Лепестки сакуры

Джареда напрягало, почему роск молчит, его бы больше устроило, чтобы тот орал, матерился, грозился, а это ледяное, презрительное молчание его просто вымораживало. И лишало сил. Он, наконец, обернулся и подошел к кровати. Роск, не обращая на него никакого внимания, пристально осматривал комнату, и Джаред сразу догадался, что именно тот ищет. Да, в хладнокровии и сообразительности ему не откажешь – сейчас роск смотрел ровно на то место, где была спрятана камера. Ну, даже не спрятана, чего уж там, стояло небольшое черное приспособление на ножке, и тусклым матовым экраном, размером с ладонь, было направлено на постель. Штуковина называлась как-то длинно, но ребята называли ее просто – джейка, она сейчас прекрасно транслировала все, что происходит в комнате на экраны таких же джеек его друзей. Радиус действия у нее был полмили, как раз до космопорта, где они договорились его дожидаться. Джаред прокашлялся и сообщил в пространство: – Они увидят все, но трансляция идет в закрытом режиме. Запись они сделать не могут, я эту функцию отключил. Так что будет только один экземпляр записи. У меня. Роск, наконец, посмотрел на него. Если до этого Джаред все искал повод отказаться от затеи, и очень рад был, когда ушли его сослуживцы, то теперь, под этим взглядом, в его душе поднялось темное, нехорошее, знакомое, то, с чего все началось. Не может один человек смотреть на другого с таким безграничным презрением, не может, не должен, не смеет так улыбаться, стереть эту ухмылку, стереть с этих губ, забить ему в глотку эту сводящую с ума улыбку. Джаред вдруг перестал чувствовать себя виноватым, им снова овладела злость, и от нее бешеней бежала кровь по жилам, и снова вспыхнуло сильное, неутолимое желание – подмять под себя этого роска. Джаред усмехнулся тоже, нехорошо, и начал небрежно раздеваться, роск тут же почуял в нем перемену, напрягся, но все так же прожигал его презрительным взглядом. Только губы у него побелели. Джаред уже снимал длинные армейские панталоны, когда роск сказал сдавленно: – Ты не посмеешь. Джаред хмыкнул, отбросил в сторону последнюю деталь туалета и жадно осмотрел роска, все его тело. Не скрываясь, погладил себя бесстыдно по полувставшему члену, и одним движением взлетел на кровать, завис на секунду над дернувшимся было роском и придавил его собой, разумеется, не со всей дури, но основательно, так, что роск расширил глаза и ахнул. Роск забился под ним, теряя свой хваленый контроль над собой, от такого близкого и стремительного контакта – тело к телу, обнаженные, горячие. Джаред ввинчивался между ног роска, воткнул колено, и второе, и раздвигал, а тот, отчаянно сжимал ноги, и даже с каким-то непреходящим изумлением шептал сорвано: – Ты не посмеешь… Не посмеешь! Животное, дрянь… Роск даже попытался стукнуть его головой, но Джаред увернулся, засмеялся тихо, и все не мог насладиться до конца восхитительным ощущением – под ним лежал самый красивый мужчина, которого ему доводилось видеть в жизни, гладкий, бешенный – горячий! Джаред не давал погаснуть и своей злости, она подстегивала возбуждение, он накручивал себя, и говорил, говорил: – Сладкий… Какой ты… Гибкий, горячий… Сильный. Сучка, моя сучка. Ты же хочешь меня, хочешь мой член, ведь хочешь, я чувствую, погоди, сейчас, вот… Джаред как змея, скользнул вниз, придавил его ноги всем телом и начал со страстью ласкать языком поджавшиеся яички роска, вылизывал гладко выбритую мошонку, рукой дрочил вялый член, и тот под его рукой становился все крепче. Роск сорвано дышал, хрипел даже, он перестал уже шептать «не посмеешь», отвернул лицо от камеры и хрипел, Джаред даже заволновался, посмотрел, нет, вроде не приступ. Нужно было придумать что-то, чтобы не дать свести роску колени. Уговорить? Нет, вряд ли. Но можно было попробовать. Джаред оставил член роска, уже вставший, повел рукой по сразу поджавшимся мышцам живота, поласкал пальцем один сосок, другой, снова навис над ним, на этот раз не