***
…В общем-то, оказалось, что из дома ничего украдено не было, и даже напротив, если учитывать появившиеся в холодильнике продукты и пару вещей Рена в шкафу. Так что нас отпустили из участка этим же утром, предварительно поездив по ушам, мол: «забираться в чужие дома это очень плохо, не надо так». В ранний час машин было ещё очень мало, в спину нам дул слабый прохладный ветер, температура была чуть выше нуля, по моим ощущениям, а только что поднявшееся солнце ещё совсем не грело. Над водой городского канала зависла последняя утренняя дымка, сквозь которую, словно игрушечные ледоколы, проплывали утки, эффектностью своего появления не уступая голливудским звёздам. По трамвайным путям мы добрались до остановки с большими часами, где вместе с нами особо несчастные работяги ждали своего трамвая, который раскидал бы их по офисам. Нам особо идти было некуда, поэтому мы залезли в один из вагонов поезда, идущего по маршруту, где кондуктор появлялся только по средам. Рен усадил меня на одно из сидений, а сам забрался ко мне на колени просто так. Вместе с нами в вагон зашла девчонка в ярко-жёлтой куртке, то ли школьница, то ли студентка. Она почти сразу же уткнулась в свой телефон, но время от времени - было заметно, - поднимала на нас свой взгляд, любопытный или порицательный. Рен специально в какой-то момент поймал с ней зрительный контакт, чтобы показать ей язык. На следующей же остановке девчушка сошла, и мы повеселели. Трамвай шёл от одного конца города до другого, потом останавливался минут на десять в депо и совершал обратный маршрут. Люди приходили и выходили, а я даже не смотрел на них, я уже привык к ним, и мне было всё равно, что они о нас подумают. Рен же, с другой стороны, просто обожал доводить окружающих до белого каления своими аморальными действиями. Он специально наклонялся ко мне как можно ближе, тихо вздыхая, отчего на участке кожи за ухом у меня батальоном проносились мурашки. Он томно прикрывал глаза и бесконечно поправлял мне ворот рубашки, который и так был в порядке. Я не видел причин не подыгрывать ему, лёгонько дул ему в макушку, отчего тот забавно фыркал и мотал головой; и я, в свою очередь, чувствовал себя до неприличия счастливым. …К чему вообще все эти девчонки, ну правда? У меня ведь есть Рен. А менять Рена на какую-нибудь куклу с фальшивым смехом – это так глупо, честное слово… А когда Рен дотронулся губами до моей щеки под аккомпанемент возмущённого бормотания со стороны отъявленных моралистов, я в сотый раз поклялся сам себе, что никогда больше не влюблюсь. Не клюну на их дурацкие кружевные оборки и белые локоны, хватит уже с меня. − Так что ты, − протянул Рен, задумчиво скручивая между пальцами прядь моих волос, − что ты думаешь об этом? Другой рукой он дотронулся до края конверта, торчащего из моего нагрудного кармана, что оставила нам моя несостоявшаяся невеста. - Не знаю, - равнодушно отозвался я, честное слово, мне было абсолютно по барабану, что несло в себе это предупреждение: слишком уж зол я был на неё, чтобы внимать этим знакам. – Не всё ли равно? - Не всё. Рен как-то слишком по-серьёзному на меня посмотрел из-под чёлки, и продолжил пальцем пересчитывать пуговицы на отвороте моей куртки. - Это похоже на предупреждение, тебе не кажется? Я снова пожал плечами. - По-моему, глупость какая-то. - Слушай. - Он вдруг отодвинулся от меня, и в районе груди сразу похолодело. - Она пришла к нам, заставила нас заснуть и оставила это, даже не прихватив с собой ничего ценного. Не странно ли? Сразу стало видно, Рена послание Дамуко действительно зацепило, в отличие от того же меня. На мой взгляд, о таких вещах нам сейчас стоило беспокоиться в последнюю очередь. Более весомым казалось то, что нам опять было негде жить и нечего есть, а его волновали какие-то глупые записки. - Я думаю, это что-то вроде знака зорро, - поделился я. – Типа, не нарывайтесь на меня, я такая страшная. А не взяла ничего потому что не нашла, что искала. Ну или, может, не успела. Рен подцепил из моего кармана записку и, подняв её над головой, внимательно просмотрел на свет. - «Берегитесь Вороньего Шипа»… - задумчиво произнёс он. – Или Шипа Ворона? Или, может, это название, и оно не переводится? - Мне всё равно, - уверенно заявил я и получил за это лёгкую оплеуху. - Загугли, - потребовал он. Я вздохнул. На запрос по вбитому сочетанию поисковик выдал модели