Часть IX Беатрис
Dead By April – Promise Me (Acoustic Version)
Моих щек касается первое дыхание декабря – самые чистые, блестяще-белые, искрящиеся хлопья снега. Снежинки путаются в волосах, застывают на коже, оставляют колющий, морозный след ветра. Счастье, пусть и мимолетное, как этот дикий порыв метели, клубится в моей душе, сворачиваясь пушистым котенком, который, наконец, обрел свой дом. Я радуюсь, как ребенок, но рядом со мной все еще идет Нико, а выглядеть как идиотка больше не входило в мои планы. На сегодня я перевыполнила эту задачу. А значит: минимум эмоций, максимум собранности. Мы мало разговариваем с ним. Разве что перекидываемся парочкой фраз, чтобы пауза, разбавляемая оживленным шумом улицы, не становилась угнетающей. Я пытаюсь быть милой. Пытаюсь – тут самое подходящее слово. Вокруг всё живет, дышит и наслаждается грядущим праздником. Всё и вся, кроме Нико. – Всегда любил Рождество? – устало спрашиваю я. – Глупый вопрос. Праздник – причина напиться и навязать себе выдуманное счастье. По его мнению, я сама не отличаюсь особым умом. – А в детстве? В детстве ты тоже… – Тоже, – резко, грубо обрывает меня Нико, неотрывно глядя на мигающий глаз светофора. Я тяжело вздыхаю. Кажется, идея найти с ним общий язык с треском провалилась. Может просто забыть об этом? Как я забыла о странной незнакомке? Как забыла о юном Нико из сна? Как забыла о страшной боли и мертвых тенях, что до сих пор отзывались во мне порывом страха и стынущей в жилах кровью? Я предлагаю зайти в кафе, и Нико без слов соглашается со мной. Ноги сами несут меня прочь от его мрачности, что будто цеплялась за меня саму, превращая предновогоднее счастье в угрюмое молчание. Я поднимаю голову в небо, надеясь отыскать глазами солнце, но его заволокло дымчатыми облаками. Мне приходится довольствоваться одним только снегом, что тая на лице, повышает градус моего настроения и греет изнутри. Я снимаю варежки и протягиваю ладошки навстречу опускающимся хлопьям. Мороз щекочет кожу, и я не обращая внимания на прохожих, начинаю смеяться. Наверное, это дислексия. Мне плевать, что это неправильно. Мне плевать, что в мою сторону кидают удивленные взгляды. Мне плевать, что позади меня по-прежнему плетется мрачный Нико. Мне плевать. Единственный плюс моей болезни – я не боюсь самой себя. Не боюсь своих чувств, поступков, мыслей, действий. Что-то неправильное в улыбках на улице, что-то из ряда вон выходящее, ненормальное, непривычное… Но что именно? Чувства? Искренние чувства, которые испытывает человек в данную секунду? Прежде, чем меня успевают повязать и отправить в психиатрическую лечебницу, я замечаю знакомую вывеску. – Это здесь. Вкусно и совсем недорого, – все еще улыбаясь, говорю я. – Ты идешь? Я оборачиваюсь и натыкаюсь на испуганный взгляд Нико. Черт, тот же самый взгляд из кошмара. Разве что теперь глаза не отливали теплым золотом. Он скептически хмурится и обводит меня глазами, словно удостоверяясь в себе ли я. Я шутливо закатываю глаза и прохожу внутрь. – Что это сейчас было? – лавируя между столиками, спрашивает он. – Ты всегда ведешь себя так…? – Искренне? – ухмыляюсь я. – Странно. Из горла вырывается смешок. В кафе малолюдно, несмотря на приближающиеся праздники. Здесь тихо и по-настоящему уютно для центра города. Мягкий рассеивающийся свет в помещении придавал ему сказочность, и мне казалось, что я снова на рождественской елке со своими приютскими сожителями. Пусть это не такое уж