Raven Thorn

      Откуда-то из глубин белого марева, где под действием центробежной силы кристаллы льда сталкивались друг с другом и, становясь всё тяжелее, проседали под облаками, на наш город опускался первый снег. Касаясь земли, он тут же таял и сливался цветом с асфальтом, не оставляя после себя никаких следов.       Был канун Рождества, самое отвратительное время года, на мой взгляд. Все вокруг куда-то неслись, что-то делали, упиваясь предпраздничной суетой; а я смотрел наверх, и желал, чтобы этот снег погрёб меня под собой, желательно до весны. Глаза уже начинали слезиться из-за неменяющейся молочно-белой картины перед глазами; одна из снежинок упала мне на лицо, кольнув острым краем нижнее веко, и я автоматически моргнул. Рен должен был вернуться с минуты на минуту; он выполнял какой-то пришедший накануне квест, честно говоря, я абсолютно не вникал в задание, знаю только, что оно было связано с почтамтом: это я мог утверждать совершенно точно, потому что именно на его ступенях я сейчас лежал. Ступени были холодными как лёд, и я со злостью думал о том, чтобы нарочно и назло, не знаю, правда, кому, застудить почки или поясницу; хуже уже всё равно не будет.       Прошло уже около шестнадцати – я взглянул ещё раз на часы: шестнадцати с половиной – часов после нашей с ним последней беззаботной посиделки в кафе, последнего непринуждённого разговора, последнего дня моей иллюзии, что отношения с людьми это здорово. Но больше я на такое не куплюсь, определённо; потому что человеческие отношения – абсолютно любые, - никому не нужны, они бесполезны, пустая трата человеческих ресурсов… - Чего это ты разлёгся? – Рен хлопнул выходной дверью и остановился надо мной с вежливым любопытством во взгляде; с таким ещё обычно заглядывают через плечо и, не зная, как завязать разговор, спрашивают: «Чего это ты пишешь?» или «Чего это ты окно вдруг сразу свернул?» - Устал? – не дождавшись моего ответа, предположил он. Я злобно на него посмотрел и ответил, что нет, я не устал. - Заболел? Я выдохнул и снова принялся наблюдать за траекторией падающих снежинок. Как вообще объяснить этому человеку, что это он меня сюда уложил своей недавней реакцией на моё к нему отношение? Но Рен, видимо, вообще не понял, что задел меня этим, потому что сразу после того, как он вдоволь отсмеялся, он притянул к себе свой латте и спросил за кого я болел в этом межсезонье. - Если нет, тогда вставай и пойдём, здесь люди вообще-то ходят. – Рен целесообразно не стал меня обходить, просто перешагнул и направился по ступеням вниз.       Я неспешно поднялся на ноги, потому что лежать стало уже действительно холодно, чувствуя, как задеревенела моя спина. Я всё делал очень медленно, потому что мне отчего-то казалось, что сделай я резкое движение, как из моей грудной клетки что-то посыплется. Я даже держал у груди руку на всякий случай; и ведь действительно, как только я ступил на землю, мимо моих пальцев что-то проскользнуло и брякнулось об асфальт. Я в панике нагнулся, но это оказалась всего лишь собачка от молнии нагрудного кармана. - Линзу потерял? – спросил Рен, который уже встал около светофора и давил кнопку переключения света на зелёный. - Я не ношу линзы, - злобно отозвался я. Тот только пожал плечами и махнул мне рукой. - Скорее, скорей! Нам нужно успеть к Сильверу, или я за себя не отвечаю! Я терпеть не мог, когда на меня орали, поэтому против своей воли пришлось прибавить шаг. Переходя через улицу, я отнял руку от груди и посмотрел на неё, но в ладони действительно ничего не было.       