Родерих Эдельштайн: журнал наблюдений (разоблачение)

Последняя часть втрое длиннее, плюс длинная и подробная эротическая сцена, потому публикую пока первую половину. Вторая в процессе. Плюс она еще небечена. Итак, Часть шестая, эротическая. – Кто там? – Я поднял глаза от книги, нервно приглаживая челку на случай если это был тот, кто я думаю. – Входите. – «Великолепный Я» вошел бы в любом случае. – Особа, просунувшая голову в дверь, была именно той, которую я ожидал. На нем была ярко-желтая безразмерная растянутая кофта, и на первый взгляд, никаких штанов. В руках ноутбук, на лице – кривая ухмылка. – Антонио хочет поболтать с тобой. – Антонио? – Я загнул страницу и закрыл книгу. – Откуда? Он, что… Гилберт активно закивал, указав на компьютер. Я не смог избавиться от ощущения, что это было лишь предлогом забраться ко мне в комнату. – Почему он хочет поговорить со мной? Пожав плечами, Гилберт плюхнулся рядом и передал мне ноутбук. Я отогнул опущенный экран, ставя его под удобным углом. Да, это Антонио, немного размытая картинка, но это точно он, улыбающийся, машущий рукой, а рядом с ним знакомое лицо парня, которого я в жизни не встречал, но часто видел. Симпатичный, темноволосый, хмурый и равнодушный. – Привет, Родерих! – Такой же пышущий жизнью, как и всегда. – Пустишь Гилберта тоже к экрану? Поговорим все вместе. Его приятель неразборчиво пробормотал что-то, Антонио наклонил голову, чтобы расслышать. Я тем временем перевел взгляд на Гилберта и поманил его сесть ближе. Разумеется, он не колебался ни секунды, тут же устроился удобнее и тоже замахал в экран. – Я же сказал, что он снова со мной разговаривает! – С гордостью сообщил он Антонио. Зашипев, я стукнул его кулаком по первой попавшейся части, оказавшейся его животом. – Что еще ты ему сказал? – требовательно спросил я. Он засмеялся, потирая ушибленное место. – Ничего особенного. - Его игривая усмешка, адресованная мне тайком, вызвала у меня бурную реакцию в виде дикого румянца. Хоть бы Антонио не заметил. Вообще, с каждым днем я находил Гилберта все более и более сносным. Даже не просто сносным, а вполне даже неплохим. Все чаще и чаще я начинал искать его общества. А однажды даже попросил пойти со мной в музыкальный класс во время перерыва. Он мог быть настоящим джентльменом, когда хотел. Но вот Антонио знать это было ни к чему. Это был наш секрет. И нашим он должен был остаться. Потому что все эти моменты, когда его рука касалась моей талии вне обзора камеры, когда он посылал мне на уроках всякие ласковые сообщения, которые я никогда не читал, когда он целовал меня через свою руку каждый раз, когда мы были наедине, это были тайные, неловкие, и наши, только наши моменты. И именно это мне в них и нравилось. Антонио ничего на этот счет не сказал, но понимающе улыбался все время разговора. Когда мы прощались, он выглядел как человек, весьма собой довольный, но слишком скромный, чтобы хвалиться своими заслугами. А Гилберт в ту ночь остался в моей комнате, заняв его пустующую кровать. … Объект читает много жизнеописаний разных личностей, в основном музыкантов и аристократов. У него их почти целая полка, и почти все с загнутыми страницами. … – Эй, принцесса? – Мм? – Я поджал пальцы, он перестал их массировать и мягко пробежался ладонями по ступням. – Я тебе нравлюсь? Это был странный вопрос и мы оба это понимали. Я недоуменно посмотрел на него, но встретив в ответ честнейший взгляд его красивых глаз, понял – я должен сам определиться с ответом. Нравится он мне? Не нравится? Я как-то раньше не задумывался. – Да, – как можно небрежнее ответил я, откинув со лба волосы. – Нравишься. – В том же смысле, что и ты мне? Я тяжело вздохнул, осознав, что дни становятся длиннее, лето – ближе и неизбежный вопрос витал рядом с нами с тех пор, как зима в наших отношениях