Raven Thorn

      Здание явно давно не претерпевало капитального ремонта. Рамы на окнах были подогнаны неплотно, и из-за этого от них всегда тянуло холодом. Оказавшись в нашей с Реном комнате, мне тут же захотелось завернуться в одеяло, но вместо этого я направился к окну, чтобы задёрнуть плотную гардину и защититься ею от сквозняков. Рен включил свет и подошёл к своей кровати. Он оставался там всё время, пока я пытался справиться с тяжёлым куском малиновой ткани, который оставлял после себя на ладонях серый налёт пыли. Шторы тут, видимо, стирать было не принято. Отмучившись, я обернулся к Рену, на ходу отряхивая ладони, и только тут заметил, что он застыл с нечитаемым выражением лица перед кроватью, уставясь на какую-то книжку в своих руках. Я тактично обошёл его со спины, остановившись за правым плечом, и недоумённо вскинул брови. — Я думал, ты отнёс дневник обратно. — Да, — отозвался Рен. — Я отнёс. — Но он ведь здесь. — Я вижу. Я перевёл взгляд с потрепанной книжки на его профиль. — Как так получилось? — спросил я. — Я не знаю. Я вытащил тетрадь из его пальцев и пролистал страницы. В том, что это был тот самый дневник, сомнений не было. — Может, ты только хотел его отнести? — осторожно спросил я у Рена, закрывая переплёт. — Или, может, ты отнёс что-то другое по ошибке… — Я аутист, по-твоему?! Рен в ярости развернулся ко мне лицом и взмахнул руками, указывая куда-то сквозь северную стену: — Я отнёс его к ней в комнату! Перебросил в окно через подоконник! — Успокойся. — Ты успокойся! Он шумно выдохнул и с размаху сел на кровать, обхватив руками голову. Хорошо, что в тот момент он смотрел вниз, а не на меня — мне стоило титанических усилий, чтобы удержаться от ироничной ухмылки. Было ясно как день, что Рен врёт, как обычно. Он хочет домой, и изо всех сил старается навести страху и паники в так удобно подвернувшейся ситуации. Хотя, я должен был признать, что делал он это очень натурально. От измученной позы до длительной театральной паузы. Меня даже задело то, что он считал меня до такой степени трусом, что решил, будто бы из-за его глупой придури я тотчас же брошусь собирать вещи. Рен поднял голову и посмотрел на меня. Разглядев на моём лице недоверие, он с ещё большим отчаянием добавил: — Клянусь, я оставил его там! — Ладно, — согласился я. — Предположим. Но он почему-то снова оказался здесь. Значит, кто-то принёс его обратно. Я тоже опустился на кровать, напротив него. Повертел в руках книжицу и спросил: — Думаешь, это древнеиндейский бог? Или всё же обычный серийный убийца? Рен медленно поднял взгляд к потолку и опустился на спину, на кровать. — Завтра воскресение, — тихо сказал он мне оттуда. — Завтра нет поездов. — Я знаю. Я посмотрел на часы. Последний поезд отбывал в одиннадцать, у нас было чуть больше сорока минут в запасе. Мы могли бы успеть, если бы начали сборы прямо сейчас. — Уедем в понедельник, — сказал я, и во мне отозвалось странное чувство торжества с примесью уязвлённой совести. В тот момент я бы не смог признаться даже самому себе, что сказал это не столько из-за того, что мне самому хотелось остаться. Как я уже говорил, я был бы и сам не против оказаться в менее мрачном месте, и я бы легко пережил, если бы так никогда и не узнал, куда же запропастилась Юта и все остальные. Но дело было в том, что мне до смерти хотелось насолить Рену. Из-за того, как сильно он хотел покинуть это место, и понимая, что его желание полностью зависит от меня, я дал слабину и специально пошёл ему наперекор. И мне было бы куда проще объяснить это особенностью своего характера, мол такая вот я сволочь, которая любит обламывать других. Но причина была в другом, и, наверное, подсознательно я и тогда