Лепестки сакуры

Это был самый безумный секс в его жизни. На самом деле, это даже больше походило на ритуал, он вспоминал, что было в той комнатке на Саали, в той безвестной гостинице, он следовал одному ему известной дорогой поцелуев и ласк, и словечек, грязных и возбуждающих, он действовал почти как автомат. Плавно и неспешно, он растягивал своего роска, он повторял все то, что было там, он старался не нарушить последовательности. Он почти не удивился, увидев, что тело реагирует, и что у Дженсена поднимается член, и что дышит он уже не так спокойно, но глаза – зеркало души – оставались пустыми. Джаред не останавливался. Бог знает, чего это ему стоило, дрожал и ширился и рос внутри черный колючий комок ненависти и страха, к себе, ко всему, что он делает, к этому миру, заставлявшему делать его это – делать это с его роском. Как будто кто-то жестоко наказывал его, и это наказание несравнимо было ни с чем, и нельзя было сказать, что это наказание не соответствует по адекватности его преступлению. Ему как будто показали его самого, сдернув с него все защитные покровы, он был сейчас беззащитнее - как это ни смешно – Дженсена, того хоть защищало его беспамятство. Но Джаред-то был в своем уме, в своем теле, и делал это, трахал лежащего под ним слабо вздыхающего роска, шептал ему грязные словечки, целовал его, ласкал, и – да, повторял все, что было тогда. Ему казалось, это никогда, никогда не кончится. Дженсен кончил, слабо застонав, и сердце Джареда на миг остановилось, но в глазах роска ничего не изменилось, они были пустые, как у сломанной куклы. Он чуть не сорвался. Прошептал: – Что же я делаю… Уткнулся головой в плечо Дженсена, замер, затих на нем, мечтая только умереть, но тут вдруг услышал голос Дока: – Ильен… Его как пружиной подбросило, он вылетел из кровати, и заорал, не помня себя: – Вон отсюда! Блядь, убью на хуй! Он бы, наверное, сцепился с Доком, как есть – голый, но тут вмешался Альбери, и потащил разозленного Дока прочь из спальни, сказав напоследок: – Я все сделал, что мог. Теперь ты сам уже. Что – он сам уже, и что картс там сделал – не важно было, Джаред захлопнул за ними дверь, закрыл на замок и обессилено сел там же, глядя издали на распятого на кровати Дженсена. Еще не все. Джаред передохнул, и вернулся на кровать. Сейчас следовало повторить все то, что он сделал после выключения камеры. Зрителей теперь не было, все, сука, повторялось, как и тогда. Джаред ненавидел себя с каждой минутой все сильнее, но все же смог дойти до конца. На последних толчках он уже уверен был, что если все напрасно, то у него одна дорога – вслед за Дженсеном. Все закончилось. Джаред сидел, и смотрел на роска, точно как тогда, всего измазанного в сперме, со следами поцелуев… Только роск тогда кипел от бешенства, а теперь оставался безучастным, и безмолвно смотрел перед собой. За окном просыпался большой город, шумели мобили, пели птицы. Все просыпалось, только его упрямый роск не хотел возвращаться, несмотря на все его усилия. Джаред смотрел на Дженсена, и душу наполняла чернота, холодная злоба, усталость, отчаяние. – Значит, так, да. Роск оставался неподвижен. – Знаешь, я и не сомневался. – Джаред встал с кровати, но не мог уйти далеко, стоял, как привязанный: – Я знал, что ты так сделаешь. Потому что ты, Дженсен – ты всегда был мудак. Гордая, заносчивая задница, тебе проще сдохнуть, чем… Ты… Ты заставил меня сделать это! Он сорвался на крик: – Ты, сукин сын, ты заставил меня, можешь радоваться, да, я теперь насладился в полной мере ощущением, что я полное дерьмо, и знаешь что? Я не буду тут сидеть, и дожидаться, когда ты окончательно свалишь. Вот ни хуя не буду, я не могу уже больше терпеть, понял?! Ни одной минуты! Если б ты знал, как это больно, смотреть на тебя, такого. И я… еще тут, как… Нет, все. Считай, что ты наказал меня. Джаред присел, и принялся торопливо разгребать свою одежду, у него был тут револьвер, и он, на хуй, сделает это. Он пустит пулю в лоб, потому что жить, с тем, что он сделал – никак нельзя, невозможно терпеть, и все, все. Он почти отыскал уже ствол, нащупал