Raven Thorn

      До середины осени мы жили в квартире под самой крышей, в эдаком подобии необитаемой мансарды. Дом находился рядом с аэропортом и далеко от ближайшей автобусной остановки, поэтому был почти незаселён. Кажется, на первом этаже жил какой-то клерк и одинокая вдова – я их никогда не видел, только иногда натыкался на их почту. Дом был пустой и неуютный, но район мне нравился. Жаловаться вообще было грех, ведь ренту мы не платили. Время от времени мы скидывались и давали вахтёру на лапу, чтобы тот помалкивал, но в последнее время он начал страдать провалами в памяти и теперь вообще обращался с нами как с полноправными съёмщиками. Квартира была огромной и двухэтажной, помимо нас с Реном здесь жили ещё люди. На первом этаже в самом конце коридора комнату занимал один бизнесмен. Он был иностранцем и абсолютно не втыкал по-нашему, поэтому общаться с ним было возможно лишь на языке жестов. Ещё были две девчонки – они занимали одну комнату на двоих и вообще держались особняком. У одной были потрясающие длинные волосы с медным отливом, а вторая носила короткий ёжик. В самом начале я запал на длинноволосую, но она почти сразу же тактично меня отшила. Я, к слову, так и не понял, были ли эти двое сёстрами, подругами или, может, больше, чем подругами – особенно пообщаться я с ними не успел, хотя бы потому что в доме мы с Реном объявлялись, дай бог, раз в неделю. С кем я успел пообщаться, так это с Тэдом. Он жил почему-то на чердаке, хотя в квартире пустовала ещё парочка комнат, и почти оттуда не спускался. Поэтому общался в основном только со мной, так как мы с Реном занимали второй этаж. По словам Тэда, он страдал агорафобией, но, не смотря на свои заскоки, он был отличным собеседником, и мне нравилось с ним периодически болтать. Он часто цитировал Канта и Солженицына, был фанатом Хокинга и даже, тайком от всех, писал диссертацию по космологии, хотя никакой степенью не обладал и нигде не учился. Короче, он был клёвый, хоть и сумасшедший.       Жили мы припеваючи, пока несколько месяцев назад в паре кварталов от нас не начали строить здоровенный торговый центр. Вот тогда-то мы и поняли, что халява закончилась. После начала строительства сюда просто повалили жильцы. Каким-то чудом нам удавалось скрываться от бесконечного потока риелторов, но прошлой ночью к нам нагрянул наряд полиции. Приехали они по жалобам соседей на шум из квартиры на шестом этаже (чёртовы школьники снизу), и заодно пропалили и нашу контору. Ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством через чёрный ход, благо, личных вещей было немного. Я не успел толком привязаться ни к одному из соседей, но расставаться было всё равно грустно, в суматохе мы даже не успели толком попрощаться друг с другом. Я всё время сильно переживал за Тэда – как он там со своей психикой? – но потом подумал, что его чердак, наверняка, обнаружат очень нескоро, и немного успокоился.       На улице в этот сезон было уже жутко холодно, и мы с Реном вынужденно потащились до круглосуточного макдака. Он терпеть не мог фастфуд, а у меня не было денег, поэтому все остались довольны. Под запах французской картошки и вощёной бумаги мы, оба подавленные, сидели в самом конце зала, чтобы официанты не слишком доставали, и мысленно свыкались с фактом, что мы теперь бездомные не только официально, но и на деле. Я пытался согреть руки разными способами и, одновременно с этим, бороться со сном. Рен сидел напротив и копался в моём телефоне. Я смотрел на голубоватый отсвет экрана на его сонном лице, который периодически сменялся белым светом страницы загрузки. Мы молчали, давая друг другу время переварить произошедшие события. Рен подал голос только ближе к трём часам. - Неудивительно, что это случилось, - сказал он. – Мне сегодня снилось, как я стоял на кафедральной площади, и ко мне подошёл лось. Каждый раз, когда мне снится лось, происходит что-то отстойное. Он поднял голову с рук и развернул смартфон экраном ко мне. - Новое задание пришло, - сказал он и ухмыльнулся. Я потёр уставшие глаза и посмотрел на экран. В задании говорилось, что нам нужно было раздобыть счёт за газ любой квартиры из восточного района и принести его курьеру. Задание было плёвым и стоило всего пять очков, а нам как раз надо было себя чем-то занять. Нужный район находился за пару километров отсюда и мы, не теряя времени, отправились тотчас же.       