And everyday I am learning about you The things that no one else sees
От лица Луки. Миновав сотню этажей на лифте, я понимаю, что все полубоги ведут себя предельно тихо, и лишь изредка от них можно услышать тихий шёпот, не касающийся больной для многих темы. Этот запрет предательски давит на плечи, вызывая усталость, так что возвращаться в автобус спешат все, кроме меня, ведь иду на практически негнущихся ногах. Мои мысли где-то совсем далеко, за пределами понимания. Я нахожусь в себе, и в то же время нигде, словно «меня» - уже не существует. Волнительный разговор с отцом приобрёл негативные краски, потому что, скорее всего, он даже не стал спорить с этим правилом, не желая вести беседы со стольким количеством детей. Всё же, наш домик самый населённый, даже если забыть про непризнанных. Заходя в уже заполненный салон, улавливаю взглядом девушку, которую едва смог распознать. Она, уткнувшись в стекло лбом, скрывается за тканью капюшона, поэтому, опускаясь рядом с ней, абсолютно не спешу бросить что-нибудь едкое или саркастичное. Ей это сейчас ни к чему. И так нехило досталось, ведь взгляд Зевса был ощутим для всех, его гнев разряжал воздух и накалял его. Тихое шмыгание носом оповещает о том, что Элис плакала. Это однозначно не ускользнёт от моего внимания, как бы она не пыталась это скрыть. Мы все получили огромной силы оплеуху, выбившую мозги из черепа. Оправиться от этого будет трудно, но легче всего просто забить, засунуть это в воображаемую коробку и закопать глубоко, чтобы потом не откапывать. Но шатенка не сможет этого сделать, ведь она другая. Автобус трогается с места, так что тянусь к блокноту, продолжив рисовать закорючки, в которых и сам не вижу смысла. Заполняю почти весь лист, перелистывая и принимаясь вновь за дело, в течение которого не почувствую время. Время для меня стало самой длинной и бескрайней рекой. Чешу затылок, заметив, что девушка не двигается и больше не издаёт звуков. Кажется, я даже не могу уловить её дыхания, поэтому обеспокоенно, не знаю почему, дёргаюсь, хватаясь за хрупкое плечо, но она напрягается всем телом, опровергая мою безумную теорию. Снимает капюшон и хмуро смотрит исподлобья, сжав губы, что тут же побледнели. Мы меняемся местами, ведь я готов опустить взгляд в пол и выслушивать каждый безмолвный упрёк, а она готова смотреть на меня испепеляющим хвойным лесом, хотя пахнет от неё цитрусами. Чёрт возьми, я схожу с ума, раз принюхиваюсь к ней. Прекрати, придурок. Даю себе мысленный подзатылок, безрезультатный, кстати, так как аромат манящий и сладковатый. Апельсин или мандарин. Даже не обращаю внимания на возможных зрителей. Им сейчас не до наблюдения, все погружены в мысли о собственной никчёмности и ненадобности. Издаю смешок, быстро оправившись от разочарования в богах, так что моё настроение возвращается к былой отметке «всё дерьмово, но я ухмыляюсь». Легонько бью кулаком в плечо Фитч, пытаясь прогнать её хмурость и вызвать улыбку, вот только злость кипит внутри маленького хвойного леса. Внутри неё нескончаемая стена пожара, уничтожающая зелень. Да уж, молодец, Кастеллан, ты облажался. Больше не предпринимаю каких-либо попыток поговорить или бросить шутку, так как молчаливость шатенки пугает меня. Кто-то закрыл окно, чему благодарен, ведь длинные волосы больше не летят мне в лицо, заставляя плеваться. Издаю смешок, вспоминая, когда она успела распустить пучок, но всё это вылетело из головы, освободив место для волнения. С одной стороны, я должен радоваться тому, что девушка не лезет ко мне, а с другой стороны, начинаю скучать по тому, как издевательски усмехаюсь, глядя в зелёные изумруды. Боже, когда я начал ассоциировать её с драгоценным камнем? Бью себе по лбу, после чего поднимаю взгляд, наконец осматриваясь. Моё поведение вызвало бы море непонимания, потому что, похоже, начинаю перенимать и это от дочери Артемиды. Через ещё какое-то время автобус останавливается, оповещая о конечной станции под названием «родной дом». Это лето не такое, каким должно быть. Все полубоги