сквозь ткань, обрадовался, схватил торопливо, но тут он услышал странные звуки с кровати. Не веря своим ушам, он поднялся, и увидел, что роск задыхается, дышит со всхлипами, со стоном забирает воздух, дергается в путах и в панике вертит вокруг головой. Роск увидел Джареда и… узнал его. Это было что-то невероятное. Джаред стоял, голый, с револьвером в руке, стоял и тупо смотрел на Дженсена, а тот… Казалось, роск не замечает, в каком Джаред виде. Роск будто не верил своим глазам, выдохнул: – Ты?.. Джаред все так же стоял в ступоре, а Дженсен растерянно прошептал: – Я думал… Я думал, что ты… что ты умер. Джаред вздохнул, и сел на край кровати. Ноги не держали его больше. Его трясло, револьвер со стуком упал на пол, и хлопнул неожиданно выстрел. Дженсен вздрогнул, а Джаред подумал отстраненно – как странно, наверное, было бы умереть вот сейчас, когда он все-таки вернул Дженсена. Но пуля утонула в диванной набивке, зато в доме поднялась суматоха. Джаред слышал, как бегут к двери, и уже начали стучать, и звать. Но сил не было, даже подняться. Он запоздало ответил Дженсену: – Ага. Я понял. Но как видишь, я жив. Дверь все-таки выбили. Но на все происходившее дальше Джаред смотрел как будто со стороны, без эмоций, ему вообще казалось, что он никогда больше не сможет смеяться, или плакать – он был выпит досуха. В спальню ворвался Док, за ним Альбери. Они замерли на мгновенье, потом Док задержал Элсо, лезшего за ним в спальню и велел стоять ему в дверях, и никого не пускать. А Альбери подошел к Джареду и снова гладил его, гладил по рукам, и что-то говорил, но Джаред не слышал. Альбери помог ему одеться, вытащил его оттуда, и уже в посольской машине пробки из ушей исчезли, и Джаред услышал, как картс говорит: – … будет хорошо. Картс все еще держал его за руку, и это казалось теперь Джареду единственной ниточкой, связывающей его с реальностью. Хотелось просто заснуть, и не просыпаться больше, но картс говорил: – Это нормально. То, что ты чувствуешь сейчас - нормально. Потерпи немного. Ты должен выдержать. А потом ирри вернет тебе любовь и силы появятся. Пойми, ничто не уходит просто так, в никуда, все возвращается, нужно просто немного потерпеть. Картс болтал какую-то успокаивающую чепуху, любовь, потерпеть… Что за чушь? Но спорить не хотелось, не хотелось думать ни о чем. Он едва дотянул до гостиницы, в номер входил на подгибающихся ногах. И заснул, не раздеваясь, упав на не расстеленную кровать. Как Альбери говорил потом – он проспал почти двое суток. Судя по своим ощущениям, Джаред думал, что если бы картс не разбудил его, он мог спать и дальше. Но картс сказал, что этого нельзя, и надо вставать, ходить, есть – жить. И станет легче. Кто бы знал, как не хотелось шевелиться… Но картс оказался прав, после завтрака уже не так сильно хотелось удавиться, а потом его удачно пристроили к делу в дипмиссии, и он с головой погрузился в разбор бумаг. В конце концов, как говорил его командир, настоящий вояка должен уметь все, даже побыть канцелярской крысой, все польза делу. Но к вечеру, вернее, к ночи, проснулась и засвербела в душе такая тоска, что хоть волком вой. Альбери в своем номере не было, поплакаться в жилетку было некому, и тогда Джаред ожидаемо напился. Вернее, попытался. Принес в номер из буфета несколько бутылок, и пил, но желанное забвение никак не наступало, зато полезли всякие мрачные мысли, которым Джаред волю не давал, пока был трезв. Ему следовало убираться отсюда. Причем как можно скорее. Дженсен в порядке. Ненавидит его, ну что любой бы после такого ненавидел… Теперь Док знает, может, и вся его команда тоже, Элсо вон видел, когда в комнату влетел… Док мог и передумать, и отомстить за своего любимого коммандера, его люди, обосновавшиеся в доме, тоже представляли нешуточную опасность. Сам Дженсен… Наверняка он никогда его не простит, может, убить его не захочет, но такого надругательства над своим телом не простит – роск он, или не роск? Ну… Пора уебывать, да. Еще эти драгоценные спецслужбы… Вероятность, конечно, маленькая, что они посмеют схватить неприкосновенную