Raven Thorn

- Играешь так, как будто ты из Осаки, - со смешком сообщил Мортимер, возвращая мне обратно мою же карту, которой, оказывается, я не мог сделать ход в этом кону. - Сам ты, блин, из Осаки… Я с досадой забрал карточку с монстром, глядя на оставшиеся шесть в моих руках. Настроение снова было под ноль. Мы сидели в ресторане пансионата, сгрудившись вокруг стойки ещё не работающего бара, который открывался лишь с следующей недели к началу туристического сезона, и играли в «Монстров и монстров». Игра была просто ужасной. Монстры делились на классы и подклассы, каждый обладал, наверное, десятью различными шкалами, наподобие здоровья, силы, маны и бог знает чего ещё. К ней полагалась инструкция, страниц на пятьсот; честное слово – «Улисс» и тот был тоньше. Я испугался даже в руки её брать, поэтому Джин по доброте душевной потратила полчаса на объяснение мне основных правил игры своим тихим голосом: того, как можно захватывать территории, какие касты могут сотрудничать между собой, а какие только воевать. Как можно зарабатывать денежные единицы, а потом защищать их от воров, которые, разумеется, беспомощны против полицейских, если только эти полицейские не принадлежат к классу гоблинов, которые, как известно, сами падки до золота. Самым отстойным было то, что, судя по всему, все остальные присутствующие были просто асами в этой игре. Мортимер участвовал в каких-то карточных турнирах, которые проводились, наверное, раз в пятьсот лет – настолько почётно это звучало из его уст. Джин вообще полгода назад написала письмо создателям о том, что нашла расхождение в побочных правилах игры и предложила внести поправки с добавлением двух новых каст. Рен сказал, что раньше они часто играли в «Монстров…» с семьёй, потому что у них не было Монополии. К слову, сидел он в данный момент между Джин и Мортимером, потому что опять на меня злился. И до меня только сейчас начало доходить, что основная причина его злости заключается даже не в моём вранье, относительно его высокой квалификации в германских языках. Он, кстати, после этого тихонько отвёл меня в сторону и устроил мне промывку мозгов. («…Ты в конец рехнулся?! Я не знаю немецкого!... Нет, я никогда такого не говорил! Ты меня с кем-то путаешь... Ох, ну раз ты «уверен», иди и проходи собеседование вместо меня, сам!») Пока Джин с Мортимером лихо перебрасывались картами, попутно отпуская слишком далекие для моего разума шуточки относительно хода игры, я украдкой смотрел из-за своих карт на Рена и его мёртвый взгляд, которым он упирался в стол. Он тоже играл явно без удовольствия, а ещё он ни разу за всю игру не посмотрел на меня и даже не отпустил ни единого ехидного замечания по поводу моей неуклюжей манеры игры. Я смотрел на него и думал о той фразе, что он выдал не более часа назад, когда стоял против меня на террасе. «…Ты просто из кожи лезешь вон, чтобы покрасоваться перед ней». Я просто опешил, когда услышал это от него. А ещё я был поражён тому, как он смотрел на меня в тот момент: открыто и разочарованно; никогда раньше я не видел у него таких глаз. Я вообще не понял, причём здесь была Анна – её ведь даже не было здесь. Я сказал ему об этом, и из-за моего ответа он вспылил ещё сильнее. - Да притом! Секунды не прошло, а ты уже понял, о ком я говорю. Ты только о ней и думаешь целыми сутками, а когда она появляется в поле твоего зрения, собакой вьёшься… - Я вовсе не вьюсь! И вообще… какое тебе дело до этого? - Никакого, знаешь,- он тихо усмехнулся всё с той же эмоцией разочарования и покачал головой, - мне всё равно. Просто выглядишь глупо. Я давно тебе хотел об этом сказать…       …Ход снова перешёл ко мне, и игра замерла ещё на десять минут. Меня спасла Дамуко, вернувшаяся с церемонии подписания контракта. Я хотел отблагодарить её признательным взглядом, но как только поднял глаза на её лицо, завис ещё на мгновение. Она выглядела так, что мне даже подумалось на секунду, что Юта уже успела выставить Дамуко с нового места за один из-за её дурацких каламбуров. Мортимер спросил, раздавать ли на неё карты, и тем самым вернул ей её обычное обманчиво-беспечное выражение лица. - Не, - сказала она, встала за стойку, взяла полотенце и стала с важным видом протирать и так блестящие чистотой стаканы. Выглядело это тупо, но никто ей об этом не сказал, и я тоже решил промолчать.       