празднество, но отпечаток воспоминаний ярким светом гирлянд навсегда остался в моей памяти. Усаживаясь у окна, я ловлю скептический взгляд Нико. – Что? – Ты странно себя ведешь, – начинает он грубо. – Это называется дружелюбие, – снимая куртку, усмехаюсь я. – Зачем ты вообще пытаешься мне понравиться? От неожиданности я вздрагиваю, словно меня словили на горячем. Пытаюсь понравиться ему? Что он несет? – Я не пытаюсь… – Зачем тогда притащила меня сюда? – Проголодалась, я ведь человек. – Улыбаешься? Ведешь себя как ребенок? Давишь на жалость? – его голос заставляет меня поежиться. – Ты пытаешься выделиться. Я тереблю концы своего шарфа, словно во всем только его вина. Сколько можно издеваться надо мной? – Скорее пытаюсь затащить тебя в постель, – поправляя его, без тени юмора отвечаю я. – Силенок-то хватит? – наконец, в глазах Нико я замечаю искры азарта. – Не знала, что для этого не нужна сила. Мой голос звучит уж слишком уверенно, но это игра, которую мне приходится вести, чтобы не выглядеть затравленной девушкой, боящейся каждого его слова. Внутри же я сгораю от стыда. – Расскажешь поподробнее, – Нико расслабляется. – За доплату. И, наконец, он улыбается. Господи, какая же искренняя улыбка. Так, наверное, происходит со всеми людьми, которые отказываются от своих позитивных эмоций. Я не могу признаться себе – я любуюсь этой улыбкой. Черт, я ведь снова лечу с обрыва, не боясь разбиться. Сердце странно замирает, словно опасаясь следующего удара, но мне уже все равно. Плевать даже на то, что стыд гонит кровь по венам. На все плевать... – Только в том случае, если мои вещи больше не станут пропадать. – Хочу кофе, – быстро бормочу я, вскакивая с места. Этот бой, с глупым, издевательским флиртом между двумя знакомыми я проиграла. Снова сбежала с поля боя. Я не могу смотреть на него. Появляется страх, смущение, нерешительность. С самого детства я страшно боюсь высоты, и, кажется, Нико производил на меня равносильное впечатление. Дислексия, черт бы ее побрал. Названия плывут перед глазами, и я не могу даже предположить, какой выбор напитков предоставлен заведением. Я снова пытаюсь сконцентрироваться на чем-то одном и потому начинаю подпевать знакомой песне, что играла в кафе. Расслабление рядом с этим парнем мне только снится. Но все же, страх прячется среди остальных моих чувств, уступая место беспокойству. С трудом, я заказываю два моккачино и благополучно возвращаюсь на свое место. Нико уже отошел от странного состояния, что нормальные люди называют «улыбкой», и с интересом разглядывает меню. Хотя, это вряд ли. Избегает наших разговоров, скорее. Не знаю, что это на нас нашло. Вроде не враги, вроде не друзья… Почему я вообще пытаюсь объяснить все на свете? С ума сойти, сколько глупых мыслей может поселиться в моей голове. Ладно, Би. Пора, наверное. В любом случае, ты была хорошим бойцом. – Нико? – зову я. Его имя впервые слетает с моих губ, и парень ежится, словно я ударила его. – Скоро Новый Год… – Я не остаюсь на праздники в городе, – резко говорит он. – Уезжаю к остальным. К остальным. Ты лишняя. Всегда была ею. Обида и горечь становятся удавкой, что душат меня. Почему они не могут со мной объясниться? Мне не страшно быть одиночкой. Мне не страшно быть покинутой, даже брошенной. Мне страшно осознать, что я сделала что-то не так. Ты урод, Би. Больная. Странная. Отчужденная. – Эй, – щелчок выводит меня из оцепенения. Нико продолжает хмуриться. – Я… – Заснула, нет? – Я