остались на лето, не захотев провести каникулы с родителями и отчимами или мачехами. Я тоже не пожелал покидать это место, ведь возвращаться к сумасшедшей матери смысла не вижу. Я тут схожу с ума, а там и подавно. Поднимаюсь на ноги, беру с верхней полки рюкзак и закидываю его на плечо, ожидая, пока Элизабет пройдёт мимо и направится на улицу, но она сидит неподвижно, прикрыв веки и изредка приоткрывая губы, дабы выгнать воздух из лёгких. Не хочу ждать её или оставлять в покое, так что грубо хватаю шатенку под руку, сильно сжимая пальцы, чтобы компенсировать сопротивление. Осознав маленькую независимость от луны, дочь богини охоты приобрела немалую силу. Резко дёргаю хрупкое тело на себя, подгоняя к выходу и иногда поддерживая, ведь слабые ноги подкашиваются. Ворчу себе под нос о её неуклюжести, но это здесь неуместно. Выхожу на улицу с тяжким грузом и обречённо издаю стон – впереди тропа, ведущая в лагерь. Толкаю девицу в спину, заставляя делать шаги, на что не получаю ни хмурого взгляда, ни тяжелого вздоха. Слишком тихо, она ведь даже пыхтела, если была недовольна моим нахальным поведением, а сейчас не издаёт никаких звуков, будто медленно умирает внутри себя. Она умерла, когда увидела родные голубые глаза. Меня просто дико раздражает то, что девушка плетётся как черепаха даже тогда, когда с усилием толкаю её и случайно бью по бусине позвоночника. Ноль реакции, а её реакция мне сейчас необходима. Просто для осознания, что всё не так дерьмово, как кажется. - Эй, Фитч, - подаю голос, нервно проглотив ком в горле. Всё-таки нарушать подобную тишину нереально трудно, ибо шанс на получение взаимности стремится к нулю. – Почему ты сбежала из дома? Всё же отвлекается от раздумий, словно отходя от долгого сна. Поправляет длинные волосы, укладывая их на грудь. Скольжу взглядом по лицу, на котором нет ни единой эмоции, а красный контур глаз выдаёт стёртые слёзы. Улыбаюсь, видя былую хмурость. Вспоминает и чувствует, что уже само по себе хорошо. Ещё пара слов, и она вернётся к жизни, надеюсь. Воскрешать человека подобным образом для меня настолько ново, что начинаю волноваться. - Это был вечер, - шмыгает носом, прикусив губу, - По-моему, всё началось с того, что я, придя со школы, которую прогуляла, оставила футболку на диване в гостиной. Мачеху это не устроило, мерзкая женщина, кстати. Крики, ор на всю квартиру. Смачивает горло, наконец поселив во мне спокойствие. Если она говорит – значит, всё налаживается. Вот только понятия не имею, откуда знаю это. Из личных наблюдений? Возможно. Пальцами сжимает ткань толстовки, поднимая взгляд на меня, как бы убеждаясь, что её слушают. - Потом всё перешло в оскорбление моих действий и меня самой, - издаёт смешок, - А я просто стояла и плакала, выслушивая всё это. Забавно, да? Сейчас я ей бы так съездила по наглой физиономии, что она забыла бы все ругательства, которые знала. А потом она начала винить меня в том, что я никчёмная и приношу одни только беды. Я не понимала о каких монстрах они с отцом говорят, а теперь понимаю. И это хуже всего. - В смысле? – изгибаю брови, проходя вместе с девушкой в арку, сильнее сжимаю лямку рюкзака, поправляя его на плече. - Я понимаю, что действительно была для них проблемой. – я не знаю, почему она решила открыться мне и ответить на вопрос, ведь могла просто проигнорировать. Видимо, настолько тяжело, что не поделиться любыми чувствами стоит разрушения себя самой. Не знаю, что и ответить, хотя мы почти дошли до домика Гермеса. Заходим внутрь, и я скидываю рюкзак с плеча, усаживаясь на край кровати, изредка поднимая взгляд, но не поднимая головы. - С этим не могу не согласиться. Ты реально проблемная, - усмехаюсь, а девушка опирается копчиком на поверхность стола, рассматривая свои руки. Вижу, как уголок её губ дрогнул в улыбке. Всё же улыбка ей идёт больше, чем эта хмурость, к которой я, кажется, привык. Элизабет облизывает губы и прочищает горло, готовясь что-то сказать, а я осознаю, что весь во внимании. - Раз мама меня признала, мне стоит переехать. – опускает ресницы, спрыгивая на пол и начиная собирать сумку с вещами. Не пытаюсь даже помешать, ведь так надо, ведь я хотел, чтобы она убралась отсюда и появлялась лишь при нужде сна. Тяжело вздыхаю, поднимаясь на ноги и ставя руки на талию. А хотел ли я тишины в этом месте? И сам не знаю, поэтому покидаю помещение, оставив девушку наедине со своими мыслями.***
