Wild Cat

Я забыл, как ты выглядишь. Я выбросил из головы вчерашний бред. Ты умерла, дорогая. У меня ничего нет, кроме тупой ослиной решимости покончить с собой. С собой старым, глупым и доверчивым, ведомым, а не ведущим. У меня заложены уши и завязаны глаза, выключен телефон и опечатана квартира. Я продаю её, я шлю всё к чёрту. Я улетаю и проклинаю город, плывущий за стеклом иллюминатора, мерцающий холодными огнями, безразличный и грязный. Я не тоскую, я зарезан и подвешен, как охотничья добыча над костром. Я горю… и поглощён ощущением нестерпимого жара и запахом своей обугленной кожи. Лучше пожар, чем ублюдочные слёзы. Лучше твоя смерть, чем моя скорбь. Я желаю попасть в ад, в котором тебя не будет, отдельный круг и отдельная мука. Я не желаю иметь ничего общего с тобой; воздух, которым ты дышишь, заражен гнилью и зловонием, и я сжигаю себя дотла, ведь ты прикасалась ко мне нечистыми руками, я ненавижу свою плоть и жажду очищения… — Мистер Ван Дер Грует, вам что-нибудь принести? Стакан воды? — участливая стюардесса протягивала мне маленькую подушку и плед. Молоденькая совсем, симпатичная американка… исковеркала мою фамилию. — Ван Дер Грот, — поправил я устало и выдавил улыбку. Потом заметил себя, мелькнувшего в чёрном стекле иллюминатора. Мелко дрожащего, зелёного от едва сдерживаемой тошноты… Пожилой сосед в кресле слева смотрит неприязненно и даже брезгливо. Очевидно, что это он нажал на кнопку вызова персонала. — Спасибо, ничего не нужно. Я в порядке. Правда. Быстрей бы приземлиться. Трансатлантический рейс не оставляет иного выбора, кроме как тихо унывать в положении сидя, зевать, наблюдая бессмысленные картинки, бегающие по широкой плазменной панели, спать и видеть скучные сны и просыпаться от них ещё более зелёным и уставшим. Быстрей бы… упасть в ненасытную глотку нового огромного города, где меня никто не встретит, но я самостоятельно найду себе и цель, и средство для выживания. Солнечный Лос-Анджелес, который переварит меня или выплюнет наполовину прожёванного. Мои желудочные рефлексии закончатся рвотой, я доиграюсь. Посеял где-то багажную квитанцию, пришлось воспользоваться обольстительной улыбкой, чтоб не остаться без вещей. Таможенники смотрели с подозрением в мой нидерландский паспорт, спрашивали, зачем пожаловал бездельником на целых три месяца, но всё же пропустили. Зачем я здесь… чтобы не вспоминать. Чтоб не оставить ни единого шанса поймать меня и сжать за горло. Чтоб не принимать таблетки и не терпеть продажную жалость врача. Чтобы только небо во флуоресценте было моим хирургом, зашивающим рот и ампутирующим мышечный мешок, медленно пульсирующий в груди. — Не надоели ещё поэтические стоны и сопли? Вялые, как жопа сорокалетней девственницы. Я прикорнул в аэрокафе, слишком ленивый, чтобы набирать такси и ехать в отель. Клевал носом над чашкой супа, целиком погрузившись в свои невесёлые мысли. И человек, подсевший за мой столик с язвительными замечаниями, не смог прервать длительную медитацию, она началась ещё в Амстердаме. — Таксист? Не заказывал. Иду в город пешком. — Не угадал, — в мою шею сзади вошло что-то холодное и острое. Игла? Странно… надеюсь, я опять не угадал.