хотела поздравить тебя, – на одном дыхании говорю я. – Тем более теперь, когда оказывается, что ты уезжаешь. Мы мало знакомы, и ты мало рад нашей встрече… Но ты прав, я хотела тебе понравиться. Мне кажется, ты хороший человек, и было бы здорово быть с тобой заодно. Ну, как друзья, конечно. Я улыбаюсь, гипнотизируя прохожих за окном, и продолжая игнорировать его взгляд. Что-то странное внутри творится – будто мне и терять уже нечего, а на прощание хочется сказать всю правду. И дело тут явно не в дислексии. – Я не имею права давать тебе советов, но… Было бы здорово, если бы ты почаще улыбался. У тебя это неплохо выходит. Наконец, я шуршу пакетами и выуживаю оттуда настольную игру. Глаза пробегаются по названию, а рука странно замирает на греческих надписях в уголке. Я всегда любила дарить подарки, особенно приятно это было теперь, когда сердце вот-вот выпрыгнет из груди в предвкушении провала. Нико может накричать на меня, даже ударить, упрекнуть меня в том, что я лезу не в свое дело. Но разве это важно? Важен этот момент, когда я перегибаюсь через стол и кладу перед ним зеленоватую коробку, которая значила для него намного больше, чем я могу себе представить. Этот момент, когда черные глаза уставляются на коробку, словно на призрак из далекого прошлого. И как мрак, тьма, как все плохое и обреченное, на мгновение исчезает из его глаз. – Как…? – Интуитивно, – слабо улыбаюсь я. – Ты… – опустелым голосом произносит Нико, – ты… – Я хотела, как лучше… Я буквально чувствую, как его пальцы смыкаются на моей шее. Но вместо этого он поднимает на меня взгляд золотых глаз и слабо произносит: – Спасибо. – Два моккачино! – звенит голос кассира. Этот крик заставляет меня встрепенуться. И я, на негнущихся ногах, с выпрыгивающим из груди сердцем, бреду в сторону касс. Я рада, что угодила ему, но что-то было не так. Как будто это было слишком хорошее, опасное воспоминание, чтобы позволять мне вмешиваться в это. В глазах пляшут белесые полосы, в которых угадывается золотое очертание глаз. – Чек, пожалуйста, – доносится до меня тихий голос кассира. Я протягиваю ему чек, слабо втягивая носом кислород. Руки дрожат. Меня всю саму бьет легкая дрожь. Неужели это влияние Нико? Я боялась его, как огня. Скорее, как обжигающе морозного льда. – С вами все в порядке? – интересуется парень, в фирменной футболке кафе. – В полном. Я забираю кофе, и, поблагодарив, оборачиваюсь к нашему столику. Нико не отрываясь смотрит на коробку с игрой, словно завороженный. Неужели обычная настольная игра может так влиять на человека? Он посерел, сделался еще более угрюмым, но вот глаза… Именно глаза выдают его с головой – это тронуло его. На чисто интуитивном уровне я знала, что это не просто игра. Как если бы меня спросили, какой сегодня день недели. Все нормально, Би. В конце концов, ты справилась с задачей. Ты хотела как лучше. Все хорошо, помни об этом.(!) (Mark Petrie – Kara Kul Groove Addicts – To Salvation Mark Petrie – Surpass)