Элизабет с грустью осматривает пустую комнату, в которой провела неделю. Чёртова неделя, что далась с таким трудом, а начало оставляло желать «лучшего». Взъерошивает длинные волосы, завившиеся ещё сильнее. Поперёк горла ком, ведь в домике Артемиды нет никого, там гробовая тишина и множество пустующих комнат. Это жутко, если брать в счёт то, что она параноик до мозга костей. Тяжелая сумка поначалу не поддаётся поднятию, однако девушке удаётся это сделать после контрольного вздоха. Больше никакой зависимости от луны, поэтому сила всегда при ней. Снимает с себя толстовку парня и рассматривает её. В эту ткань вплетены её горькие слёзы, в эту ткань вплетена её грусть. Поэтому Фитч без сожаления возвращает элемент одежды в шкаф, как и одолженные на время футболки. Отряхивая и поправляя клетчатую рубашку, смотрит в зеркало на тени под глазами, ставшие темнее на фоне бледной кожи. Есть совсем не хочется, да и сомневается, что кусок не встанет в горле. Ещё один вдох, чтобы избавиться от тяжести в груди, однако попытка тщётна и бесполезна. Эту тяжесть уже не прогнать, она стала частью существования. Выходя с сумкой наполненной вещами, она на автомате оглядывается вокруг, ища знакомый силуэт, но нет. Он куда-то запропастился, одарив последним взглядом светлых лазуритов. Девушка закрывает глаза и вновь открывает их, будто заново смотрит на новый мир. Стоит привыкнуть к проживанию здесь и, возможно, завести друзей, ведь многие дружелюбно улыбаются, здороваясь с дочерью Артемиды. Домик богини охоты при дневном свете кажется самым обычным, но немного заброшенным. Охотницы нечасто посещают лагерь, странствуя по всему миру и выполняя поручения своего лидера. Стены, украшенные изображениями животных, тут же привлекают внимание Элизабет, поэтому, встав на крыльце, она уделяет им достаточно времени. Как бы она не обижалась на мать, придётся здесь жить и ознакомиться со строением. Девушка тащит за собой сумку и начинает ходить по коридору, заглядывая в пустующие помещения, куда проникают яркие лучи солнца, освещая всё вокруг. Выбор всё же падает на последнюю комнату в самом конце, где и останавливается Фитч. Осматриваясь, она примечает, что практически вся мебель из тёмного дерева обрамлена тонкими серебряными веточками, а на потолке висит лампа с абажуром в виде животных. Вероятнее всего, подобное здание стоит поистине состояние. Вещи тут же летят на кровать, как и шатенка, желающая упереться лицом в подушку и просто закрыть глаза, чтобы на долгое время уснуть и проснуться, уже ничего не чувствуя по отношению к матери. Однако ей действительно нравится здесь, такая обстановка, контрастный интерьер и огромные окна, сквозь которые ночью будет проходить лунный свет. Но сон приходится отложить для того, чтобы освоить территорию и сделать её как можно уютнее, а потом отправиться на тренировку, которая будет очень кстати. Раскладывает одежду по полкам шкафа, чуть улыбаясь от того, что он большой, вытаскивает из рюкзака блокнот и карандаш, положив на середину рабочего стола, а, впрочем, это всё, что она могла сделать для обстановки. Здесь и так чувствуешь себя, словно находишься дома. Усталость долго не приходит, поэтому девушка недовольно хмурится, ожидая, когда же веки нальются металлом, станут невероятно тяжелыми и опустятся, пинком отправляя её в царство Морфея. Но из раздумий её вырывает стук в дверь.***