надавливая, удерживая вес на руках, сказал негромко: – Эй, как тебя. Дженсен. Оказывается, роск был в этом мире, повернул голову, в глазах настороженных, затуманенных, смятенных, злых, мелькнуло удивление, он прошептал: – Знаешь, как меня зовут? Обрадованный, что с ним все-таки разговаривают, Джаред сказал: – Конечно. Я все про тебя знаю. Про твой корабль, ну и… вообще. Роск отдышался. Взгляд его приобретал все большую осмысленность, и вместе с ней возвращалась невыносимое презрение. И член становился вялым, Джаред это ощущал, прижимаясь к телу роска, но надеялся на свое умение и энтузиазм. Роск даже ухмыльнулся и сказал, как будто себе: – Самоубийца. Джаред не согласился: – Я все рассчитал. Я смоюсь с планеты, и сюда никогда не вернусь. И, кроме того… У меня останется пленка, гарант моей безопасности. Я верю, что ты не захочешь, чтоб наш горячий секс увидели в галактической порнушке. Ты ж у нас самец. И потом – я грязный ильен, даже не роск. Неужели ты захочешь, чтобы видео, где тебя поимел грязный ильен, увидели все? Джаред видел, как омрачилось лицо роска, и собрался было порадоваться. Но роск упрямо выставил вперед подбородок и сказал: – Плевать. Я все равно найду тебя, и убью. Даже не надейся спрятаться. Джаред вздохнул, сказал вкрадчиво, снова прижимаясь к нему всем телом, и начиная ласкать его член, обволакивая собой, обнимая со всех сторон: – Врешь… Я видел, как ты испугался. Ты не захочешь, чтобы эту порнушку увидели. Тогда тебе не служить, с твоей-то гордостью и щепетильностью, ты же умрешь от стыда. Да? Роск задохнулся от особо удачного поглаживания, закрыл глаза и бессильно прошептал: – Я все равно тебя найду. Остановись, пока не поздно. Остановись. И тогда я… не убью тебя. Джаред замер на мгновенье, обдумывая это предложение, но желание, сжигающее его, старательно сдерживаемое, пересилило голос разума, он засмеялся: – У меня к тебе встречное предложение. Раздвинь ноги, чтобы мне не пришлось привязывать их. Сделай это, и все пройдет максимально безболезненно, и даже приятно. Мне нужно поласкать тебя там. – Джаред снова засмеялся, словно заражаясь безумием витавшем в комнате, и передразнил кого-то, высоким голосом пропев: – Твою сладкую, маленькую дырочку. Судя по тому, как стремительно отреагировал роск, судорожно сжав колени, так просто все не получится. Хрен этот упрямец смирится с поражением, так и будет сопротивляться до конца. Вместо того, чтобы расслабиться. В итоге Джаред выкрутился, он разрезал простыню армейским ножом, скрутил полоски в подобие веревок и зафиксировал ноги роска широко раскинутыми, привязав к противоположной спинке кровати, лишив того возможности лягаться и сдвигать колени. Под зад он роску подложил диванную подушку, и лежал сейчас между этих самых ног, делая сразу два дела. Непонятно от чего, от пальцев ли в заднице, или оттого, что Джаред старательно вылизывал его член, взмокший от напряжения роск закусывал губы, но не выдерживал, стонал, и снова кусал распухшие губы. Джаред время от времени поднимал голову, чтобы полюбоваться на распаленного, такого красивого и такого упрямого роска, изо всех сил продолжающего бороться с собой. Но как бы там роск не сопротивлялся, Джаред знал, что никуда упрямец не денется и пари он свое выиграет. Одним движением своих пальцев, вымазанных в смазке, он с особым, садистским каким-то удовольствием исторгал из глотки роска утробные звуки. Только пальцами… Волшебство. «Дырочка» и правда была тесная, если роск когда и практиковал анальный секс, то было это явно не вчера, и не в ближайшее время, за дальнейшее Джаред поручиться не мог, но, в общем, все косвенные признаки указывали на то, что к подобным ласкам роск не привык. Особенно к пальцам, усиленно растягивающим его зад. Он все еще сопротивлялся, засранец, а Джаред, подстегиваемый каким-то бешенным охотничьим азартом, и неслышимыми одобрительными криками ильенов по ту сторону экрана джейки, все продолжал свою сладкую пытку. Он трогал