личность, офицера дипмиссии другой страны, но кто их знает. Вон, Дженсена же обработали… И еще много всяких незначительных, на самом деле вещей, вроде того, что он в отпуске, и должен лететь к матери. Потом назад, на службу… Делать ему тут точно было нечего. И все-то понятно это было, но вот заставить себя поднять задницу, и ехать в космопорт Джаред не мог, как будто канатом к себе привязал его проклятый роск. Джаред даже с легким испугом думал, а что же будет, когда придет ему время улетать? Ну, он может еще тут до конца отпуска проторчать, и даже может, наверное, задержаться, но когда уедет отсюда делегация ильенов – что он тут будет делать? Главное, он даже не мог заставить себя пойти к роску. Это, ну просто было выше его сил, нереально. Все равно, что вернуться на место преступления. Ага, где его поджидает разозленная жертва, и сотня мстителей. С другой стороны, как любого преступника его со страшной силой тянуло на место преступления. Или просто к роску. Но он же не совсем сумасшедший идти в логово рассерженного льва. И тут же самоубийственная мыслишка лезла – а пойти. И пусть все кончится уже… Тяжко. Джаред услышал в коридоре дипмиссии беготню, но не придал этому никакого значения. И хотел было налить себе еще, но тут в дверь раздался настойчивый стук. Джаред поморщился. Не следует хоть кому-то показываться в таком расхристанном виде, особенно в чужой стране, но он подумал, что это мог быть, например, Альбери. Встал, повернул ключ в замке, и остолбенел. Он ожидал увидеть кого угодно, даже родную мамочку, уставшую его дожидаться, даже росканского президента он не так удивился бы увидеть, но только не коммандера. Джаред моргнул два раза, но настойчивая галлюцинация не пропадала. Мало того, сказала хмуро: – Привет, айри. По-хозяйски отодвинула его с дороги и вошла в номер. Джаред автоматически, как подсолнух за солнцем, повернул за ним голову, пока роск проходил в комнату. Что настораживало, роск снова был при параде. Выглядел роск хреново, не смотря на эффектный мундир, увешанный наградами, тускло сияющий кортик и белые перчатки. И еще на нем была фуражка, белая, с серебряным кантом и эмблемой росканского флота, когда он снял эту свою фуражку и лицо открылось взгляду, у Джареда аж внутри что-то екнуло. Черные круги вокруг глаз, потрескавшиеся, бесцветные губы, серая кожа. Однако смотрел роск вполне живо – глаза сверкали зло, и губы были сурово поджаты. И, несмотря на все признаки коммандерского гнева, и тревогу за его физическое состояние, Джаред чувствовал себя подтаявшим куском масла – совершенно счастливым, мать его, бессмысленно счастливым куском! Определенно – рядом с роском он чувствовал себя живым, и мог дышать свободно. Джаред закрыл дверь, успев заметить, что с двух сторон ее уже стоят охранники, и повернулся к роску. Роск снова заговорил, и Джаред готов был поклясться, что в голосе его проскользнула обида: – Странно, что ты еще здесь. Джаред пригляделся внимательнее к роску. Очень похоже было, что стоит он только из упрямства, как доехал до посольской гостиницы, вообще непонятно. И главное, зачем? Но ладно, пока выяснять «зачем» Джаред не стал, надо было как-то роска успокоить и усадить, а лучше – уложить, но что удастся уложить, Джаред даже и не надеялся. Он подошел поближе, и тогда только вспомнил, что и не поздоровался, и не ответил на его вопрос. – Что, опять будешь прогонять? – спросил Джаред осторожно. – Это просто очень похоже на тебя, айри. Сделать что-нибудь, а потом удрать. Я решил, что ты сбежал еще три дня назад. Роск пошатнулся, и Джаред не стал дожидаться, когда он упадет, схватил его, в объятия и притянул к себе. Роск, от слабости вероятно, уронил ему голову на плечо, и Джаред на какое-то время совсем потерялся, забыл, что собирался делать дальше, стоял и наслаждался знакомым запахом, и живым, теплым роском в его руках. Но скоро опомнился, и усадил его в кресло, налил немного вина, и сам поднес роску стакан ко рту. Дженсен пришел в себя, губы и щеки порозовели, и он снова сердито уставился на Джареда. Джаред знал за собой целый список грехов против