Было время ленча, и за несколько столов от нас сидела компания постояльцев из четырёх человек. Первые десять минут нашего пребывания здесь мы полностью посвятили им и собственному фристайлу на тему их личностей. Вычленив среди них писательницу с мужем - потомственным графом, её тайным любовником, а так же некоего левого альфонса, который, наверняка, тоже пытался примкнуть к их семье, мы пришли к выводу, что, скорее всего, они случайно совершили убийство в округе неподалёку и теперь засели на дно здесь. Джин добавила, что они, наверняка, раньше посещали один и тот же кружок по изучению древнегреческого. Потом наше одностороннее остроумие иссякло, и мы тут же потеряли к ним интерес. - Я договорилась с Ютой о том, что мы все можем остаться здесь ненадолго, если придётся, - вдруг выдала Дамуко, глядя сквозь нас, сквозь столы, сквозь пространство и время. На этот раз, кажется, опешил не я один. Во-первых, я не понял, как она вообще смогла о чем-то договориться с Ютой. В последний раз, когда я видел эту женщину, проходя сквозь холл сразу после нашей размолвки с Реном, она орала на кого-то по стационарному телефону. Причём так самозабвенно, что даже не заметила меня. Во-вторых, я не понял, зачем нам вообще требовалось здесь оставаться. - Но ведь нам не придётся? – со слабой надеждой переспросил я. Вместо ответа Дамуко загадочно подмигнула мне правым глазом. Затем она отставила в сторону стакан и опёрлась локтями о стойку, нависая над нашей компанией. - Юта оставила меня рядом с ноутбуком, когда ушла за контрактом, - издалека начала она приглушённым голосом. – И пока её не было, я успела прошерстить таблицу бронирований…       Подходя к этой части истории, мне сразу вспоминается незыблемая истина, что всё самое странное происходит вечером какого-нибудь рутинного четверга. Направляясь сюда, мы вовсе не искали себе приключений и уж точно не хотели проблем. Задание было глупым, как и миллионы других глупых заданий, которые нам попадались до этого. Это место выглядело очень тихим и тоскливым, и после одного дня пребывания здесь мне хотелось поскорее убраться домой, бросив перед этим прощальный взгляд на океан. Наверное, лично для меня всё началось с фразы Дамуко. Она произнесла её тогда в ресторане громким шёпотом, наклонившись ещё ближе ко всем нам и всё так же глядя в никуда. Она сказала тогда: - Вирджиния здесь. Сказала она это с таким благоговением, что у меня даже пробежали мурашки по позвоночнику от её шёпота. Потом она выпрямилась в спине и кивнула в сторону выхода из кафетерия. Через минуту мы уже стояли в левом коридоре первого этажа перед сто первым номером. В первый раз нам никто не открыл, и нам пришлось вернуться в ресторан. Мы попробовали занять себя игрой в хранителя тайны, но ни у кого не было на это настроения. Пришлось просто сидеть на месте, время от времени пытаться завести разговор ни о чём и караулить главную подъездную дорожку через окно, на всякий случай. Рен всё время избегал меня и всех остальных. То ли потому что всё ещё злился на меня, то ли потому что думал, что я злюсь на него. Я на него совсем не злился, но не знал, как ему об этом сказать, потому что он всегда был тем человеком в нашей паре, который зачиняет разговоры. Когда он стоял у окна, выглядывая что-то снаружи, во мне возник короткий порыв подойти и обнять его со спины, потому что в последнее время он ходил очень грустным, а все его короткие мгновения веселья казались мне неестественными. Но потом Мортимер отвлёк меня каким-то вопросом, и я подавил в себе это желание, потому что, опять же, понятия не имел, как он на это отреагирует.       