Raven Thorn

      Кажется, это конец. Эта мысль вертелась в моей голове всё утро, не до конца мной осознаваемая, и в конце-концов, вылилась в оформленную фразу. Кажется, это действительно был конец.       Рен со мной больше не разговаривал, а во мне боролись два полярных желания. Мне хотелось как можно скорее убраться из этого места и, одновременно с тем, я до смерти боялся возвращения обратно. Потому что, видимо, это действительно было всё.       При каждом взгляде на Рена, что-то будто придавливало меня к полу. Отчего-то я знал точно, что как только мы доберёмся до города, он уйдёт. Исчезнет так же внезапно, как и появился. И я больше никогда его не увижу. Я мысленно вернулся к тому дню, когда встретил его впервые. Почему я пошёл за ним тогда? Я помню, что шёл дождь. Я вышел из здания банка на обед в компании Рена, и больше туда не вернулся. Мы зашли в небольшое кафе. Рен рассказывал мне про Игру и постоянно таскал у меня чипсы из тарелки. Это было странно, но на тот момент мне уже казалось, будто я знал его сто лет. Возможно, дело было в его манере общаться или, возможно…       Мои мысли прервала Дамуко. Она оставила мне чашку с кофе на стойке регистрации, о которую я всё это время опирался, и несмело улыбнулась, будто извиняясь за то, что отвлекла. Я опять ощутил перед ней признательность. Она будто читала мои мысли и переживала их наравне со мной. Раньше я не замечал, насколько она была чуткой.       Часы добрались до восьми утра. Мы так и не легли спать. Юта так и не вернулась. — Первый поезд завтра в девять, — сказал Мортимер. Он тоже посмотрел на время. — Мы встанем пораньше и уедем на нём. Только надо постараться как-то связаться с Ютой. Она оставляла тебе свой номер, Дамуко? Та рассеянно покачала головой в ответ. — Что, совсем никаких контактов? — Только е-мейл, — сказал я. Моя рука скользнула в карман, нащупывая измятую записку. Я вытащил её и оставил на стойке, рядом с табличкой. В моей голове промелькнула жуткая параллель с надгробием и цветами. Я поспешно отвернулся от стойки и опустился на ближайшее сидение. — Город просыпается, — сказал Рен. — Этой ночью была убита Юта, и она выходит из игры. У кого какие предположения? — Прекрати, — осадил я его. — Она просто уехала в город по делам и осталась там на ночь. — Видимо, она планировала успеть смотаться в город за пятнадцать минут, да? Не глядя на меня, Рен прошёлся до стойки, вставая на опустевшее за мной место, и демонстративно щёлкнул ногтем по пластмассовой табличке, будто в насмешку стоявшей там уже почти сутки. — Надеюсь, ты уже рассмотрел версию, в которой я её похитил? — холодно добавил он, обращаясь взглядом к табличке. — Мне не терпится услышать твои доводы… — Ладно вам, ребята, хватит. — Мортимер поднялся с места, поднимая руки в примирительном жесте, и попытке пресечь ещё одну зарождающуюся ссору. Рен взял в руки клочок бумаги, оставленный мной, и обратил всё своё внимание на него. Он вглядывался в бумажку добрых десять минут, будто старался найти в ней скрытое послание. Мне же вдруг показалось абсолютно нереальным, что это место может отпустить нас так просто. Я подумал, что как только мы попытаемся сбежать отсюда, двери окажутся намертво запертыми, окна — заколоченными, и нам только и останется, что метаться здесь как зверям в клетке, пока мы все не сойдём с ума, пока…       Конечно, всё оказалось не так. Парадные двери заперты не были, равно как и подъездные ворота. Из высокого окна в холле даже была видна часть железной дороги, и из-за этого путь побега выглядел абсолютно реальным, только руку протяни. Я протянул руку и упёрся кончиками пальцев в холодное оконное стекло.       Весь день прошёл как в тумане. Время тянулось как смола, и ничего не происходило. Сперва мы заняли себя тем, что попытались оттереть то слово со стены. К моему удивлению, оно сошло почти сразу же, как будто его никогда там и не было, не пришлось даже прилагать больших усилий. Я даже на секунду подумал, а что если всё это время оно являлось лишь плодом нашего коллективного воображения? Может, и Юты тоже никогда не существовало?       