь усмотреть, что же было в мешках. Плотная рогожа топорщилась от острых углов содержимого, они лопались словно переспелые фрукты, и из нутра их вырывались черные концы дешевых ножен. Кто-то вытряхнул мешок и на землю полетели короткие клинки с цветастыми, потертыми рукоятками странной формы. Данна нахмурилась, пытаясь своим умом догадаться кто доставил в эльфинаж оружие, да еще и так много. Оно было и раньше, его прятали в сундуках, под половицами. Данна однажды нашла в кроне Венадаля спрятанный давным-давно и уже вросший в дерево клинок. Краденное, или старое и разваливающееся в руках – оружие было. Но клинков никогда не было достаточно, чтоб составить вооруженное сопротивление… как не было и эльфов, которые умели бы держать оружие в руках так, чтоб не покалечиться. Остроухие боялись драться, их так приучили. Когда это успело измениться? Данна отползла от края крыши и вскочив, снова понеслась вперед, следуя одной ей известному маршруту. В голове ее крутилась одна только мысль: Керелин не должен успеть. Табрис не хуже своей кузины знала, каким губительным могло быть для эльфинажа влияние таких буйных голов… - Ты! Стой! - Керелин не был глуп и выставил своих людей на стреме. Один из них стоял на крыше, не слишком близко к тупику, но достаточно - от Табрис, и заметил ее шуструю тень. Данна едва увернулась от стрелы, впившейся в дерево у нее под ногами. - Демоново гузно ты, Керелин... - бормотала себе под нос Данна, балансируя на тонких досках. Но равновесие не удержала, спрыгнув в подворотню, вынуждая соглядатая прыгать за ней. Еще одна стрела чиркнула эльфийку по голени, заставив пригнуться и кувырнуться в грязи. Табрис так и не встала, жгучая боль подсказала попрыгунье, что рана была не такой уж и безобидной. Она успела только вынуть кинжал, прямо на четвереньках, когда лучник-эльф подобрался к ней сзади. Он больно стукнул девушку по спине, а та в ответ со всей мочи влепила лезвием по его ступне, вогнав кинжал поглубже. Эльф заорал так, что не услышать мог только мертвый. - Рот закрой... - Данна толкнула брыкающегося эльфа навзничь и прирезала, но криков обратно в глотку запихать не могла. Она в который раз пожалела о своих бойких и чересчур шумных рефлексах, - лярва! Пошатываясь, она поднялась и через несколько домов вновь нашла удобный подъем на крыши. Забиралась тяжко, оскальзываясь на собственной крови. Керелин теперь точно знал, что нужно выдвигаться. Керелин... Когда-то Данна думала, что хорошо его знала. Он рос в приюте, родителей его убили шемы, но ненависть мальчишки к людям не считали особенной, пока не проявился его особый талант… Беспризорник был сильным, жестоким, и оказался отличным мошенником, умея подмять под себя слабохарактерных товарищей. Он собрал целую компанию уличных «артистов» и вымогал у обывателей деньги. Все попрошайки эльфинажа так или иначе начинали работать на Керелина, и влияние его становилось все сильнее с каждым днем. Они избивали людей, приходящих в эльфинаж и отбирали монеты. Какое-то время Керелин даже пытался выдать мелкое хулиганство своей компании за деятельность людей Рыжей Дженни, но облагородить себя в глазах эльфинажа не вышло. Да и разбойники из Рыжих отказались иметь с ним дело. Пока Данна сидела в тюрьме денеримского эрла, Керелин обзавелся еще и неплохим глашатаем, язык которого услаждал не только слух толпы. Ее звали Жанин. И она была пришлой. Но откуда привезли ее шемы, закованные в дорогую броню – никто не сумел дознаться. В городе у нее был кто-то, и тут уж Данна не была уверена, но со слов Нессы – к девчонке приходила очень похожая на нее эльфийка в платье, «которое стоит того, чтоб подол его приподымали на таких мерзких дорогах». Кем была эта шемленская лизоблюдка, и почему она не жила вместе со своими – не могла выведать ни одна эльфинажная сплетница. Главное, что было ясно теперь – от Жанин была одна только беда. Данна бежала. Чем дальше она продвигалась, тем сильнее в воздухе был запах дыма и назойливый шум большого столпотворения. Она припустила быстрее, прикрывая лицо от сгустившегося серого облака над домами, которое щипало глаза. От такой дурной видимости она едва не навернулась с покатой крыши у нужного проулка, и цепко вцепляясь пальцами во вбитые доски, подползла к краю дома. Ее родного