Очнись. Все боги - эгоисты.

От лица Луки. Она предельно осторожно выдыхает, проводя взглядом ткань своей футболки, и чуть улыбается, признавая, что этот факт не столь и смущает, сколько ставит в тупик мой неосознанно хищный взгляд, проходящийся по стройному телу. Провожу пальцами по выпирающему ряду рёбер, вероятно, под которыми сейчас бушуют ураганы и смерчи, смешивающие все чувства в единый комок, благодаря которому так затруднительно дышать. Помещение накаляется до температуры тысячи солнц, некогда двуспальная кровать превращается в тесную софу. Прекрасно понимаю, что всё это всего лишь иллюзия нашей близости, однако сопротивляться просто не могу. Впиваюсь в мягкие и податливые губы, зарываясь руками в кофейные локоны, углубляю поцелуй, легко нажав на затылок девушки. Буквально чувствую всем своим телом, как внутри под защитой грудной клетки трепещет маленькое сердечко, словно птица в прекрасной клетке. Отстраняюсь, тяжело дыша и жадно глотая кусочки ещё не успевшего накалиться кислорода, после чего припадаю к мраморной коже на её шее, вырывая сдавленный и тихий стон. Прислушиваюсь к такту сердцебиения, к ритму дыхания, которые напрочь сбиты моими необдуманными действиями. Что я, вашу мать, делаю? В самом начале я всего-то попытался успокоить её, и что теперь? Несмотря на указания собственного разума, теряю контроль над сердцем и иду на поводу у собственных чувств, которые некогда спрятал в глубинах своей сожженной души. Мне сносит крышу от одного лишь звука её присутствия, не могу больше держать себя в руках, выбивая ещё один стон из её груди, прикоснувшись к ключице и прикусив кожу, оставив на ней слабый красноватый след от зубов. Сжимаю до боли бедро девушки, из-за чего та прикрывает глаза, желая прочувствовать каждое касание с более острыми ощущениями, ведь добровольно отказывается от зрения. Облизываю высохшие от сбитого дыхания губы, медленно и мучительно для самого же себя проходясь по изгибам её тела, пока что частично прикрытого одеждой. Щекочу нежный кожный покров, ведя едва ощутимую дорожку из поцелуев обратно. Кусаю за жилку, напряженно выступающую на шее, провожу языком по линии скулы. Элизабет просто не может сопротивляться. Прикрыв глаза, она издаёт тихие стоны, зарываясь холодными пальцами в мои волосы и сильно сжимая их, когда, на малую долю секунды потеряв крышу, толкаюсь вперёд, создавая трение, от которого мои вселенные взрываются фейерверками перед глазами. В голове просто каша, каша из мозгов, мыслей, воспоминаний и всего того хлама, что хранится под корой мозга, давая понять, что жизнь – настоящая, а это не похоже на реальность. Это чёртовы мечты, ведь я никогда в жизни ничего подобного не ощущал при подобных прикосновениях и поцелуях, насыщающих, хоть и ненадолго, моё желание к этой несносной девчонке, с которой и возиться-то не очень хотелось, не то что заводить отношения. Отношения, которые соберут мою душу по кусочкам и искусно сошьют в единое целое нитками собственной души. Внизу живота тянет и горит, словно трепыхающийся мотылек доживает свои дни, рвано рвясь наружу, дабы прожить ещё пару секунд на воздухе. Чёрная пыльца его крыльев размазывается по стенкам желудка, а ладони девушки давят мне на плечи, заставляя уничтожить последнее расстояние, которое было в состоянии сдерживать меня. Было в состоянии, а теперь уже нет, потому что я напрочь забываюсь в этом грёбанном слащавом коктейле из уничтожающих изнутри чувств, эти ураганы бьют по селениям, разрушают каждый домик, а я и не против подобного разрушения. Я наслаждаюсь каждой щепкой, обломком, оторванной от крыши черепицей, потому что это наша общая катастрофа, персональное стихийное бедствие под рёбрами у обоих. Фитч