и трогал там, в жаркой тесноте, невидимую волшебную точку, отчего роск мычал, мотал головой, требовал прекратить так, будто умолял продолжить, его трясло, пот лился с него градом, мокрые ресницы склеились трогательными лучиками, и от одного его вида уже можно было кончить – Джаред сдерживался из последних сил. Член у него во рту уже был как каменный, и перед глазами уже все плыло от напряжения, от долго, долго, невыносимо долго сдерживаемого желания засадить уже поскорее этому роску. Джаред оставил его член, облизнулся, ухмыльнулся на тихий, измученный вздох роска и, вынув пальцы, начал втискивать в разработанное отверстие член. Почти без остановки, одним толчком, вошел и замер, наслаждаясь горячей теснотой, обхватившей его член. Роск резко выгнулся, выдохнул: – Нет… А Джаред уже дрочил ему сильно, размеренно, и опавший член снова оживал в его руках. Он подождал немного, давая привыкнуть роску и начал толкаться, втискиваться в затягивающую жаркую тесноту, все сильнее входя во вкус, и перестал ласкать уже стоящий член роска, вцепился в его бедра и толкался яростно, увлеченно. По движениям роска казалось, что тот хочет уйти, избежать этих толчков, но Джаред чувствовал, как пробегает по его телу предоргазменная дрожь, как судорожно сжимаются внутри его мышцы, и как роск насаживается на его член, его движения навстречу были почти незаметны, он тут же отходил, отодвигался и это дразнящее – хочунетнебудухочунебудунет – сводило Джареда с ума, он догонял, настигал его, отступал, и снова догонял, быстрее, быстрее, пока роск не издал какой-то изумленный звук, еще раз судорожно вздохнул и член его начал истекать спермой. Джареду самому потребовалось совсем немного, и он устало повалился на кровать, рядом с неподвижным роском. Отдышавшись, Джаред посмотрел на роска. Тот лежал, как умер, но так и продолжал инстинктивно отворачиваться от камеры, Лежал, разжав кулаки, как-то обреченно, со страдальческой складкой между бровей, зажмурившись, и губы у сурового роска дрожали. У Джареда нехорошо сжался желудок, и он, будто желая вернуть, сейчас же, вернуть свою бесшабашную, злую радость победителя, захотел так же вернуть прежнего, несгибаемого роска, он протянул руку и погладил его по щеке. Заодно большим пальцем мимоходом погладил ресницы – нет, не жесткие, мягкие, как крылья бабочки – и сказал вкрадчиво, ласково, издевательски улыбаясь: – Детка, ты был великолепен. Как Джаред и рассчитывал, его действия возымели результат. Роск с отвращением отдернул голову от его руки, распахнул глаза, и уставился на него с выражением такой чистой, незамутненной ярости, что Джаред тут же почувствовал себя лучше. Все-таки приятнее иметь дело с сильным, несломленным противником, а роск между тем цедил сквозь зубы, и видно было, что от бешенства он даже не может говорить ясно, так его душили эмоции: – Сукин… сын. Ты труп, понял? Еще раз… назовешь меня деткой, грязный ублюдок, я тебе вырву язык. Джаред в ответ улыбнулся, его плохой парень, парень, о котором он и не подозревал до встречи с роском, ликовал. И снова накатывала злость, он как будто подзаряжался от роска, который чуть не лопался от переизбытка чувств. Только вот… Джареду надоело чувствовать себя как на сцене. В конце концов, пари он выиграл, так что требовалось кое-что изменить. Он встал с кровати, обошел ее, и с глумливой улыбочкой взял камеру, продолжая следить краем глаза за тяжело дышащим роском, бросающим на него убийственные взгляды. Он показал победный жест невидимым зрителям, поулыбался им и, не выпуская камеры из рук, подошел к кровати. И сказал небрежно: – Да, я ублюдок. А ты шлюха. Роск задохнулся от возмущения, снова безрезультатно дернулся в путах и спросил: – Чт… Что?! Джаред снова хмыкнул, заглянул в камеру, и сказал в нее: – Ребята, все видели, как росская шлюха мне подмахивала? А как стонала тут, и кончала? Для лучшего обзора, тигры, внимание! Только для вас – посмотрите еще раз, напоследок, на эту шлюшку, всю