Wild Cat

Я ни о чем не жалею. Меня напоили обжигающим вином с ошеломляющей концентрацией пряностей, затащив за красную бархатную портьеру и разложив на старинном церковном органе. Я в самой смелой фантазии не представил бы, что Хэлл музицирует в обсерватории. Потом портьера отодвинулась, и «кошки» понесли меня с радостным смехом и улюлюканьем на улицу, загрузили в новый фургон, побольше того, в котором я приехал, загрузились сами и поехали. — Куда мы? — вопросы я задавал в пространство, но отвечал на них неизменно Сайфер. — В хайер-билдинг. — В бар? — Нет, что ты, это было бы скучно, да и «Freezing point» по утрам закрыт. Но на третьем этаже у ELSSAD уютное неофициальное логово, где мы предаемся разврату и излишествам и отмечаем посвящение новобранцев. Думаю, там уже накрыли скромное угощение и выкатили из подвала пару бочек из запасов герцога Бургундского. Все оказалось даже круче, чем я представлял: десяток причудливо соединенных между собой комнат с плотно занавешенными окнами, создававшие для нас ночь, разрывные танцевальные биты, бьющие из всех углов (за пультом орудовал несравненный DJ Scandy¹, я был в приятном полуобмороке, увидев его), эксцентричная обстановка с мигающим high-tech освещением, мягкой мебелью и африканскими ритуальными масками на стенах. Напитки можно было найти и опробовать везде, включая туалетные ниши, а закуски разносили на квадратных подносах юные грудастые девушки с бейджами «FP». Даже устав после восьмичасовой работы в баре, они были рады второй смене в обществе соблазнительных мужчин. Меня встретили криками и аплодисментами, Энди сказал несколько поздравительных слов по-норвежски и продолжил жесткий TBM-террор, кто-то уверенно схватил меня поперек талии и вовлек в групповой танец, было жарко, необычно и возбуждающе двигаться в темноте зажатым между двумя незнакомыми телами, гибкими, полуголыми и блестящими от горячего пота… Но после пятого стакана с разноцветным обжигающим коктейлем я сказал себе, что пора остановиться. Найти тихое место и подумать о… да, сам знаю, смешно. Однако вскоре я заметил Сайфера в одной из дальних комнат за очень интересным занятием. Он сидел, комфортно развалившись, на диване напротив большой плазмы. Она была настроена, как и все здесь, на внутренний канал хайер-билдинг и показывала музыкальный клип. Красочный и провокационный. Последняя битва добра со злом, армия Люцифера против армии Христа, бескомпромиссный экшн с детализированной массовкой, не оставляющий других вариантов, только этот — порядком набивший оскомину, но вечный, библейский. Завидев меня, Сайфер похлопал по местечку рядом, предлагая упасть. Я не отказался. — Я видел эту красоту уже раз сто. Но тебе не мешало бы еще и послушать, — он достал из-за диванной подушки наушники, воткнул штекер в гнездо под экраном, и я погрузился в блэк-метал апокалипсис целиком. Армии сражались глухой ночью на склонах вулканических гор, круто обрывавшихся в море. Легион бесов, наряженных в разномастные доспехи, возглавлял рогатый черноглазый исполин², сразу вызвавший у меня необъяснимую симпатию. На верховного Сатану он не был похож, скорее на назначенного им фельдмаршала. Между тем стройные ряды ангелов вел вперед сам белый Христос, правда, он больше напоминал разъяренного викинга, нежели смиренного Сына Божьего — бородатый, волосатый, мускулистый и вооруженный огромным двуручным топором. Он свирепо вторгался в ряды адских воинов, за один взмах топора сметая их десятками, разрубая на части и скидывая с голых скал в плещущуюся где-то внизу воду. Глядя на творимый им беспредел, я понял, что исход битвы предрешен, добро жестоко победит зло, как и было обещано издревле. Как приятно, что я ошибся. Когда перевес оказался на стороне белых и Христос издал победный клич, из недр земли с утробным грохотом выросла еще одна скала из