жадно втягивает воздух, имея в нём необходимость, так как в помещении действительно становится слишком жарко. От волнения мои руки трясутся, а лоб покрывается капельками пота, отчего начинаю волноваться ещё больше. Эта девушка просто сводит с ума своим видом, своими зелёными глазами, в которых поместилась хвоя всех лесов мира, своими розоватыми губами с ранками нервозности на неровной коже, своими, чёрт возьми, движениями и вздохами. Эта девушка бьёт по затылку, вырывает каждую мысль из мозга и заставляет действовать спонтанно, как повелит чёртово зарытое под землей сердце, похороненное напрочь, чтобы никто не изранил до конца. И сам не замечаю, как начинаю дышать ровно в такт, а наше тяжелое дыхание нарушает относительную тишину помещения и делает ярче каждую звезду на вечернем небе, в которое поднимается бледная луна. Наступило её время, теперь ей подвластен весь мир, в том числе и мой. Переворачиваюсь на спину, позволяя девушке попробовать, каково это, что, кстати, ей весьма нравится по её лучистой улыбке и ехидному, с искрой пламени, взгляду, проходящемуся по моему телу. Закусывает нижнюю губу и тянет руки к краям моей толстовки, тянет наверх, поэтому не могу не помочь, чуть приподнявшись на локтях. Сердце, просто, пожалуйста, успокойся нахрен и постарайся не вырваться наружу к этой охотнице, уводящей меня в тёмный лес, подальше от самоконтроля. Кладу руки на её бедра и сильно сжимаю, явно оставляя метки, как на собственности, но прекрасно сознаю, что никакая она мне не собственность, ведь эта девчонка – не вещь, эта девчонка нечто, что сложно описать словами. Она - подрывник моих неприступных замков, она – перерождающаяся Вселенная, звезда, взрывающаяся и уничтожающая планеты вблизи. И я – самая близкая планета, на которой всё ещё был шанс на жизнь. А теперь в моей груди пламя, пламя, зажженное её лесами и кофейной гущей волос. Возбуждение не позволяет мне мыслить рационально и спокойно, перед глазами дымчатая пелена, не позволяющая детально разглядеть каждый сантиметр её тела с крошевом родинок на молочной коже. Холодные – они всегда такие – пальчики проходятся по моей груди, обводят по контуру напряженные мышцы, нежно касаются моих рёбер, вырывая остатки кислорода и буквально выбивая сознание. Выбивая так, чтоб в ближайшее время и не посмело вернуться. Я вижу насколько ей ново вот так восседать на парне и рассматривать потемневшим взглядом каждый кусочек кожи, с интересом касаться и проверять саму себя на водопад ощущений, обрушающийся с высоты тысячи метров прямо на голову. Вижу, насколько пьяны её глаза, вижу, насколько дыхание учащается, когда ладонь ложится мне на грудную клетку, и девушка вслушивается в бешеный сердечный ритм. Она прекрасно понимает, от чего зависит пульсация крови в моём организме, и поэтому чуть усмехается, ощущая себя истинной королевой. А я, блять, совсем не против, что я её слуга. Сдерживаться абсолютно нет сил. Переворачиваюсь обратно и вновь нетерпеливо впиваюсь в губы Элизабет, прикусывая до боли, чтобы по-прежнему держать свои мысли при себе, хоть мне и хочется выплеснуть всё наружу, показать насколько я придурок и насколько ей хочется такого придурка, который вовсе не стоит такой девушки. Боль в грудине и напряжение во всём теле лишний раз доказывают, что это не очередная иллюзия моих мыслей, что это истинная реальность, истинней некуда, и это не мираж, который разобьётся на тысячи осколков, когда решишь прикоснуться. Я её касаюсь, и именно мой мир рушится на осколки, созидая сам себя столько раз, чему равна сумма наших поцелуев. Я грёбанный феникс в её клетке. Я умираю и возрождаюсь на её глазах, мои слёзы исцеляют её раны. Фитч, просто заткнись, потому что я не могу