дома. Ее все еще била дрожь от мысли, что отца там нет. Данна знала, что Цириона выволокли из дома имперские ублюдки. Знала, что отец не был болен. И хотя несколько больных эльфов в гетто она видела, но теперь уже была уверена, что слух о масштабах болезни был высосан из мизинца одного грязного регента. Чем бы не занимались тевинтерцы с похищенными эльфами, но нужны им были здоровые. Наконец, ее слезящимся очам предстал очаг пожара. Табрис неловко соскочила на груду утлых бочек, пытаясь выровнять дыхание, которое то и дело пропадало от горького воздуха и ужасающего вида. Пламя поглотило часть приюта, и несколько прилежащих домов. Ополоумевшие женщины и мужчины с дырявыми ведрами бегали от колодцев к огню, но потушить пламя сейчас казалось подобно попытке еще раз войти в Черный Город. Среди разрозненной толпы остроухих она разглядела знакомую макушку, рыжую и с косичками. Шианни изо всех сил старалась заставить эльфов работать сообща с… с… шемами. В огне блестели пластинчатые латы стражников, и на щитах некоторых из них был герб уже приевшийся Данне во дворце, а на других - была начертана башня, стоящая на красном пригорье. Данна не помнила, чей это был герб, да и некогда ей было размышлять откуда пришел отряд. Она щурилась и кашляла в кулак, пытаясь разглядеть, чем они заняты на пожарище. Но тут взгляд ее отвлекла куда более интересная процессия – словно ожившее полотно, или воплощенные в действительности герои сказаний – из огня выступил каменный человек, поросший мерцающими минералами, с ним гном, закованный в черный доспех, и великан с кожей такой серой, будто гарь впиталась в нее. Данна даже забыла кашлять, во все глаза щурясь на живую статую, которая движется в огне, и тот расступается перед ней, не опаляя монолитного тела. Что делала в огне эта каменюка – Данне было не видно, но вскоре землю начали сотрясать сильные удары, и задним умом эльфийка додумалась, что ожившее изваяние помогает тушить пожар. А Керелин подбирался уже близко. Данна чувствовала как дрожит земля и в какой-то момент ей даже стало казаться, что она слышит его боевой клич. Она настойчиво привлекала внимание кузины окриками и взмахами рук, и когда та заметила ее, прокричала: - У Керелина есть оружие! Много, много мечей! - Откуда?! - сестра, похоже, надорвала связки. - Они хотят устроить бойню, предупреди шемленов! Нужно что-то придумать... что-то... Все что случилось дальше, было неожиданностью для эльфов. Они пытались докричаться друг до друга в толпе, совсем не обращая внимания на женщину, держащуюся в стороне от народа. Она была одета странно, носила перья, но не такие, как имперцы, и цвет кожи ее был другой... белое как снег лицо, и глаза желтые, как лунные диски. Она стояла у стены, брезгливо косясь на отчаянье эльфов, и бормотала что-то неслышно, крепко держась за свою неприметную деревянную трость. В какой-то миг она ударила по земле древком и выкрикнула фразу не на общем языке. И тогда... Взметнулась вьюга, посреди ранней осени. Снег появился ниоткуда, посыпавшись на головы солдат и на языки необузданного пламени. Обращаясь в воду прямо в воздухе, снегопад повалил над домами сплошной стеной, и тогда кто-то вскрикнул в ужасе: - Ведьма! Кажется, это слово только сильнее напугало эльфов. Они заметались, как крысы, шарахаясь от людей, в каждом из них усматривая врага. Магии здесь боялись больше огня... и Данна не могла их винить. Ее саму бросила в дрожь, когда она увидела шемленку с посохом, так ловко управлявшуюся со стихией. Пожар пошел на убыль прямо на глазах, но страх и отчаяние забитых жителей гетто не проходил. Большая часть, как бы Шианни их не просила, разбежалась сразу же, остальные кажется готовы были на шемленов бросаться. Однако на страже хрупкой на вид шемленки и ее ледяных всполохов встали эти странные существа из сказок и легенд - великан, голем и гном... одной каменной статуи хватало, чтоб отпугнуть листоухих. - Орлейский цирк... - в который раз выругалась Данна и подумала о Кусланд. Пришло вдруг ясное осознание того, что эти существа, и ведьма и все эти стражники - с гербом, как вспомнила Табрис, Редклифа - люди, с которыми пришла в Денерим Серая Стражница. Ведь это она собирала армию и подбирала всяческий сброд, во всех уголках Ферелдена... Но это