Первыми ходят черные

      Тсуна бессильно повалился на кровать. И это было не от физической усталости, скорее от полного духовного истощения. Он и представить себе не мог, что это будет так трудно – рассказать всем о своем решении. Савада, как мантру еле различимым шепотом повторял себе, что все делает правильно, что не отступится, что не позволит больше мафии мешать его размеренной, спокойной жизни. Ведь отсутствие пальбы, врагов-гангстеров, сражений и перемещений во времени вовсе не означает, что он не сможет больше смотреть на фейерверк со всеми, праздновать Новый год, играть в снежки. Ведь так? А что через пару лет? А через пару лет, возможно, и Гокудера, и Ямамото, и Риохей, даже Ламбо и Энма со всей семьей Шимон оставят его одного, потому что станут частью другой жизни, иного мира, полного опасностей и риска. Мира, от правления которым молодой несостоявшийся Дечимо добровольно отказался.       Но правда была в том, что он не боялся одиночества. Скорее всего, Тсунаеши боялся ответственности. У него дрожали руки только от мысли о том, что он ежедневно будет отправлять на встречу с самой смертью несколько тысяч своих подчиненных. Среди которых будут и его друзья. Савада и думать не хотел о том, что бы он говорил плачущим матерям и женам тех, кого отправил в Ад своим строгим приказом. Черта с два, как бы он смотрел им в глаза? У него не было опыта в таких делах, и не хотелось ему, чтобы был.       Тсуна прячет лицо в сгибе локтя, нарушая пугающую тишину комнаты шорохом смятых простыней. Сердце несостоявшегося Дечимо бьется громко и болезненно, да так, что ему было стыдно от того, что кто-нибудь может услышать. Да, стыдно ему было именно поэтому, и плачет он сейчас из-за того, что тяжело дышать, и ребра будто цепляются друг за друга, когда он пытается сесть на кровати. Это не из-за соленой, горькой тоски, которая появилась в предвкушении расставания.       - Реборн, - тихо зовет Савада, но не слышит ответа. Ни знакомого чуть надменного голоса, ни скрипа двери, ни глухих шагов – ничего. Неужели он уже один? – Реборн! – и почему бы ему не признаться самому себе, что единственное, с кем расставание ему будет по-настоящему тяжело пережить - это его репетитор? Тот человек, который изменил всю его жизнь. И тот, кто самым первым его покинет. – Реборн!       И звук отражался от стен, рикошетом возвращаясь к Тсунаеши. И слезы обжигали щеки, и чуть холодил кожу вечерний ветер, дующий из приоткрытого окна. И Дечимо стало нестерпимо холодно от мысли о том, что никто больше не отзовется на это имя. А потом его бросило в жар, когда он услышал шаги на лестнице.

***

      Мукуро провел пальцами по старой оконной раме, а за тем опустил свой взгляд на обшарпанный ветхий подоконник, на котором блестели осколки разбитого окна. С приторно-сладкой усмешкой на губах иллюзионист берет крупный кусок битого стекла и, начиная вертеть его, смотрит на то, как играют лучи заходящего солнца на рваных гранях.       - Интересно, - иллюзионист смеется. – Очень интересно, что ты будешь дальше делать, Савада Тсунаеши? – Рокудо с каким-то притворным и даже немного издевательским сочувствием качает головой, будто Дечимо стоял рядом с ним. – Хроме так расстроилась, - стекло хрустит под напором сильных пальцев Хранителя Тумана и сыпется на пол, когда тот разжимает кулак. – Но самое важное это то, - в лицо Мукуро ударил сильный поток холодного воздуха, который своевольно зашумел скрипучим окном, заиграл прядями его волос, - превратится ли этот ветер перемен в ураган? Я хочу посмотреть…

***

      Ямамото остановился лишь на мгновение, чтобы перевести дух. Было довольно тяжело волочить подавленного и без остановки ворчащего Гокудеру, но он добровольно подписался на это, когда побежал за ним после того, как Хаято устроил небольшой скандал у Тсуны на тему несостоявшейся криминальной карьеры последнего.       Такеши глубоко вздохнул и почувствовал исходящий от Хранителя Урагана аромат. Свежая хлопковая футболка, гель для душа, крепкие сигареты, тонкий запах пороха. Все было как обычно, если бы подрывник насквозь не провонял этим чертовым отчаяньем и разочарованием.       - Ты как, Гокудера?       - Отвянь, - тут же огрызнулся Хаято, размазывая по лицу чуть высохшие слезы. Этому вечно грубому бруталу совсем не хотелось, чтобы какой-то «улыбчивый идиот» видел его таким. – Шел бы ты отсюда, бейсбольный придурок.       - Да ты еле на ногах стоишь. Если я уйду, то ты тут и останешься, - подметил бейсболист, вновь перекинув руку собеседника себе через плечо и возобновляя шаг.       - Мне не нужна твоя жалость. И помощь тоже, - буркнул подрывник. Ямамото видел все, что так тщательно пытался скрыть от него его товарищ. Видел боль обиды и неоправданных ожиданий, рухнувших надежд. Видел, как опустошается с каждой секундой изнутри Гокудера, и как он прерывисто дышал, и как неровно билось его сердце тоже видел.       - Хочешь, чтобы я тебя оставил?       - Да.       Такеши было плевать на то, что там хочет или не хочет Хранитель Урагана. Этому жутко вредному парню нужно было показать, что свет не сошелся клином на его Джудайме. Что дружба не заканчивается там, где завершается путь Тсуны, как Босса. Что не нужно впадать из крайности в крайность. Нужно было доказать, что он не один, и что Ямамото, несмотря на все отпирания и грубости друга, всегда будет рядом, когда ему, Хаято, понадобиться его плечо.       - Ха-ха! Я бы, честно, ушел, поверив тебе, если бы ты не держался за меня так сильно.