сдерживаться, когда ты ласкаешь стонами мой слух и обрушиваешь горячее пламенное дыхание прямо мне в губы, словно наполняешь собой все мои внутренности, становишься океаном моего мира и остаёшься в груди навсегда. Прямо рядом с сердцем, нет, в нём самом. Мой контроль махает ладонью, ехидно усмехаясь и наблюдая за ситуацией, сложившейся так по моей вине, ведь не могу отдёрнуть себя и не поцеловать столь прекрасную девушку, которая казалась мне бесполезным мусором, занимающим место в моей обители и не умеющим защитить себя при нападении невероятно сильных существ, даже убегая, она в любом случае могла споткнуться об корень какого-нибудь дерева и шлёпнуться на землю. Но сейчас, прямо подо мной, лежит не та неуклюжая девчонка со спутанными кудрями, а самая настоящая королева, а её кожа впитывает лунный свет, принимая в себя всю его силу, вот только Элизабет совсем не нравится подобное наблюдение Артемиды, посему она отстраняется и сводит вместе шторы, наблюдая за тем, как полумрак поглощает и так тёмное помещение, освещаемое лишь слабой лампой оранжевых оттенков. Терпеть не остаётся сил, а поцелуи только сильнее разжигают пожар, через который уже даже перепрыгнуть невозможно, ведь языки этого пламени уже почти касаются небес, зажигая холодные звёзды и превращая их в подобия солнца. В моей голове каша, а лёгкие, кажется, скоро вылезут наружу, желая вдохнуть чистого кислорода. Но воздуха не хватает, и рядом с ней никогда не будет хватать. Прохожусь пальцами по стройному ряду рёбер, щекоча нежную кожу, и завожу руки за спину шатенки, путаясь в длинных прядях кофейных волос. Чуть шиплю, покусывая нижнюю губу, и старательно разбираюсь с лифчиком, который ну никак не поддаётся, заставив Фитч хихикнуть. А мне не смешно, твою мать, я взрываюсь с каждым прикосновением к тебе. Тяжесть нарастает комом, а возбуждение накаляет атмосферу до предела, что вот-вот поплывут, расплавившись, стены дешёвого мотеля, и мы провалимся в дыру, где сгорел пол, и отправимся к центру Земли. Облизываю высохшие от частых вдохов и выдохов губы, наконец, откидывая в сторону мешающий элемент одежды, и буквально вижу, как в зелёных глазах скользнула неуверенность, подпитанная моим взглядом, проходящимся по обнаженной девичьей груди. Тут же неловко старается прикрыться, но не позволяю этого, разводя тонкие запястья в сторону и прижимаясь всем телом к её, судорожно втягивая воздух. Я не могу, мне срывает крышу от того, как она даже дышит, даже моргает, одаривая меня взглядом, будто мысленно колотя сковородой по голове. Мне срывает крышу, как только смотрю на неё, смотрю с пылом и жаром, испытывая нечеловеческое желание к чертям собачьим сорвать оставшуюся одежду. Понимаю, что хриплю так, словно пробежал кросс в сто километров, а за мной бежали адские гончие, почти касаясь мокрыми носами пяток, но это всего лишь девушка, способная убить улыбкой. Элизабет прикрывает глаза, как только припадаю губами к ключицам, постепенно ведя вниз дорожку, проводя языком по коже и ощущая мурашки, которыми покрылось всё её тело. Кусает запястье, боясь простонать лишний раз и спровоцировать на укус. Обвожу кончиком языка твёрдый сосок и прикусываю, вырывая лёгкий выдох из её груди. Выгибается мне навстречу, рисуя улыбку на моём лице. Я ведь доволен собой, когда могу вытворять подобные вещи, но с ней всё по-новому, всё иначе, и я сам это чувствую, осознавая, что с каждым поцелуем и по моему телу пробегает стая неизвестных насекомых, введённых под кожу, оставляя приятную дрожь в мышцах от напряжения. Укусы, засосы, синяки от пальцев – её молочную вселенную покрывают багровые вспышки света, оставленные мной как знак, что всё это не сон, не иллюзия, а самая настоящая