это прекрасно понимал, и поэтому впоследствии так сильно себя ненавидел. Даже спустя столько времени, я всё ещё злился на него, за ту давнюю реакцию на мои искренние слова. И во мне до сих пор теплилось это жалкое чувство реванша. Я понимал, что мне не удастся сделать ему так же больно, как сделал он мне в тот раз. И моя месть проявлялась в детском упрямстве, и я хватался за каждую возможность, лишь бы доставить ему хоть какой-то дискомфорт, в надежде, что в сумме эти неудобства смогут приблизиться к тому, что заставил меня пережить он…       Из соседней комнаты доносились разговоры наших друзей. Так всегда бывает — оказываешься в кровати, и сонливость слетает. Со мной было то же самое. Сначала разговоры были тихими, но с каждой минутой громкость и обрывки смеха всё нарастали, тянулись сквозь стены и пролезали под дверью, словно запах домашней кухни. Я лежал на спине и пытался расслышать, о чём они говорят. На душе было погано, и мне как никогда хотелось присоединиться к их веселью. Но на соседней кровати лежал полностью лишённый настроения Рен, который совсем не хотел ни с кем разговаривать и явно не хотел никуда идти. Я не мог оставить его одного. В какой-то момент я не выдержал и, скрипнув пружиной, направился в коридор. Рядом с нашей дверью находился маленький стеллаж с книгами. В интернете было сидеть нереально, потому что сигнал в нашей комнате был никаким, а информационный голод начал почти что перебивать обычный. Сидя на корточках перед скудным отельным ассортиментом, я в который раз мысленно пинал себя. И чего мне стоило согласиться уехать? Чёрт с ним, с квестом, я не думал, что остальные были бы сильно против. А теперь из-за своего упрямства я снова чувствовал себя отвратительно. Мой выбор остановился на По. В данный момент он мне показался самым уместным вариантом. Я подцепил дышащую на ладан книженцию, пролистал сборник рассказов, каждый из которых знал чуть ли не наизусть, и вздохнул. Почему я такой козёл? — …Я почитаю тебе вслух, и так мы вместе скоротаем эту ужасную ночь. Рен поднял на меня уставший взгляд, когда я появился на пороге с книжкой в руках. Он слабо улыбнулся при виде имени автора, и у меня на душе потеплело. — Хорошо, — согласился Рен, садясь на своей кровати и освобождая мне место. — Почитай. Рену действительно нравился «Дом Ашеров», с него мы и начали. Когда я дошёл до момента, где до слуха рассказчика донёсся душераздирающий скрежет из глубин дома, как раз в тот момент, когда он читал в романе о раздавшемся вопле дракона, Рен дёрнул меня за рукав, призывая остановиться. Мы прислушались. Было бы потрясающе поймать двойную рекурсию на этом моменте, но, к сожалению, ни скрежета ни воплей нами услышано не было, и надежда канула в Лету. Рен вытащил из моих рук сборник рассказов и вместо него положил мне на колени дневник Вирджинии. Было трудно не признать, что в сложившейся ситуации дневник нагнетал куда больше страха, чем маэстро. — Я прочитал его полностью, — сказал Рен, перелистывая линованные страницы на моих коленях. — Вирджиния ездила по свету, она была одержима маяками. Мыс Хаттерас, Белл-Рок, Портленд Хэд, она объездила их все, но смотрела их не просто так. Она искала некий определённый маяк, о котором помнила из старой легенды из детства… «…Эта история отпечаталась в моей памяти ярким сном. До сих пор я не до конца уверена, что она мне не приснилась. Позже я старалась отыскать её снова, но всё было в пустую. Мне попалась тысяча легенд о привидениях и русалках, но только не та, единственная, которая была больше похожа на миф, чем историю. Это история о Человеке, который преодолевает бесконечную вереницу ступеней, ведомый лишь светом собственного фонаря вверх, по