Ты ошибаешься. – Би!!! – гулкие удары о стекло заставляют меня встрепенуться. Я резко оборачиваюсь на звук. В это самое мгновение я узнаю серо-зеленые глаза Чарли, что в ужасе глядят на меня со стороны улицы. Улыбка, замершая на моем лице, в одно мгновение растворяется в гамме эмоций, что овладевают мной. Брат колотит ручонками по стеклу, словно боясь, что я не замечу его. Шаг, еще один. Я улыбаюсь ему, стараясь выглядеть уверенной и спокойной. Но в какой-то момент страх берет верх. Что он здесь делает? Почему напуган? Разве сегодня не первый день каникул? – Чарли, что ты тут… Из полутьмы городской ночи чья-то рука оттягивает брата от стекла. Одно мгновение и мрак поглотил его. Последнее, что я замечаю - немой крик, что застывает в горле брата. Пластиковые стаканчики опускаются на пол. Кипяток облизывает голень, но уже через мгновение в лицо ударяет ветер. Я не чувствую холода. Страх теперь единственное чувство, что дает понять – это реальность. – Би!!! – его голос раздающийся где-то впереди меня. Прохожие расступаются передо мной. Кровь стучит в ушах, ужас замирает в сердце и с каждым новым ударом приносит боль. Тугой порыв ветра пытается снести меня с ног, но я несусь вперед, рассекая меж незнакомых теней. Я не обозналась. Это был Чарли. Мой дорогой, родной сероглазый монстр в подштанниках. Холодным, обжигающим потоком, метель ударяет по плечам. Дышать или невыносимо больно, или совсем невозможно. – Би! Ветер доносит до моих ушей чей-то знакомый, хрипловатый голос. Я не имею права оборачиваться. Я не могу отстать. Чарли похищен. Чарли. Помни, Би. Чарли. И я не поворачиваю головы. Бегу вперед. За тенью, что мелькает меж людьми. Улица – одно сплошное месиво, что плывет перед глазами. Я вижу очертания зданий, вывески магазинов, светофоры, что искрят впереди меня. Но все мое внимание – тень. Рука, что забрала Чарли. Он больше не кричит, словно выбился из сил, и это заставляет меня остро почувствовать всю свою слабость. Я – ничтожество. Всегда была им. Боль. Беспощадная, страшная, губящая меня живьем, насмехаясь надо мной, клубится где-то внутри тела, чтобы напасть в самый неподходящий момент. Прежде чем машина врезается в меня, я перемахиваю через капот выросшего из ниоткуда «Форда». В руках, обжигающим потоком лавы, струится кровь. Руки напрягаются, когда я отталкиваюсь от скользкой поверхности автомобиля. Гудок. Звук, забивающийся в уши восковыми, раскаленными каплями. Адреналин. Все дело в нем. Что-то хрустнуло. Возможно, это мои кости, но только боли нет. Мне все еще надо бежать. И мне приходится рвануть вперед. Толпа есть толпа. Слишком много незнакомых лиц, укоризненных взглядов и криков, брошенных в спину. От плеча чужака, к плечу чужака – меня швыряет из стороны в сторону, словно теннисный мяч. Удушье. Слабость. Удар. Меня пытаются снести с ног. Я держусь из последних сил, отталкивая от себя чье-то навалившееся тело. Тень затерялась в толпе. Я пытаюсь найти ее глазами, но тщетно. Чисто интуитивно я бросаюсь в бок, в переулок, где подмигивает глазом фонарь-одиночка. Я знаю, чувствую, что Чарли где-то совсем рядом. Удар. Снова удар. Сердце, что вырывается из чертовой груди. – Чарли! Голос раздается в каждом уголке переулка. Здесь почему-то слишком тихо, безлюдно и сыро. – Чарли!!! Теперь это сорвавшийся вскрик неведомой мне дикой птицы. Я загнанна в угол. Я доверилась своим эмоциям и ощущениям, но где доказательства того, что Чарли здесь? Жив и здоров? – Чарли! – дыхание окончательно срывается, – Чарли! Прошу, Чарли!!! Господи… Я опускаюсь на колени. Крики и слезы становятся чем-то вроде обезболивающего против внезапной боли. Сердце колотится словно бешенное. Нужно успокоиться. Нужно принять правильное решение. Ведь ты всегда так делаешь. Правильное решение. Запомни это. Правильное. – Но правильных решений нет!!! – Снова этот крик. Нужно что-то делать. 