На другой стороне Рен абсолютно нагло и вроде как невзначай обвил мою руку, повиснув на ней, которую я тут же в возмущении отдёрнул. Он совершенно не смутился и обратил моё внимание на очень любопытный готический ансамбль над аркой одного здания по левую руку. Примерно с таким полярным настроением мы дошли до Морского переулка, где уличные торговцы разного профиля разбили свои стенды. Сильвер как обычно торговал бульварным чтивом и дешёвыми сувенирами. Я встал рядом с его прилавком, печально оббегая глазами неменяющийся ассортимент. Рен отдал ему какой-то конверт, за который нам полагалось около десяти баллов, и добавил: - И ещё пару грамм «приправы», ну той, новой… ну ты понял.       Переулок был узкий, и если друг против друга стояли два палаточника, людям было очень трудно разойтись в оставшемся проходе. С другой стороны, этот участок города был скрыт от глаз большинства двумя жилыми массивами и, насколько я понимаю, никто за аренду места здесь не платил, сюда просто приходили и предлагали товар. Эдакий подпольный рынок нашей глубинки. - Ты её хоть раз раньше курил уже? - Да раз сто уже!       Пока Пират лазал под прилавок, а Рен нетерпеливо стучал носком ботинка по гравию, что-то дёрнуло меня проверить почту, чтобы хоть как-то отвлечься. Замечу, что мейл я обычно проверяю не чаще раза в неделю, а в этот раз с последней проверки прошло уже полмесяца. Делаю я это для галочки, ведь, в самом деле, кто вообще проверяет электронную почту, которая обычно служит сточной ямой для спама и дурных рассылок. В принципе, е-мейл вообще существует лишь для регистрации на каких-нибудь сайтах, чтобы отвязались, ну и при заполнении заявок о приёме на работу. Поэтому, обычно я просто пролистывал разные просьбы подписать очередную петицию по сбору средств на опохмеление заслуженным пьяницам Ирландии, отмечал самое верхнее письмо как прочитанное, чтобы обозначить себе временную границу, и закрывал окно. Уж не знаю, что я хотел там углядеть в этот раз, может предложение какой-нибудь солидной фирмы, клюнувшей на меня, с моим неполным высшим образованием среднего университета и сомнительным опытом работы. Короче, не долистав до конца и первой страницы, я наткнулся взглядом на настоящее письмо от подозрительно знакомого адреса. С нехорошим предчувствием я открыл его и почувствовал, как землю плавно выдирают у меня из-под ног.

Dec 16

Pirika U. to me Бро, Если верить Мордокниге, ты не появлялся в ней уже больше месяца, и мои сообщения тебе канули в лету *грустный смайлик, грустный смайлик*, поэтому пишу тебе на почтак, с надеждой на то, что ты его проверяешь хотя бы раз в год. Так как домой тебя уже давно перестали ждать, я решила приехать к тебе на эти рождественские каникулы! Расскажу тебе о начале своего первого курса (тебе ведь интересно???), а ты мне расскажешь, как там у тебя продвигается диплом (когда там у тебя выпуск, кстати?) Буду 23, как только окажусь в городе - позвоню, отсюда не буду (чёртов роуминг) C U soon! С любовью, сеструха. P.S. Мама злится, что ты ей совсем не звонишь, учти это! - Ну чего там? Я поставил блок на экране и какое-то время пялился на противоположенную стену. Двадцать третье… Это сегодня!? - Что, на торрентах забанили? – сочувственно спросил Рен. - Ко мне сестра приезжает, - севшим голосом отозвался я. - О, здорово. - Нет, это не здорово! – Я даже забыл, что как бы собирался игнорировать его всю жизнь или хотя бы до конца этого дня, настолько сильно было моё потрясение. – Это совсем не здорово! - Сложные отношения? - Хорошие отношения! – Я запустил пальцы в волосы, понятия не имея, что делать дальше. – Прекрасные, наверное, лучшие из тех, что могут быть у брата и сестры, но… Она поступила на биоинженерию, понимаешь? Она там круглая отличница, и у неё грандиозные планы на следующие пять лет. А я что? Рен задумчиво наклонил