Позже мы прошлись по всем доступным номерам, и вытащили всё, что смогли найти, с полок маленьких холодильников. Из еды там оказался только шоколад, зато выбор напитков был более чем приемлем: несколько банок пива, газировка и маленькие стеклянные бутылки с алкоголем разной крепости. Когда стемнело, мы все собрались в комнате ребят, потому что она была просторней. Дамуко смешала все напитки в миске для пунша и получилась совершенно отвратительная смесь. Потом она же, предварительно заперев дверь, торжественно обошла периметр комнаты с солонкой в руках, оставляя белую дорожку на полу за собой. В конце она рассыпала остатки соли посреди комнаты, прямо перед Джин, которая всё это время сидела там по-турецки, торжественно выпрямив спину. На её голове была повязана розовая лента Дамуко, за которую им кое-как удалось заткнуть две зажженные ароматические палочки, найденные на просторах пансионата, которые теперь разносили по комнате противный запах ванили. Джин сложила руки в молитвенном жесте и принялась зачитывать с экрана смартфона какую-то белиберду на латыни. С учётом того, что на ней в этот момент была надета потёртая футболка с логотипом Led Zeppelin и старые пижамные штаны, выглядела Джин пугающе органично. По сравнению с тем, как неловко она вела себя в повседневной жизни, при исполнении сего сомнительного действа, она будто, наконец, оказалась в своей стихии. Дамуко бросилась животом на кровать и застыла, подперев голову одной рукой и с интересом наблюдая за происходящим. — Почему латынь? — спросила она, как только Джин отчитала свою роль. — Ну, латынь, она как бы считается универсальным языком, — ответил за неё Мортимер, которому в одиночку удалось опустошить уже полмиски коктейля «от Дамуко». — Ну, знаешь. Типа Бейсика. Дамуко кивнула и предложила Мортимеру прочитать что-нибудь, отгоняющее злых духов, на Бейсике. Он пьяно рассмеялся в ответ.       Несмотря на довольно бодрое начало вечера, постепенно наш задор сошёл на нет. Сначала мы пытались занять себя разговорами, потом картами. Рен в этом почти не участвовал, он сидел на подоконнике и всё время смотрел куда-то в сторону пляжа. Нехотя время перевалило за полночь. Меня жутко клонило в сон, но я твёрдо решил, что спать сегодня не буду. Все мы делали вид, будто просто коротаем время до утра, но на самом деле, всем было очевидно, что мы просто ждём. И, когда маленькая стрелка часов приблизилась к трём, это случилось снова. Из коридора послышался белый шум.       Мы о чем-то болтали с Мортимером в этот момент, но услышав шипение, тут же замолчали. — Это, должно быть, мёртвые. Пытаются с нами связаться, — ровно заметил Рен. Я вздрогнул от его слов. Рен же даже не пошевелился, продолжая глядеть в пустоту перед собой. Мои пальцы непроизвольно сжались, и я ощутил, как ногти впились в ладонь. Мне было страшно. Совсем не так, как бывает перед важным собеседованием. Такой страх я не испытывал с самого детства, с тех времён, когда прятался под одеялом от монстров и никогда не спускался без фонаря в подвал. Это было невыразимое чувство. Мне казалось, что если мы покинем эту комнату, разорвём наш соляной круг, случится что-то непоправимое. Мы больше никогда сюда не вернёмся. То, что снаружи, нас никогда не отпустит…       Звук был противным. Как будто кто-то рвал бесконечную полоску бумаги прямо у тебя над ухом. — Наверное, лучше выключить это, — заметил Мортимер. Я молча кивнул. Это было просто неисправное радио. Исчезнувшие люди были никак с ним не связаны. Появившееся из ниоткуда слово на стене было никак с ним не связано. Все эти события никак не связаны между собой, и было бы чистым безумием думать иначе.       К собственному удивлению, я первым оказался на ногах, а в следующее мгновение уже с готовностью держался за дверную ручку. В голове в тот момент было пусто. Все, кроме Рена, поднялись вслед за мной. — Идите, — обронил Рен. — Я вас здесь подожду.       