в собственной сперме. Чтобы не было потом обвинений, что я смухлевал, и все такое. Джаред медленно провел джейкой над распростертым телом роска, тот от шока, или просто от невыразимой злобы – не отворачивался, и смотрел на него, снова так, как и раньше. Как на дерьмо, но к этому презрению теперь примешивалась лютая ненависть. – Ты труп, – холодно повторил роск. Джаред, снова заведенный, взбудораженный, засмеялся, закинув голову, весело, ликующе, как мальчишка. Отключил джейку и забрался на кровать. Навис снова над роском, не отводящим от него бешеного взгляда, и прошептал, промурлыкал ему прямо в губы: – Ну, пока я еще не труп, детка, мы еще немножко потрахаемся. Ты такой горячий… таких шлюх у меня никогда не было. Горячая, отзывчивая, сладкая шлюшка… – Убью, – снова пообещал непримиримый роск. Джейка уже не работала, но Джаред, не забывая поглядывать на часы, заставил кончить роска несколько раз, ему невыразимо приятно было видеть, как роск мучается, оттого, что не может контролировать свое тело. Оно предательски реагировало на ласки Джареда, на изощренные, хитрые, медленно-садистские; роск опять мотал головой, и глотал стоны, опять хрипел и задыхался, и пот скатывался по его лицу, и казалось, что это злые, отчаянные слезы. Джаред облизал роска всего, и выяснил, что пальцы на ногах особо эрогенная зона, когда он вылизывал их, роск и вовсе не мог удержаться от громких стонов, и кончил без единого прикосновения к члену. Джаред дождался, когда роск чуть придет в себя, и отсосал ему, по правде говоря, он никогда еще так не старался, и если не его хозяин, то член это оценил, и снова встал. А Джаред напоследок уже, чуя, что время уходит-уходит-улетает, у него минуты, тридцать, нет, двадцать минут – снова повторил то, что снимал на джейку, на этот раз, не смотря на то, что время поджимало – медленно, медленно, и пристально следя за мутным взглядом роска. Джаред нашел нужное направление, судя по тому, как по телу роска пробежала судорога, и он вымученно и тихо застонал. Джаред медленно и упорно, долбил и долбил в эту точку, и роск, Дженсен – открыл рот, и, не произнося ни звука, дышал, часто и тяжело, и сжимая и разжимая кулаки, пока не откинул голову назад, и не забился в судорогах оргазма. Джаред продолжал долбиться в раскинувшегося роска – еще немного, еще, тот, не сопротивляясь, вялый, расслабленный, свободно принимал его, голова его безвольно моталась, и было в этом что-то такое головокружительно-притягательное, и неправильное, и жестокое, что Джаред почувствовал, что вот сейчас, он тоже дойдет, еще немного, и кончил, бурно, и как-то особенно мучительно-сладко. Но не завалился на кровать, а так и сидел, шумно дыша, и глядя на заляпанного спермой, мокрого, затраханного, с распухшими губами и следами его поцелуев роска. Картина была прекрасной, век бы любовался, но надо было спешить, даже на душ времени не оставалось, тревожно пел зуммер связи, ему нужно было бежать, бежать. Он так и примчался в космопорт, до отлета модуля оставалось полминуты, и Джаред издали увидел как на трапе торчит Чад и машет ему отчаянно одной рукой, а другой крутит у виска и делает страшные рожи. Джаред вбежал по трапу взмыленный, весь пропахший спермой и потом, и за ним тут же зажужжал механизм, поднимающий трап, они протиснулись каждый на свое место, и только тогда Джаред огляделся. Сослуживцы посматривали на него, одобрительно усмехаясь, кто-то качал головой, кто-то делал круглые глаза, а Оззи, сидевший слева, высказал вслух то, что крутилось у всех на языке: – Да, парень. Отжарил ты эту заносчивую задницу как следует. Сейчас, главное, чтобы не тормознули Альрес. Сердце, только было переставшее стучать в горле, снова скакнуло вверх. Джаред задумался: долетел до космопорта он за полчаса, как раз к моменту взлета модуля, портье освободит роска еще через полчаса, а Альрес к тому времени уже уйдет в гиперпрыжок. Нет, они должны успеть, гордый роск вряд ли будет звать на помощь, до