реальность, и что в этой реальности я впервые чувствую себя тем самым жалким девственником, боявшимся сделать что-то лишнее и спугнуть, не получив удовольствие. Это нечто особенное, нечто совсем другое, то, чего у меня никогда не было. Шатенка сама тянет к моим джинсам свои руки, но не позволяю ей коснуться ремня, решая сделать всё сам и в нужное время, ведь Элизабет не терпится подвести всё к заключительному моменту и получить удовольствие, хотя я способен довольствоваться малым – поцелуями, от которых башню сносит. Кладу её горячие ладони себе на плечи, а девушка сильно сжимает пальцы, когда я, поддавшись моменту, толкаюсь в неё, зажмурившись. Боже, я теряю контроль, просто его сносит огромными волнами океанов её вселенной. Приоткрываю рот, выдохнув судорожно и с дрожью, чувствую, как руки слабеют, и боюсь, что упаду. Желание захватывает меня, бьёт в затылок, лишая сознания, но я по-прежнему не отключаюсь, тяжело дышу, зарывшись в тёмные волосы девушки, и втягиваю сладкий запах шампуня, купленного в прошлом мотеле, в лёгкие, наполняя себя. Прекрасно понимаю, что меня хватит ненадолго, а напористая натура Элизабет проникает сквозь всё моё существо, ведь сама дочь Артемиды, воспользовавшись моментом слабости, разбирается с ремнём, отправляя его на пол. Металлический лязг свидетельствует конец моего контроля, прощай, друг, я буду по тебе скучать сегодня. - Ты серьёзно, охотница? – едва слышно шепчу. Меня очень легко спровоцировать, легко подлить бензина в костёр, отчего вспыхиваю в разы сильнее, чем раньше, затмевая рациональное мышление эмоциями и чувствами, вводимыми, словно наркотик, внутривенно. Введите мне, пожалуйста, Элизабет в кровь и не смейте выгонять её оттуда, чтобы она грела изнутри, покрывала поцелуями все капилляры и стенки органов, заставляя прикрыть глаза от удовольствия. Вся моя медлительность и желание растягивать ласки напрочь отшибает одним лишь действием Фитч, из-за чего тут же припадаю к её шее, кусая выступающую сонную артерию, а потом ключицы, а потом зализывая следы от зубов, спускаясь ниже. Веду дорожку полуукусов-полупоцелуев всё ниже и ниже, останавливаясь у края джинсов. Смотрю исподлобья и наблюдаю за реакцией, что следует незамедлительно. Девушка приподнимается на локтях, собрав остатки сил, и смотрит в ответ дымчатыми зелёными глазами, а я усмехаюсь, отметив румянец на бледном лице. Что ж, я заставлю тебя покраснеть ещё гуще, дорогая. С нетерпением дрожащими пальцами расстёгиваю пуговицу, затем разбираюсь с ширинкой, нарочито и дразняще медленно стягивая ткань сначала со стройных бедёр, а потом до конца, откинув в сторону. Звук падающей на пол одежды ласкает уши, но сильнее ласкают слух её стоны и сбитое дыхание, наполненное несоизмеримым с моим желанием. А глаза словно бы говорят: «чего ты медлишь, придурок, я хочу этого, как и ты». Прочищаю горло, так как от хрипов оно начинает болеть, после чего ухмыляюсь, видя, что лицо девушки ещё больше заливается краской, ведь уже стягиваю с неё последний элемент одежды, вновь припадая к желанным губам, мучить которые готов вечно. Бунтарство и хмурость Элизабет теперь заменили смущение и легкая улыбка. Раньше бы она меня огрела чем-нибудь тяжелым, но прямо сейчас отвечает на поцелуй, приоткрывая рот и пропуская внутрь мой язык, проходящийся по ряду зубов, а затем щекочущий нёбо, отчего выдавливаю гортанный стон со стороны шатенки. Я до безумия волнуюсь, закрываю глаза, чтобы хоть на пару секунд отогнать беспричинную тревогу, а затем понимаю, что причина таки кроется в самой Фитч. Она девственница, чистейшая на свете, из-за чего мои руки перестают слушаться в желании поскорее самому избавиться от мешающей одежды. Облизываю губы, шумно