911. Ты должна позвонить в службу спасения. И что я могу сказать? Кем представиться? Моего брата похитила чья-то тень? Вы не могли бы найти его? Чтобы потом меня повязали органы опеки? – Чарли! И неожиданно я слышу отклик. Но лучше бы я оставалась в неведении. В лишающем рассудка и здравого смысла неведении. Чье-то хриплое шипение эхом разносится вокруг меня. Чернота оглушает, наваливаясь на меня зыбким туманом. Что-то темное, мрачное надвигается из полутьмы, касаясь кирпичных стен липким, удушающим запахом сырости. Из-за темноты я не могу разглядеть лица незнакомца, только глаза. Точнее три пары глаз. Я пытаюсь встать с колен, но оцепенение берет вверх, а крик так и не вырывается из горла. Три пары глаз. Светящиеся пустыми глазницами. Тень вдруг прижимается к обочине, жмется меж мусорных баков, пропуская вперед трех старых дам. Глаза начинают слезиться, словно я беспрерывно гляжу на солнце. Но их невозможно сравнить с чем-то солнечным. Невозможно сравнить даже с чем-то живым. Темные лохмотья болтаются на них, противясь всяким законам физики, ведь сквозь прорехи ткани я замечаю сморщившуюся кожу, что натянута на костях, словно на барабане. Но я сжимаю всю волю в кулак и отгоняю от себя страх и отвращение. Это только твое разыгравшееся воображение. Дислексия. – Извините, вы не видели здесь мальчика? Это мой брат, его похитили и… – Человек, – начинает одна. – Не полукровка, – поправляя на странном кожаном поясе ножницы, говорит вторая. – Ошибаетесь, – третья сжимает в руках тусклую пряжу, что отражает свет фонаря. – Вы ошибаетесь. – Простите, вы… Он приблизительно такого роста… – Забудь. Его больше нет, – женщина щелкнула ножницами, поглаживая сталь костлявыми пальцами. – Для тебя. – Так, вы видели е… И тогда на ее лицо падает свет. Крик вырывается на свободу. Это не мое воображение. У нее просто нет глаз. Я пячусь, но вторя всем законам фильмов ужаса, утыкаюсь в холодную кирпичную стену. Я вспоминаю всех несчастных героев, загнанных в угол, их крики о помощи, столь реальные и леденящие кровь, что приходилось мотать ролик дальше, но все изменилось. Актеры стали неумелыми, бесталанными идиотами, что не имели ни малейшего понятия о том, как нужно бояться и кричать в реальной жизни. Слышать собственный крик. Слышать вопль, взывающий о помощи. Страшнее всяких старух, теней и ужасов, что приходят во сне. Я закрываю рот руками, стараюсь заткнуть собственный визг, но даже сквозь липкие ладони, звуки находят отклик в стенах зданий, окруживших нас. – Она не должна была найти нас. Люди скрыли наш уход, – наждачный голос одной из старух разрывает плоть. – Кто изменил ход ее судьбы? – Невозможно. Не положено. Боги не пошли бы на это. – Мы помним тех, кто нарушал правила. – Их нити обрезаны. Я думала, что нет ничего хуже их несвязной, сиплой речи, но если бы я только знала, как ошибалась…. Осколками битого стекла посыпался их смех. Он забирался в самую душу, переворачивая все верх дном, теребя самые горькие и жуткие воспоминания. Перед глазами пробегает вся жизнь, на что каждая клетка моего тела отвечает болью. Чарли. Это имя. Оно спасет меня. Чарли. Зеленые глаза. Слабая улыбка. Чарли. Милые ямочки. Веснушки на щеках. Чарли. Он взрослый. Больше не даст себя в обиду. – Они идут по следу полукровки. Они найдут их, и тогда все будет кончено, – звон прекращается и на этот раз в воздухе повисает щелчок ножниц. – Зевсу будет не по вкусу то, что мы забираем мальчишку… – Не имеет значения. Мир должен оставаться прежним, вне зависимости от того, когда