отвесной спирали, сквозь первородную темноту, к вершине маяка. Его путь долог и тяжёл, за плечами тяжёлая ноша, но путеводная звезда светит слишком ярко, чтобы закрыть на неё глаза. Спустя почти вечность, Человек преодолевает последние ступени и оказывается на самой вершине. Весь мир открывается перед ним как на ладони. Но вместо захватывающей красоты, Человек видит лишь тьму всеохватывающего зла, простирающегося, куда не глянь. И тогда Человек встаёт перед выбором. Он может развернуться и уйти обратно, спуститься в свой привычный мир и сражаться со злом вместе со всеми, по мере своих сил. Но также он может остаться наверху и зажечь маяк, поборов тьму в одиночку, но взамен навечно оставшись пленником маяка, его самопровозглашённым Хранителем. Я не помню, что выбрал этот Человек. Но почему-то мне кажется, что если я найду маяк, который вдохновил кого-то на эту легенду, если заберусь на самый его верх и посмотрю вниз, в непроглядную тьму мира, я обязательно это вспомню…» — Как видишь, цель её поездки была связана с тем маяком на пляже, — сказал Рен, глядя в окно. — Она приехала сюда из-за него. Если мы собираемся искать её дальше, то искать нужно там. Я проследил за его взглядом. Если бы не непроглядная темнота, отсюда бы можно было увидеть часть пляжа и тот самый маяк вдалеке, о котором говорил Рен. Я восстановил его в памяти как полуразвалившуюся постройку. Такая бы подошла для съёмок exploration влога или проведения оккультных церемоний — меня никогда не тянуло в такие места. Я отвёл взгляд от окна и столкнулся глазами с Реном. Он смотрел на меня внимательно и выжидающе. Когда я не отреагировал на его взгляд, он переложил одну руку мне на колено и потянулся ко мне. Я столкнул его руку с себя одним движением и резко поднялся на ноги. — Я, пожалуй, пойду спать, — быстро сказал я, сам до конца не понимая, что со мной только что произошло. Нервным движением оправив толстовку, я поспешил к своей кровати как к спасительному прибежищу. Я так и не нашёл в себе сил снова посмотреть на Рена.       Я проснулся посреди ночи со смутной тревогой в груди. В отеле стояла мёртвая тишина, но моё сердце бешено колотилось о рёбра. Это явно как-то было связано с моим сном. По всей видимости, мне приснился кошмар, но я никак не мог вспомнить его содержания. Я по привычке потянулся за телефоном, чтобы проверить время, и почему-то не обнаружил его, хотя точно оставлял его рядом с кроватью. Бесплодно пошарив рукой по гладкой поверхности тумбочки, я бросил это дело, и машинально повернул голову в сторону Рена. Его кровать находилась прямо рядом с окном и, несмотря на темноту, было видно, что она пустует. С минуту я смотрел на скомканное одеяло, чувствуя, как слипаются мои глаза, и перебирал в голове варианты, куда он мог исчезнуть в такой час. Но почти сразу же меня снова утянуло в сон.       В моём сне шёл дождь. Сначала мелкий и бесшумный, он прибавлял цвета всему, чего касался в моем родном городе, на улице, где я так давно не был. Потом раздался громовой раскат, похожий на звук резко сминаемой пачки из-под чипсов, и дождь ливанул с новой силой. Он оглушительно барабанил по крыше и листьям, по оставленным на прилавке газетам и летящим по ветру листовкам. В моей голове вновь зародилась тревога, и последнее, что я запомнил — то, как я судорожно пытался сжаться в комок, в попытке укрыться от потоков воды, пока не осознал, что хочу спрятаться не столько от самого ливня, сколько от его звука. Я резко подскочил на кровати уже второй раз за ночь. За окном не было ни намёка на рассвет, впрочем, то же касалось и Рена. Не знаю, сколько я проспал, но он до сих пор не вернулся. Из коридора доносился белый шум, совсем как прошлой