каких-то новомодных великов, музыкальные файлообменники, ссылку на сайт с фанатскими рассказами и тонну порнухи. - Да ничего тут нет, - ворчливо сказал я, прокрутывая до самого низа пятую страницу. Рен отнял у меня телефон и на полчаса завис в сети, не обращая на меня никакого внимания, из-за чего я ещё больше разозлился на эту глупую записку. Когда народу в вагоне стало слишком много, нам пришлось всё же встать и потесниться к выходу, чтобы сойти на ближайшей остановке. Уже на улице Рен вернул мне телефон с заметно убавившимся процентом зарядки. - Посмотри, - сказал он мне, указывая на экран. В новой вкладке было открыто изображение какой-то архитектурной постройки в готическом стиле. - Это собор на Северной площади, - продолжил Рен, поворачивая голову против ветра, чтобы убрать упавшие на лицо волосы. – По слухам там живут вороны в колокольне. - Угу, - без особого интереса поддакнул я. - По одну из сторон от него проходит Торн-стрит. - Прикольно. - Думаешь, она его имела в виду? Я вздохнул. Мне очень хотелось есть. - Даже если и так, какая разница? Она ведь написала «берегись», это значит «обходи стороной, держись подальше». Мы и так ведь не собирались туда идти, верно? Я ждал от Рена подтверждения своих слов, но вместо этого он, мотнув головой в сторону, заявил: - Avanti, mon amico. – И, по моим расчётам, повернул прямиком к Северной площади.***
У нас уже давно так повелось: если мы не знали, что делать, мы выбирали себе цель, пусть самую пустяковую, и двигались к ней. В данном случае, целью послужил этот самый собор. Лично для меня притянутые за уши доводы Рена казались глупостью несусветною, но за неимением ничего лучше, я с воодушевлением двинулся за ним, прямиком на Северную площадь. Разумеется, нам не удалось добраться до неё в один присест. В первый раз мы свернули с проложенного маршрута в районе проспекта Мостов, чтобы заглянуть на задний двор небольшого продуктового магазина. Дампстердайвинг* я не признавал ни под каким видом, потому что был ужасно брезгливым по своей натуре. Но в этот раз, должен признать, этот вид добывания провизии полностью оправдал себя. Мы нашли приличное количество сдобных продуктов, просроченных на пару дней, несколько бананов и грейпфрут. В общем, всё было съедобным, из-за чего мир уже не казался таким уж жестоким местом. Есть добытые подобным способом продукты на ступенях городского почтампа Рен посчитал за «фи», и мы, с видом истинных ценителей, прогулявшись вдоль многочисленных кафешек на главном проспекте, выбрали одну, с верандой и коваными стульями, и завалились туда. С манерой завсегдатая, Рен поинтересовался у il barista, не подвешивал* ли кто-нибудь в последнее время здесь кофе. Тот ответил, что вполне может нам предложить пару чашек капучино и один эспрессо на выбор. Так мы отхватили ещё и халявное дополнение к нашему весьма неплохому завтраку. На улице было сидеть уже прохладно, но Рен наотрез отказался идти в помещение. Перехватив зубами целлофановую упаковку сендвича с тунцом, он остановил свой задумчивый взгляд на витрине магазина с брендовой одеждой через улицу напротив. По ту сторону находились два манекена в строгих чёрных платьях, немного отличающимися длинной, и с несусветными ценниками под каждым. Рядом стояла пара искусственных тыкв с горящими глазами, на которые свисала нитка с оригами летучих мышей. − Хэллоуин, - отрешенно протянул он, опуская руку на подлокотник и в задумчивом жесте дотрагиваясь пальцами до губ. – Точно, сегодня же тридцать первое… Я никогда всерьёз не справлял этот праздник и даже в детстве не таскался по домам в надежде навариться конфетами, потому что был приучен родителями, что попрошайничать некрасиво. Поэтому, это число для меня означало ровным счётом ничего. − Это здорово. – Он потянулся, выгибаясь в спине и переводя взгляд в небо. – Можно будет измазать лицо извёсткой, нарвать цветов для усопших, а потом пойти на могилу какого-нибудь дядюшки Скруджа и выкопать его череп… − Мне кажется, ты немного путаешь, - усмехнулся я. – Это праздник Всех Святых, а не день Мёртвых* − Да-а, - Рен откинулся на витиеватую спинку стула, растягивая губы в улыбку. – Dia de muertos… Повсюду много цветов и огня. Вот уж где настоящее торжество смерти, помпезное и фееричное, каким ему и положено быть, а не эта жалкая бутафория с конфетами… − Не нахожу в нём ничего весёлого. - Я уткнулся в свою чашку с капучино. На мой взгляд, куда более естественно бояться смерти, а не почитать её. − Ты не понимаешь, - Рен весело взглянул в мою сторону, облокотился на стол, и я приготовился к очередному изречению его гения. − Лично я считаю, что её следует чтить, хотя бы потому что мы все в огромном долгу перед ней. Я приподнял брови. − Смерть это наша судьба. И она неизбежна. – Он склонил голову вбок. – Понимаешь, что это значит? − Что мы все умрём? Рен хмыкнул. − Нет, глупый, - произнёс он. – Это значит, что мы все свободны.