* * *

Пробуждение было сладким. Мягкая постель, приятные запахи, витавшие в воздухе, пряный вкус на языке, никакого утреннего гадкого послевкусия, даже зубы казались чистыми и не просили щетки и пасты. Полутьма или полусвет в незнакомой комнате… я протер глаза и потянулся. Из одной руки выскользнула тонкая трубка, её конец торчал в моем локте, но сейчас она лежала на одеяле, и только пятнышко крови указывало на то, что она действительно побывала в моем теле. Я посмотрел на неё с любопытством и потянулся снова, но уже аккуратнее. Мне всё равно, где я и что со мной сделают. Мне действительно плевать, я переступил грань, больше никаких забот о материальном благополучии, месте в социуме, чужом бизнесе и чужих прибылях, рисках и безопасности, никакого дурацкого страха за свою собственность или личную жизнь. Ничего нет, вообще. Попасть в лапы к бандитам, сектантам или какому-то современному безумному ученому для экспериментов — тем веселее. — Таким ты мне нравишься больше, — интересный голос, сильный и красивый. Собеседник скрывается, как и в кафе, стоит за спинкой кровати. Мне лень поворачивать голову. — Винсент Ван Дер Грот, 1985 года рождения, рост сто восемьдесят шесть сантиметров, вес колеблется в пределах семидесяти пяти кило, горный альпинист-любитель, женат, подал на развод, детей нет. Работал разносчиком пиццы, уличным музыкантом, натурщиком, порноактёром, разнорабочим на станции переливания крови, волонтёром в центре реабилитации жертв изнасилования, ассистентом тюремного врача, фотомоделью в рекламе и уборщиком в кинотеатре. Предпочитаемые цвета — темно-зелёный и коричневый, женщины — шатенки и рыжие, болеет за футбольный клуб Аякс (Амстердам). Еда — французская, итальянская и средиземноморская. Напитки — вода и чай. Суровый трезвенник, агностик, противник арабов, абортов и ассимиляции Европы со всяким сбродом. Ты нам полностью подходишь. Но есть нюанс. Он перегнулся, длинные волосы легли на подушку и на моё плечо. Я покрылся мурашками, неожиданно для самого себя: у него не было дыхания, только холодная кожа и холодные губы. От короткого прикосновения я непроизвольно вжался головой в подушку. Теперь его голос нагонял ужас, неуловимый и беспричинный. Я припомнил старые, очень старые детские страхи, те самые, которые крепко обнимали грудную клетку, заставляя сердце больно сжиматься и колотиться: — Ты должен будешь забыть свою прошлую жизнь. Никаких воспоминаний, абсолютно. Невинный младенец и чистый лист. Мы научим тебя жить заново. Мы дадим тебе цель. А взамен ты отдашься нам без остатка. Будешь частью особой команды. Это будет твоим новым и единственным смыслом. Твоей семьёй и твоей работой. Твоими мыслями и твоими желаниями. Всем. — А если я не соглашусь? — В твоей крови уже плавает наркотик. Один час, и он убьёт тебя. Один час можешь думать о призрачной свободе в самом лицемерном обществе, созданном человекообразными обезьянами, или принять наше осознанное рабство. Через час я вернусь с антидотом. Не вставай с постели, иначе останется полчаса. — Но почему смерть в случае отказа?! — я резко приподнял голову, оглядываясь, но за спинкой кровати никого. Пустая комната, сладко пахнущая какими-то травами и стерильностью. Глубоко вздохнул, припоминая, с чего всё началось. Алехандро, испанец, мой лучший друг. Соблазненный моей женой. Облапошенный ею до последнего цента. Алехандро, севший за долги и хулиганское поведение. Поклявшийся отомстить через два года, когда выйдет. И ей, и мне. Теперь жена. Фамке, помогавшая мне не спиться в самые трудные времена. Снимавшаяся со мной в порно и собиравшая на улице мусор в большие синие пакеты. Фамке, закидывавшая ноги на стену и смеявшаяся моим попыткам надеть на неё чулки. Работавшая в казино и соблазнявшая особо трудных игроков в покер. Переспавшая однажды с боссом, но я простил её. Потом был Алехандро, и я снова попытался простить. Но потом началась крупная игра. Она украла деньги и сбежала. Но она забыла одну важную вещь. Казино всегда остается в выигрыше. Она убила полицейского. Перерезала ему глотку моим бритвенным лезвием. Их судили в