черного, отполированного до зеркального блеска камня. Ее вершину увенчивала закутанная с ног до головы фигура, но куталась она недолго. Плащ полетел по ветру, а воинство ада радостно взревело: на потасовку прибыл хорошенький, я б даже сказал, сексапильный юноша с изысканно бледным лицом и тонкими аристократическими руками. Рассмотрев эти нежные, не знавшие тяжелого труда руки, которые он протянул к бородатому обидчику, я задался вполне логичным вопросом: — Сайфер, кто это? И почему бесы так ликуют? — О, да ты совсем зелен, Винсент, надо бы тебя поскорее испортить и научить плохому, — младший командир был немного пьян, его губы касались моего уха нежнее и интимнее, чем мне того хотелось. — Это — Люцифер Александр Мортеаль, некоронованный Владыка, его могущество сравнимо только с его скромностью и замогильным спокойствием. Смотри дальше, тебе понравится. Я смотрел, не отрываясь. Пялился на Люцифера, он доставлял немыслимое эстетическое удовольствие, я гадал, какого актера могли пригласить на роль в этом клипе, но никого не смог припомнить вообще. Он сошелся с Христом в неравном поединке. По безмолвному соглашению обе армии прекратили баталию и остановились понаблюдать за их ожесточенной схваткой в небе. На одном из клубящихся облаков, кстати, играли и пели музыканты (группа Dimmu Borgir, золотой состав с ICS Vortex), но мне они были не интересны. Сначала Христос дрался честно, стараясь достать противника в кулачном бою или положить на лопатки, скрещивал шпагу и рапиру… оружие и силовые приемы сменялись со скоростью молнии, однако Владыка ада неизменно отражал все атаки. Тогда взбешенный Бог-сын предложил необычный армрестлинг, его гигантская волосатая рука встретилась в небесах с тонкой ладонью Люцифера, которой тоже пришлось подрасти. Как жуткое видение, эти руки висели в небесах, и каждая силилась одержать верх. Острые черные ногти демона впивались в грубую шкуру божества, из нее текла кровь, однако заметно было, что Христос не слабеет. Кроме того, по его наущению вокруг руки Люцифера начали виться какие-то мерзкие птицы и клевать нежную бледную плоть. — Это шулерство! Иисус мухлюет! Я был возмущен до глубины души. Впрочем, успокоился быстро: Люцифер неумолимо свалил ладонь жулика, однако тот не спешил признавать поражение. Приняв обратно человеческий облик, Христос набросился на оппонента сзади и, видимо, хотел свернуть ему шею. Очень зря. Сообразив, что теперь Господь не заступится за своего зарвавшегося сынка, темный Владыка счел нужным показать, на что способен. Он обнял Христа в мертвом захвате. Насколько он мертвый и из него не вырваться, я понял тогда, когда с истошным воплем Бог-сын начал превращаться во все подряд, включая воду, огонь, вихревые туманности, и рассыпаться на атомный песок. Люциферу было плевать, он держал наследника Божьей империи за то самое место. Позвоночник, то бишь. Или что там у него вместо души, за которую все крепится… Бездыханным трупом он свалился под ноги прекрасному Владыке, и тот наступил на него, а потом перешагнул, двинувшись к обрыву. Воинство ангелов смешалось, охнув в почтительном ужасе, и рассеялось. Всех, кто не успел сбежать, черти догоняли и делали что-то нелицеприятное. — Ты пропустил самое начало, — произнес пьяный голос Сайфера на уровне моей груди. Я отогнул наушник, чтоб как-то ловить его слова в общем шуме. — Грозный глас Господа произнес перед битвой, что сторона, одержавшая победу в Апокалипсисе, получит весь мир, будет править им до скончания времен. И в подтверждение этому в океане падут столпы, твердь небесная, которую они держали, задрожит, а со дна океанского поднимется новая раса людей. В знак своей признательности за освобождение они подарят новому властелину мира своего ребенка. Я слушал и кивал. Люцифер по ту сторону экрана стоял и ждал восхода солнца на Западе, как в первый день