На сей раз мы решили обойтись без бесполезного торчания под динамиками и сразу же направились вниз. Свет в коридоре никто зажигать не стал, и я подумал, что это из-за того, что если его включить, то снова можно будет увидеть ту стену. И если она вновь окажется не пустой, то…       Вчетвером мы спустились вниз и сгрудились у пульта, находившегося за невзрачной дверью под лестницей. Красным цветом на нём горело несколько кнопок. Ближе всех к пульту оказался Мортимер. Он протянул руку но, вместо того чтобы просто отключить звук, взялся за колёсико и попытался его выправить. Количество помех постепенно уменьшилось, и слова звучащей песни стали куда разборчивее. Это была та же песня, что играла и прошлой ночью. Мортимер немного пошатнулся и устало уткнулся лбом в стену. Не сговариваясь, какое-то время мы вчетвером просто вслушивались в текст, как будто он мог нам объяснить всё, что здесь происходит. И тут, стоящая рядом со мной Джин вдруг подхватила слова и, к моему изумлению, пропела целую строчку своим тихим мелодичным голосом. Мортимер щёлкнул пальцами. — Точно, я вспомнил эту песню, — сказал он. — Мы её пробовали играть несколько раз, да ведь, Джинни? My lighthouse-my lighthouse, shining in the darkness, I will follow you… — Помню, — отозвалась Джин. — Лучшая песня про маяк. Моя рука сама потянулась к выключателю, и красные кнопки погасли. Песня прервалась.       Я внезапно осознал, что мы только что оставили Рена в комнате одного. Моё сердце подскочило к горлу. Что, если его там уже нет?       Я развернулся и, никому ничего не объясняя, кинулся обратно по ступеням вверх. Я вслепую продирался сквозь темноту, в то время как моя паника приближалась к крайней черте, и, когда до комнаты оставалось с десяток футов, я был уже на грани истерики.       Почему я это сделал? Почему оставил его? Конечно же, его там уже нет, он уже растворился в воздухе, исчез, так же внезапно, как и появился…       Рен никуда не делся. Он всё также сидел на подоконнике и даже не обернулся, когда я, наверняка, с ужасной одышкой, распахнул дверь и так и застыл в проёме, тяжело опираясь одной рукой о косяк. Мортимер и девочки вернулись в комнату вслед за мной с задержкой в несколько секунд. Никто никому ничего не сказал, и мы снова расселись по своим местам.       Я почувствовал себя обессиленным. Я думал, что уснуть этой ночью будет невозможно, но мы были настолько вымотаны предыдущими бессонными ночами и собственными переживаниями, что в какой-то момент меня начало рубить. Потом я на секунду закрыл глаза, откинул голову, стукнувшись затылком о каркас одной из кроватей, и больше не менял своего положения до самого утра.       Выходило так, что я провалился в сон около трёх ночи и очнулся около семи утра от посветлевшего предрассветного неба за окном. Осознав, что уснул, я подскочил на месте как ужаленный и поспешно оглядел комнату. Джин свернулась калачиком на одной из кроватей, Мортимер заснул в кресле. Рен тоже был здесь и тоже спал. Моё сердце пропустило удар и ухнуло вниз.       Дамуко исчезла.       Я лично оббежал весь отель, снизу до верху, проверяя каждую незапертую комнату, выглядывая из каждого окна — Дамуко просто испарилась. Мортимер и Джин сперва помогали мне в этом, а Рен всё время просидел в главном холле, полуразвалившись в кресле, и выглядел совершенно незаинтересованым происходящим. — Дамуко, она… — Мортимер стоял, прислонившись к стене, и прижимал одну руку к голове, словно она у него внезапно разболелась. — Вы её просто не знаете. Она, конечно же, не могла упустить такой шанс и не разыграть всех нас. Это очень глупо и безответственно с её стороны, но в этом вся она. Пока мы тут с ног сбиваемся из-за её поисков, она, наверняка, отсиживается где-то снаружи, может быть, уже ждёт нас на станции. Может, она вообще уже дошла до дороги, поймала попутку и уехала в город, это вполне в её стиле, знаете. С неё станется… Джин всё это время стояла рядом с ним, глядя в пол, и теребила волосы. По её лицу, как обычно, трудно было понять, о чём она думала. Она беспокоилась за подругу или просто