Осколки

Малик и Альтаир дружат не первый год, но Аль-Саиф уже не может с полной уверенностью сказать, знает ли он того человека, который стоит сейчас перед ним. Сильный, ловкий, проворный, быстрый юноша. Он подает пример всем остальным ученикам, бьет без колебаний, промахов и сомнений, выполняя с успехом каждое порученное ему задание. От него веет превосходством и силой, жаждой достичь самых больших высот. Он всегда собран, внимателен и быстр. И сейчас он держит наготове скрытый клинок, готовый атаковать в любой момент. Все восхищаются им. Только Малик ненавидит такого Альтаира. До играющих на скулах желваков, до мерзкого скрипа стиснутых зубов и побелевших костяшек на сжатых кулаках. Аль-Саифу больно видеть Альтаира таким, ведь он прекрасно помнил его прежнего, и это никак не выходило из головы. Воспоминания не дадут забыть о том, каким Ла-Ахад был раньше. До того человека уже не достучаться: сколько ни зови, сколько ни бей кулаками - он погиб еще в тот день, когда был казнен Умар ибн Ла-Ахад. И с каждым последующим днем сущность прежнего Альтаира истончалась, а в какой-то миг от нее вовсе не осталось и следа. Малик Аль-Саиф в ярости. Малик Аль-Саиф обессилел. Он проиграл битву за друга ему же самому. - Почему ты так завидуешь мне, Малик? - надменность в голосе любимчика Аль Муалима режет слух, провоцирует новую вспышку гнева. - Было бы чему завидовать, Альтаир! - прорычал в ответ Малик. - Посмотри, в кого ты превратился! - Я остался прежним, - ассасин постепенно подступал ближе, в любой момент готовый отразить или нанести удар. В этом поединке не будет места ни шуткам, ни поблажкам. Настало время разобраться со всем. - Но я никогда не думал, что ты так отнесешься к моим успехам, брат. - Моя радость за твои поступки была искренней, пока на ее место не пришло огорчение. Выпад. Столкновение. Лязг стали словно знаменует что-то, чего эти двое пока не могут предсказать. Альтаир силен. Это ощущается не только физически. Он превосходит Малика во всем, но и тот в свою очередь не намерен отступать. Ярость, разгорающаяся все сильнее, постепенно становится трамплином, последней возможностью достучаться до друга, сорвать с его глаз плотную пелену гордыни. Это она мешает Альтаиру и видеть, и слышать. Это все она. В этот раз Ла-Ахад решил промолчать. Ему просто до одури наскучили однообразные речи Малика, неизбежно сводящиеся к одному и тому же. Ассасин был твердо уверен: его друга поработила зависть, нежелание признавать, кто здесь действительно лучший. Альтаир совсем упустил из внимания тот момент, когда ему стало все равно, что думает Малик или кто-либо вообще. Миг, когда достижение собственных целей стало превыше всего. Если Аль-Саиф решил встать у него на пути, что же... Значит, он больше ему не друг. Сейчас Альтаиру стало понятно, что предвещал лязг столкнувшихся клинков. Парень усмехнулся. Противостояние выдалось нелегким даже для него, но Аль-Саифу пришлось еще тяжелее. На напряженном лице выступил пот, тяжелыми каплями скатывающийся по коже. Уголки губ, подрагивая от злости, того гляди и растянутся в оскале. Брови нахмурены, а в глазах, всегда добрых, мудрых не по годам, сейчас кипела ненависть. От нее все внутри переворачивалось и неприятно ныло. Ла-Ахад никогда не видел у товарища такого взгляда... - Очнись же, Альтаир! - почти отчаянно процедил темноволосый дрожащим от напряжения голосом. - Оглянись и узри, наконец, что ты творишь? Гордыня ослепила тебя, отравила твое сердце... Ты не такой. Тот Альтаир, которого я знаю, никогда не стал бы нарушать Кредо ради собственной прихоти. Мой друг никогда не позволил бы себе стать одержимым победой любой ценой... В ответ на это ассасин лишь хмыкнул. Так, что у Аль-Саифа по спине пробежали холодные мурашки. А следующие слова окончательно выбили из него дух: - А тот Малик, которого