голову: - А ты что? - Ничего! В том-то и дело, что ничего! – Я сделал пару шагов назад, находя спиной стену. – Да я даже универ не закончил, что уж говорить о планах на какую-нибудь работу… Понятия не имею, что я ей скажу… Рен задумчиво покивал головой, словно вникая в мои слова, а потом вдруг посмотрел на меня и усмехнулся краешком рта. - Соври, - просто предложил он. Я поднял на него затравленный взгляд. - Соврать? – переспросил я. - Ну да, - Рен пожал плечами. – Она не работодатель, твой диплом проверять не будет, разве нет? Я закусил губу. Что-то в этом есть, в конце концов… - Врать собственной сестре? Ну уж нет, увольте! – Я отодрался от стены и скрестил руки на груди, пиная рядом лежащий камень в сторону. Рен снова пожал плечами и отошёл к соседней палатке. - Тот парень, напротив Сильвера, торгует фальшивыми дипломами, - сказал Рен чуть позже, когда мы бесцельно брели между рядами. – Он может сделать тебя выпускником Гарварда, хочешь? Я могу договориться, чтобы оплату занести попозже. Не смотря на то, что я всё ещё был ужасно зол на него, в душе мелькнуло что-то, похожее на признательность, и я даже улыбнулся: - Не надо, спасибо. Мой банковский счёт уже больше месяца как пустовал, но у меня был доступ к ещё одному, аккаунту от родителей, открытый на чёрный день. Кажется, такой день наступил сегодня. Я снял приличное количество средств, чтобы иметь возможность хотя бы сводить сеструху в ресторан, и подумал, что будет, если она останется здесь с ночёвкой. Понятия не имею, что сталось с моей съёмной квартирой, где я жил, пока работал и учился. Ренту я за неё не платил уже полгода как, и если её до сих пор у меня не отняли, я даже представить себе не могу, на что она похожа.       Покинув здание банка, я вышел на улицу, где мой взгляд упал на развешенные по телефонным проводам гирлянды. Рождество подразумевает подарки, долгие затратные посиделки за столом и ещё уйму пойми чего. Теперь вы понимаете, почему я его не люблю? - Ненавижу Рождество, - в сердцах произнёс я, а Рен, стоявший рядом со мной, взглянул на меня как на полоумного. - Ты дебил? – спросил он. – Все любят Рождество. Я поморщился, и мы двинулись прочёсывать пролегающий близ этого места закоулок, потому что по словам Рена, городские закоулки намного интереснее широких проспектов. Плана у меня как такового не было, сеструха могла позвонить в любой момент, и это ожидание только усиливало мой нервный мандраж. В какой-то момент дорогу нам преградила горстка прохожих, которым было нечем заняться, а причиной небольшого столпотворения послужили уличные музыканты, разместившиеся у противоположенной стены. Я уже настолько привык к этим пассажирам, что думал, их никто не замечает, ну играют себе и играют на заднем фоне. Но скоро же Рождество, всем хочется душевной атмосферы, что вы! Дальше по улице располагались в основном нотариальные конторы, так что нам там делать было нечего, и мы тоже остановились послушать.       Девчонка пела старую добрую «Country road», которую трудно было назвать Рождественской песней, но пела действительно неплохо, особенно в некоторых местах, где голос должен был идти вверх. У неё были абсолютно белые волосы, видимо обработанные перекисью, почти достающие ей до поясницы, да и сама она была ничего. Аккомпанировал ей низкорослый парнишка на губной гармошке, его я не очень разглядывал по понятным причинам. Профессионализмом от них и не веяло, но было в них что-то цепляющее, это обычно называют пением с душой. Начало уже смеркаться, по бокам зданий зажглись первые фонари, а сквозь потемневшую небесную пелену – о чудо – стало возможным разглядеть пару ярких точек. Я задумался о чём-то в тот момент, глядя куда-то вверх, сквозь разноцветные огни гирлянд, но точно помню, что в песне как раз шёл бридж, когда, где-то на словах «I hear her voice…», моё сердце подпрыгнуло практически до самого горла. Кажется, именно это люди называют любовью с первого взгляда.       