роска, и сейчас просто гадал какой из них тот хочет предъявить ему. Может, трехдневной давности, самый тяжкий? Или может, вот этот, по сравнению с предыдущим – невинный, что он посмел подхватить его в свои грязные объятия? – Пьешь? В голосе роска Джаред теперь услышал осуждение, и еще что-то, что, не разобрал. Джаред кивнул, и в подтверждение налил еще, и демонстративно выпил. И пожаловался: – Слабое у вас тут пойло, коммандер. Не берет совсем. Роск все сверлил его взглядом, и Джареду на миг показалось, что за суровым видом он прячет неуверенность. Нет, не может быть. Просто не знает, с чего начать. – Ну что, говори уже, в чем я виноват, – вздохнул Джаред. Роск откашлялся, и тут у Джареда тихонько полезли глаза на лоб. Роск точно испытывал… что-то похожее на дискомфорт. Он вроде как боролся с собой, и Джаред явственно увидел момент, когда роск принял решение: он задрал подбородок и отчаянно-решительно посмотрел на Джареда. И дальше заговорил, и пока он произносил свою речь, у Джареда сам собой открывался рот. – Я… Эхм, на самом деле я пришел потому, что… испугался. Я подумал, ты сделаешь сейчас глупость, и я… И все снова... снова будет плохо, и… Я видел твое лицо, когда пришел в себя. Джаред опустил голову, а роск настойчиво сказал: – Нет, посмотри на меня. Посмотри, пожалуйста. Джаред снова чувствовал себя бесконечно несчастным, но не смог не подчиниться, посмотрел, а Дженсен говорил так, как будто правда боялся, что его не поймут, и не услышат, и очень хотел достучаться, даже в ущерб своей гордости: – Посмотри на меня. Видишь? Я здесь, я жив, и это твоя заслуга. Не перебивай, я знаю, ты скажешь, что все началось с тебя, и ты винишь себя. На самом деле все так спуталось, что концов не найдешь. Но поверь, пожалуйста, я не меньше тебя виноват. Я… очень не хочу, чтобы ты мучился чувством вины. Ты же снова спас мне жизнь, айри. И я благодарен тебе. Я пришел сказать спасибо. Джаред не чувствовал радости, ничего такого. То оживление, когда он только увидел живого роска у себя в номере, уже испарилось. И ему было понятно, что он недооценил роска. Роску хватило благородства его простить. А вот ему, Джареду – нет. От прощения роска ничего не менялось, холодная омерзительная жаба отвращения к самому себе там, внутри – никуда не делась. Только насмешливо квакнула. Но Джаред решил неожиданного гостя не расстраивать, он улыбнулся, и попытался пошутить: – Проехали. Надеюсь, больше таких эксцентричных способов оживления не потребуется. Потому что я… Джаред не смог продолжить, улыбка его увяла, и он быстренько выпил, и снова напиток ему показался безвкусным. Роск вдруг нагнулся к нему и сам схватил его руку, горячие его пальцы обжигали, и Джаред задержал дыхание, наслаждаясь прикосновением. – Посмотри на меня, – снова велел роск. Джаред обреченно посмотрел, а роск с непонятым отчаянием сказал: – Ты… Ты не хочешь меня слышать. Не хочешь. Ну хорошо. Тогда… может быть, так поймешь? Не успел Джаред сообразить, как роск дернул его к себе, обнял другой рукой за шею, и обжег уже губы – таким жадным, злым поцелуем, что он обомлел от такого яростного напора. Джаред, забывшись, начал отвечать на поцелуй, но вдруг перед глазами снова встала спальня, и кровать, и Дженсен – тихий, покорный, безвольный. Джаред содрогнулся, оттолкнул от себя распаленного Дженсена, вскочил и выкрикнул: – Я не могу! Я не… Не надо, пожалуйста. Я же знаю, ты это делаешь, не потому, что ко мне что-то испытываешь, а из за своего гребаного, блядь, извращенного благородства! Хочешь показать, какой ты правильный. Ты разве не понимаешь, что мне от этого только хуже? Джаред засмотрелся даже на Дженсена, такой был роск распаленный, злой, бешеный какой-то, вскочил тоже – куда девалась слабость? – и попер на него, сверкая глазищами и на ходу расстегивая мундир: – Ах ты, тупица. Я смотрю, ты по-хорошему не понимаешь. Тебе, кретину, надо разжевать, и в рот положить. Ты, значит, ильенское недоразумение, считаешь, я только из благородства – айри, в твоих устах это слово звучит как ругательство, из-за него я пытаюсь поцеловать тебя?! Чтобы