Wild Cat

Бальтазар уносил меня в ванную. Промывал горло, вытирал угрюмое лицо. Чувствую себя совершенно пустым и несчастным. Это полный отстой. Позор и неудача. Я пил из его рук теплую воду с солью и сгибался над раковиной, еще два раза стошнило. Устал, мне плохо, внутренности горят. Все плохо. Хуже некуда. Лежу в постели, разбитый и раздетый, натянув одеяло до бровей. Разговор не клеится. Бэл изучил мои трофеи. Сложил в чемодан и сел где-то в комнате, я не вижу. Мне все равно. Мне сдохнуть хочется. — Стюарт, — нет, он нигде не сидел. Бесшумно подкрался и отогнул мое одеяло. Я спрятал лицо в подушку. — Я отправил донесение в штаб. Ты справился. Операцию по зачистке заканчивает отряд наших санитарных крыс. Стю, ты слышишь меня? Все получилось. Ты сделал это. Ты смог. — Я расстался с ужином! И с мечтами о карьере. И о нормальной жизни. — Стю, не глупи. Нас всех выворачивало наизнанку после контрольного теста. — Только не тебя. — И меня тоже! Я обнимал унитаз в отеле на три звезды ниже этого, и рядом никого не было. Вообще никого! Я убил шестерых. Меня рвало всю ночь. Наутро я желал только одного — наложить на себя руки. Вышибить мозги, чтобы ничего не помнить. Но я не мог, просто не имел права. Не мог никуда позвонить. Мне не с кем было поговорить. Только вернувшись в Гонолулу, я получил какое-то подобие отдыха. Шесть часов ужасного сна, по часу за каждый труп. А в награду за свои старания — бумажку. Маленькую желтую бумажку с новым заданием. И больше ничего. — Ты… ты не лжешь, Бэл? — я оттолкнул подушку и посмотрел на него, ища в глазах хоть малюсенький намек на неискренность. — Моим наставником был командир D., — он поджал губы. Что ж… Значит, нет. Он не лжет. Я потупился, смущаясь. Тяну к нему руки. Хотел бы попросить вслух, чтобы он лег ко мне, но язык отнимается. Одно слово я все-таки выдавил из себя. — Разденься. Смотрю сквозь некрепко сжатые пальцы, как он снимает форму. Стоит, отвернувшись, не торопится никуда ложиться. Ну я понял, понял. Я должен это сказать. И я говорю. — Иди ко мне, Бэл. Дважды не попрошу. Дважды и не понадобилось. Я обнял его могучее тело, обвился весь, оплел руками и ногами. Слепо нашел его губы, но они не ответили на поцелуй. Ну в чем еще проблема? — Ты подслушал разговор, — нехотя отвечает Бэл на мои возмущенные мысли. — И теперь ты не хочешь со мной спать? — И теперь я боюсь с тобой спать. — Ты ничего не боишься. Ты же «дикая кошка». — Я просто мужчина. — Наполовину. А на вторую половину — волк. И самец, — я зарылся в его волосы, вдохнул их, сладкие и ароматные, запутал и забрал в рот несколько прядей. — Бэл, что я должен сказать, чтоб ты опять доверял мне? — Я доверяю. — Тогда что изменилось? — Да ничего, — он отстранился. Я привстал над постелью на локтях. Так. Момент не самый подходящий, но я обязан совершить какой-то незаурядный поступок. Героический. Легендарный. Ну или хотя бы не катастрофически глупый. — Ты любишь меня, я в курсе. Но узнал я это не из твоего телефонного разговора с шефом. Бэл, я нахально предположу, что ты лучший наставник корпуса ELSSAD. Лучший боец. Лучший психолог. Лучший утешитель. Еще ты классно готовишь мясо. И омлет. И острый суп с красной фасолью. Но в вопросах своей личной жизни ты слепой, неповоротливый и косолапый. Как слон в посудной лавке. Ну? — Что? — он растерянно развел руками. — Тормоз ты, — миролюбиво отозвался я и убрал ему волосы за уши. Крепко обвил за шею. — Смотри. Смотри… — я продолжил шепотом. Наши тела медленно сближались, его широкая гладкая грудь, великолепный рельефный живот, его член… Все прижимается ко мне. Я тщательно давлю стон. — Месяц я провел под твоим крылышком. Целый месяц, Бэл. Ну прозревай. Хватит