ночью: звук, который я в своём сне принял за шум дождя. Я вышел в коридор и столкнулся с Джин и Мортимером. Вчерашняя ночь полностью себя повторяла. Дамуко в это время шарила по стене в другом конце коридора, и через пару мгновений обе лампы под потолком вспыхнули светом. Вчетвером мы замерли под динамиком, беспомощно таращась на него снизу вверх. Звук помех был отвратительный и неприятно давил на психику. Пару раз он стихал настолько, что за помехами можно было различить несколько слов невнятной песни. Внезапно Джин подняла руку и указала пальцем на стену перед нами. Я опустил взгляд туда, куда она указывала, и в горле моментально пересохло, так же как было в первый раз, когда я увидел это слово. Это слово было выведено на стене углём, почему мы сразу его не заметили? Оно чернело кривыми изгибами букв на светлых обоях, было выведено кем-то впопыхах, кренилось вниз. Было похоже на грубо высеченные проёмы, уводившие в темноту, поднимая маячивший перед глазами вопрос, на который, если честно, тебе совсем не хотелось знать ответа... Внезапно динамики смолкли сами по себе, но спокойней мне от этого не стало. — Мы прокляты, — с придыханием сказала Дамуко. — Теперь мы явно прокляты. Я резко повернулся в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, и чуть ли не налетел на стоящего прямо позади меня Рена. Во всей этой суматохе я почти успел забыть про него. — Ты где был? — грубо спросил я. — Ходил выключать эту хрень, — Рен махнул рукой в сторону динамика, и я заметил свой телефон, зажатый в его ладони. — А что, какие-то проблемы? Его взгляд оббежал озабоченные лица и остановился на стене за спиной Джин. Его брови взметнулись вверх, как только он тоже заметил. — Вы тут… в виселицу играете что ли…? — Ты видел Юту? — раздражённо оборвал я его, за что получил удивлённый взгляд. — А должен был? Я оглянулся на остальных. Остатки сна слетели не только с меня, что было не мудрено. Я обошёл Рена стороной, направляясь к главному холлу. Все по-инерции потянулись следом. Холл пустовал, табличка с «Вернусь через 15 минут», всё так же стояла на стойке никем не тронутой. На низком стеклянном столе лежала старая шляпа и колода карт со вчерашней игры. Мы молча расселись вокруг столика, совсем как накануне, словно от безделья решая сыграть ещё один кон. — Если кроме нас тут больше никого не было, — сказал Мортимер. — Думаете, это написал кто-то из нас? — Не знаю, — ответил я. — Меня больше интересует, кто именно уже вторую ночь подряд не даёт нам спать. Глаза Дамуко засветились азартом. Она чуть ли не подпрыгнула на месте от предвкушения и тут же вытянула вверх руку. — Мы все были в комнате, — с жаром отрапортовала она, — уснули около часу ночи. Никто не выходил, потому что иначе круг из соли оказался бы нарушен, и остальные бы это заметили. Она опустила руку на колено, крайне довольная своим ходом, и с жадным предвкушением оглядела остальных. — Если вы втроём, конечно, не в заговоре, — добавил Рен, — ведь мафия не может состоять из одного человека. — Либо это был ты, — оборвал я, пристально глядя на него. — Потому что когда я проснулся, тебя не было в комнате, и накануне ты больше остальных хотел уехать отсюда. Рен явно не ожидал от меня такого удара в спину. Черты его лица заострились. — Потрясающая дедукция, мистер Холмс, — язвительно протянул он, — но, к сожалению, мимо. То же самое я могу сказать и о тебе. Ты был один всё это время, и никто не знает, чем именно ты занимался… — Куда ты ходил, Рен? Рен осёкся от моего напора. На его лице проскользнула обида. — Мне просто не спалось, и в какой-то момент показалось, что снаружи кто-то бродит. Я вышел проверить, подумал, что это могла быть Юта… — То есть ты со