утешить? Ты, сукин сын, совсем тупой? Джаред отступал, а разъяренный роск шел на него, как носорог. Джаред уткнулся спиной в стену, и хотел было юркнуть в сторону, но роск схватил его, обнял, властно притянул его голову к себе за шею и снова принялся целовать, и меньше всего это было похоже на благодарность, скорее – похоже было, что роск решил его сожрать. И… черт. Это было охуенно. Джаред глаза закрыл, и наслаждался происходящим, а роск, видимо оттого, что не чувствовал больше сопротивления, напор поубавил, и целовал уже его не так яростно, а под конец и вовсе нежно, и ласково. Мыслей никаких в голове у Джареда не было. Не появилось и потом, когда роск оторвался от его губ, и немного отпрянул. Не выпуская его из объятий, дышал прерывисто и смотрел на него испытующе, и теперь Джареду хотелось потянуться к нему и самому поцеловать. Джаред все не мог поверить, что роск сам, только что – поцеловал его. И вообще. Что происходит? Не успевал он за Дженсеном. Судя по его виду, Дженсен как будто не совсем доволен был результатом, а Джаред не вполне понимал, что происходит. И тут под гипнотизирующим взглядом роска он совсем некстати вспомнил вдруг небольшую стычку в дипмиссии на Саали, как раз перед тем, как он с друзьями провел свою, так называемую, акцию. Тогда роск вышел зачем-то из зала совещаний, а Джаред заходил внутрь, и они столкнулись в небольшом тамбуре, и… У Дженсена был вот такой же взгляд, и только сейчас Джареда шарахнуло, как обухом по голове. Он не понял тогда, и Чад отвлек тычком в спину, и было все мимолетно – но смотрел тогда роск точно так, как сейчас. Темный взгляд, тяжелый, как будто он сделал выбор и убьет любого, кто попробует ему помешать, и там, в глубине – желание, сильное, жесткое. И вместе с этим страшным в своей непреклонности желанием, еще что-то, совсем другое, вроде тоски одиночки, и радости, что есть, нашелся тот, кто избавит его от этого одиночества, какое-то немыслимое сочетание, от которого у Джареда перехватило дыхание. Но если так, то… У Джареда снова заледенело все внутри, но он пересилил себя, и спросил, шепотом, не мог просто громче: – Подожди… Так ты тогда еще? Там, на Саали. Ты выбрал меня? Дженсен моргнул, сбитый с толку, опустил было взгляд, и тут же снова уставился на него, но этой мимолетной растерянности Джареду хватило, он уже снова ничего не хотел, кроме одного – побыстрее сдохнуть. Роск как почуял это желание, притянул его к себе крепче, сказал что-то резкое по-своему, Джаред никогда раньше не слышал этих слов, но и спрашивать не хотелось, понятно было и так, что ругань. Он не вырывался больше, просто хотел, чтобы все уже кончилось, хватит, хватит этого всего. Надо прекращать. Открывалось все новое, обрушивалось на него, и не было уже сил терпеть. Как только Дженсен уйдет, он… Да, он найдет способ избавить этот долбанный мир от своего присутствия. Дженсен все держал его, как будто не знал, что предпринять, а Джаред горько усмехнулся, наклонился к самому уху роска, и вкрадчиво спросил: – Незабываемое первое свидание получилось, правда? Роск вздрогнул, но не оттолкнул его, не отошел, снова смотрел, в душу заглядывал Джареду, и в глазах его теперь была боль, растерянность, как будто он хотел, на самом деле хотел помочь, но не знал, как. – Не уходи, не смей… Не смей уходить. Ты не можешь вот так… – прошептал роск, и погладил его заметно дрожащими пальцами по щеке, по губам, и Джаред потрясено уставился на него. Дженсен, его роск, чьей выдержкой Джаред в глубине души отчего-то гордился, сейчас выглядел… беззащитным. Перед ним. Джаред не мог понять, откуда роск догадался о его мыслях – или так просто все читалось на его лице? И почему от его боли страдает Дженсен. Это было неправильно, нет. Этого Джаред совсем не хотел. Он сглотнул и ответил: – Я здесь, Джен. Дженсен покачал головой, улыбнулся бледно: – Нет. И вдруг начал оседать. Джаред скорее подхватил его, ругая себя последними словами. На кровати Дженсен пришел в себя, сразу нашел взглядом притулившегося рядом Джареда и сказал негромко, словно извиняясь: – Так и знал, что не успею.