значило... значило... - Ах ты ж наволочь нахашинская! - взвизгнула Данна в сердцах. в дворцовых интригах она разбиралась, как свинья в апельсинах, но все же начала догадываться, зачем они явились в эльфинаж. Нет, не спасать эльфов. Дело было в гвардейцах регента. В сраных политических играх. - Не дай Керелину преуспеть, - бросила она сестре только, скрипя зубами от злости. - Куда ты!? Но хромая эльфийка уже бежала прочь от пожарища, не оглядываясь и не видя, каким пристальным взглядом провожал ее серый великан. Данна шагнула в тень от деревянной пристройки и припустила в сторону тевинтерского дома. Перед нужным поворотом она огляделась и в это алой, душной от дыма темноте, уловила движение. Она не надеялась, что наткнется на ребенка и уже обнажила клинок, когда разглядела знакомые черты. - Дура! Ходь сюда, - приказала она испуганному ребенку. Девочка, с неопрятными косичками заправленными за острые ушки, вышла к ней, потирая одной босой ногой о другую. - Ну что, что? Быстрее! – потребовала Дан без лишних слов. Ей хотелось встряхнуть дрожащего ребенка, но что-то останавливало бесцеремонную девку в этот раз. - Я всех проводила… А господин… сэр… храмовник остался там, и стонал и совсем не мог подняться, - посмотрела девчонка на Данну своими громадными, серо-зелеными глазами. Храмовник появился внезапно, он уверял что знает, что с приютом было не так. Но он был старым, и... то ужасное место забрало его. И не только его. Сэр Гарольд... Данна постаралась отогнать от себя страшные воспоминания. Она скривилась, вглядевшись в лицо девочки. Той достались глаза от матушки, и копна волос, такая же желтая, почти ядовитая, как порошок аларитовой сыворотки, как цветущий лютик, от которого слепнут куры. - Это все, Кроха? – настойчиво повторила Данна, - ты все мне сказала? Ничего больше не видела? Девчонка готова была расплакаться. Ей страшно не нравилось, когда Данна звала ее «Крохой*», но после пары оплеух девчонка перестала огрызаться. - Вы мне обещали, что если я помогу, расскажете про мою мамочку, - плаксиво попросила девочка, - когда она вернется из Хайевера? Табрис схмурила брови, оглядываясь на пожарище и быстро ответила, не глядя ребенку в глаза: - Не знаю я, я тебе соврала, желтая башка, - она не хотела смотреть на малявку, знала, что станет совестно. Конечно, лишить девочку надежд было бы проще всего, ведь Данна знала, что ее мать, вместе со всеми кто был в Хайевере – были вырезаны людьми эрла Хоу. Знала из первых уст, хотя и не слишком-то этим гордилась. Однако стоило ли говорить девчонке? Она была тихой, забитой, с тех пор как Иона пропала. Данне было ее по своему жаль… у мелюзги не осталось никого, кто мог бы помочь. Ее ждала нищета, воровство или держатель …. Очередной Керелин. Или Кенделз... - Блядские дворяне с их блядскими распрями, - злобно выругалась Данна, все же обернувшись к девочке. Та не плакала, лишь хлюпала распухшим, как картошка, носом. Времени на большее не было, и Данна решила, что не имеет права обойтись с мелочью так жестоко: - Ты еще можешь помочь храмовнику, беги к нему. И не высовывайся, усекла? Я потом найду тебя, - и она потянула девчонку за шиворот, вынимая из заплечной сумки флягу, наполненную под завязку жидкой припаркой, которую передала крохе уже на бегу. И только когда девочка скрылась в нужном направлении боль напомнила Табрис, что стоило смазать лечебной мазью и свою несчастную ногу. Но нагонять мелюзгу было некогда, и Данна поторопилась к Коутрэн, которой яркое пламя было хорошим прикрытием. *** Гвардейцев было двое. Оба выглядели излишне взволнованными. Сурана знал, что такое волнение, когда-то он и сам был страшно подвержен ему, кажется, за это ему и подарили это ледяное спокойствие. И тишину. Тишина была всепоглощающей, от нее затухали даже внешние звуки. Суране нравилась тишина. Хотя нравиться что-то по-настоящему ему больше не могло, но усмиренный отдавал тишине предпочтение. Он внимательно глядел на бледную женщину и мужчину со шрамом, в испарине, пока те объяснялись с его любезным хозяином. Они не были громкими, но постоянно создавали неясный шум. Мужчина казалось, сросся со своим арбалетом и руки его, покрытые запекшимися разводами крови, подрагивали. Женщина выглядела сильной. Ее выдавало только