высчитывала в уме угол между плиточным швом и краем половицы? На часах было начало девятого. — Что нам теперь делать? — растерянно спросил я. Мортимер неопределённо пожал плечами, и я, по-привычке, перевёл взгляд на Рена. Оказывается, Рен наблюдал за мной и, заметив моё внимание, вопросительно поднял брови. — Тебе показать, где я спрятал тело? — спросил меня он. — Или дать тебе подсказку, попробуешь сам догадаться? — Это не смешно. — Разве я смеюсь? — Ребята, я уверен, что с Дамуко всё в порядке, — прервал нас Мортимер. — Честное слово, что с ней могло случиться? Рен поднялся с места и направился в сторону выхода из пансионата. — Ещё пару часов в этой богадельне, — сказал он, на ходу застёгивая пальто, — и я окончательно сойду с ума.       Снаружи отеля было тихо — ни ветра, ни птиц. Будто бы само время застыло на месте. Вместо того чтобы пойти к главным воротам, дорога от которых вела прямо к станции, Рен почему-то направился к маленькой калитке, от которой грубые ступени спускались вниз, к пляжу. Я беспрекословно направился за ним, а Джин и Мортимер — за мной. Мы прошли мимо никем не тронутых автомобилей постояльцев пансионата, стоящих на парковке. Никто не спросил, куда мы идём, когда мы стали спускаться к берегу. Почему я всегда следовал за ним?       Всё время, что мы шли к маяку, я смотрел прямо в спину Рена. Если бы я тогда хоть раз оглянулся по сторонам, скорее всего, я бы смог заметить несколько странных вещей на песке. Но я не оглядывался. В полной тишине мы прошли мимо заброшенного паба, где ночевали в первую ночь, и, когда мы приблизились к ржавой покосившейся изгороди, я, наконец, осмелился обратиться к Рену: — Ты хочешь лезть туда? — А у тебя есть другие предложения? — он мрачно оглянулся на меня через плечо, не сбавляя шага. — Нет, — я неуверенно оглянулся на Джин и Мортимера. — Но скоро ведь подойдёт поезд, и… — Ты предлагаешь уехать без неё? Оставить её здесь? — Нет, но… Мы ведь даже не знаем… Достигнув ржавых прутьев с удачно расположенным под ними камнем, Рен с непоколебимой уверенностью взобрался на него, а потом одним движением перемахнул через ограду, никак не отреагировав на меня. Я замер у самой решётки, будто бы натолкнувшись на невидимую стену, и посмотрел в спину удаляющегося от нас Рена.       …Ответ был очень прост. Я шёл за ним всегда, потому что Рен выглядел так, будто у него в рукаве припрятан сценарий, и он прекрасно знает, что нужно делать. Будто бы он знает, что с ним не случится ничего плохого, и он никогда не ошибётся. И каждую свою ошибку он умудрялся обставлять так, будто он всё так и задумывал с самого начала, что всё нормально и ничего страшного так и не произошло. Но в какой-то момент всё стало сложнее. Мне стало труднее плыть по течению и появилось желание анализировать каждый свой шаг. И тогда-то до меня и дошло, что никакого сценария у Рена нет. И тогда ме стало страшно.       Я обернулся на Джин и Мортимера. — Ждите здесь, хорошо? — сказал я и добавил, обращаясь к Мортимеру: — Пригляди за Джин. Я повернулся и направился вслед за Реном. Как и всегда.       Дело было ещё и в том, что когда ты сталкиваешься с опасностью лицом к лицу, и на побег у тебя нет шанса, а рядом с тобой находится другой человек, у тебя есть две возможных модели поведения. Первая, это когда ты прячешься за него. И вторая — когда прячешь его за себя. Мои ноги ощущались ватными и совершенно меня не слушались, но каким-то чудом мне тоже удалось перебраться на ту сторону. — Рен! — мне пришлось перейти на бег, чтобы нагнать его у самой лестницы и схватить за руку. Рен резко обернулся с тем выражением, будто собирался высказать мне в лицо всё, что у него накипело, но я опередил его. — Я пойду с тобой, — быстро сказал я, — но только держись позади меня. Ладно? Рен осёкся.       Я хотел защитить его, потому что Рен был ниже ростом, вечно напрашивался на неприятности и мог наделать много глупостей в пылу. Потому что у него, как и у меня, не было никакого сценария. И потому что я действительно боялся. За него.       