и портье предупрежден, хотя… Кто его знает, на что способен разъяренный роск, вон, какой он был вроде отмороженный, и как потом сверкал глазищами. А как… стонал, и кончал. И как смотрел на него в конце. Джаред тут же вернулся назад в воспоминаниях, в гостиничный номер, когда он, уже полностью одетый, в последний раз окинул взглядом пропитанный запахом секса гостиничный номер. Роск – Дженсен? – почему-то хотелось называть его по имени, а не отстраненно «роск» не переменил положения, просто открыл глаза. Взгляд его обещал убийство и это… будоражило, горячило кровь. Джаред уверен был, что Дженсен никогда его не забудет. Так бы он и лица и имени его, Джареда, никогда не вспомнил, подумаешь, один из многих, младший офицер, никто, тень, охрана. А сейчас… не забудет. Джаред улыбнулся, и сказал негромко: – Не тормознут. Так и вышло, все прошло, как обычно. Никаких неожиданностей, спокойно и буднично, они ушли в гиперпрыжок. Только тогда его немного отпустило, и только тогда он понял, в каком диком напряжении находился. Джаред, почти сразу по прибытии в родной гарнизон, написал рапорт на перевод, и через два дня уже летел в Касс, там находился катран Джеффа, его брата, и что немаловажно, очень скоро оттуда должна была отправиться экспедиция, в район глубокого космоса. Часть катрана, как непременный атрибут охраны, должна была сопровождать ученых. Загадочный сектор 77-18 манил самыми радужными перспективами, ученые утверждали, что там, на бесхозных территориях вне зоны общегалактического содружества, есть надежда найти безлюдную планету с редким и полезным металлом, почти исчерпанным на планетах ильенов. Джареду плевать было на металл, лететь хоть за птичьим пометом, лишь бы подальше. И на подольше. Он уже с борта пассажирского лайнера отправил Джеффу подробнейшую анкету, требуемую организаторами экспедиции, и удовлетворенно кивнул, через полчаса увидев на экране бортового комма мигающее сообщение от брата. Его брали без всяких полагающихся испытаний, экспедиция была почти готова, и как уверял брат, ориентировочная дата отправки – ближайшая неделя, даже меньше. Все-таки, как хорошо иметь в братьях старшего офицера гарнизона Касса. В общем, Джаред действительно все предусмотрел. Через неделю он уже будет так далеко от жаждущего крови Дженсена, как только возможно. Недоступен. На ближайшие пять лет можно было не беспокоиться, ну а дальше… Дальше он что-нибудь придумает. Но все это, и радость, что попал в экспедицию, и удачно-быстрый перевод казалось теперь, когда схлынул бешеный, безумный азарт и возбуждение – неважным, бессмысленным, бесцветным, тусклым, и ненастоящим. Как будто на все чувства и радости в его жизни накинули серую, полупрозрачную вуаль, и фоном, ни на минуту не отпуская преследовало Джареда все эти дни непонятное, тоскливое ощущение беды, даже когда он увидел сообщение от брата, оно ничуть не померкло. Холодным склизким комом внизу живота сидели сплетенные в клубок пустота, отвращение, жалость, тоска; он все еще пытался убедить себя, что ничего, ничего страшного с роском не случится. Ну подумаешь, трахнули его. Здоровый мужик, ничего с ним не случится, не случится же? И он не причинял ему боли… И тут же вспоминалось лицо Дженсена, с крепко зажмуренными глазами, с дрожащей еле заметно нижней губой, такое – несчастное. Открытое в своем горе. Джаред скрипел зубами, отгонял воспоминания, но они неумолимо возвращались, и жгли его, и мучили. Он не мог вспомнить уже того сытого удовлетворения, наполнявшего его первые сутки после «акции». Голодный не помнит чувство сытости. Так и Джаред – отныне ему казалось, что его будет преследовать вечный, неутолимый голод, переплетенный накрепко с чувством вины. Он помнил, как роск действовал на него: как хороший коктейль травы с крепким алкоголем. Но сейчас, когда разум его был не затуманен, он не мог без отвращения вспоминать, что делал и говорил. Джаред встряхивался иногда, улыбался, шутил, пил с друзьями, отпраздновал