дыхание. - Да, безусловно, мы и так планировали сделать эту партию последней, капитан, - отозвался Юлиас на какой-то вопрос, который Сурана не расслышал из-за сбивчивого дыхания женщины, - ваши бумаги у магистра, вы могли бы подождать пока я... - Мы пойдем с вами, сейчас же. - резко отозвалась взволнованная женщина. Сурана отметил на лице хозяина неудовольствие и предположил, что за этим последует какое-то наказание. Его перебили. Юлиас Тервус не позволял так с собой обращаться. - Конечно, сэр Коутрен, - но тевинтерцу удалось удивить раба, он даже сделал слабый кивок женщине. Он ее уважал, если не сказать боялся. Однако, чего мог бояться богатый альтус? Сурана и сам невольно проникся к сэру Коутрен уважением. Они прошли через холл и вышли во внутренний двор, соединявший место "лечебницы" с "отстойником", где держали эльфов отмеченных непонятной болезнью. Юлиас предпочитал называть это здание карантином, Сурана думал, что это место очень похоже на те комнатки, в которые заталкивают храмовники только что вырванных из семей детей, проявивших магию. Там было страшно, Сурана еще помнил. Детей там никогда не бывало много. Каждый забивался в свой угол и находил какой-то способ спасти свой разум от хитрых шепотков из Тени. Или не находил. Таких закалывали и утаскивали прочь, когда тело начинало трясти и выворачивать наизнанку. Сурана не понимал, почему постоянно возвращается мыслями к этим временам. Возможно, его просто удивляло, каким ужасным ему казалось все это тогда. Теперь ни одна из возрожденных в сознании сцен не пугала и не трогала. Они казались неприятными и нецелесообразными. - Что ты там копаешься! Бери мешок и тащи! - вернул его из забытия голос хозяина. Сурана поспешно схватил остатки имперской утвари, сваленной перед выходом из здания. Каждый раз поднимая тяжесть Сурана удивлялся, откуда в нем столько сил. До тишины и спокойствия он чувствовал себя невероятно слабым. Он шел следом за хозяином и гвардейцами, когда появились незваные гости. Эльфы, Сурана пересчитал всех, их было двадцать душ, вооруженные дешевым дрянным оружием с вычурными рукоятками. Никто из них не был знаком усмиренному, ни одного сопорати или раба. Положив мешок, усмиренный благоразумно отошел в сторону, уже предугадывая реакцию хозяина. Юлиас заговорил с эльфами, вальяжно опершись на свой гравированный посох. Тишина, чуть звенящая в голове усмиренного скрадывала многие детали разговора. Эльфы к тому же галдели, но громче всех был рослый, черноволосый, с каким-то животным выражением в глазах. Он назвался Керелин и потребовал отдать ему гвардейцев, словно бы он заплатил за них. От внимательных глаз Сураны не укрылось и то, как живо отреагировали на него сэр Коутрен и тот второй, со шрамом и арбалетом. Первым не выдержал именно он, выпустив болт и сразу уже убив одного из эльфов. Мечи были обнажены, воздух заискрился. Переговоры не удались, и завязалась драка. Были драки, которые казались Суране настоящим искусством. Хозяин водил его смотреть на такие в один светлый, знатный дом, в Денериме. Там не было грязи и крови, противники будто бы танцевали, выполняя движения четко и слажено. Такой бой нравился усмиренному. Но то, что он видел теперь вызывало лишь желание отвернуться и уйти, заняться чем-то по-настоящему необходимым. Эльфы не умели драться. Они использовали ногти, зубы, пыль из под сапог и сами сапоги. Один из них сломал меч но продолжал молотить хозяина тупым обломком куда придется. Юлиас упал. Сурана понимал, что нужно что-то сделать, но благоразумие заставляло его стоять в стороне и оберегать свою собственную жизнь. Гвардейцы бились иначе. Они работали сообща, они умели убивать. Когда ранили арбалетчика, он уже успел пристрелить пятерых. Но эльфы брали числом. И исход битвы казался предрешенным, если б не вмешались новые бойцы. Откуда-то с крыши спрыгнула рыжая девушка, которую Сурана сразу вспомнил. Именно в нее мужчина-арбалетчик стрелял несколько дней назад, в доме кожевника. А теперь она спасла его шею, скрестив клинки с Керелином. А после, наконец, явились и сопорати. Девера вместе со своими людьми пришла на помощь капитану гвардии как раз вовремя, Коутрэн была слишком измождена. Эльфы проиграли. Их трупы казались неловкими, неудавшимися марионетками, застывая в грязи в