Я отпустил его руку и первым направился к неровным ступеням, ведущим к огромной деревянной двери. Поднявшись по ним, я потянул её на себя, и дверь поддалась мне с премерзким скрипом. Рен безмолвно последовал за мной, когда я ступил внутрь. Из-за хлынувшего скудного света с улицы, было возможным различить первый винт лестницы, которая тянулась вверх и исчезала в темноте. Я проследил взглядом уходящие вверх ступени, и они показались мне бесконечными. Фонарь на телефоне высветил из темноты не больше метра впереди нас. У меня возникло чувство, будто мы оказались на дне круглого пустого колодца, настолько глубоко, что света наверху было не видать. От стен исходил солёный запах тяжёлой сырости. Я поставил ногу на первую ступень — она была узкой и скользкой. Мы двинулись с Реном наверх в молчании. Я старательно смотрел под ноги, и в голове моей смешалось такое количество мыслей и переживаний, что не было возможности вычленить ни одну из них. Тем не менее, мне почему-то становилось спокойнее, когда я думал о том, что Рен находится позади меня, и, когда мы столкнемся с чем-то, находящимся наверху — что бы это ни было, — у него будет больше возможностей спастись. — Слушай, — вдруг в какой-то момент сказал Рен, и его голос отдался глухим эхом в замкнутых на себя стенах. — Тут такое дело. Я хочу тебе кое-что сказать. Это насчёт е-мейла, который нам оставила Юта для моего резюме… Я вдруг вспомнил, что так и не написал ему резюме, хотя и обещал. На меня напало странное чувство. — Я напишу его тебе, когда вернёмся, хорошо? — пообещал я ему дрогнувшим голосом. — Что? Да нет же, я не об этом. То есть, резюме тут совершенно не причём. Я вообще-то хотел сказать про другое… Внезапно пятно света выхватило потолок над нами, который с каждым моим шагом стал неумолимо к нам приближаться, и моё сердце ощутимее застучало в ушах. Спустя пару ступеней в зоне видимости появилась и дверь, ведущая наверх, в комнату смотрителя. — Понимаешь, я не совсем уверен в этом, — продолжал говорить Рен, пока я пытался успокоить дыхание, — потому что я до сих пор не до конца понимаю, к чему это всё… Я слушал его вполуха. Дверь наверх оказалась на расстоянии вытянутой руки, оставалось только протянуть её, толкнуть и покончить со всем этим. И именно последнее мне хотелось сделать больше всего. Я передал телефон Рену и двумя ладонями упёрся в эту дверцу, приложив всю силу, чтобы её поднять. Мои руки дрожали. — …Я ведь тот дневник полностью прочитал. И почерк в нём был такой специфический и запоминающийся. Я уже сказал, что не вполне уверен в этом, я не сверял, но мне кажется, что почерк в дневнике и почерк Юты…       Внезапно дверь распахнулась сама, будто кто-то дёрнул её с той стороны — и меня ослепило искусственным светом. Как только мои глаза смирились с произошедшим контрастом, я увидел над собой лицо Юты. Из-за её плеча выглядывала радостная Дамуко. А следом за ними в поле зрения появились четверо бесследно исчезнувших постояльцев, с которыми нам так и не удалось нормально познакомиться.       В комнату смотрителя было проведено электричество, там был интернет-роутер, несколько матрасов и недельный запас еды. Оказалось, что там вполне можно было прожить безвылазно в течение нескольких дней без особых неудобств, развлекая себя наблюдением за постояльцами отеля с мониторов камер наблюдения. Вообщем-то именно этим вся эта компания там и занималась.       Юта окрестила это интерактивным перформансом. В заготовке буклета, распечатанном на принтере, которую она мне протянула, было написано про незабываемый и уникальный экспириенс, потворство интуиции и единение с природой. Я не особо вчитывался, если честно, потому что чувствовал себя, будто бы меня огрели обухом по голове. — Мы артисты, — сказала Юта, когда мы в полном составе уже спустились вниз. Она стёрла свою ужасную чёрную подводку с глаз, надела более привычную для себя одежду, выпрямилась. Смотрелась она совершенно другим человеком, смущённо улыбалась, и казалась очень даже симпатичной. Мне показалось, что