Сначала я увидел только распахнувшееся окно, примерно на четвёртом или пятом этаже здания, находившегося прямо передо мной, и слабые очертания появившейся из темноты человеческой фигуры. Первое, что бросилось в глаза, был ярко-красный шарф или платок, который венчал её шею, не могу сказать точно - я не разбираюсь в этих женских штуках. Потом она забралась на подоконник, и уже стало возможным разглядеть её короткие светлые волосы, едва достающие до плеча. Я тут же отпрянул от стены, потому что решил, что девчонка собирается сигануть вниз, но тут она вдруг, извернувшись, зацепилась за решётку балкона, находившейся выше квартиры, и с грациозностью кошки забралась на него, цепляясь и подтягивая своё хрупкое тело на перекладинах. Добравшись до цели, она не остановилась, и, зацепившись за протянувшуюся над переулком гирлянду, со сноровкой скалолаза, полезла по ней, видимо, с намерением добраться до крыши соседнего здания. Я наблюдал за развернувшимся передо мной представлением с распахнутым от удивления ртом. Она, должно быть, вообще ничего не весила или просто была бессмертной, раз не побоялась передвигаться таким образом. Пока она ползла к крыше, цепляясь за гирлянду руками и ногами на высоте птичьего полёта, я лихорадочно пытался уместить этот яркий огненный образ возникнувшей из окна девушки в своей голове, чтобы потом обязательно случайно найти её в толпе. К сожалению, многого я не запомнил. На ней были узкие чёрные джинсы, похожие на те, знаменитые, от Армани, такая же куртка и в свете гирлянд можно было разглядеть белые носки её кед. Это было всё. Но оказавшись на другой стороне улицы, она вдруг оглянулась вниз и, кажется, даже заметила меня, а может это было лишь моё воображение. Во всяком случае, как только она исчезла из поля моего зрения, в моей голове осталась лишь одна мысль о том, что таких прекрасных глаз я никогда ещё не раньше видел.       Вокруг меня послышались аплодисменты, и я, очнувшись от чудесного видения, сначала решил, что рядом стоящие, равно как и я, только что наблюдали за трюкачеством неизвестной барышни, и овации адресовались именно ей. Но оглянувшись, я понял, что все смотрели в другую сторону и аплодировали музыкантам, в данный момент тактично кланявшимся публике. - Неплохо так, - услышал я отзыв всё ещё стоявшего рядом Рена, - но могли бы и лучше. Он повернулся ко мне. - Как считаешь? – спросил он. Я помотал головой и ещё раз взглянул наверх. - Ты, - тихо произнёс я, - видел её? - Кого? Я молчал какое-то время, подбирая в голове слова, чтобы лучше описать увиденное. - Огненную… фурию… Рен долго и внимательно смотрел на меня, потом взял под руку и повёл в ближайшую забегаловку, что располагалась в паре шагов от нас. - Тебе надо отдохнуть, ты совсем переволновался, - заметил он мне через плечо и, оказавшись внутри, усадил за один из столиков. Здесь было темно, и рядом с входом сидела компания пьяниц, бармен нашего прихода, видимо, совсем не заметил. Рену только этого и надо было. Сев напротив меня, он достал из кармана своё недавнее приобретение у пирата и в прекрасном расположении духа, начал сворачивать себе косяк из папиросной бумаги. Я всё это время сидел и пялился сквозь запылённое окно, вспоминая увиденное, и по-наивному выискивая в потоке редких прохожих красный цвет. Рен щёлкнул зажигалкой и тоже бросил взгляд за окно. - Так ты, - произнёс он, возвращая меня к старому разговору, - боишься, что твоя сестра сдаст