один день. Я свидетельствовал против. Я помню глаза Фамке, когда объявляли приговор. Она написала на полу «мразь» губной помадой. А последним был звонок от моего приятеля, тюремного врача. Алехандро заразил её гонореей. Она нечистая… Остался ли чист я? Я написал заявление об отказе прав на свою шлюху и купил этот проклятый билет до Лос-Анджелеса. И теперь я неизвестно где. В палате, одурманивающей такими чудесными запахами… Но что это за хренотень? Я вздохнул еще раз, пробуя сладкий воздух глубоко в лёгких, и закрыл глаза, не совладав с подступившей темнотой и слабостью. Так вот он, наркотик. Не в трубке, подведенной в вену, а со всех сторон. Я быстро скатился с постели, не пытаясь подняться на ноги. Решил не испытывать судьбу, пока голова кружится. Но я должен выползти отсюда. Хотя бы высунуться в окно, хотя бы забраться на подоконник. Если навалиться всей тяжестью тела, возможно, стекло разобьётся, и я выпаду вниз. С первого этажа или двадцать первого… Не смог. Сил не хватило даже на пару метров ползком. Лежу на полу, он кафельный, в плитку странной формы, похожую на звёзды. Ощущаю их стыки неприятно врезающимися в лопатки. С трудом сворачиваю голову влево и вижу возле себя огромный ботинок. Толстая рифлёная платформа, молнии, кожаные ремешки, хромированные заклёпки… всё такое чудовищное, что я не сразу замечаю продолжение, а именно — ногу, обутую в этот ботинок. Смутно догадываюсь о чём-то и сворачиваю свой ничего не соображающий котелок вправо — второй ботинок. Мой похититель или его подручный стоит надо мной. Странно, что не бьёт таким восхитительным пыточным орудием по лицу. Килограмма два в каждом сандалике по меньшей мере. — Вы сектанты? — согласен, что глупость сморознул. Но эти ботинки вызвали вспышку воспоминаний о каких-то ненормальных, помешанных на Сатане и иже с ним. — Мы убийцы, — спокойно произнес голос где-то высоко. — В маскарадных костюмах. — Почему вы выбрали меня? — я попытался сфокусироваться на длинной лакированной штанине и пристегнутой к ней кобуре, но ботинки всё равно были интереснее. И ближе. — Подошел по критериям, — я разглядел в плававших сверху клочьях тумана руку, обтянутую тонкой чёрной перчаткой. Пальцы этой руки начали по одному загибаться. — Мировоззрение. Имеющийся опыт. Склад ума. Рост и вес. И даже длина волос. Один твой минус — ты человек. И слишком много думаешь не о том и почём зря. Испорчен окружающей вирусной средой. Но мы тебя излечим от информационного перенасыщения. Будешь мыслить ясно и не отвлекаясь на раздражители. А мы будем наблюдать. Обычно мы не набираем в команду людей. Ты первый, а потому очень ценный экземпляр. Окон в палате нет. Замок в двери цифровой. Вернись в койку. Или хочешь, чтоб я тебя вернул? — Хочу, — я вдруг потерял весь беспричинный страх и с готовностью потянулся к фигуре, возвышавшейся надо мной. Я наивно полагал, он схватит меня и забросит на смятую простыню, к трубке и раствору. Но полет был бесконтактный. Он не тронул меня, а поднял… не знаю как. Сияющие белизной стены издевательски проплыли мимо, а простыня оказалась заботливо разглаженной. Как только трубка воткнулась в локтевой сгиб, я ощутил прояснение зрения и сознания и вопросительно посмотрел на обладателя фантастических ботинок и пистолета. Он предсказуемо стоял спиной ко мне. — Полчаса. Думай. Я не могу заставить, могу лишь застрелить несогласного. Я снова остался в одиночестве. Но не совсем. С повторным приходом убийцы в палате кое-что изменилось. На тумбочке, где стоял раствор, появился шприц в прозрачной пластиковой упаковке и крохотная ампула, такая игрушечная, что я не осмелился к ней притронуться. А вот шприц взял, разорванную упаковку спрятал под подушку, аккуратно оторвал иголку, зажал в кулаке и вытянулся в постели, руки по швам. Не ахти какое оружие против обладающего телекинезом противника. А ещё он, наверное, мысли читает. Кстати, кто он такой? И почему моё любопытство хочет, чтоб я сказал «да»? Стать частью команды убийц. Элитный отряд смерти? Лучше бы сознание не прояснялось. Опять меня тошнит. Сладковатый воздух становится невыносимым…