* Мы не дошли до конца главного проспекта − не сумев избежать соблазна, завернули в большой торговый центр по пути. Там мы немного поэксплуатировали эскалаторы, а потом ради развлечения поносились по ИКЕЕ под усталые взгляды тамошних консультантов. Проходя мимо прилавка с эко-продуктами, Рен исхитрился и свистнул с верхушки идеальной пирамиды зелёное эко-яблоко, пока продавец не смотрел. На цвет и запах оно было совсем как обычное. Только дороже. Раза в три. Задумчиво подбрасывая его в воздух на протяжении всего пути, Рен поведал мне об одной старой-доброй хэллоуинской игре. − Правила очень простые, - сразу же предупредил он. – Яблоко подвешивается на нитку за черенок, а внутрь запихивается иголка. Потом мы с тобой по очереди начинаем откусывать от него. Кому не попадётся игла – победил, а кому попадётся – тот умрёт. Правда, прикольно? Сыграем? Я отнекался, сославшись на непереносимость острого, а Рен за это заставил меня пойти к продавцу в аптеке и пару минут клянчить у него презервативы размера XS, пока он в это же время давился рядышком от хохота. −…правда? А когда будут? – Я состроил расстроенное лицо. – Ладно, всего доброго…***
- …Что-то не накрыло меня сегодня… Я проследил за тем, как ярко-оранжевая точка непотушенного фильтра падает вниз, исчезая под колёсами пронёсшегося под нами минивена. Рен спрыгнул с ограждения на прохожую часть моста и запахнулся плотнее в пальто. Слева от нас, внизу, вход над Gravity, главным клубом города, светился неоном для привлечения прохожих, и был оккупирован тремя машинами блюстителей порядка. Зная нашу молодёжь, это было весьма халатно с их стороны. Рен вытянулся в спине, в аристократичной манере беря меня под руку, подразумевая, что перекур закончен, и нам уже следует продолжить наш путь. - Давай проследим за копами до дома, - тихо предложил он мне, коварно прищурив глаза, - а потом ограбим их.* За копами мы следить не стали, эта ночь была слишком хороша, для того, чтобы снова проводить её за решёткой. Мы спустились с моста и вывернули на Церковную улицу, жвачкой тянувшейся через весь старый город, где гламур праздника не ощущался вовсе, зато вся его суть была как на ладони. В самом её начале мы наткнулись на группу подростков, притулившихся с одной стороны проезжей части. Судя по грустным лицам, они ещё не достигли возраста, чтобы попасть к элите в Gravity. Рен отпустил мою руку, подошёл к ним и сказал: − Trick or treat. Ребята оказались классными, хоть и школьниками. Угостили нас выпивкой, а потом присоединились к нашей пешей прогулке. Через несколько минут клубная жизнь была благополучно забыта, и мы уже шумной толпой терроризировали спящие кварталы. Какая-то девчонка с чудны́м голосом затянула песню из мультика Тима Бёртона. Её подхватила целая орава голосов. В какой-то момент Рен зачем-то забрался ко мне на спину, и всю дальнейшую дорогу мне пришлось нести его на себе. Потом мы остановились в каком-то дворе, подожгли мусор в баке и подкинули тянучек бездомным. Сноп горящей пыли взметнулся вверх огненным дыханием, устремляясь прямиком по лунной дорожке в небо. Мы все замолчали, словно это был не пепел от сегодняшних газет, а самые настоящие души мёртвых. Рен, всё ещё сидящей у меня на спине, будучи выше всех, протянул к ним руку, и крохотная часть искр осела у него на ладони серой пылью. Почему-то мне стало немного грустно от этого. Потом Рен опустил руку и мазнул чёрным мне по щеке, улыбаясь мне сверху глазами, в которых плясал огонь этой ночи. Я в тот момент подумал, что ради таких моментов в принципе и стоит-то двигаться дальше. Напоследок мы потравили друг другу нестрашных историй из интернета, побросали в бак кое-какой мусор (та самая девчонка по доброй воле закинула туда свой паспорт, думаю, позже она ещё не раз пожалеет об этом) и немного побродили в округе, докуда ещё