Часть XVII
ЛЕО
Daughter – Landfill Alyson Stoner & Max Schneider – Sweater Weather
В прохладном воздухе вспыхивали и погасали первые январские снежинки. На палубе, в вечернем закате солнца, плясали тени. Даже здесь, в тепле, приходилось надевать теплые вещи, чтобы окончательно не замерзнуть, наблюдая за горизонтом. Остальные покинули палубу. Не могу сказать, что эта атмосфера одиночества и предвкушения навевала радость. Как раз наоборот, мне хотелось спрятаться, отключиться от реальности и оказаться на Огигии так, как это случилось год назад. Хочется снова увидеть эти всклокоченные волосы и до колющего, болезненного желания снова коснуться их. Хочется просто забыть о том, что у нас осталось всего несколько дней. Четыре, если быть точным. Я не был уверен и в том, что путь на остров, рассчитанный сферой, можно считать верным. В конце концов, защитное поле, что не позволяет Калипсо выбраться оттуда, могло создать помехи, сбить показатели, тем самым отправив нас по ложному следу. К тому же, сфера поддалась слишком быстро, рассчитав путь, который месяцами высчитывал я сам, буквально за несколько часов. Словно кто-то (или что-то) позволил ей уловить микроволны, исходящие от острова. А это не сулило ничего хорошего, в особенности, если учесть недавнюю встречу с Купидоном. Я поморщился, и холод тут был совершенно ни причем. Боги никогда не отличались своей толерантностью, но позволить какому-то божку ковыряться в чужой душе, так, как эта сволочь проделала с Беатрис – было уже слишком. С тех пор прошло около двух дней, но склонность Би к одиночеству стала куда заметней. Она перестала улыбаться. Проводила все свое время на верхней палубе, немногословно тренируясь с Нико. Меня это жутко бесило. Он влиял на нее до такой степени, что хотелось врезать ему по первое число. Милая, солнечная Беатрис становилась копией Ди Анджело и, сама того не замечая, все больше отдалялась от нас. Сам того не замечая, я заставляю огонь в печи, что отапливала палубу, разгораться сильнее с каждой минутой. Неожиданно чья-то теплая рука накрывает мои глаза. От неожиданности я вскакиваю со стула, и, как делал это тысячи раз до этого, выуживаю из кармана короткий нож для близкого боя. Беатрис пятится назад, а я прихожу в неистовство: – С ума сошла?! Я же дежурю! А что, если бы я напал на тебя! Я же воин, Беатрис, нельзя же так... Но уже через мгновение она давится прежним, теплым смехом, и злость моя испаряется в мгновение ока. Не могу сказать, что именно вызывало во мне чувство долга перед Би, но, наверное, все дело в том, что так она влияла на всех нас. – Прости меня, – произносит она мягко. – Я совсем забыла, что имею дело с воином. Она протягивает мне чашку теплого горячего шоколада и присаживается рядом. Ватник, грязный и пыльный, валявшийся на корабле на тот самый «пожарный случай», был в два или три раза больше нее самой. При большом желании Би могла бы обвернуть его вокруг себя несколько раз. – Что бы это значило? Я верчу стакан в руках, пытаясь сообразить, чем вызвана столь скорая перемена в поведении моей подруги. Би только улыбается, продолжая глядеть на меня глазами, полными счастья. Приходится подавить желание схватить ее и оберегать от всего движимого и недвижимого в этом чертовом мире. – Ну? – нетерпеливо толкая ее в бок, говорю я. – Горячий шоколад? Твоя улыбка? Что за праздник? – Сегодня второе января. И я едва не опрокидываю на себя чашку с теплым варевом. – Мы пропустили Новый год. Еще один минус жизни полукровок. Порой ты слишком занят спасением собственной шкуры, а заодно и шкуры каждого на этой планете, чтобы помнить о таких мелочах, как грандиозный человеческий праздник. Слишком уставшими, слишком выжатыми и, тем не менее, отдохнувшими мы были. За эти несколько дней, кроме резко похолодевшей погоды и постоянно идущего снега, ничего так и не изменилось. Все смешалось в одну кучу быстротекущих дней. Я посмотрел на Беатрис, которая устроила свою голову у себя на коленях, подперев ее ладошками. Наверное, это первый Новый год, который она пропустила. И мне вообще было очень жаль, что она отправилась с нами. Пробралась на корабль, а ее даже не отговорили