В это время года темнело рано, и как только опустились первые сумерки, мы снова вернулись к той комнате. Дамуко отбарабанила в дверь все известные ей марши, но результат остался тем же. Снова бесцельно шататься по пансионату в попытке скоротать время никому не хотелось. Как я уже говорил раньше, я не был единственным, кому хотелось скорее убраться отсюда. Тогда мы вышли на улицу - погода заметно испортилась по сравнению со вчерашним днём – и быстро вычислили нужное окно. - Ничего не видно, - жалобно заявила Дамуко, через минуту отлипая от него. – Свет выключен… Занавески мешают. Она отошла в сторону и досадливо пнула какой-то камень. Я осмотрелся вокруг. Было уже достаточно темно и холодно, и я ума не мог приложить, куда вообще эта Вирджиния могла отправиться в такую погоду. Джин зябко дула на свои пальцы, пытаясь согреться. - Что ж, - медленно произнёс я, хотя толком ещё не знал, что собираюсь сказать. – Тогда… И тут раздался щелчок. Подошедший сразу вслед за Дамуко к окну Рен невозмутимо убрал в карман пластиковую карточку, которой до этого момента водил между двух рам, чтобы подцепить язычок замка, - и оно податливо раскрылось. Я подскочил на месте от неожиданности и тут же зашипел на него: - Ты что делаешь…? Рен лишь мельком улыбнулся мне в своей снисходительной манере и, пошире распахнув окно, легко перемахнул через подоконник. Дамуко с возгласом явного одобрения хлопнула в ладоши и ломанулась за ним вслед. - Мы постоим на стрёме, - быстро сориентировался Мортимер, и мне не оставалось ничего, кроме как, тяжело вздохнув, последовать за теми двумя.       Подойдя к окну, я боязливо оперся локтями о подоконник, заглядывая внутрь, но не спеша перебираться через него. Внутри было почти невозможно ничего разглядеть из-за стоявших сумерек, и я слышал как то ли Рен, то ли Дамуко копошатся в поисках выключателя. Я тут же ощутил запах комнатной пыли – она пробралась в меня с моим вдохом и неприятно защекотала горло изнутри. Наконец, щёлкнул выключатель. И зажёгся свет.       Первым, что я тогда почувствовал - была ледяная волна испуга, которая приходит, когда ещё не успеваешь осознать первопричину, но подсознание уже сигналит разуму о том, что что-то не так. Пока моё тело парализовало испугом, мой взгляд уже облетел открывшуюся ему комнату, остановившись на каждой детали. Чёрные полосы на светлых обоях, выведенные то ли углём, то ли чернилами; клочки бумаги на полу и видимом мне крае стола; деревянные щепки, осколки фарфора. Мой взгляд облетел всё и застыл на середине комнаты, где пугающе спокойно стоял единственно никем не тронутый стул. Я остался глазеть на этот стул со смутным испугом, словно он был самым необъяснимым явлением в этой комнате. …Кто вообще додумался поставить стул в центре? Разве в этом вообще есть смысл? И тут вдруг до меня дошла основная причина моего испуга. Мой взгляд снова метнулся к стене, к коротким параллельным бороздкам, оставшимся на обоях, удивительно похожим на следы от ногтей. Глаза уже подмечали их то тут, то там, у самого пола и ближе к потолку, словно кто-то долго и исступленно царапал эту стену, с непонятным мне намерением. Мне пришлось приложить усилия, чтобы оторвать взгляд от особенно глубоких борозд на стене и сфокусировать его на всей картине целиком. Я обвёл взглядом чёрные линии, которые складывались в слово. Оно всё ещё не укладывалось у меня в сознании, потому что не имело для меня никакого смысла. И из-за этого пугало ещё сильнее. На стене было криво выведено CROATOAN.       