творения. Четыре колонны в разных концах океана надломились и рухнули, подняв миллионы брызг, а когда небо на западе окрасилось кровью, вода закипела, и из нее показалась жемчужная раковина, размером с диван, на котором я сидел. На ней постепенно вырастали две фигуры, медленно, чрезвычайно медленно (по задумке режиссера-садиста, надо полагать) выныривая из пены. Они изящно распрямились, откидывая волосы назад, и солнце заиграло в их прозрачных глазах. Их кожа будто покрыта перламутром, а крылья… у них есть крылья?! С них, оперенных, ручьями текла вода. Заметив, что я открыл рот, Сайфер засмеялся и изрек фразу, которую я ожидал услышать меньше всего: — Перламутровая краска — не роскошь, а средство ретуширования. Суровая необходимость и требование продюсера, чтоб замазать татуировки на их оголенных телах. Тогда они еще были татуированы. Ты что, не узнаешь? Это наши командиры. Сказать, что я обалдел, я не могу. Но жизнь поспешила распасться на два этапа — до клипа и после него. Я переваривал информацию все десять секунд эфирного эксгибиционизма, пока оператор смаковал детали, исключая самые пошлые (вода змеилась в воздухе красивыми лентами, огибая тела близнецов в точно заданных местах между животом и бедрами), потом камера сдвинулась вверх… Мать вашу! Просмотр прервался на самом интересном месте. Экран загородил чертовски знакомый мужик. Натаниэль, адвокат и санитар, какими судьбами он здесь? Ужасно досадуя, я снял наушники. Вопросительно ем его тяжелым взглядом и мечтаю пристукнуть чем-то поувесистее. — Здравствуй, — он хмур и вежлив. Предельно. — Я отлично понимаю, что врываюсь без приглашения, а также вмешиваюсь не в свое дело, но я хотел бы задать один вопрос. Без долгих вступлений и виляний. Конечно, если ты позволишь. — Позволяю. — Там, на Мауна-Кеа, где бойцы ELSSAD проходят посвящение, ты услышал имя Бальтазара? — Нет, — я был неотразим в бесстрастности. И знал, что любые слова, произнесенные мной сейчас, будут переданы Бэлу. — Оракул назвал мне другое имя. — Ясно. Извини, что потревожил. Я просто счел своим долгом предупредить тебя о том, что… когда ты придешь домой, Бэла там не будет. Потому что Бэл был с утра в больнице, попал в реанимацию с тяжелым никотиновым отравлением. Его успешно откачали и отправили на 344-й этаж, в реабилитационный центр. Сектор два, он должен быть там — это сектор для новоприбывших. И если ты вдруг захочешь его навестить… — Да. Если возникнет желание. Обязательно. Навещу, — я цедил слова, скупо нанизывал слоги. Я злой? Я справедливый. Нейтан покачал головой, развернулся и ушел. А я еле дождался, пока он свалит, чтобы снять с себя лапы дремавшего Сайфера и выбежать следом. Помчаться что было силы к лифтам. Разумеется, я проклинаю себя и умираю от беспокойства. Разумеется, хочу увидеть Бальтазара, и как можно скорее. Я добрался до сто сорок девятого этажа с помощью универсального технического кода, а выше, памятуя наставления Хэлла, дождался монорельсового транспорта — странного поезда из одного вагончика. В нем размещалось всего четыре человека на полукруглых сиденьях, но я был один. Вместо кнопок встроена целая приборная панель с картой и названиями местности. Этажей не имелось, только сектора, разделенные красными границами, и догадаться, куда мне надо, я не сумел. Тогда я вызвал голосовое меню и громко назвал: — Центр реабилитации, стартовый пункт! — и рванул вертикально вверх с такой скоростью, чтоб под ложечкой засосало. Однако я выполз из «жука» до того, как пожалел, что появился на свет. Где я? В небоскребе с перегородками офисов и конференц-залов? В параллельном мире? В сюрреальности всего выпитого и съеденного? Ха-ха. Я попал в настоящие тропические джунгли с домиками на деревянных сваях. Композиция напоминала тайскую деревушку, но без назойливого сервиса с цветочными ожерельями и шеренгой