от самой глупой и безответственной идеи за всю ее жизнь. – Жалеешь? – спрашиваю я, отпивая из чашки сладкое лакомство. – Не то чтобы... Пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить какое сегодня число. Вы так и живете? – неожиданно спрашивает она. – Я имею ввиду, не задумываясь, какой сегодня день недели: праздник или выходной? – Кажется, кто-то еще не понял в какое дерьмо вляпался. Би снова смеется, и на душе становится на пару градусов теплее. Нико не исправить этого: слишком доброй, милой и беззащитной была Би, чтобы превратиться в нечто, хотя бы отдаленно похожее на сына Аида. Но почему-то меня все еще бесила эта их близость на тренировках. Вроде того, что это неправильно, и я должен защитить Беатрис от мрачного влияния Ди Анджело. – Как дела со спатой? – спрашиваю я, как бы между прочим. Беатрис сразу же напрягается, словно то, что она может сказать, может как-то отразится на моем отношении к ее тренеру. Как бы не так. – Ну, куда лучше, чем раньше. Я научилась правильно держать ее и наносить пару колющих ударов. Неплохо выходят удары плашмя, но то, в чем я управляюсь мастерски – так это выводить Нико своей неуклюжестью. – Почему ты занимаешься только с ним? – вырывается у меня, как-то очень уж грубо. Би не обращает на это никакого внимания, все глубже погружаясь в свои мысли. Ее лицо в бликах огня кажется мне совсем детским, а тепло в глазах вспыхивает искрами от разгорающегося пламени. Она снова пожимает плечами. – Потому что вы все заняты своим делом. Ты рассчитываешь маршрут. Аннабет роется в мифах, а остальные пытаются выкрыть смысл в этом бессмысленном пророчестве. Оно хоть когда-нибудь вам помогало? – Не съезжай с темы. – А ты не задавай глупых вопросов, – она толкает меня плечом. – Прекрасно знаешь, что лучшего учителя, чем Нико, мне все равно не найти. Эта фраза бесит меня так же, как и все, что может связывать Нико и Беатрис. Две крайности разных сущностей не могут иметь ничего общего, и все же она проводила с ним большую часть своего времени, сбегая от остальных, словно боясь косых взглядов в ее сторону после истории с Купидоном. – Беатрис, то, что ты сделала для Пайпер, – ее лицо тут же мрачнеет, – ни что иное, как подвиг. И мы гордимся тобой. Ты спасла ей жизнь. А твой брат просто последняя, озабоченная сволочь. – Ты не понимаешь, – резко обрывает меня Би. – Это было не принуждение, я... я была влюблена в него... Горечь в ее голосе звучит так, словно эта любовь – самое жуткое, что могло случиться с ней на этом свете. Честно слово, желание двинуть себя вспыхнуло во мне так же неожиданно, как угасло отвращение к Нико. Имеет ли это значение, если с ним она хотя бы не выглядит убитой? Я неуверенно накрываю ее разгоряченную ладонь своей. – Подумаешь, сводный брат. Я, между прочим, влюбился в богиню. Теплый смех, и она неожиданно обнимает меня. Вспомнить все эти дни – так это самое яркое, самое уютное и самое солнечное событие, которое произошло со мной. С ней не так, как с другими: как-то безопасно, как-то искренне. Но уют этого момента рассыпается в прах, как раз в тот момент, когда со стороны главного центра управления разносится дикий взвизгивающий вой сирены. По-моему, мое сердце только что завершило сальто, больно ударившись о ребра. Я мгновенно выпускаю Би из своих рук и, не различая дороги, несусь к главной каюте Арго-II. Пытаюсь вспомнить, что могла бы означать сирена и понимаю, что абсолютно весь блок безопасности был поврежден еще при нападении вентусов. Она не могла сработать... Не могла сработать по собственному желанию. Перескакивая через дыру в полу, что проделал обломок обгоревшей мачты. Сзади уже раздаются спешные шаги моих друзей. Я дергаю железную дверь на себя и оказываюсь внутри центра управления. С ужасом наблюдаю за тем, как данные на экранах сменяются разными цифрами. Компасы сходят с ума, а магнитная стрелка в исступлении дергается из стороны в сторону. Проводки, подключенные к сфере и астролябию, искрятся разрядами электричества, а мои уши закладывает от жуткого воя сирены. Тщетно пытаясь отключить панель от блока питания, я отскакиваю в сторону, когда разряд тока расходится по