шумную отвальную, и великодушно отказался от выигрыша. На самом деле, он не мог смотреть никому в лицо, и никогда бы не смог взять деньги. Глупая, опасная шалость, зашедшая так далеко, превратившая его жизнь в кошмар... И главное – что его заставило продолжить издеваться над беззащитным роском? Он ведь мог ограничиться той записью, и не добивать роска, показывая его приятелям, или еще раньше мог, когда Чад выгнал всех – просто уйти. Для роска это было бы просто неприятным приключением, не настолько ранящим его гордость, а теперь, теперь Джаред и не хотел, а задумывался, сколько унижений пришлось еще пережить роску… Дженсену. Дженсену, когда пришел портье, и обнаружил его. А что, если говнюк забыл об уговоре? Что, если Дженсену пришлось там пролежать еще долго, обнаженным, с бесстыдно разведенными ногам, с подсыхающей на теле спермой, с укусами и синяками? Джаред просыпался, и думал по ночам о всяких глупых вещах, например – почему он хотя бы не спрятал от посторонних глаз Дженсена покрывалом. Хотя по сравнению со всем остальным – это была мелочь, но для такого гордого мужчины, еще несколько минут унижения, не стали ли они последней каплей? Джаред все же верил, что жажда мести пересилит в роске отчаяние, да и не похож был тот на суицидника, но опять же, кто знает этих росков. Может для Дженсена то, что случилось с ним – несмываемое бесчестье, и ему сейчас только одна дорога – застрелиться. Ох, дурак, какой же он дурак непроходимый, тупой, тупой урод. Как роск там сказал? Ублюдок, точно. Джаред теперь часто ночами просыпался и сидел, скрючившись на кровати, покачивался и старался утишить острую ненависть к себе, уговорить, как зубную боль. Днем было легче – суета, служба, дела. А вот ночью, ночью было худо. Джаред, конечно же, интересовался делами в Исвере. Не так давно, поколебавшись, написал на ком Чада послание, содержащее изображение озадаченного анимированного солдатика, чешущего затылок. Они часто пользовались между собой такой незамысловатой шифровкой, когда информация касалась щекотливых тем. Чад немедленно прислал ему гвардейца с успокаивающе вытянутыми вперед ладонями. Но через минуту Чад выстрелил сразу пятеркой солдатиков, где один разводил руками, второй хватался за голову, третий отстреливался от невидимых врагов, а еще двое рыли окопы. Понимать это надо было так: «Не ссы, чувак. Большого шума нет. Но! Тут у нас неспокойно, и тебе лучше бежать подальше, и вообще не отсвечивать!» После сообщения Чада стало немного легче, значит роск в относительном порядке, если следуют карательные действия. Если даже на их базе шухер – стало быть, в Исвере обстановка накалилась до предела. Джаред с холодком внизу живота подумал, как бы сгоряча Эклз не расстрелял к хуям их базу, возможности у него были. Все-таки он надеялся, что капитан Эшаля уже разведал обстановку, и узнал, что с гарнизона Ил-со, ближайшей базы к драгоценной планетке – Джаред уже смылся. Очень не хотелось стать причиной гибели товарищей. Даже если они все поступили, как последние отморозки. Он виноват больше всех, ему отвечать… Джаред иногда ловил себя на неразумном, и, как бы сказал роск, самоубийственном желании – вернуться. Вернуться и посмотреть еще раз на роска. Он даже начинал лихорадочно перебирать, как именно это можно сделать, и в каком порту сделать пересадку, но чувство самосохранения каждый раз брало верх. Нет, если он хочет жить – надо бежать. К тому же, всегда есть вероятность, что и без его помощи роск его отыщет. Как ни странно, представляя это, Джаред сдерживал улыбку, и тут же стыдливо отгонял это мелкое, низкое – Дженсен думает о нем каждую минуту. Он уверен был, думает – каждую минуту, каждый час, день, ну пусть в негативном контексте. Думает… От этого становилось и грустно, и стыдно, и черт, немного приятно. И еще – где-то в глубине души Джаред даже надеялся, что Дженсен… хм. Найдет его быстро. Но, оказалось, что иногда желаемое происходит как-то пугающе быстро.