тебя родителям? Мне очень не хотелось снова заводить эту беседу, и вообще как-то возвращаться мыслями к предстоящей встрече, поэтому я просто вздохнул, отрывая взгляд от улицы, и разглядывая скудное убранство бара. - Она не сдаст, - грустно ответил я. – Я это точно знаю. Но… подумай сам, она моя младшая сестра с огромными амбициями, а я её старший брат – бездарь без каких-либо планов на будущее. В детстве я всегда старался служить для неё примером, она всегда искала во мне поддержку. А сейчас… на самом деле, я просто ужасно боюсь увидеть её разочарованный взгляд, вот и всё. Рен мне ничего не ответил, и я даже засомневался, слушал ли он меня, таким пустым взглядом он буровил улицу за окном. Несколько минут мы сидели молча, потом я вынул из кармана мобильник, но пропущенных звонков не было, и я решил отойти и заказать минералки.       Бармен очень долго искал в залежах тёплую по моей просьбе бутылку воды без газа, а потом ещё просил купюру поменьше и часа три пытался наскрести из кассы сдачу. Когда я вернулся за стол, то заметил, что Рен уже отложил сигарету в сторону и просто сидит, сцепив руки в замок и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, глядя в окно знакомым рассеянным взглядом. Я сел на своё место, и бросил взгляд на тлеющий джоинт. Судя по размеру, Рен даже до середины не дошёл, что было на него не похоже. Я плеснул в стакан воды, и начал раздумывать над речью для сестры. Врать очень не хотелось, но я даже не знал, что в этой ситуации будет хуже. Может сказать, что я решил взять gap year, или как там называется у американцев год полнейшего безделья… Я снова посмотрел на часы. Время уже почти девять, а она так и не позвонила, может, вообще не приедет?       Я отвлёкся от мыслей и посмотрел на Рена. Что-то в его поведении заставило меня поставить только что поднятый стакан на стол и оглянуться вокруг. Рен, не отрываясь, смотрел на входную дверь с нескрываемым беспокойством в глазах, словно ждал, что сюда вот-вот зайдёт кто-то, кого он видеть совсем не хочет. Я снова оглянулся на вход, но за стеклянными вставками видно никого не было. Когда я опять посмотрел на Рена, он уже отвернулся от двери, и как-то неуютно, словно в сильном волнении, начал заламывать руки, всё с тем же пугающим меня выражением затаённого страха на лице. - Что-то случилось? – обеспокоенно спросил я. Рен молча покачал головой и каким-то нескоординированным движением убрал волосы с лица. Я заметил, что он начал раскачиваться сильнее, словно испытывал боль или какие-то неудобства. - Нет, - очень медленно произнёс он через какое-то время, - просто… Он поморщился, снова посмотрел на дверь, отвёл взгляд и дотронулся рукой до лица. - Не знаю, - сказал он в конце, делая огромные паузы между словами, - просто в голову мысли дурацкие лезут… - Мысли? – Я уже начал волноваться не на шутку, беспокойно оглядывая моего Рена, который никогда раньше себя так не вёл. – Какие мысли? Он снова покачал головой, не поднимая на меня взгляда. - Не знаю, - повторил он. – Думаю о какой-то фигне… Его дыхание участилось, он выглядел так, словно что-то его действительно очень сильно пугало. Потом он сложил руки на столе и опустил на них голову, но в таком состоянии пробыл недолго. Снова выпрямился, посидел какое-то время, не прекращая свои беспокойные движения ни на секунду, глядя в одну точку, выравнивая дыхание. А потом всё началось по-новому.       Я бросил взгляд на лежащий в пепельнице джоинт, вспоминая, как Рен спрашивал Сильвера о каких-то «новых специях». Он ведь не имел в виду спайс, правда? Я был смутно знаком с миром наркотиков, но слышал, что спайс уносит людей на раз-два. Я быстро огляделся вокруг и поднялся на ноги, обхватывая его за предплечье. - Ты сможешь идти? – быстро спросил я. Рен вяло неопределённо кивнул и поднялся на ноги. Я обвёл его между столов, стараясь сделать вид для посетителей, что у нас всё в порядке, но они и так в нашу сторону ни разу не посмотрели.       