Я отлетел от окна, словно от выскочившего на мониторе скримера. Следом, почти сразу же, через подоконник перевалилась Дамуко. - Чёрт возьми, - лепетала она, - вот это попали… Её, похоже, тут обнесли, а теперь, блин, на нас всё повесят… Рен появился спустя пару секунд. Он перекинул одну ногу через подоконник, и на секунду замер, столкнувшись со мной взглядами. Я попытался прочесть на его лице собственный испуг, но Рен выглядел больше обескураженным, чем напуганным. Одну руку он прижимал к груди, так, словно ударился обо что-то в темноте. Я хотел спросить его об этом, но эта мысль довольно быстро испарилась из моей головы, как и все остальные. Джин и Мортимер, притихшие, стояли за моей спиной, и тоже, наверняка, видели творящийся в комнате беспорядок, поэтому ни о чём не спрашивали. - Надо сказать Юте, - наконец неуверенно произнёс Мортимер. - Сказать, что мы залезли в чужой номер? – язвительно переспросила Дамуко. - Нужно выключить свет. Последняя фраза была произнесена мной. Повисло неуклюжее молчание. Никому из нас не хотелось снова забираться в эту прокля́тую комнату. - Возможно, лучше оставить всё как есть, - тихо произнесла Джин, и я снова поразился её спокойному голосу. – Так её может быстрее заметить прислуга… Все, конечно же, с ней согласились.       Как это ни странно, но увиденное заметно всех приободрило. Мы позависали ещё немного в баре, пытаясь обсудить эту тему, но за отсутствием у нас хоть каких-то сведений, всё сводилось к версии, что это просто чей-то жестокий розыгрыш.       - Я вот ночевала в местах и похуже, - гордо сообщила Дамуко. – Как-то раз я поселилась в дешёвом мотеле, в номере, где накануне была вписка то ли у готов, то ли у сатанистов. В общем, поверьте, на мой взгляд, номер Вирджинии выглядел ещё довольно опрятно. Потом, чтобы отвлечься, мы немного поиграли в обратную версию мафии, где мафия искала в своём стане предателей, потому что Дамуко всегда считала, что классическая версия очень неправильная и варварская.       Мы разошлись по комнатам ближе к одиннадцати. Я обладал приятной для себя особенностью быстро отвлекаться от разных негативных вещей, особенно если они не затрагивали меня напрямую. Так что к этому моменту я уже думать забыл про свой недавний испуг, и теперь меня просто клонило в сон.       Я залипал в телефон, лежа на кровати и безуспешно пытаясь загрузить страницу с новостями, потому что вай-фай здесь совсем не ловил, когда вдруг ощутил на себе взгляд Рена. Он сидел на соседней кровати, подобрав под себя ноги, и искоса смотрел на меня, словно хотел завязать разговор, но не знал, как его начать. - Говори уже. Я повернулся на бок, подложив одну руку под голову, и уставился на него. Рен потупился, неуверенно разгладил ладонью мелкие складки возле себя на покрывале, выдерживая этим паузу, и вдруг выдал: - Слушай, я… Я кое-что взял оттуда, в общем. Я медленно моргнул. Я был почти уверен, что он хотел поговорить о нашей утренней перепалке, поэтому сначала действительно совсем не понял, о чём он. - Откуда? – переспросил я. - Из комнаты Вирджинии. Его слова, видимо, замкнули какую-то химическую цепочку в моем мозжечке, потому что дрёма с меня мигом слетела. Меня прямо подбросило на кровати. - Ты с ума сошёл?! Мало того, что нас вообще там не должно было быть, так ты ещё и спёр что-то оттуда? - Я не спёр, - кисло ответил Рен. Ему даже хватило наглости укоризненно на меня посмотреть. – Это не кража. И если ты прекратишь на меня орать, я тебе объясню, почему. Я вообще не хотел слушать его объяснений, по правде говоря. Дело в том, что у Рена была это дурацкая черта – он мог даже меня заставить поверить, что жертвой в любой ситуации является он, а те серебряные ложки сами упали к нему в руки с потолка. - Это её дневник, судя по всему. – Рен запустил руку под подушку, вытащил из-под неё книжицу в мягкой обложке и запустил ею в меня. Дневник бесшумно упал на мою кровать, и я неохотно взял его в руки. - Она хватится его, когда вернется, - обречённо сказал я. - И когда его обнаружат у тебя, нам всем точно несдобровать. - Она