подошла к концу, и он уже был готов перейти к весне. А мне и в спячке было бы неплохо. За моим окном почти не осталось снега, хотя холод был все еще пронизывающим. Там и сям пробивалась трава, по утрам пели птицы а в школе все стояли на ушах, желая только одного – пойти подурачиться на солнце. Моя комната медленно и неотвратимо превращалась из идеально вылизанной, хоть сейчас под лабораторию, в помойку. Спасибо отъезду Антонио и частым визитам Гилберта. Половина разбросанных повсюду вещей точно принадлежала ему. А так все было спокойно и уютно. Мои оценки неуклонно росли под его бдительным взором, моя концентрация улучшилась, да и успехи в музыке продвигались семимильными шагами, да так, что мой репетитор похлопотал об именной королевской стипендии для меня. Даже не мечтал об этом, разве что совсем уж украдкой. Гилберт уже получил пять приглашений от лучших университетов в стране. Пять. А ведь до выпуска было еще далеко. Франциск отчислился, чтобы сделать карьеру в мире моды (читай: сводничать)… А Иван и тот странный первокурсник были единственной парой, не разбежавшейся после того памятного дня Всех Влюбленных. Ну, во всяком случае… – Гилберт, ты мне нравишься, но я тебя еще не простил. Закатив глаза, он пробурчал что-то. Но меня это не остановило. Мы ведь так и не обсудили это. Он знал, что его книга была все еще у меня, и я знал, что он знает, потому что иногда я перехватывал его беспокойные взгляды, направленные на верхний ящик моего стола. Может, теперь он понял, какую идиотскую, жуткую и ребячливую вещь он сделал. Может, и понял. – Это было очень неприятно. – А что еще я мог поделать? – простонал он, возобновляя массаж. – Может, не будем об этом. Это было сто лет назад. – Пять месяцев. Это не так уж давно. – Но достаточно давно, чтобы не обращаться с ним, как тогда. – И какая разница, давно или нет? Ты ведь не можешь взаправду хотеть меня, как тогда? Я никак не мог этого понять. Точно знаю, что я не подарок, и тот факт, что я это внезапно осознал, раскрепощал меня и подрывал мой собственный пьедестал одновременно. – Еще как могу, – застенчиво ответил он, наклонившись к моим ногам так низко, что челка почти полностью скрыла его лицо. Хотя румянец разглядеть было можно. Уровень неловкости в комнате вдруг подскочил до небес. – Посмотри на меня, я сижу тут, массируя твои ноги, как твоя персональная сучка. Сейчас я абсолютно не соответствую своей бесподобности. А у меня даже фут-фетиша нет! – Он задумчиво пошевелил мой мизинец. – Но ноги у тебя милые. – Перестань! – Я отдернул ноги, застеснявшись, и сел ровно. – Ради Бога, перестань! – Почему? Правда же. – Потому что! – скрипнул я зубами. – Хватит уже! – Простите, ответ неверный. – Без предупреждения, он дернул мои ноги обратно к себе и навис надо мной в самом интимном жесте, который только мог пока себе позволить. Грудью к груди. Меня обдавало его дыханием. Его глаза застили мне весь обзор. А все ощущения сосредоточились на его стройных обтянутых джинсами бедрах раздвинувших мои колени. – Начнем сначала: я тебе нравлюсь? – Гилберт! – В его взгляде появилось нечто опасное. Я этого раньше не видел, ну, разве что в кинотеатре, и то в более мягком варианте. Нечто жаркое, голодное, хищное, решительное и щедро сдобренное тестостероновым превосходством, которое было ему до странности к лицу. – Ну так что? Да или нет? – Зато брови выдавали его малейшие эмоции с изощренной точностью. Его руки зашарили по моим ногам, по коленкам, по бедрам. Я вжался в кровать. Я не ответил. Не мог ответить. Это было слишком сильно, слишком нервирующе, это было, как стоять на вершине, готовясь к прыжку. – Можно тебя поцеловать? – …Да. Решившись в долю секунды, я обхватил его голову и дернул его на себя, в самый первый раз наслаждаясь его запахом и вкусом его рта. Сам не