Я переминаюсь с ноги на ногу, стоя на крыльце домика Артемиды, чувствую на себе удивлённые взгляды, но не могу объяснить, что мне просто необходимо быть с человеком, который поймёт всё то, что хочу рассказать. Попытки прогнать ком в горле терпят крах, как и я, когда поднимаю руку и начинаю стучать в дверь, запуская ладони в карманы джинсов. Облизываю губы, немного хмурясь, ведь не понимаю собственного поведения. Я, что, действительно волнуюсь? Тихие отдалённые шаги доносятся до моих ушей, поэтому стараюсь вести себя как обычно. Слышу, что девушка спотыкается обо что-то и тихо шипит. Усмехаюсь неуклюжести Фитч, но тут же стираю любые эмоции с лица, ведь дверь открывается, а в меня впиваются хвойные леса. Без слов прохожу внутрь, осматриваясь. Мне плевать, если богиня будет против моего присутствия, плевать, если вообще кто-то будет против, будь это даже сама его обитательница. Осматриваюсь, однако ничего интересного не нахожу. Слишком скучно и дорого, ведь везде серебро. Подхожу к стене, упираюсь лопатками в неё, уставившись на Элизабет, что скрестила на груди руки, делая шаг вперёд. Не знает, почему я пришёл. Я тоже не знаю. Тру лицо ладонью, набираясь храбрости, которой у меня должно быть неизмеримое количество. Тяжело вздыхаю: - Не пригласишь в свою комнату даже? – напускная хмурость пропадает с её лица, поэтому она махает рукой, призывая следовать за ней. Смотрю в её спину, в острые лопатки, что выпирают, на бусины шейных позвонков. Длинные кофейные волосы вновь собраны в пучок, а резинкой служит обычный карандаш. Мы заходим в её комнату и садимся на края кровати. На разные, ну и плевать. Щёлкаю пальцами, нарушая глухую тишину, осматриваюсь, но так же не нахожу того, за что можно зацепиться взглядом. - Зачем ты пришёл? – тихий голос чуть ли не эхом отдаётся во всём домике. Здесь непривычно пусто и заброшенно, атмосфера нагнетает, а может дом сам меня прогоняет, не желая чувствовать присутствие парня. Но ведь богиня нарушила обет безбрачия, так почему я не могу нарушить её правила? Правила созданы для того, чтобы их нарушать. - Не знаю даже, чем на это ответить. Но мне немного неуютно из-за того, что ты мне о себе хоть что-то рассказала, а я – нет. – тяжело вздыхаю, ведь это действительно трудно: открываться кому-либо и проявлять кусочек своего прошлого, - Я же узнал про твою семью хоть немного. Хочу рассказать тебе о своей. Она даже не знает куда деть стыдливый взгляд, ибо, скорее всего, чувствует, что вынудила меня на открытость. Вот только Элизабет не имеет власти надо мной. Потираю костяшки, невольно смотря на руки девушки, которые она прячет под рукавами рубашки. Придвигаюсь поближе, приподнимая клетчатую ткань, и вижу, что на бледной коже сквозь коричневую корку выходят маленькие капельки крови. - Волновалась и тёрла об джинсы, - словно прочитав мои мысли, отвечает шатенка, вновь пряча тыльную сторону ладоней. Непривычно, что хмурость покинула её лицо, а, в общем-то, подобное радует. Она начала забывать про случившееся на Олимпе, или хотя бы закрыла это подальше от остальных. - Я сбежал из дома, когда мне было девять. Моя мать пыталась стать Дельфийским оракулом, не взирая на риск. Она думала, что её тело прекрасно для этого подходит. – громко проглатываю скопившуюся во рту жидкость и вновь поднимаю взгляд на Фитч, чтобы убедиться в том, что она внимательно слушает, иначе этот рассказ будет бесполезным. Хуже всего, что ей действительно интересно. – Она сошла с ума и начала пугать меня проблесками видений. Это подействовало, и я ушёл. Моей защитой была простая клюшка для гольфа. Просто представь, как глупо я выглядел, снуя везде с этой несчастной клюшкой. Смеюсь, потому что действительно забавно, а Элизабет не улыбается, лишь вслушиваясь в каждое слово. Ёжусь от мурашек по коже и неприятных ощущений, потому что не знаю, хочу или не хочу рассказывать дальше. У меня просто язык не поворачивается для продолжения, поэтому киваю головой, оповещая об окончании рассказа. Уже собираюсь покинуть помещение, но девушка обхватывает моё запястье. Понимаю, что не могу сопротивляться обычному прикосновению и безмолвной просьбой в зелёных глазах. - Спасибо, - это всё, что она может сказать, а после облизывает губы, неуверенно мыча, - Я хотела попросить тебя кое о чём. Как насчёт тренировок по фехтованию?