сглатывая скопившуюся во рту воду, и вновь пытаюсь привести в порядок мысли, пытаюсь контролировать самого себя, наблюдая за тем, как обнажённая грудь вздымается со скоростью света. Чёрт возьми, Кастеллан, угораздило же тебя влюбиться в такую девушку. Я и сам рядом с ней чувствую себя невероятно жалким, теряю свой многолетний опыт флирта и секса с девицами, ведь сейчас это нечто новое, как искусство, ранее не созданное человеком. Это наши чувства, эмоции, прикосновения и поцелуи складываются воедино, а назвать всё это занятием любовью как-то скудно и несправедливо по отношению к гамме ощущений. Часто моргаю, стягивая последнюю ткань, разделяющую нас, после чего осторожно провожу рукой по бедру Элизабет, едва ощутимо, ведь на данный момент боюсь причинить ей боль, я вообще боюсь дарить ей неприятные ощущения, а это – одно из самых сильных ударов по её телу. Заглядываю в блестящие зелёные глаза и с присущей мне проницательностью пытаюсь выудить на поверхность неуверенность, хотя бы маленькую капельку, и мне хватит, чтобы остановиться и больше никогда не совершать подобного, вот только девушка полностью уверена в том, что происходит, уверена, что действительно этого хочет. Откашливаюсь, проклиная себя за последующие действия, и медленно вхожу в неё, прикрыв глаза и стараясь держать себя в узде, дабы не сорваться. Элизабет всхлипывает и вскрикивает, а я осыпаю её извинениями и поцелуями покрываю белое, как бумага, лицо, в попытках успокоить, снять боль как по волшебству, лишить её неприятных иголок внизу живота. Слёзы скатываются и впитываются в тёмные волосы, а блестящие дорожки солёной жидкости огревают меня тысячами палиц по затылку, заставляя ненавидеть себя, ведь причинил боль. Осторожно беру её за руку, переплетаю свои пальцы с её, беспокойно наблюдая за её выражением лица. Закусывает нижнюю губу, шмыгая носом от нахлынувших слёз, зажмуривает глаза, сильно сжимая ладони в кулаки. Как же мне хочется врезать себе самому за это, превратить собственное лицо в кровавое месиво за причиненную боль. - Эй, Эффи, - она так просила называть её, когда я пытался придумать ей уменьшительно-ласкательное имечко, - я здесь, рядом, пожалуйста, прости меня, извини, я правда не хотел делать тебе больно. Понимающе кивает, открывая блестящие глаза, перестаёт мучить свои губы не сразу, а лишь спустя несколько секунд, пока я терпеливо жду, что неприятные режущие ощущения покинут её, превратившись в желание продолжить то, чему дано начало. Осознаю, что эта девушка изменила меня кардинально, перевернула весь мой мир, ведь с любой другой в прошлом я бы не стал церемониться и содрал одежду, а затем грубо вошёл, не обращая внимания на всхлипы. Я брал то, что хотел, но сейчас она взяла то, что хотела. Меня. Наконец-то Элизабет растягивает губы в лёгкой улыбке, оповещая, что всё проходит, чему несказанно рад. С облегчением выдыхаю, нависая над ней, и нежно касаюсь искусанных губ своими, делая первый толчок и вырывая негромкий стон, вот только по-прежнему больно, по-прежнему лезвия разрезают всё внутри, а я ищу способы отсрочить и избавиться от этого. Извиняюсь тысячу раз перед тем, как ещё раз повторить действие, втянув опьяняющий запах её кожи. Я хочу, чтобы не только мне было приятно, но и ей, поэтому ещё пара толчков вышибают неприятные ощущения из сознания девушки, а мои движения начинают дарить незабываемое наслаждение. Всё это время, при каждом всхлипе, я задерживал дыхание, боясь, что даже вдох доставит ей мучительные рези, а сейчас, абсолютно позабыв про осторожность и пока что медленный темп, ускоряюсь, попутно покрывая рваными поцелуями шею и ключицы. Эффи по-прежнему морщится, но постепенно входит во вкус, наслаждается