жить вслепую. Я взял его за подбородок. Удержал, когда он попытался отпрянуть. Кивнул и улыбнулся. Удержал еще раз, перехватив под талией. Я набрался силы. Способен остановить Бэла, когда он вырывается. И мышечная масса тут вообще ни при чём. Его губы задрожали. Я обвел их пальцами, обвел влажным языком и забрал, обнял своими губами. Удержал его в третий раз и легонько ударил в спину, между лопаток. Я не дремлю и не ослаблю хватку. И мы на равных. Забудь о сопротивлении. — Хватит. Больше никуда не удерешь, ясно? — Почему? — По кочану. По кабану и по клубничной грядке. Я люблю тебя, Бальтазар, ты успешно вытряс из меня все внутренности. Но спасибо, что отмывал не в унитазе. Не слушай. И не смотри. И забудь все, что я сказал, — я смеялся. — Люблю тебя… Проснись. Трогаю его лицо немного суетливо. Не знаю, куда деть себя в этот переломный момент. Подозреваю, что смеюсь, как идиот. Неважно. Погружаюсь в его мягко зажегшиеся глаза. Ну наконец-то, проснулся. Свалил меня в постель, сам свалился сверху. Я сжал его между своих бедер, успокоенный. Он молчал, только перебирал в руках мое тело, гладил, ласкал, пробовал губами и держал на кончике языка. Будто заново узнавал. Я медленно поворачивался, ложась то на бок, то на живот… Подставлял ему все новые и новые участки. Пока он не перетрогал меня всего до последней родинки. Остановился на моем затылке. Сунул нос в волосы, прижался горячим ртом к шее. Похоже, это его любимая поза. Сверху на мне, обвив руками за задницу. Я вздохнул, прогибаясь под его тяжестью. Я удрал от пытки, молчание больше не в тягость. Развязал узел, в который были завязаны мои неуклюже раздавленные чувства. Хватит запинывать их под плинтус и делать вид, что мне интересно быть ботаником на задании и бревном в твоей постели. Ты напарник, но обожать тебя не запрещено. Ну и вот что ты делаешь? Воспользовавшись моим признанием… Я подозревал, что уснуть спокойно он бы не смог. Я хотел разрешить ему. Но он начал сам, без разрешения. Сволочь. Начал с тесного объятья, мягких осторожных поглаживаний и длинного поцелуя. Оставил мне мокрые дорожки на щеках, на губах, на шее… на груди. Странное волнующее ощущение от его рук, блуждающих между моих коленей, острый развратный язык, лижущий мои вставшие соски, блестящая кожа, нетерпеливо трущаяся об меня и ищущая отклика, мускулы, дрожащие от перенапряжения, чтобы не сжать до боли и не переломить мое тело пополам… Все это — лишь легкие наркотики. Но ему нужны тяжелые. Нужен возбужденный я, он еле сдерживается, чтобы не отыметь меня сейчас же… — Постепенно, — я скользнул по его животу вниз, ласкающим движением, раскрыл ладонь, прижимая к паху. Убрал. Опустил глаза… проверить, каким сокровищем владею. И, чуть помедлив, туго оплел его член, — Бэл. Мы займемся сексом. Займемся. — И тебе не будет противно? — А должно? — я выдавил из его твердого пениса немного смазки. Прижал к своему, тоже мокрому и тоже твердому. — Разве похоже, что меня сейчас стошнит? Опять? — Ты говорил, что это грязь и скверна. — Хм, я сказал, что это дерьмо. Ты недостаточно убедительно играешь в злопамятность. — Я забыл твой вкус, Стю, — настойчивый голос, не просящий, а требующий. Но я ведь уже поддался. Он голоден мной, я не хочу отказываться… И я хочу его. Бэл вводил в меня свои тонкие чувствительные пальцы, разрабатывая узкое подрагивающее отверстие. Да, оно опять сжалось и поддавалось даже больнее, чем в первый раз. Я глубоко дышал в короткие перерывы, когда он не закрывал мне рот жадным ненасытным языком, шарил по моему телу, грубовато сжимая и вонзая ногти, а потом отпуская и зализывая красноватые следы на коже. Ловил мои стоны, ловил капельки пота, капельки липкой смазки, смаковал