телу. Сферу мне не отключить, а значит, и не восстановить данные. – Аид меня побери! – кричу я, что есть мочи. – О боги, Лео... – позади меня оказывается Хейзел. За ней появляется Джейсон. Только ему удается отключить питание, но было, к несчастью, слишком поздно. Грейс задает мне тьму непонятных вопросов, а в комнате управления становится слишком тесно. Мои друзья не могут понять, что произошло, зато я слишком хорошо понимаю это: мне не найти Калипсо. Не тогда, когда в запасе у нас только четыре дня, а на кону – жизни сотен других полукровок. Все, что я могу, поднять глаза на Перси, что хмуро оглядывал аппаратуру, и выдавить: –Нам нужен другой план.***
Мы снова сидим за столом переговоров. Куда отправиться и где искать эту чертову «огненную птицу»? У кого просить помощи? На кого надеяться и кого считать соратником? Но эти мысли – второстепенное. Единственное, что эгоистично донимало мою душу: Калипсо. Я не смогу увидеть ее снова, потому что... Потому что так предписано кем-то свыше? Какой-нибудь злорадной божественной сволочью. Меня разъедает обида и горечь. Почему так происходит всегда? Почему я теряю тех, кто дорог мне? И почему мне так сложно отпустить их всех? Это же было ясно с самого начала. Калипсо не пара мне. В конце концов, заносчивая богиня никогда бы не посмотрела на уродливое отродье Гефеста. Она была умницей и совершенной красавицей. Я – бестолковым механиком, что не смог остановить необратимое. Я попытался восстановить данные и, не найдя ответа, отчаялся совершенно. Так сильно, что даже Хиона смогла раздавить меня одной левой. Я сижу поодаль. Там, где разговоры святой семерки доносятся до меня, но участвовать в этом я не обязывался. Беатрис сидит рядом, слабо касаясь меня плечом. Казалось, только это касание приводит мои мысли хоть в какой-то должный порядок. Я кручу в руках кусочек кристалла из пещеры Калипсо. Обещал. Я обещал ей, что вернусь. – Мы должны рассмотреть Гелиополис, – продолжает свою речь Аннабет. – Для «птицы, рожденной пламенем» этот город был священен. О нем мало сказано в мифах, упоминается лишь храм... – Послушай, Аннабет, – мягко начинает Джейсон. – Сейчас не время… – Нет, Джейсон. Я абсолютно точно уверена в том, что мы найдем ответы в Каире. Храм богу солнца Ра, египетского клана богов, отождествлялся с Аполлоном, покровителем Феникса... – Кто сказал, что египтяне имели какое-то отношение к Фениксу? – подает голос Нико. – Каир? – возмущается Перси. – Мне кажется, это уже слишком. Как, по-твоему, мы доберемся отсюда до Каира, Аннабет? Чейз только сильнее нахмурилась. Что-то происходило между этими двумя: в последний раз я видел их вместе... Когда мы ступили на корабль. Последнее время я не замечал того, что должен был заметить с самого начала: они отдалились еще тогда, в зале Белого Дома. В полутьме можно было различить только их гневные выкрики и нервозность, что нарастала с каждой секундой. Словно они, соприкасаясь друг с другом, создавали вспышку электричества, чего раньше точно не происходило с ними. Эти двое вернулись из Тартара. Столкнуться с кризисом отношений после такого было бы слишком иронично. – Храм находится в пригороде. Это руины, никто не станет преграждать нам путь. – Кроме разгневанных богов, которые поймут, что мы собираемся сделать, – встревает Пайпер. – Они не позволят нам, Аннабет. Нужен другой запасной план... Их споры перетекают в скандал. Каждый из них снова доказывает что-то свое. Так сказывается отчаянье, накипевшее в нас. Не знаю, быть частью этих споров и наблюдать за этим со стороны – совершенно разные стороны одной и той же медали. Одно теперь ясно точно: Великая Семерка не такая уж великая, а семерка лишь потому, что каждому приходилось терпеть друг друга, ради общего блага. И если раньше боевой дух спасал положение, то теперь безнадега одолевала не кого-то конкретного из нашей команды, а всех разом. Беатрис касается моей ладони рукой. Только сейчас я замечаю, что вновь выстукиваю морзянку по поверхности деревянного стола. – Ты в порядке? – слабым голосом интересуется она. – Не знаю, честное слово, – я аккуратно сжимаю ее ладонь и встаю из-за стола, чтобы уйти прочь от