у неё даже голос изменился. Попутно извиняясь за все перенесённые нами неудобства и неприятности, она пообещала накормить всех отменным ужином и отблагодарить как пологается. Оказавшись внизу, Дамуко первым делом бросилась к Джин и Мортимеру. Они обрадовались подруге и не слишком-то сильно удивились остальным явившимся. Судя по тому, что Рен пытался мне задвинуть внутри постройки маяка, он тоже догадывался о подобном исходе, и из-за всего этого я чувствовал себя последним болваном, которого удалось обвести вокруг пальца. — Мы решили открыть подобное интерактивное шоу для людей, которые бы хотели провести отдых в необычной обстановке, — продолжала Юта после того, как мы все плавно переместились на дощатую пристань, находящуюся недалеко от маяка, чтобы не утопать по колено в песке. — Но перед этим нам предстояло провести исследование, будет ли на подобное спрос и как люди в принципе будут себя вести в таких обстоятельствах. Денег у нас почти нет, нам с моей бандой удалось арендовать это здание недавно закрывшегося пансионата через знакомых, а моя подруга сказала, что сможет помочь нам с испытуемыми. Она толком не объясняла, откуда будет вас брать, только сказала создать страницу Вирджинии Дэир, нашего выдуманного автора дневника, на фейсбуке и оставить геоотметку здесь. Вы, кстати, наша пятая по счёту фокус-группа. Потом Юта наспех познакомила нас с четырьмя своими друзьями. Если бы я рассказывал всю эту историю своим детям или какому-нибудь случайному знакомому в баре, представляю какое разочарование бы ждало моих слушателей в конце. — Наше представление это пока что черновой вариант, мы всего лишь проверяли поведение участников, сможете ли вы сами догадаться проверить маяк, например. На следующей неделе к нам приедет больше людей, и мы запустим пробу уже официально. От нас, накануне вашего приезда, уехали двое коллег по личным причинам, у нас совсем не хватало людей. Мы уже отчаялись и хотели отказаться от последнего испытания, но нас, очень кстати, выручила Дамуко. Мы с ней поговорили, и она с радостью согласилась нам помочь. В её задачу входило наталкивать вас на нужные мысли, в случае, если вы потеряетесь, и нагнетать атмосферу. Она написала слово на стене, ставила таймер на аппаратуре, чтобы вас будило радио ночью, подкинула вам обратно дневник Вирджинии. Она даже ничем не выдала себя, хотя этого мы больше всего и боялись. В будущем мы собираемся ввести в историю больше элементов квеста и сделать её более цельной. А пока, не могли бы вы оставить нам отзыв о своём впечатлении, желательно развёрнутый? Юта смущённо протянула мне три перехваченных скрепкой листа формата А4. Я тяжело вздохнул, взял из рук Юты форму и опёрся спиной о старое заграждение, отделявшее пристань от воды.       А теперь, на этом самом моменте, пришло время открыть один секрет. На самом деле, я начал рассказывать всю эту бестолковую историю вовсе не ради этого вымученного твиста в конце — уж увольте. Мне бы и в голову не пришло выносить на всеобщее обозрение собственную мнительность и паранойю. Просто я не знал, как было лучше подвести всё к тому, как мы оказались на этой пристани, и какие мысли в тот момент крутились в моей голове. Эта длинная старая деревянная пристань, на которой я лежал в первый день нашего приезда сюда, с которой, собственно, и начался мой рассказ — именно она была самой важной частью всей этой истории. На самом деле, несмотря на мои недавние слова, я был бы безмерно рад, если бы всё на ней же и закончилось прямо сейчас. Я был бы рад, если бы в тот день больше не произошло ничего примечательного, и мы все бы просто разъехались по домам, а потом травили бы эту байку направо и налево, троекратно приукрасив её собственными выдумками и гипертрофировав до неузнаваемости. Но, к сожалению, это было вовсе не концом всей моей истории, а скорее уж, началом новой.       …Ограда за моей спиной вдруг пошатнулась. Я услышал неприятный скрежет старого металла, а вслед за этим ощутил позади себя пустоту. Чувство падения. Холод. И тьму.