пробудится… – И мальчишка станет первой его жертвой? – щелканье повторилось. – Так было всегда и так будет вечно. Выродок отщепенца должен восстать из пепла, свергнуть первородного и умереть. Отпустим ее, человек не изменит хода событий. Аидово отродье уже обрекло ее на смерть. Вспышка. Яркая вспышка. Дыхание возвращается ко мне, и я открываю глаза. Старуха с ножницами в последний раз глянула на меня своими пустыми глазницами. Она поправила кожаный ремень на тонкой талии, и … обратилась прахом. Песчинки стали просыпаться белым облаком, что уносил ледяной ветер. Через мгновение он подхватил густой черный дым, и, словно косу, сплел их воедино. Так исчезла вторая, мрачная, самая жуткая дама с черной, покрывающей ее лысую голову, тиарой. Сил осталось только на один единственный вздох. Холод пробирался к органам, замедляя ход моей жизни. С каждым новым ударом, сердцу становилось все труднее отбивать прежний, быстрый ритм. Но я перевожу взгляд на третью, еще не исчезнувшую даму со светящейся пряжей в руках. Она совсем близко, всего в паре шагов от меня. Старуха снимает балахон, и я замечаю, что ее лицо слишком молодо по сравнению с остальными. Сердце надрывно замирает на одном из тактов. Я корчусь от боли, чувствовать, как немеют пальцы рук и ног невыносимо. – Они не знают твоей судьбы. Никто из них. Не им теперь решать, когда тебе умереть. Запомни, дитя – они все ошибаются. Она в одно мгновение оказывается рядом со мной, все еще сжимая в руках моток ниток, что переливаются разными цветами. Вблизи от нее веет не холодом и сыростью, а исцеляющим теплом. Словно она сама и есть жизнь. – Твой брат – храбрый мальчик. Знай, что сестры не тронут его, теперь он под нашей опекой. Они поймут свою ошибку слишком поздно, когда феникс обретет крылья. Продолжай сражаться, Би. Пройди этот путь и сохрани жизни избранных. Ее прах не выглядит мрачной пылью или ядовитым облаком. Это нечто воздушное, сияющее, словно полотно шелка, взметнувшееся к самым небесам. Я слежу за ней, пока материя не становится одной из миллиона звезд. Боль ушла, забрав с собой все тревоги и страхи. Как будто странная женщина, что едва не прикончила меня, заставив пересмотреть всю жизнь, как киноленту, говорила правду. Мой брат защищен лучше меня самой. Я уже не пытаюсь объяснить их слова. Наблюдать за происходящим, как зритель, куда интереснее и безболезненнее. Нити, пустые глазницы, слова, брошенные старухой на прощание. Кому им? Какая еще судьба? Какой, к чертям, феникс? В голове начал появляться образ птицы, но я мало понимаю к чему тут я? Мне осталось всего ничего, почему не подумать об этом на прощание? Но мне не придется умирать в одиночку. Со стороны проспекта я замечаю знакомую тень. Почему-то на душе становится не спокойно, бурно, дико, и снова страшно. Нико? Почему я не могу позвать тебя? Могу ли я вообще теперь что-нибудь? – Би!!! – голос Нико, как-то по-особенному надламывается, словно мое имя приносит ему боль. – Я здесь... Нет, у меня слишком тихий голос. Даже если он свернул в подворотню, ему не разглядеть меня в темноте. Но я ошиблась. Прежде, чем я успеваю подумать об этом, его руки отрывают меня от холодной стены. Теплая куртка Нико ложится мне на плечи. – Ты ранена. Ни больше, ни меньше. Ощущение, что мне отгрызли голову, а потом неумело пришили обратно. Руки и ноги – лишний атрибут моего тела – болтаются, как лоскуты тряпок. Но это все не важно. Запихни свою жалость куда подальше. Есть