проституток неопределенного пола. При ближайшем рассмотрении деревня оказалась клоном фешенебельного spa-отеля, на регистратуре никто не сидел, но на улице меня поджидал метрдотель в плавках, с мокрыми волосами и тонким блокнотом. Он записал мою фамилию, галантно улыбнулся и проводил к красивому, отдельно стоящему коттеджу на берегу… моря?! Нет, но очень похоже — огромный бассейн, наполненный океанической водой, его дальнего края я не разглядел. Если бригада чертей способна соорудить такое великолепие за одну ночь, то лучше мыть полы в аду, чем заседать в священном синоде при райских кущах. — Ваш ключ, — он вручил мне пластиковую карту со сложным рисунком микросхем. — Завтраки подают в номер в 8:00, по желанию вы можете сдвинуть их на более позднее время. Обеды и ужины — в любых ресторанах на территории сектора, бесплатно за исключением спиртных напитков крепче сорока градусов. Купальные принадлежности принесут через час. Массажистка ждет Вас внутри, во все последующие дни она будет приходить по вечерам между 19:00 и 20:00. Срок Вашего пребывания — неделя, выселение из отеля производится до полудня, после чего Вас попросят переехать в сектор семь, для дальнейшего оздоровления на горнолыжном курорте. Приятного отдыха, — метрдотель откланялся и пошел к деревянному мостику, перекинутому через небольшой сад камней, а за ним еще фонтанчики, мне не хватает глаз, чтоб все как следует рассмотреть. — А мой… эм… товарищ? — опомнился. Но надо было сказать «любовник». Проклятая стеснительность. — Мистер Локхорст в коттедже, заселился двумя часами ранее. Если возникнут какие-то проблемы — звоните, телефон на кухне, список внутренних номеров прикреплен к мини-бару. Я кивнул и тут же забыл все напутствия. В коттедже было полутемно и навязчиво пахло какими-то восточными благовониями. Маленькая узкоглазая девушка в коротком платье вышла из-за бамбуковой перегородки и приветственно сложила передо мной руки. Я жестом попросил ее не следовать за мной и перемахнул через перегородку, не потрудившись обойти. Слишком торопился и нервничал. Там была большая круглая джакузи и два ложа, накрытые черными вышитыми простынями. Все густо усыпано розовыми лепестками. Первое ложе пустовало, на втором я обнаружил Бэла. Он лежал на животе, полностью обнаженный. Массажистка бесцеремонно трогала его за поясницу и ниже… правда, она стояла с завязанными глазами. Я схватил ее за плечи и вывел. Возможно, грубо. Возможно, очень. — Вы обе можете идти. И не приходите завтра. Или приходите… в общем, я перезвоню на ресепшн и уточню, — я говорил быстро, не заботясь, понимают ли они мой английский. Едва дотерпел, пока они раскланялись по всем своим правилам, запер дверь и тщательно проверил, что она действительно не открывается. Коттедж сделан из соломы и мусора, но буду надеяться, к нам никто не вломится. Вернулся за перегородку и лег на тело, ждавшее меня там. Бальтазар вздрогнул и дернулся, я вцепился в него, чтоб не упасть: он был скользким после каких-то ароматических масел. — Стю? — тихий-тихий голос. Я с беспокойством подумал, что он таки последовал моему злому совету и умер. Внутренне. Словно погас. — Я. Дальше потекло тревожное молчание, ужасное в своей содержательности. Я шумно вздыхал, целуя его прекрасные рельефные плечи, напряженно сведенные лопатки, длинный позвоночный канал… отплевался от масла и обвил его за задницу, с трудом перевернув на спину. Прикрыл глаза, глядя на него, великолепного, сквозь ресницы. Сердце подточил тоскливый голодный червь. И я кормлю его лишь тогда, когда Бэл рядом… насыщаюсь его нагой красотой. Я опустился на него, как был, одетый, и обнял так, чтоб мышцы заныли, а ребра в его груди сдвинулись, сдавив легкие. Он не поморщился, хотя это было очень больно, и от моих страстных объятий останутся синяки. Прикоснулся к его мрачно сжатым губам, легонько