Raven Thorn

      Стояло просто адское пекло. Несмотря на падающую на меня тень от навеса автобусной остановки, легче мне не становилось. Пластиковая скамейка под спиной была отвратительно тёплой, но мне было страшно менять положение, потому что, казалось, что любое лишнее движение принесёт лишь большую муку.       Дышать — невозможно.       Я мученически выдохнул, снял с лица расправленную газету и чуть повернул голову в сторону. — Что ты делаешь? — спросил я Рена, держащего в одной вытянутой руке мой телефон, а другой цеплявшегося за столб знака автобусной остановки. Он обернулся ко мне, улыбнулся уголком губ и крикнул в ответ: — Селфи! Мы находились тут уже целую вечность, а ни одного автобуса до сих пор не проехало мимо. Я снова укрылся от солнца газетой. Спустя какое-то время, Рен вернулся ко мне, сел рядом и украл газету. — Где этот грёбаный автобус? — спросил я у него. — Не знаю, — равнодушно отозвался он. — Вообще-то, мне без разницы. Можно ведь вообще никуда не ехать. — В смысле? — я нашёл в себе силы, чтобы подняться и сесть на скамейку, упираясь спиной в стекло. Футболка у меня была мокрая от пота, и волосы тоже, и сама скамейка — вообще абсолютно всё было мокрым. Рен сидел, закинув ногу на ногу, и обмахивался моей газетой. Мне показалось, что делал он это только для вида — судя по всему, жара ему ничуть не докучала. — А что же нам делать здесь? — спросил я Рена. Тот просто пожал плечами. — То же, что и обычно — ничего. Какая разница-то? Уехать всегда успеешь. Потом Рен вернул мне газету и снова полез в телефон. Я, между делом, обвёл взглядом безжизненный пейзаж вокруг. Пыльная колея, отмеченная полосами шин, пара погибающих от жары деревьев, земля с красноватым отливом и ни одного признака цивилизации вокруг. Как нас вообще сюда занесло? Сдохнуть можно. Из Рена, как обычно, энергия била ключом. Он придвинулся ко мне ближе и сделал ещё несколько селфи, на этот раз с моим участием. Потом он поднялся на ноги и принялся мельтешить у меня перед глазами. — Очень слабое соединение, — жаловался он. — Новостная лента три дня грузится. Кстати, что это за прикол такой с «Алекс, врубай Despacito»? Кто такой Алекс? Это какой-то мем, что ли? О, смотри-ка, оповещение! На меня кто-то в твиттере подписался. Надо бы фотку запостить. Чёрт, здесь даже 3G не работает… Я послал взгляд полный ненависти солнечному диску на небе. Рен зачем-то подбросил мой телефон вверх на несколько метров, поймал его, быстро посмотрел на экран и повторил свой фокус. — Я видел это, — произнёс он, снова хватая телефон на лету, — в каком-то фильме, кажется. Если подбросить достаточно высоко, антенна может поймать сигнал спутника и твит отправится. — Ерунда какая-то, — пробормотал я. Мне вдруг стало неуютно. Это чувство даже не было связано с телефоном, который только что чуть ли не шмякнулся об землю — Рен успел поймать его в нескольких сантиметрах от неё. Мне вдруг показалось, что мы что-то делаем неправильно.       — Чёрт… Рен расстроено посмотрел на экран, потыкал в него пальцем и разочарованно цокнул языком. Снова вернулся под навес, сел на скамейку и бросил телефон мне. — Соединение вообще пропало, — убитым голосом сообщил он. — Теперь даже связь не ловит. Вся энергия из него сразу же улетучилась. Он выглядел таким несчастным, словно мобильный интернет был единственным смыслом его существования. Я невидящим взглядом посмотрел на время на экране, не запомнил его и машинально убрал телефон в карман. — Слушай, — повернулся я к Рену. — Кажется, я понял. Мы просто не там ждём. Нам нужно на другую остановку. — Думаешь? — переспросил он и снова пожал плечами. — Как хочешь, можем пойти на другую.       Как это ни странно, но как только мы ушли от той остановки, стало намного прохладнее. Рен посмотрел на меня и как-то грустно сказал: — Сейчас дождь пойдёт. И действительно, как только на горизонте показалась ещё одна остановка, по виду — точно такая же, начался настоящий ливень. От такой смены погоды у меня даже началось подобие астмы. На грудь будто опустили булыжник, и стало трудно дышать. Я никогда астмой не страдал, но, судя по моим симптомам, это была именно она.       Мы снова нашли укрытие под навесом, на этот раз — от дождя. Я оперся спиной о стекло и положил руку себе на рёбра, ближе к ключицам, пытаясь отдышаться. Воздух будто полностью пропитался водой, вдыхать его было почти нереально. Рен сидел спиной ко мне и рисовал что-то на запотевшем от его дыхания стекле. Одну ногу он свесил, а другую подобрал под себя. Я заметил, что дождевые потоки уже подбираются к носу его кеда. — Знали бы, захватили бы с собой швабру, — насмешливо сказал он, повернувшись ко мне, и меня словно током дёрнуло. Он быстро стёр с лица улыбку и сказал: — Это шутка такая. — Я где-то слышал уже это раньше, — пробормотал я, хотя слова сейчас и давались мне с трудом. — Ох, ну извини, что я не отличаюсь оригинальностью! Эй, ты куда? Я думал, мы ждём автобуса. Мне отчего-то жутко захотелось убраться от этой остановки, и чтобы Рен больше ничего не говорил, потому что от каждого его слова мне всё больше становилось не по себе. — Ах, вот и он, кстати.       