Сказать, что я находился в панике, значит не сказать ничего. Как я уже говорил, я никогда не сталкивался с подобным – я понятия не имел, как обращаться с людьми, получившими приход, или как там это называется. Кажется, я слышал, что действие марихуаны притупляет сахар, но Рен был не под марихуаной, и сладкого у меня всё равно с собой не было, а от воды он отказался. Я подумал, что, возможно, от свежего воздуха ему полегчает, но, кажется, ему стало только хуже. Рена вело в разные стороны, и пару раз у него подгибались ноги, и мне приходилось удерживать его на весу. Мы и квартала не прошли, как он замер на месте и больше никуда не шёл, вжавшись спиной в стену подворотни. - Как ты? – Более тупого вопроса я придумать не смог, но мне надо было услышать его голос, чтобы знать, что он ещё в сознании. Он опять долго молчал, а потом произнёс: - Время… После этого он сполз по стене, закрывая лицо руками, и мне пришлось последовать за ним. - Оно как будто назад движется… - выдавил он и вдруг, всхлипнув, тихо засмеялся. – Это ужасно… просто ужасно… Эта резкая смена его настроения выбила меня из колеи. Меня просто сковало страхом, так обычно смеялись люди в фильмах, когда в последний момент понимали замысел злодея, но изменить было ничего нельзя. Это был какой-то беспомощный смех, который, к счастью, быстро прекратился. Пару секунд Рен сидел неподвижно, а потом вдруг поднял на меня глаза и сказал: - Я в порядке, пойдём скорей. Он как-то резко поднялся на ноги, цепляясь за стену, и вдруг сам потащил меня вперёд. Я был совершенно обескуражен, и на секунду мне даже показалось, что он меня просто разыграл. Я почти успел на него снова разозлиться, но тут он опять замер, хватаясь за угол здания и отпуская мою руку. - Нет, нет, только не снова… Земля снова притянула его к себе, он опустился вниз, сжимая виски ладонями и тараторя про себя: «только не снова, только не снова, я больше не хочу…» Прохожие начали обращать на нас внимание, и я скорее опустился за ним, стараясь его растормошить, но он почти не реагировал на меня, мелко дрожа то ли от холода, то ли от спайса. В какой-то момент он снова посмотрел на меня невидящим взглядом и сказал: - Никогда… никогда больше, обещаю… В какой-то момент в панике мне пришла мысль позвонить в скорую, но я прекрасно понимал, что за последствия нас потом ждут. Пытаясь успокоиться, я заскользил взглядом по улице, и наткнулся на вывеску дешёвой гостиницы. Мы уже в открытую вызывали любопытство мимо проходящих людей, поэтому я, не долго думая, силой поволок Рена туда.       По интерьеру было видно, что заведение пользуется малым спросом. Усадив его в вестибюле, я постарался как можно меньше показывать свою панику и скорее попросил двухместный номер у клерка на рецепшене. Клерк этот оказался порядочной сволочью, и мало того, что раз пять переспросил условия, видимо, смекнув, что что-то не так, так ещё и листал свой гостевой журнал очень медленно, выискивая подходящую комнату; хотя, может, это мне просто показалось из-за нервов. В итоге он заломил мне какую-то несусветную для подобной гостиницы цену, и мне пришлось выложить большую часть налички за возможность провести одну ночь здесь. Но он хотя бы никак не отреагировал, когда я потащил спотыкающегося и бормочущего что-то нечленораздельное Рена к лестнице. Следующий час обернулся для меня настоящим кошмаром.       