второго этажа услышал, как кто-то ходит снаружи? Рен поджал губы. — Я не понимаю, — произнёс он. — Ты так говоришь, как будто не веришь мне. Зная меня дольше всех в этой комнате, ты доверяешь мне меньше, чем любому из них. Я давал тебе так много поводов усомниться в себе? — Что ты делал снаружи с моим телефоном? — повторил я, пропуская его последний вопрос мимо ушей. Я сам не заметил, как поднялся с кресла, нависая над ним. — Покемонов ловил, — огрызнулся Рен, вскакивая вслед за мной. — Какая тебе разница-то? — Это просто смешно, Рен, — я покачал головой. — - Ладно я. Я уже давно смирился, что ты не считаешься ни с чьими чувствами, кроме своих, понятия не имеешь, что такое компромисс, но своими идиотскими выходками ты подставляешь сейчас не только меня. Ты не один в этом мире, ты не центр чёртовой Вселенной. Вырасти уже, бога ради! Я почти выкрикнул последние слова и замолчал, пытаясь отдышаться. Рен смотрел на меня так, словно не мог поверить в то, что я только что действительно ему сказал всё, что только что сказал. По правде говоря, я и сам в это поверить не мог. Его плечи опустились. — Ты ведь никогда мне не доверял, — разбито повторил он. — Шёл за мной просто для того, чтобы не думать самому, притворяясь, что ты делаешь это, потому что доверяешь мне. Это ведь так удобно, — да? — иметь под рукой того, на кого можно всё свалить при любой неудаче. Только вот в случае реальной беды ты бы никогда за мной не пошёл. Нашёл бы любой повод, чтобы не ходить… Он замолк. — Хотя, знаешь, — вдруг с несвойственным ему холодом произнёс Рен, — ладно. Пусть будет так. Это я не даю вам спать уже вторую ночь, разрисовываю стены и избавляюсь от людей. Можешь думать, что это всё моя вина, если тебе так будет легче. Только запомни одно… Он подошёл ко мне близко, совсем как сегодня днём. Я даже на секунду словил дежавю и подумал, что он сейчас опять скажет что-нибудь про свои сны с лосём. Но вместо этого, он схватился за воротник моей кофты, заставляя меня наклониться, и резко поцеловал меня в губы, словно оставляя печать. — You broke my heart, Fredo, — прошептал он и разжал пальцы. Ощущение его губ на моих было таким странным и забытым, что я в испуге отшатнулся от него, как только он меня отпустил. Я ошеломлённо смотрел в его глаза, осознавая, что та буря, которая назревала между нами очень давно и периодически проявляясь в наших мелких склоках, только что дала о себе знать первым опасным раскатом. Слева от меня вдруг раздались тихие хлопки. Джин стояла на ногах, вытянувшись по струнке. Она смотрела на нас и исступленно хлопала в ладоши. В уголках её глаз я с изумлением заметил слёзы. Прямо за её спиной находилась табличка «Вернусь через 15 минут», которая стояла там уже полдня, а наверху на обоях было начерчено имя древнеиндейского бога непонятно кем и непонятно зачем. Я будто бы находился в извращённом театре абсурда. — Это было… Восхитительно! — Дамуко выпрыгнула из кресла, разрушая натянутую нами тишину словно военный снаряд. — Особенно последняя сцена! У меня аж мурашки по спине пробежали! Она яростно жестикулировала, и в конце обернулась на Джин и Мортимера. Я заметил неискренность улыбки в уголках её глаз. — Это было так круто, скажите? Прямо как по-настоящему! Надо будет ещё раз сыграть, но в следующий раз я хочу быть предателем…! Она снова мотнула головой, останавливая взгляд на мне, и я увидел скрытую мольбу подыграть ей. Я был бы рад это сделать, но только у меня совсем не осталось сил. Я почувствовал грусть и благодарность этой девочке, которая изо всех сил старалась заглушить мои последние слова, чтобы сохранить нашу с Реном дружбу. Видимо, она тоже почувствовала первый порыв приближающегося шторма.