Я резко остановился, как только Рен произнёс это, и обернулся назад. Прямо рядом со мной затормозил автобус и в приглашающем жесте распахнул двери. Я заглянул внутрь, и на душе вдруг сразу же стало спокойно. Внутри можно было спрятаться от дождя и всех неудобств, которые он с собой нёс. И моя астма, конечно же, тоже прекратиться, как только я туда войду, иначе и быть не могло.       Я сделал несколько шагов к раздвижным дверям, но тут же был остановлен вцепившимся мне в руку Реном. Я даже не заметил, как он успел ко мне подобраться. — Подожди, — быстро сказал Рен. Выглядел он отчего-то напуганным. — Не уходи, ладно? Останься. — Что? Зачем? — не понял я и попытался вырвать свою руку из его захвата. Мне очень хотелось уйти. — Просто останься, ладно? Не надо уходить, ещё слишком рано. — Рано для чего? Мне было уже настолько плохо, что картинка расплывалась перед глазами, будто я смотрел на мир через мокрое стекло. Избавление от этого кошмара казалось таким близким и таким же невозможным.       Тут на моё плечо опустилась чья-то рука. Я обернулся назад и увидел лицо Анны. Моё сердце сделало радостный финт в районе горла, я сразу же позабыл и про астму и про расплывающееся зрение. А потом она вдруг обвила мою шею руками и соединила наши губы в поцелуе. И в этот момент я готов был умереть.       Несмотря на свалившееся на меня счастье, поцелуй выходил каким-то странным. Анна то и дело игриво толкала меня в грудь, и с каждым разом это выходило всё больнее. Я хотел ей сказать об этом, но она поспешно снова тянула меня к себе и прижималась своими губами к моим. Вместо языка я ощущал её настойчивое горячее дыхание у себя во рту. Может, Анна не умела целоваться? Или, может, это я чего-то не понимал. Это был какой-нибудь поцелуй по-американски? По-немецки? И тут с очередным её толчком к моему горлу подступил сгусток жидкости. Я поперхнулся, попытался проглотить его, но она толкнула (ударила) меня раз, потом ещё раз…       И я открыл глаза. Из моего горла и носа, из лёгких и желудка, даже из глаз потоками хлынула вода. Мне показалось, что все мои внутренности пропитались этим ядрёным горько-солёным вкусом. Я попытался откашляться, попытался вдохнуть воздух, преодолевая горловые спазмы и рвотные позывы, и когда мне показалось, что я готов снова потерять сознание, мне, наконец-то, удалось сделать первый самостоятельный вдох. Я выплеснул из себя всё, что только было можно, и отдышался до такой степени, что чёрные точки перестали заслонять мне всё видимое пространство. — Анна… — пробормотал я, поднял взгляд и увидел лицо нависшего надо мной Рена.       Он тоже был мокрым до нитки, с его одежды и волос потоками лилась вода. Я не видел никого из сгрудившихся вокруг людей — ни моих побледневших друзей, застывших надо мной в полном молчании, ни Юту, с выражением шока на лице прижимавшую раскрытую ладонь ко рту — никого. Потому что я ещё никогда не видел Рена таким. Ещё никогда и ни у кого я не видел такого яркого выражения страха на лице. Рен утёр одной рукой лицо, но вода продолжала стекать по его щекам и собираться на подбородке. Он дрожал как осиновый лист и никак не мог отдышаться. И ещё он плакал.       Убедившись, что я живой, Рен улыбнулся мне через силу своими подрагивающими губами, Юта закатила глаза и издала полукрик-полустон, преисполненный облегчения. Все как по команде отмерли. Дамуко ринулась ко мне и принялась тянуть вверх за руку, они с Мортимером помогли мне встать. Я повернул к ним голову, пытаясь определить свой взгляд на них, но перед глазами всё ещё стояло лицо Рена, который лишь немного отодвинулся в сторону, позволяя им забрать меня у себя, оставаясь сидеть на земле.       Позже, когда все более менее пришли в себя, настала пора прощаться. Прощание вышло скомканным и каким-то неловким, и через полчаса мы впятером уже сидели в поезде, который нёс нас обратно в город. Мы почти не разговаривали, и я, по большей части, смотрел себе под ноги, потому что при взгляде за окно, на этот чёртов океан, меня начинало тошнить. Несмотря на то, что я изверг из себя галлоны воды, у меня, наверное, осталось в голове ещё с пинту.       …Только теперь я понял, почему он смеялся надо мной тогда. То, что происходило между нами раньше, было лишь глупой игрой и притворством, я совсем не знал его, не знал его настоящих мыслей и чувств. Искренность между людьми меня всегда пугала, и, разбрасываясь своими словами как мусором, на деле, я, возможно, был не готов узнать то, что он скрывал ото всех за своей повседневной маской. И Рен всегда понимал это. А я - нет.