***

      - Ну, что думаешь по этому поводу? – Дино отвернулся от окна, когда услышал скрип входной двери. В кабинет Хибари, не стучась, мог войти лишь сам Кея.       - По какому такому поводу? – с нескрываемым раздражением поинтересовалось Облако Вонголы, приняв решение не бросаться с порога на своего нерадивого учителя.       - Ты все прекрасно понял! – Каваллоне красноречиво развел руками. – Я говорю о Тсуне и его решении. Ну же, поделись своими мыслями, порадуй меня! – лицо главы дисциплинарного комитета не уменьшило градус своей холодности, а взгляд черных глаз даже наоборот приобрел немного пугающий блеск. Как у хищника, готового к смертельному прыжку.       - Это ты меня порадуй, - Хибари сел за свой рабочий стол и устроился поудобнее в кресле. – Уберись уже отсюда.       - Как грубо! Так ведь не разговаривают со своим учителем, - Дино вел себя немного по-ребячески и, казалось, он не понимал, что сейчас нарывается на тонфу Хранителя Вонголы, что тот, в свою очередь, в крайне скверном расположении духа. Но нет. И если кто думал, что Каваллоне дурачок или слепой, то ошибался. Мужчина слишком много времени провел рядом с Кеей, а потому без особого труда читал каждую эмоцию на невыразительном чуть бледном лице своего ученика. Вот Хибари чуть щурится, выказывая недовольство по поводу поднятого шума, вот скосил черные, будто присыпанные золой глаза в сторону объекта своего раздражения, вот дрогнул уголок его губ в ухмылке, свойственной тем людям, которые чувствуют свое превосходство над жертвой, зажатой в углу.       Дон слышит и даже чувствует все движения Кеи: как шуршит белая рубашка, как скрепят колесики отъехавшего в сторону стула, как пальцы сжимают рукоять тонфа. И Дино даже почти уклонился от этой примитивной атаки, если бы не слишком длинная штанина его брюк, о которую он запнулся и неуклюже свалился на пол. А может это не штанина вовсе, а пол такой скользкий. Наверняка ГДК заставляет тут намывать все до блеска!       - Меня не интересуют якшанья травоядных. Пусть делают, что хотят, - Хибари опускает оружие. Каваллоне подмечает, как юноша чуть сводит тонкие брови – разочарование, учитель сейчас неспособен себе помочь, не то чтобы его чему-нибудь «научить».       - Это неправда, - и Дино смеется.       - Замолчи, - процедил сквозь зубы Хранитель Облака. Именно из-за этого он и ненавидел Каваллоне. За то, что тот так хорошо его знает, видит насквозь, ближе всех к нему подобрался. – Я хочу, чтобы ты ушел. Если не уйдешь, я забью тебя до смерти.       - И это тоже ложь.       - Не прекратишь – я тебя все-таки ударю.       - А вот это, пожалуй, правда.

***

      - Ты что? Ревешь? – Реборн сел на край кровати. Тсунаеши весь бледный и заплаканный походил на того, кого буквально только что вытащили из ледяного океана. На лице был остаток пережитого ужаса.       - Нет, просто, что-то попало в глаз. В оба глаза, - Савада вытирает лицо об обратную сторону домашней футболки.       - Еще не передумал?       - Нет. Я твердо решил. Я уверен в своем выборе, - Тсуна не контролировал себя в этот момент, все поплыло, и весь мир сузился до размеров этой кровати, на которой они сидели. Он подался чуть вперед и провел ладонью по спине своего репетитора. И на его вопросительный взгляд ответил смехом и грустной улыбкой. – Все время хотел проверить есть ли у тебя крылья, знаешь, как у ангела. Думаю, потом этого случая уже не представится. Смешно, да?       - Нет, - Реборн улыбается уголками губ, и все, на что его хватает, это опустить ладонь на голову юноши и целомудренно потрепать волосы. – Все хорошо.       Тсунаеши вдруг поймал себя на мысли, что больше всего на свете он хотел бы еще раз вот так вот посидеть с Реборном, поговорить с ним, почувствовать прикосновение его руки, и много бы отдал сейчас, чтобы узнать, будет ли это когда-нибудь или нет.