знаю, почему, и что меня на это толкнуло, но все, что я понимал в тот момент – мне нужно было его поцеловать. Безо всяких преград и приличий. Прощай, хладнокровие. Поцелуй вышел странным. В отличие от улыбчивых губ Лизы, его были теплее, сильнее, и без всякого липкого блеска. И еще немного обкусанные. Восхитительные на вкус, чуть горьковатые, словно от алкоголя… – Ты пил? – брякнул я, отстранившись и вытирая рот тыльной стороной руки. Он нахмурился. – Шесть лет уже как… – Нет, недавно. У тебя вкус…а, проехали. Он выгнул бровь и пробежался кончиком языка по нижней губе. – Тебе не понравилось? – Нет, понравилось, но… – Шшш…– Он приложил палец к моим губам, заставил меня слегка повернуть голову и тут же воспользовался открывшимся допуском к шее, осыпая ее поцелуями настолько легкими, что я прикрыл глаза, концентрируясь на ласке. Горячие выдохи скользили по таким изгибам и линиям моей шеи, о существовании которых я и не подозревал. – Ты мне правда нравишься, принцесса. Я не остановлюсь, пока не заполучу тебя… – Что ты вообще такое говоришь? – Я ухватился за эту непрочную соломинку, меня трясло, как сорванный лист, застрявший в ветвях. Даже мой голос звучал глухо, подавленный и окутанный страхом и жаром. Это ощущение было сродни тому, что я испытывал, просыпаясь утром на влажной простыне, чувствуя себя удовлетворенным, но ужасно грязным. И все еще возбужденным… Он прижался своим лбом к моему, заставив меня отклониться назад и несколько раз поцеловал, коротко и дразнящее, не приближаясь. – Переспи со мной. – Что? – Я поднялся, отталкивая его, приведенный в ужас одной только мыслью об этом. – Что за… – Займись со мной сексом, – уточнил он, на случай, если я в первый раз не понял. – Займись со мной сексом один раз, и, клянусь Богом, если тебе не понравится, я оставлю тебя в покое. И никогда больше не буду приставать. – Это неслы… – Послушай. – Он положил руки мне на плечи и крепко сжал. – Для меня это очень важно. Ты мне правда нравишься. Очень. Даже слишком. И я больше так не могу, поэтому ставлю ультиматум. Если откажешься, я уйду прямо сейчас и больше не вернусь. Если позволишь мне попробовать, обещаю, что очень сильно постараюсь. И если тебе не понравится, я оставлю тебя в покое. – Ты меня…шантажируешь? – Именно. Так каков будет твой ответ? Я абсолютно не знал, что сказать. Я был на грани паники. Я не мог сказать «да», потому что потом мне пришлось бы с ним переспать, к чему я совершенно не был готов. Но, если я скажу «нет»…я снова буду одинок. И весьма маловероятно, что найдется человек, готовый с удовольствием массировать мне ноги. – …Как… – Смотри, – с отчаянной решимостью сказал он. – Давай заключим сделку… Единственным, что выдавало его искренность и смущение, были едва заметно порозовевшие щеки и крохотная складка между бровями, в остальном он выглядел как обычно самоуверенным, сильным и требовательным. Но мне и этих признаков хватило, потому что я уже его знал, как себя. – Если в процессе я заставлю тебя произнести мое имя, ты мой. Так тебе не придется говорить мне о своих ощущениях, ты должен будешь всего лишь…довериться своему телу. – Ты шутишь? – До меня не доходил смысл этого условия. – А что, похоже? Он встретился со мной взглядом, и у меня язык не повернулся солгать. На его скулах заиграли желваки, вся его поза в данный момент говорила о чем угодно, кроме неуклюжести и застенчивости. Вряд ли кто поверит, что этот властный, сильный, наводящий дрожь человек надо мной – гений физики. Мое сердце колотилось так, словно пыталось пробиться сквозь ребра и выскочить наружу. Распятый на кровати, лишенный возможности двигаться, заживо препарированный его немигающим взглядом, я превратился в дрожащего перепуганного ребенка, молящего о пощаде. – …Если я произнесу твое имя…. – Ты мой. Именно так. – А если