неестественных позах. Сурана стал искать хозяина и не сразу нашел его - Юлиас тоже лежал неестественно, странно раскинув ноги. - Что это за имперцы, которых убивают с одного удара... - сказал арбалетчик, достаточно громко, чтоб Сурана услышал. Девера ответила мужчине что-то резкое, но после, обратив свой взгляд к Коутрен, приобрела заметную почтительность в манерах. Сурана понял - кем бы не была эта женщина-гвардеец, ему следовало держаться ее. Раньше он никогда не видел, чтоб Девера и покойный хозяин обращались к кому-то с такой осторожностью. Разве только, Каладриус... Но Сурана прекрасно знал, что не стоит держаться Каладриуса. Потому, когда гвардейцы и прихрамывающая эльфийка Табрис двинулись к карантину - он оставил мешок хозяина лежать, и пошел следом за капитаном. *** Почему они отправились за Коутрен? Почему оставили без внимания целый отряд на площади? Испугались? Мысли эльфийки текли вяло, она следовала за капитаном гвардии по пятам, и лишь изредка бросала взгляд на шатавшегося Тобиаса - мерзавец или нет, он потерял очень много крови.Им следовало бы убираться как можно быстрее, и Коутрэн повторила это несколько раз, пока шла по коридору.Пару раз Данна обернулась и заметила как плетется за ними бритый эльф с клеймом на лбу. - Поди прочь, выдь, выдь, - хрипло попросила она усмиренного пару раз, но вскоре бросила это. Он ее словно не слышал. Мыслями она снова и снова возвращалась к Керелину. Эльфы набрасывались так, будто у них не осталось никакого страха. И вся эта возня казалась Данне слишком подозрительной, для случайности. И тогда, именно тогда, в пустом, воняющем плесенью и мочой коридоре, ведущем в прибежищу всех проклятых винтов-лекарей, Табрис осознала, какой она была глупой. Та служанка, богатая лизоблюдка королевы, упавшая в обморок на ее глазах… она ведь была так похожа на Жанин! Данна качнулась на месте, и чуть не села. Она хотела бы ощутить удивление. Или злость. Хоть что-то, что заставит ее двигать ртом и заявить о своем открытии гвардейцам, но вместо этого она сильно зашатавшись, едва не упала. Ее вовремя одернула и поставила прямо презрительная Девера: - Тут идти всего десять шагов. Табрис хотела ударить ее, но всего лишь вяло отобрала у нее собственный локоть. Когда она двигалась, каждая мышца болела. Сражаться, разбивать головы этим отвратительным имперцам не было сил. А может и желания. Табрис боялась признаться себе в этом, пока перед глазами ее не предстали клетки. - Соски Андрасте! Пустые, - выдохнула эльфийка. Она ничего не чувствовала. Знала, понимала, что в них когда-то сидел ее отец, хагрен, Валора, Несса... но от попыток возродить в себе хоть какие-то чувства, перед глазами снова вставало искривленное от звериной злобы лицо собрата. Керелин казался одержимым. Они все казались скотом, который лишь науськивает кто-то очень умелый. Неужели в этом была причина? Она ничего не чувствовала. Горечь утраты, жажда мести... исчезли, осталась лишь глухая пустота и желчная, крамольная мысль, которой эльфийка страшно боялась. "Они это заслужили..?". - Я знаю, почему они напали на вас, - тихо произнесла Данна, наконец, разобравшись со своим смятением. Коутрен обратила к ней свое серое лицо: - Потом, - только и вымолвила она, отвернувшись. К ней обращался отвратительного вида шемлен в дорогой мантии, протягивал женщине дорогой пергамент. Табрис приблизилась к капитану гвардии. Пару секунд она смотрела магистру в лицо, не совсем сознавая, что он магистр и что он хоть сколь-нибудь виноват в том, что произошло. - Ты забрал в рабство моего отца, - прошептала Данна замучено. Имперец одарил ее ядовитой усмешкой: - Хочешь составить ему компанию? Данна плюнула. И попала в глаз, даже не смотря на всю свою усталость. Потом Тобиас - едва сам стоящий на ногах - и Коутрен - ужасно злая - оттаскивали ее от магистра несколько долгих минут. Каладриус был поражен, но куда больше эльфийка его насмешила. Он хохотал ужасно долго, заставляя нервничать капитана гвардии, и оседать на пол чудом уцелевшего гвардейца. Он хохотал, а Табрис плакала навзрыд, растворяясь в накатившей под конец истерике. За этот неловкий инцидент он даже не взял денег, и попросил лишь унизительных, раболепных извинений. Данна ненавидела себя за это, но она сдалась. И извинилась.