общего гама. Би не имеет ничего против. Кажется, взгляд Нико прожигает наши спины, но Беатрис не подает виду, что заметила это, а я решаю не говорить ей об этом. Увести ее от сына Аида, уберечь, сохранить от его влияния. Тренер он или нет – чем меньше Ди Анджело проводит с ней времени, тем мне спокойнее. Хотя теперь я даже не знаю имею ли право применять это слово к сложившейся ситуации. Мы усаживается на скамью около борта, и я свешиваю голову вниз. Под нами безбрежный океан. Ледяной воздух обжигает щеки морозным касанием снежинок. На высоте холод ощущается куда лучше, заставляя почувствовать мурашки даже сквозь теплые старые тулупы. Но изнутри все уже давно выжжено, и заморозить эти раны не сможет даже пронизывающий январский ветер. Корабль слабо раскачивается из стороны в сторону, плывя меж облаков, и я все думаю том, как могла бы сложится моя жизнь, не будь я полукровкой. Би продолжает молчать, а мне просто нечего сказать. Не знаю, понимает ли она, как много значит для меня в этой жизни. Словно все существование, вся жизнь, все порывы заключались в этой бесстрашной девушке с вьющимися каштановыми волосами. Это иное, ничуть не менее сильное чувство, нежели я испытывал к Калипсо. Но описать его я был просто не в силах. Да и нужно ли? – Мне так жаль, – тихо начинает она, все еще сжимая мою руку. – Представить не могу, как тебе обидно… – Эй, все нормально. Горячий Вальдес переживал и не такое. Она хмурится, и, если честно, ей это совершенно не идет. – Вы же не можете всю оставшуюся жизнь бегать от монстров. В конце концов, после того, как вы окончите университет, придется задуматься о том, как строить ее дальше, без очередной опасности, поджидающей вас за углом, Лео. А семья? Любой на этом корабле хочет нормальной жизни! Зачем же боги обрекают вас всех на это? – ее голос звучит так, словно она готова восстать в одиночку против них всех. Эта уверенность и негодование, скользнувшие в ее речь, заставляют меня выдавить улыбку. – Я серьезно, Лео, – смутившись, повторяет Би. – Сколько раз вы спасали их задницы? И что? Часто вам возмещали ущерб? Хотя бы в денежном эквиваленте? Слово «задница» и «денежный эквивалент» редко встречаются в ее речи, и это заставляет меня улыбнуться еще шире. Ее злит моя несобранность, как злила моя несобранность и Калипсо. Кто знает, что, если мы выживем... Что, если я смогу на что-то рассчитывать? Я смотрю в каре-зеленые глаза Беатрис и продолжаю глупо улыбаться, потому что знаю, что никогда не смогу забыть богиню. И не только из-за ее божественного происхождения. Это что-то глубже ее красивых черт лица, роскошных прямых волос и тихого, надменного голоса. В этот момент я вдруг понимаю, что все это время я не только пытался найти Калипсо. Одно дело, когда ты говоришь, что влюблен в нее. Другое, когда ощущаешь это чувство на себе самом. Это сравнимо только с первым вспыхнувшем в моей руке лоскутком огня. В диком вихре своего танца он скользил от пальца к пальцу и вызывал внутри бурю эфемерных эмоций. Тоже было и с ней, потому что сама Калипсо была эфемерной. Чужой, такой далекой, но запредельно близкой к чему-то такому же вспыхивающему и чарующему, как танец огня. И если огонь – моя вторая натура, то Калипсо – мое отражение, в перевернутом виде. И только сейчас я понимаю, насколько сильно… –О боги, Лео... – Беатрис смотрит на меня глазами, наполненными ужасом. Я возвращаюсь на палубу своего корабля. Девушка выглядит напуганной, видимо, мой отсутствующий вид до чертиков напугал ее. – Все в порядке, – как можно более веселым тоном начинаю я. – Просто задумался. – Лео… – Серьезно, тебе не о чем беспокоится. Горячий Вальдес… Но она не дослушивает до конца. Она придвигается ко мне, и я едва могу пошевелиться. Кажется, она хочет поцеловать меня?! Но вместо этого ее руки касаются моего лица, и она резко разворачивает мою голову в противоположную сторону. И тогда мое сердце замирает. – Это… – Скажи мне, что это то, что я думаю?! У меня отнялся язык, поэтому все, что я могу – слабо кивнуть головой. – Это были не проделки богов, – так же восторженно говорит Би. – Это купол – он создавал помехи. Лео, ты смог. Ты нашел ее!