не вернётся, - вдруг сказал Рен. – То есть… я не думаю, что она вернётся. Он пересел на край кровати под моим непонимающим взглядом, и подавшись чуть ближе ко мне, возбуждённо начал: - Понимаешь, мне кажется, что её давно уже не было в той комнате. На полу и на всём том мусоре, что там валялся, был толстенный слой пыли - недельной давности как минимум... Его слова изумили меня ещё сильней. То есть… Он смотрел на пол? То есть, пока моё внимание было полностью приковано той странной стеной, с тем непонятным словом и следами от ногтей, Рен разглядывал пол, причём ещё и умудрился оценить толщину пылевого покрытия на нём. - Я взял его, - тем временем продолжал он, - потому что он лежал на видном месте, а всё остальное, в смысле, другие тетради, книги и фотки, были порваны в клочья, будто для контраста. К тому же… Он остановился на секунду и я, стиснув зубы, приготовился к последнему убийственному аргументу. - Эпистолярный жанр это моя слабость. Я обожаю рыться в чужих мыслях, - сказал он и виновато улыбнулся. Это может показаться странным, но именно после этих его слов я понял, что не могу на него злиться. Я давно не видел этого азарта в его взгляде - Рен снова выглядел живым. Он будто бы только что нашёл для себя новую игру, и ему уже не терпелось приступить к ней. Мне оставалось только подыграть ему. Если честно, мне хотелось подыграть ему, лишь бы он перестал быть таким отрешённым от меня, как в последнее время, и снова начал вставлять в свою речь иностранные слова не к месту. Я слабо улыбнулся ему. - Там сказано, куда она делась? – спросил я, опуская взгляд на книжицу и открывая её на последних исписанных страницах. - Там есть кое-что получше. Осознав, что я не собираюсь его отчитывать, Рен в приподнятом духе переместился на мою кровать вслед за дневником. Выхватил его из моих рук и принялся листать. - Я не успел прочитать многого, только пробежался вскользь по записям, - говорил он, склонившись над страницами и совершенно не замечая спадающую на лицо чёлку. - Вначале ничего интересного, но по последним заметкам может показаться, что она страдала паранойей. Примерно с ноября почти каждое её наблюдение касается того, что кто-то за ней следит или роется в её вещах. Например, здесь – «Пока я выходила за продуктами, в моих вещах опять кто-то шарился. Всё лежит на своих местах, и видимого беспорядка нет, но настольная лампа повёрнута чуть иначе, чем я её оставляла (я уверена), а в книгах на полках сбился порядок…» Я слушал его с прикрытыми глазами, лениво откинувшись на подушки. - Это называется бредом преследования, - сонно сказал я. Матрац совсем рядом со мной прогнулся, и я увидел косой почерк перед глазами. - Самое странное, - сказал Рен. – Это её почерк. Взгляни на него. Я посмотрел на предложенные страницы, но ничего странного не увидел. - Обычный женский почерк, по-моему. - Вот именно, что обычный. Он слишком аккуратный. Почерк первой и последней записи не разнится ни в чём. Он очень легок для восприятия. Она пишет: «…даже сейчас, когда я сижу спиной к окну и смотрю пятую по счёту серию мыльной телеоперы без перерыва на рекламу, я чувствую на себе этот взгляд из темноты. Хотя прекрасно знаю, что там никого и нет…» Она пишет, что её состояние находится на грани, а у самой почерк ровный, её рука не дрожит и буквы не скачут. Словно ей всё равно, понимаешь? Будто бы она пишет рассказ, а не является его непосредственным участником. Я приподнялся на локтях, перенимая дневник Вирджинии из рук Рена, и полистал страницы. - И этот стиль, - продолжил Рен, - слог очень лёгкий. Она не сокращает слова, будто пишет не для себя, а для кого-то другого. Знаешь, мне кажется, это не совсем её дневник. Я думаю, она писала книгу. Я удивлённо посмотрел на него. - И почему же она тогда вдруг испарилась, оставив рукопись в номере? Рен щёлкнул пальцами, словно поймав мою мысль в воздухе. - Ты смотрел «Ведьму из Блэр»? – вдруг спросил он. – Это один из самых известных фильмов ужасов в жанре найденной плёнки. У него был почти нулевой бюджет, всего три актёра, но поистине гениальная рекламная кампания. Когда фильм запустили в кинотеатрах, то его позиционировали, как реально найденную плёнку. Актёры какое-то время не появлялись в свет, а во всех открытых источниках значились, как пропавшие без вести… Я думаю, Вирджиния хотела провернуть то же самое. Она пишет, что её преследуют, приезжает в какой-то неизвестных отель вдали от цивилизации. Она просит персонал не беспокоить её какое-то время и - бам! – внезапно пропадает. Позже горничные, прямо накануне открытия сезона, вскрывают номер и сталкиваются со следами борьбы и таинственным посланием на стене. Это отличный ход, мне даже немного жаль, что мы разрушили её игру. Возможно, нам действительно стоит вернуть её дневник на место… Рен выглядел таким восхищённым своей находкой, что во мне возникло трогательное чувство при взгляде на него. Он сидел на моей кровати, самозабвенно уткнувшись в своё новое развлечение и периодически зачитывал мне какие-то куски, которые я совершенно не запоминал. Часы перевалили за полночь, и я понял, что сейчас отрублюсь. Сначала я хотел прогнать Рена на его кровать, но потом передумал. Он ютился с краю, едва касаясь своими коленями моих, и это наше положение мне напомнило о наших с ним старых временах. В возникшем порыве я протянул руку и провёл ею по его волосам. И в этот момент - возможно, мне просто показалось, что, подняв на меня взгляд, он на секунду затаил дыхание.       Я проснулся от ужасного шума, доносившейся из коридора. Выпутываясь из объятий сна, я в первые минуты вообще не понимал, что происходит. Моим единственным желанием было повернуться на другой бок и заснуть снова, не взирая ни на какие посторонние шумы, но с другой стороны меня уже толкал в бок Рен, который, по-видимому, тоже заснул на моей кровати. - Что там у них творится, блин…? Я нехотя выбрался из-под одеяла, Рен уже стоял у распахнутой двери в коридор и щурился темноте. Я тоже подошёл к выходу и заглянул ему через плечо. Дверь номера напротив была уже открыта. Я увидел белоснежные волосы Джин, которая стояла к нам ближе всего и смотрела наверх, на висящий в углу динамик, из которого доносились ужасные помехи с неразборчиво пробивающейся сквозь них какой-то песней. В главном холле мы всем скопищем столкнулись с бредущей из своей комнаты раздражённой Ютой. - Проклятая радиоаппаратура, - цедила она сквозь зубы по пути к подсобному помещению, - сто раз говорила, что пора её менять… Она скрылась за дверью в маленькое помещение и через минуту отвратительный шум из динамиков смолк. Девочки и Мортимер лениво потянулись обратно к своим комнатам, а я вдруг поймал себя на мысли, что больше не хочу спать, и если сейчас лягу, то как минимум час проваляюсь без сна.       На улице был ужасающий холод, но я всё равно вышел на террасу, зябко кутаясь в свою куртку и остановился на расстоянии нескольких шагов от входа. Воздух был просто ледяным. Я посмотрел на полосу океана, виднеющуюся сквозь перекрещенные прутья ограды, а потом посмотрел вверх, на звёзды. Здесь, вдалеке от неоновых вывесок, они казались очень яркими. В рыжем треугольнике света, падающем из-за открытой нараспашку двери, мелькнула тень Рена, которая тут же поравнялась с моей. Он встал рядом и проследил за моим взглядом. - А ты знаешь, что больше девяносто девяти процентов видимой нами вселенной составляет пустота? – спросил он. – Получается, всё что мы видим, глядя на ночное небо, составляет почти полное ничто. Ты, кстати, веришь, что белый шум в телике это сигналы из космоса? Я улыбнулся его присутствию рядом, запихнул руки в карманы и признался: - Нет, мне больше нравится версия, что это мёртвые говорят с нами. - Ну да, - согласился со мной Рен. - Конечно. Через телик.