кое-что важное. И ты должна успеть сказать это, Би. – Чарли… – Все подарки в рюкзаке. Нико спускает с плеча сумку и, копошась в ней, выуживает медикаменты. – Чарли… – Ты не понимаешь? Раны нужно обработать, – голос пропитан ненавистью. Настоящим чудом моя рука впивается в его локоть. Наверное, я действительно плохо выгляжу, потому что, когда мои глаза, наконец, находят блестящий от ненависти взгляд Нико, он шарахается от меня. Он быстро ретируется и прикладывает к моему лбу, свою ладонь. – Спи. И дремота наваливается на меня непосильной ношей. Глаза закрываются сами собой, а тело обмякает в руках парня. Но нет же. Есть имя. Есть Чарли. И есть дамы, что отобрали его у меня! – Чарли! – вскрикиваю я. – Ты должен… Чарли. Помоги ему. Пожалуйста. – Боги, гляди, кто нашел себе подружку. Я слышу свист, и в этот момент Нико корчится от боли. Он едва не падает, и только благодаря тому, что опирается о стену, он все еще не придавил мое тело к земле. – Еще и человек. Да ты лузер, ди Анджело! В этот раз он сдерживает себя куда лучше. Странный свист повторяется. Нико хрипит сквозь зубы и привстает с колен. Вся его теплота куда-то испаряется, а на ее место приходит мрак. Он окутывает меня, при этом обволакивая ладони парня, словно ластясь к нему. – Пошли вон, – голос Нико наравне с проклятым смехом трех дам. – Отчего же так грубо? Не рад видеть старых друзей? – Покончим с этим, – хрипит он. На его спине две параллельные полоски, что алеют кровью. Водолазка в местах удара распорота, но я думаю только о том, какую невыносимую боль приносит ему эти порезы. Я не вижу лица нападающих. Слышу только два девичьих визжащих голоса, что не вязались с травмой, которую нанесли парню. Видимо, я совершенно схожу с ума. В следующее мгновение в полумраке улицы мелькнул блеск стали. Рука Нико увеличилась вдвое, а на стенах зданий появились страшные тени неизвестных чудовищ. Я не могу больше терпеть. Боль становится критической, и я просто отпускаю ее. Оказалось, терять сознание не так уж страшно. Перед глазами пляшут искры. Чьи-то нечеловеческие вопли раздаются в темноте. Иногда кожи касается нечто ожигающее, и только тогда я снова чувствую боль. Звуки боя. Удары металла. Вскрик Нико. Мрак. А затем… На одно единственное мгновение, когда мои глаза встречаются с его затравленным взглядом, я слышу отрешенный шепот: – Только попробуй умереть, тебе не поможет даже Элизиум. Я все равно найду тебя. Я и знать не знала ни о каком Элизиуме. Не знала даже, к кому обращается мой друг. Насколько хорошо или плохо это было. Но была уверена, что это Нико. А большего мне знать и не надо… __________________________ В последнее время я все хуже понимаю поступки ГГ. Хочу узнать, докопаться таки до истины, какая она - Би Макдауелл? В глазах Читателей. Какой вы ее видите? Главные черты характера? Нравится она вам или нет? Минусы и плюсы этой девушки? И самое интересное - ее внешность? Я упоминала о ней только вкратце. Дала волю вашей фантазии, дорогие Читатели:) Я очень нуждаюсь в вашей помощи. И я надеюсь, что вы откликнетесь на мою просьбу, потому что главы загибаются и Би приходится отстранять от действий. Продолжение появляется так часто, потому что на компьютере сохранено уже 12 глав. Я обрабатываю их, перечитываю и корректирую недочеты, так быстро, как только могу. К несчастью, скоро "Феникс" исчезнет на неопределенное количество времени. Конечно, не на 2-3 месяца, но потерпеть придется. С любовью, Громова.