На полпути Рена внезапно сразила лень, и пришлось тащиться до ближайшей остановки метро и прыгать через турникеты, а потом ещё нестись по эскалатору от пожилого контролёра. Метро я ненавидел, но в четыре утра оно хотя бы не было забито людьми под завязку. Однако от этого дурацкого запаха – запаха пыли, металла и чего-то ещё, - который было ни с чем не спутать, спастись было невозможно. На электропоезде мы делали здоровенный крюк, так что я даже успел немного задремать, притворившись, что впал в глубокие раздумья. Но Рен это заметил и сразу же пресёк, заставив меня оставшийся путь ехать стоя, а сам уселся на моё нагретое место.       Вышли мы в самом конце ветки. Я никогда не был в восточном районе и Рен, по-видимому, тоже, поэтому с самого начала потащил меня не туда. Где-то через час, окончательно потерявшись в одинаковых улицах, мы набрели на карту с нами, отмеченными красной точкой, и восточным районом, судя по рисунку, находившемуся у чёрта на куличиках. - Такое ощущение, что мы всё время шли в противоположную сторону. – Я устало приложился головой о толстое стекло, за которым находилась карта, и с укором посмотрел на Рена. Почувствовав назревающее сомнение в его компетентности, Рен тут же встрепенулся. - Ничего подобного, - тут же возразил он. – Мы просто срезаем. Сейчас пройдём по мосту и выйдем как раз туда, куда нужно. Оставалось только найти мост, а это тоже было задачей не из лёгких. Но Рен, похоже, ни секунду не сомневался в своём биологическом навигаторе, и направился сразу же прямо. Я, конечно, с детства страдал топографическим кретинизмом, но всё же посмел ему возразить: - Эй, судя по карте, нам нужно идти в сторону парка. - Вовсе нет. - Вовсе да. Рен угрюмо посмотрел на меня, потому что просто ненавидел, когда я начинал с ним спорить. Рассудить нас было некому, поэтому он предложил спросить у кого-нибудь дорогу. Выбор был скуден: рядом с бистро стояли две девочки - туристы, по виду. Не считая их, улица была мертва. Мы настороженно подобрались к ним ближе, прислушиваясь к разговору. - Да они не местные, - сказал я. – Ещё и финки, судя по говору. - Прекрасно, я как раз отлично владею разговорным финским, - заявил Рен и направился к своим жертвам. - Tervetuloa, - донеслось до меня. - Minä syön ja rakastan sinua joka päivä. Mitä kuuluu? Девочки отчего-то звонко рассмеялись, тряхнув белокурыми локонами, и одна из них ответила сквозь смех: - Kiitos, hyvä. Enta sinulle? - Anteeksi.* Рен кивнул им и отошёл обратно ко мне. - И что они сказали? – спросил я, немного смущённый их реакцией. - Они сказали, - ответил Рен, - что это очень глупый вопрос. Потому что восточный район находится на востоке, а восток там, - он махнул рукой прямо. - Так и сказали? – недоверчиво спросил я. - Да, именно. - Как-то слишком коротко вышло. Рен вздохнул и сказал только, что раз я ему не верю, то могу идти и уточнять у них сам. Я сказал, что это лишнее и что, конечно, я ему верю. - А почему они смеялись? – спросил я, когда мы отошли от туристок подальше. - Старая финская шутка, - бросил Рен. - Что за шутка? - Ты не поймёшь. Она базируется на игре слов. Больше я у него ничего не спрашивал. Вскоре то ли Рен, то ли совет девочек-таки вывел нас к злополучному мосту, и нам удалось напасть на след нужного района. Рен потребовал зачитать ему оду, как лучшему в мире проводнику, но этим утром у меня было туго с рифмой, и он оборвал меня уже на второй строфе.       