провел языком. Бэл в ответ не шелохнулся, и я впился в его рот, сразу потеряв терпение, впился глубоко и жадно, в безумной горячке чувств стараясь вобрать в себя побольше его горечи, отнять черную меланхолию и отчаяние, поселившиеся в уголках его губ. Мне казалось, я высасываю смертельный яд, цианид, с привлекательным запахом и вкусом боли, но он не кончается, Бэл успел принять слишком много отравы после того, как я безрассудно покинул его. И я резко оторвался от него, выгнувшись и стараясь вдохнуть как можно больше воздуха, а затем продолжить, ведь я должен, я хочу. — Ты позволишь вернуть себя к жизни? — я терся о его небритые щеки, мой голос охрип, но пониженным понравился мне больше. Звучал тверже и убедительнее. Я облизал его нос, медленно и сладострастно, как диктовал мне сильный звериный инстинкт. Родство и обожание, вот что означает этот жест. В сухих воспаленных глазах Бэла заблестели слезы. Я облизал и их, после чего приложил руки любимого к замку молнии на своей новой форме. — Конечно позволишь, куда ты денешься, — его пальцами я потянул за молнию, расстегиваясь и обнажаясь. — Зачем тебе лицемер? Зачем прощать… Я заткнул ему рот ладонью, и он продолжил раздевать меня молча. — А после секса я хочу с тобой на дебош. Разнести коттедж и уплыть в море. Может быть, разбить дно бассейна. Или найти там затычку и вынуть, чтобы полюбоваться, как туда смоется вся вода. Связать метрдотеля, закопать в песок. А потом можно и в сектор 7 махнуть с неофициальным визитом от налоговой. Бэл поцеловал мои пальцы, взяв один в рот. — После секса ты будешь спать. Ляжешь рядом, тесно прижавшись, сонный и довольный. Поведаешь мне дальше взахлеб о наших диких кошачьих планах и уснешь на полуслове. Потому что устал. Потому что долго шел. Мы оба шли. Только я споткнулся на последнем шаге. — Я поразмыслил об этом на вечеринке, устроенной в мою честь. Как сильно, безотчетно и бесконтрольно ты должен был бояться потерять меня, чтобы выкинуть такой опрометчивый финт. Наделать страшных глупостей… но они поправимы, Бэл. Поправимы. Наконец, я раздет догола. Расшвырял ботинки под кровать и лег, задирая ноги и закидывая ему на плечи. Улыбнулся поднятым бровям. Не удивляйся… В такой позе меня хотел на полу Демон, изображая тебя. Вряд ли он ошибся в выборе. Вряд ли командиры вообще ошибаются. Вслух я ничего не сказал. Однако на лбу у Бальтазара метались тени каких-то сомнений. — Стю, а что открыл тебе наш покровитель на посвящении? — Он не пришел, знаешь ли. Заболел, напился пьяный, улетел в Камбоджу. Бэл, поверь в меня и мою благосклонность без каких-либо пророчеств и волшебных пенделей со стороны. Не полагайся ни на кого и ни на что. Кроме себя. Кроме меня. Я же люблю тебя, потому что люблю, а не потому что покровитель продал мне за монгольские тугрики чье-то имя. И я вернулся бы, даже если бы он наколдовал мне обручиться с принцем датским и воспитывать сорок восемь африканских детей-сирот. Да мало ли что он там бормочет, обкурившись священным дымом от останков жертвенных агнцев и девственниц… Вот и всё, победа и здесь за Люцифером. Бэл подавился от смеха, не выдержав околесицы, которую я нес. Я схватил его за член, не давая опомниться, заставив подавиться еще больше и замереть… он расправился в моей ладони, мгновенно налившись кровью и отвердев. Я наклонил его пониже, направляя в себя. Закусил губу, сдерживая глубокий стон… Бэл начал входить, обхватив мои напряженные, широко раздвинутые бедра. Я ненормальный и хочу поцеловать его в этой неудобной позе. Видя сумасбродную просьбу в моих глазах, он опускается всей тяжестью и целует, хотя я хочу кричать и плакать. Но даже в борьбе с болью, похожей на сладкий сон насильника, я не смог удержаться от последнего дурачества и прошептал: — Бэл, оракул открыл мне страшную тайну. У принца датского — слишком короткий.