дотягивался свет от костра. Было уже достаточно поздно, и пришла пора прощаться. Мы проводили каждого из тинэйджеров до дома, хоть грабить их и не стали. Рен слез у меня с закорок, и мне, наконец, удалось распрямиться. В дальнейший путь мы снова отправились в одиночку. В этой части города нам уже никто не встретился. Когда мы преодолевали городской парк с сопутствующими нам фонарями с каждой стороны, на меня вдруг напало вдохновение, и я в импровизации подхватил Рена под руки и закружил его в вальсе. Рен с азартом вторил мне, подстраиваясь под волшебный ритм тишины. Этим абсолютно иррациональным способом мы добрались до главной развилки, ловя по порции внимания от каждой попадающейся по пути, затесавшейся по краям дороги парочки. Рен сохранял это своё напускное серьёзное лицо, и я старался ему вторить, хотя меня просто разбирала от смеха. И под этой последней октябрьской луной, под мерзким дождём, под непроницаемо чёрным небом; на этой земле, в этот всемирный праздник мертвецов, я чувствовал себя самым, что ни на есть, живым вместе с Реном и всеми остальными людьми, что ощущали себя в этой ночи. В этот момент я любил его сильнее всех на свете.***
Собор, о котором мне говорил Рен, высился негостеприимной махиной сразу же за гранитными пластами парка. Мы-таки добрались до него, затратив в сумме ни больше, ни меньше − двадцать часов. Я сжимал руку Рена в чёрной тканевой перчатке, когда мы спускались по металлической лестнице выстроенной в два пролёта, чья яркая голубая краска в темноте казалась серее подшёрстка церковных мышей. Я думал, мы ограничимся поверхностным взглядом на него со стороны, как среднестатистические туристы, толпой валившей в наш город, но Рен потащил меня прямиком к собору. Мне стало всерьёз не по себе, когда Рен подобрался вплотную к одному из заколоченных оконных проёмов, и принялся раздвигать дышащие на ладан доски. - Ты серьёзно?! – не веря своим глазам, спросил я. Рен улыбнулся мне уголком рта и тут же исчез внутри, скользнув сквозь образовавшийся ход. Не то что бы я был дико религиозным, однако вся эта паранормальная ерунда меня очень напрягала. Но стоять на улице под усилившимся дождём казалось ничуть не лучшим решением, и мне пришлось последовать за ним. Освещение с улицы отбрасывало несколько полос света на ближнюю стену, сквозь которые была видна поднятая нами пыль. Тут оказалось не так жутко, как я себе воображал. Никаких покосившихся распятий или оккультных кругов на полу, по крайней мере, не было. В самом верху зала оказались ещё не забитые досками окна с повылетавшими стёклами витража, и освещение здесь было, хоть и очень слабое. − Пойдём, − сказал голос Рена у меня за спиной. – Нам наверх. Наверх вела деревянная лестница. Она была очень узкой, трухлявой, и очень длинной. Я не знаю, как называлось то помещение, куда мы попали после. Я бы назвал это чердаком с большой натяжкой. Он находился почти под самым сводом этого собора, пол был дощатый, и такой же была одна стена. Этот чердак был таким же узким, но зато, если поддеть затвор замусоленного грязью окна, открывался просто обалденный вид на город. Рен притащил сюда две толстых свечи снизу, и стены ту же задрожали в рыжеватом свете. − Ты был тут раньше? – спросил я. − Да, − коротко ответил он мне, и я не стал спрашивать его о подробностях. Мы уселись на пол, спина к спине: я лицом к городу, а он правым боком к свету, потому что был левшой. Я отстранённо смотрел на зажигающиеся то там, то здесь искусственные огни в окошках домов, на фары машин, несущихся где-то далеко отсюда, и на молочную рябь канала. Рен что-то чирикал в своём блокноте, постоянно ёрзая на месте и не давая мне провалиться в сон. - На самом деле, - сказал он позже. – Здесь никаких воронов нет, это только городская легенда. - Да, я уже понял. Я услышал шелест страниц и неуловимый хруст закрывающегося переплёта. Потом Рен откинул голову мне на плечо. - Может быть, это действительно была глупость, - произнёс он сонным голосом. – И этот «Рейвен Торн» на самом деле ничего не значит… Я согласился с ним. Мы поменяли позы, я опёрся спиной о деревянную стену, пахнущую домом, а Рен устроился в моих объятиях, свернувшись в комок. Он вытянул из моего кармана бумажку, оставленную мне Дамуко, и придал её ритуальному сожжению над свечой, и она тут же превратилась в чистую энергию. Мы уснули, сразу же после рассвета.