каждым новым движением и вскоре начинает издавать непристойные звуки, взрывающие во мне бомбы. Она хоть знает, что вообще творит со мной? У меня внутри столько ненависти и омерзительных словечек в свой адрес за то, что сделал, а ещё там же рядом теплится наслаждение и удовольствие, страсть и рваность прикосновений. Закрываю глаза, тяжело дыша от скорости толчков, сжимаю кофейные кудри в кулаке, но не тяну. Наше сердцебиение переплетается, становится единым, кричит в унисон о наших чувствах. А мы сами становится одним целым, соединяем тысячи осколков нашего существа в прекрасную картину, которой так и хочется наслаждаться каждый день, из-за чего вновь теряю контроль, начиная двигаться резче, сильнее, чуть ли не вдалбливаясь в хрупкое тело. Я по-другому не умею, но через несколько секунд замираю, делая каждый толчок нежнее, медленнее, ведь чувствую себя рядом с дочерью Артемиды совершенно другим, словно она подходит ко мне и снимает маску с моего лица, говоря без слов: я приму тебя настоящим, только не прячься за этим некрасивым куском тьмы. Вся эта напускная грубость и жёсткость остаётся в прошлом с теми девушками, которые разделили со мной не одну постель, но так и не нашли места на ночлег в сердце и памяти. Все их лица были одинаковыми, и сравнивать оригинальность внешности Фитч с ними – жестоко и подло. Нависать, не прилагая усилий, над Элизабет становится испытанием, так что, обхватив её талию, проведя по выпирающим рёбрам, сажусь на кровати, чуть рыкнув от ощущений, пронёсшихся электрическими зарядами по венам. Она сводит меня с ума, заставляет всё моё существо сгорать изнутри. Моё сердце едва выдерживает ритм, а лёгкие вот-вот порвутся на мелкие кусочки. Прикусывая кожу на шее девушки, приподнимая её и вновь опуская, отчего сам начинаю издавать тихие еле слышные стоны удовольствия, прикрываю глаза, отдавая ей контроль, но, в конечном итоге, мне это слишком быстро надоедает, поэтому возвращаюсь обратно в исходное положение и напираю всем своим телом, вырывая глухие и уже более громкие стоны, смешанные с вскриками, ведь толчки приобретают силу, но не теряют своей нежности. Когда она издаёт очередной звук, ласкающий мой слух, у меня перед глазами взрываются фейерверки, а вены сгорают так, словно наполнены керосином. Всё моё тело – сплошной огонь, и я просто не способен соображать, совершая такие действия, о которых и мечтать не смел, считая, что Фитч это не понравится. Мои движения становятся более резкими к пику наслаждения, поэтому, прижавшись всем телом к её телу и ощутив, что наша кожа покрыта капельками пота, уничтожаю малейшее расстояние между нами, прикрывая глаза и опаляя горячим дыханием тонкую шею, испещрённую багровыми отметинами и следами от зубов, вероятнее всего, за которые получу знатных подзатыльников, но не сейчас, когда мои конечности вот-вот норовят обмякнуть и свалить на девушку свой вес. Сознание улетучивается, отключается, замирает, взрывается и разбивается на осколки при завершающем, более сильном, нежели предыдущие, толчке, и я сознаю, что тепло, разливается по всему телу, вырвав громкий стон удовольствия. Элизабет быстро дышит, прикрыв глаза, и сжимает пальцами простыни, а я чувствую, как она сокращается внутри, ощутив все краски нашего занятия любовью. И всё же, какие бесполезные слова, не способные в полной мере описать произошедшее. Осторожно выхожу из девушки, завалившись на спину, дабы не раздавить её собой. Старательно смотрю в потолок, но плохо выходит, ведь возвращаюсь взглядом к Фитч и впиваюсь в губы, которые горят огнём от частых поцелуев. Отстранившись, собираю в себе остатки всей силы и произношу самые трудные слова в своей жизни: - Эй, Фитч, кажется, я тебя люблю.