нет, ты уйдешь… – И оставлю тебя одного. – Он тронул верхнюю губу кончиком языка. – И мы притворимся, что этого никогда не было. Выбор был очевидным. – Идет. … Узнал сегодня, что он живет в общежитии, потому что его родители уехали в Израиль. Почему он не поехал с ними? Что теперь будет? … Но мы не сделали этого сразу же. Поэтому это было единственное, о чем я думал почти целую неделю, с нашего разговора в понедельник днем и до субботнего вечера, когда он обещал прийти в мою спальню и выполнить свое обещание. Было непросто вести себя как обычно, посещать уроки, гулять по улице, потому что стоило мне задуматься, и мои мысли сразу устремлялись к этому событию. Я пытался представить себе, как это будет, но не заходил в своем воображении слишком далеко, потому что мой пульс мгновенно подскакивал, и щеки заливало жаром. Каково это – заняться сексом? Да к тому же с парнем. И вообще – с Гилбертом? Гилберт будет целовать меня везде, его руки будут трогать меня в невообразимых местах. Может, я и был девственником, но я определенно знал, как это делают двое парней, и весьма сомневался, что он позволит мне засунуть что-либо в его задницу. Его…член – вот что меня волновало. Меня беспокоили боль, унижение, и, в глубине души, меня беспокоило предстоящее удовольствие. Каким оно будет? У меня никогда прежде не было сознательного оргазма. Неужели это и вправду так приятно? Что, если я от удовольствия потеряю лицо и опозорюсь? Что, если ему это не понравится? Вопросов без ответа было столько, что к моменту, когда он появился вечером в субботу в моей комнате, я уже превратился в комок нервов. Мои руки тряслись, когда я открывал дверь. Внезапно я почувствовал себя голым в своем халате, под которым у меня были только трусы, когда увидел его в джинсах и желтом мешковатом свитере. Он же буквально сиял от счастья. – Хэй. – Он шагнул через порог и заключил меня в уютные объятия, целуя меня в макушку и захлопывая за собой дверь. – Ты готов? Я пожал плечами, еле держась на ногах, и закинул руки ему на шею. Глубоко вздохнул с облегчением и страхом. Внутри скручивалось тугим клубком страстное желание, неописуемое и жутковатое. Он засмеялся, поцеловал меня в висок и повлек к кровати. – Я слишком долго ждал этого. Ойкнув, я приземлился на постель, и в этот момент внутри меня что-то сломалось, и плотина рухнула. Все мои чувства в этот момент обострились до предела. Колыхание кровати подо мной, ощущение ткани одежды на обнаженной коже – все было таким чувственным, реальным. Удивительным. Волнение, желание, смутное недоверие в то, что кто-то может меня хотеть, все эти эмоции посылали по мышцам крохотные электрические разряды, кровь прилила к коже, губы горели огнем. Я обмяк под ним, безропотно принимая поцелуи, которым он осыпал мое лицо, щеки, лоб, нос, подбородок. Боже, боже, наконец-то! Наконец-то я был с Гилбертом. Наконец-то, он целовал меня, трогал меня, жадно поглощал меня, сливался со мной, доводил меня до безумия, вливал в меня жизнь. Яростно отбиваясь, я выполз из-под него, сел и привалился к изголовью, хватая ртом воздух. – Так, ладно. – Я прикрыл на миг глаза, наслаждаясь напоследок ощущением своей драгоценной невинности. – Ладно. Я готов. Он резко втянул воздух сквозь зубы и взъерошил свои волосы. – Окей. Это классно. Но только… Он задумчиво вздернул бровь, я беспокойно поджал губы. – Что? – Как думаешь, может нам для начала успокоиться? Ну, охладиться? Я бы начал с чего-нибудь менее интимного. … В душе он ведет себя как девчонка, словно боится, что его могут увидеть. Он дважды моет голову, потом ополаскивает бальзамом, а потом добросовестно отскребает себя с головы до пят зеленой губкой из люфы. Потом моет ноги, бреет подмышки и битых десять минут стоит перед зеркалом, проверяя свою безупречную кожу на наличие прыщей… …