я считал своим другом, никогда бы не поднял на меня клинок. Слова, звучащие грохотом падающих надежд и ожиданий. Последняя колонна, что героически удерживала на себе всю массу их дружбы, треснула и обвалилась, погребенная под тем, ради чего до самого конца пыталась устоять. Аль-Саиф не верил. Он отчаянно не хотел верить, что все прозвучавшее сейчас - правда. Но Альтаир не шутил, и в доказательство словам он преподнес уверенные и ловкие движения: увел клинок соперника в сторону, наконец-то избавляясь от надоевшего давления. Жалобно звякнула сталь. Выдерживать шквал мастерских атак было тяжело, но Малик все еще держался. Пусть ему и приходилось время от времени переходить в защиту, но его умений хватало для того, чтобы время от времени вновь заполучать преимущество в поединке. Но чем дольше шла борьба, тем труднее становилось: отступления участились, грозя перерасти в глухую оборону. Аль-Саиф не был плохим бойцом. Главная его проблема состояла в том, что сражался он с гением. Неожиданно Малик с ужасом понял, что земля в буквальном смысле уходит из-под его ног. Как же так? Сосредоточившись на усиливающихся атаках Альтаира, он и не заметил, как позволил оттеснить себя к краю обрыва. Мысль о том, что его смерть придет от руки лучшего друга, показалось слишком горькой... Юноша сдавленно охнул, стремительно теряя равновесие, инстинктивно вскидывая руки в беспомощной попытке вернуть телу ровное положение или хотя бы ухватиться за что-то. Мир словно бы специально замедлил время, чтобы позволить запомнить эту ситуацию как можно лучше. Чтобы больше никогда не забыть, как острие спрятанного клинка вскользь задевает лицо Альтаира, который внезапно подался вперед. Малик, касаясь земли лишь носочком одной ноги, забыл, как дышать. Сильная рука крепко сжимала плотную ткань одежды на груди, не позволяя ассасину упасть. Только спустя пару секунд Аль-Саиф осознал, что сейчас сам схватился за нее своими обеими. Сердце стучало быстро и громко, напрочь заглушая все мысли в голове. Юноша невидяще смотрел в светло-карие, почти золотистые, глаза, только потом запоздало отмечая, что зрачки в них расширены. От страха ли? А затем внимание араба привлек продолговатый вертикальный порез, прошедший через правый край губ Ла-Ахада. Кровь текла из него быстро, пачкая подбородок и частыми каплями срываясь с него вниз. Это окончательно отрезвило разум будущего рафика, заставило судорожно вдохнуть воздух и быстро заморгать, полностью приходя в себя. Без лишних слов, Альтаир потянул Малика на себя, даруя тому возможность вновь стоять обеими ногами на твердой почве. - Альтаир... - тихо выдохнул Аль-Саиф. От осознания всего, что они оба натворили, арабу хотелось выть, умолять Аллаха повернуть время назад. Лишь бы исправить... Лишь бы попробовать заново, по-другому. - Не стой у меня на пути, Малик, - тихо вымолвил Ла-Ахад, пряча клинок. Голос его звучал холодно и решительно, но чуть приглушенно. Юноша развернулся и направился прочь. Он во что бы то ни стало достигнет своих целей, кто бы ни решился помешать ему. Альтаир едва успел остановиться, чтобы не пойти на поводу у ослепившей его злости. Едва не убил единственного друга. Ла-Ахад не хотел делать этого. Не мог. Ему оставалось лишь понадеяться, что Малик больше не станет совершать таких ошибок, как сегодня, и поймет его просьбу: - Слышишь? Никогда не стой... В тот день каждый из них получил свой урок, который ни один не посмел забыть до самой смерти. И суть его не заключалась в том, чтобы помнить о важности своих целей и собственной гордости. Не говорила она и о том, что нужно опасаться сильнейших, держа язык за зубами. Суть этого урока тихо напевала об ином. О том, что впредь всегда будет напоминать белесый шрам на губах. О том, что годы спустя подтвердит и пустота, оставшаяся в рукаве вместо руки...