Восточный район был чудесным, сразу видно – из жителей одни мажоры. Миленькие домики, подстриженные газоны, никакого тебе мусора рядом с урнами, и бордюры нигде не покоцаны. Я тут же было повёл Рена к первому почтовому ящику, но он вдруг заявил, что так не пойдёт, и отправился по одной из улиц прямо, критично рассматривая каждый дом. Он залез в пять ящиков, что-то настырно разыскивая, пока не остановил свой выбор на одном из них, подзывая меня ближе. Когда я подошёл, он показал мне несколько квитанций и спросил: - Видишь? - Вижу, - ответил я. - Здесь счета за несколько прошлых месяцев. - Угу. - И что это значит, по-твоему? Я призадумался. - Владельцы давно не проверяли почту? - Это значит, - членораздельно произнёс Рен, - что если внутри дома нет сигнализации, то этот дом в отсутствие хозяев теперь в нашем полном распоряжении. Я домушником не был отродясь, и, по правде говоря, начинать не хотелось. Но Рену эта идея показалась просто замечательной, и так мы обзавелись новым домом. Сигнализации там не было, а запасные ключи валялись под перевёрнутым цветочным горшком. Мы вошли внутрь, и я судорожно принялся успокаивать себя мыслью, что мы, хотя бы, не собираемся ничего красть.       Такого уютного жилища я не видел давно. По правде говоря, я сразу же подумал, что здесь живёт пожилая леди, у которой аллергия на кошачью шерсть – ну, из-за всех этих занавесок в цветочек и кошачьих статуэток на полках, - но квитанции были адресованы на имя г-на Мото, а комнат было слишком много для старушки на склоне лет, и я пришёл к выводу, что это жилище молодой пары. Пока я осторожничал, обходя навесные стеклянные полки и высокие вазы, всё ещё очень-очень сомневаясь в правильности наших действий, Рен уже закинул ноги на один из журнальных столиков, вальяжно разваливаясь в кресле, приводя меня в абсолютный ужас таким пренебрежением к чужой собственности. - Эй, расслабься там, Хоро, - протянул он, обращаясь ко мне. – Когда тебе ещё удастся насладиться комфортом? Так-то он был прав. По сравнению с нашим предыдущим местом обитания, где не было даже обоев на стенах, это место было королевским дворцом. Я обошёл все комнаты и пришёл в восторг от кровати. В ней, конечно, была пара недостатков – она была одна и двуспальная. Но это можно было пережить. Несмотря на всю её шикарность, сон уже давно ушёл, и мне даже стало немного обидно из-за этого. Но я не мог отказать себе в слабости и не проверить матрас на удобность. Он получил десятку по всем критериям. Рен тоже перебрался в спальню и уселся за пианино, стоявшее по правую руку от кровати. - Ты умеешь играть? – спросил я, чувствуя, как чёртов матрас снова нагоняет на меня сон. - Да, я сам учился, - скромно ответил Рен, а потом, немного задумавшись, добавил: - Ну, на приложении на смартфоне. Но поверь мне, это абсолютно одно и то же. …Нет, это было определённо не одним и тем же, как оказалось. Сон мигом с меня слетел, когда я услышал эти звуки, оглушающие рассудок. Мне очень хотелось, чтобы Рен прекратил насиловать мой слух, но моё воспитание не позволило вот так прямо ему об этом сказать. К счастью, пытка продолжалась недолго. Рен закончил, и спросил, на что было похоже. Похоже было на звуки из ада, но я предположил, что это был Моцарт. Рен сказал, что у меня нет никакого слуха, и что он играл smoke on the water. Я согласился, что с музыкой у меня туго, и на его предложение сыграть что-нибудь ещё, пробормотал: «может, как-нибудь потом», сославшись на усталость. Рен сказал, что он тоже не против вздремнуть и, поднявшись с места, улёгся на кровать рядом со мной. Он повернулся на бок, лицом ко мне, хитро щуря свои золотистые глаза, и спросил полушёпотом: - Чем займёмся? Меня его эти двусмысленные фразочки всегда вгоняли в краску, и в этот раз я тоже поспешил отвести взгляд, чем, наверняка, его очень позабавил. Он хмыкнул, растягивая губы, а потом, опустив ресницы, придвинулся ближе ко мне, позволяя себя обнять. Мы не стали искать, чем укрыться, потому что тёплый Рен был намного лучше одеяла и порой служил для меня ещё и снотворным, потому что мне всегда дико нравилось обнимать его перед сном. Начало уже светать, когда я, наконец, спокойно уснул. Так хорошо я не спал очень давно.