головку моего члена, обсасывая и тесно обхватывая губами, из нее брызгало на его лицо, но он не вытирал, продолжая сосать меня… Вытирал я, и он слизывал прозрачную жидкость с моих рук. Я млел и сходил с ума, от его грязных выходок, от тихого одомашненного разврата, он так сильно возбуждает меня, каждым новым выпадом, жарким поцелуем, языком, продетым в мое тело… Я изогнулся, подставляясь под его нетерпеливо натянутую плоть, твердую, налитую кровью до предела. Сладко вздохнул, когда Бэл поставил меня на колени и резко прижал к себе, распрямляя и насаживая на ровно пульсирующий пенис. Несколько минут тесного проникновения, маленькой жестокости, контактной злости и сбитого дыхания. Он взял меня. Двинулся осторожно, сминая под пальцами мой член и расправляя мои плечи успокаивающим дыханием. Запечатлел горящий огнем поцелуй между лопаток. Я тихо стонал, просил сумасшествия и скорости. Чтобы он владел не просто моей задницей, даже и очень соблазнительной… и не сгибающимся от предвкушения телом. А пробрался в вены, проник в кровоток, ранил меня, подмешав себя, чужеродного. Я хочу этого, я хочу его, обнимающего все мое естество, обволакивающего и оберегающего. И причиняющего боль, не специально, а потому что я хрупкий… Я не хочу быть сломанным. Только совсем чуть-чуть изнасилованным. Испытать пару пугающих секунд противоестественную нежность маньяка, крик и слезы от агрессивного вторжения в глубину тела. Трещины в уголках губ от слишком грубых поцелуев, царапины и легкие ожоги… Отголоски зверя в нас. Разве можно это чем-то заменить или на что-то променять? Это похоже на болезнь, от которой я не хотел бы лечиться. — Ты — мое антитело, — вырвалось у меня сдавленным шепотом. Бэл двигался быстро, сильными и уверенными толчками, подложив руки под мой живот, чтобы меня не бросало в постель при каждом ударе. Низко свесил голову, его волосы мягко ласкают мою спину, скользят по моим волосам. Я двигаюсь вместе с ним, тихо вскрикиваю, растекаясь от томления, покорной добычей его гибкого хищного тела. Глаза заливает пот, его руки, твердо держащие, врезаются в ребра, оставляя синяки. Кровь мечется, кидаясь невыносимыми колючими волнами то в голову, то в пах, где копится, концентрированное, мое удовольствие. Впивается болью мне в отвердевший член, пытается вырваться из натянувшихся на нем вен, просит выхода, умоляя, угрожая взорваться и убить меня… Но я оттягиваю этот момент, сколько хватает сил, желая пробыть подольше в плену у Бэла. Не кончить раньше него. Нет, я не могу, я сдаюсь во второй раз. Не выдерживаю и кричу под неослабевающим напором его плоти, он трахает меня, пока я кончаю, трахает после, обессиленного, я содрогаюсь от остаточного оргазма, переполненный ощущениями, которые больше ни с кем не хочу разделить. Он вгоняет в меня член в последний раз, успевая попробовать мою сперму с моих же запачканных пальцев, и выгибается, замирая, изливается в мое истерзанное тело, жадно принимающее от него все. Все без остатка. Падает на меня, выжатый, полной тяжестью, не давая отдышаться. Да он и сам не сможет отдышаться. Еще долго. Еще много… много времени. Опустошенные, мы валяемся друг на друге до скончания века. Или пока не позвонит шеф. Или наступит утро… Короче, не буду ломать кайф. Все равно нет ни сил, ни желаний, ни намека на связные мысли. Чистый восторг. Бэл. Я. Медленно остывающая звериная кровь. Тело. Снова я. Все лежит по отдельности, разорванное и пропитанное спермой. Что-то нас много, почти групповуха… Я пошевелил пальцами ног, убедившись, что лежу живой и не расплющенный. Бальтазар скатился с меня, но далеко не ушел, я поймал его за руку и притянул обратно. — Ты упоминал о санитарных крысах.