Я сразу же распахнул все окна, чтобы прогнать спёртый воздух тесной комнаты, в то время, как Рена накрыло уже по-серьёзному. Он нёс какой-то бред, забившись в угол кровати, я сперва пытался отвечать ему, но потом понял, что он говорит не со мной. Я представить себе не мог, что он сейчас видит, и мне было ужасно страшно находиться с ним рядом. Тем не менее, я какой-то бесконечно долгий промежуток времени просто сидел около него, повторяя как заведённый: «Рен. Рен. Посмотри на меня, Рен», и несколько раз он действительно, будто очнувшись, фокусировал на мне взгляд и с каким-то мученическим выражением шептал: «Никогда больше, правда, никогда…», и когда мне казалось, что всё уже закончилось, он снова впадал в бессознательное состояние, внезапно начиная смеяться, и тут же скатываясь до истерики, и говоря кому-то, отвернув от меня голову: «я помню тебя…». Всё это очень напоминало мне сцену из фильма ужасов, и единственное, о чём я мог мечтать, это чтобы она поскорее закончилась. В начале одиннадцатого, почти одновременно с тем, как я заказал чай у этого неторопливого ублюдка снизу, телефон в моём кармане завибрировал, показывая входящий вызов от сестры. Более удачного времени, она, конечно, найти не могла. Естественно, мне пришлось его пропустить, что бы я ей сказал? «Извини, Пири, я немного занят, кстати, ты не знаешь, как откачивать людей под спайсом?» Потом я бесконечно долго пытался отпоить Рена чаем, вбухнув полсахарницы в одну чашку. Это было очень трудно, потому что он постоянно отплёвывался, и, кажется, вообще не понимал, что происходит. Ближе к одиннадцати, он окончательно вымотался из-за своих видений, и, вроде провалился в сон, и это было для меня даже пострашнее его прежнего состояния. Сидя рядом, я чуть ли не каждую минуту проверял у него пульс на шее и следил за дыханием. Я боялся на секунду отойти, опасаясь, что с ним может что-то случится. Будить я его тоже не хотел, поэтому мне оставалось просто быть рядом и ждать чего-то.       Через полчаса я окончательно убедился, что он просто уснул. Поднявшись с его кровати, ощущая, что меня всего колотит, я плотно закрыл окно и повернул ручку. Казалось, вся комната пропиталась этим холодным декабрьским ветром. На полу под окном была лужа растаявшего снега, а ещё тут, кажется, целую вечность не убирались, потому что на всех горизонтальных поверхностях виднелся толстенный слой пыли. То, что осталось от чая, уже давно остыло, и я вылил это в раковину. Меня ещё ощутимо потряхивало, когда я выходил в вестибюль, чтобы позвонить сестре, не беспокоя Рена. Я даже не стал слишком долго думать, перед тем, как нажать на «вызов», как я сделал бы в иной раз.       Вызов прошёл не сразу, а потом ещё смежился с телефонными помехами, резавшими слух. Трубку сняли после четвёртого гудка. - Алло?...ло!...-ро? Я поморщился. - Эм… Пири, тебя не слышно. Связь просто ужасная. -…годи. Сей-ас… - На том конце линии замешкались. - …тюня… Братюнь? Так лучше? - Да. – Голос сестры теперь слышался будто бы в отдалении, но хотя бы не было помех. – Как ты, Пири? Ты сейчас в отеле? - Привет! Я отлично, и… нет, я не в отеле. Я в аэропорту… Извини, так получилось, я не успела тебе написать! У меня все планы полетели к чёрту, у нас не получится увидеться. Но я обязательно приеду на Пасху! Честно-честно! Ты не злишься? - Нет, - усмехнулся я. Не сказать, что мне стало легче, но и разочарования я тоже от этой новости не почувствовал. - Конечно, не злюсь. Как у тебя дела? Как с учёбой? - О, а я не сказала? – подхватила сестра. - Я именно из-за неё сейчас здесь. Мне предложили месяц постажироваться за границей… ну, то есть, это не совсем стажировка, я просто буду наблюдать и пытаться повторить за знающими людьми, но это всё равно очень круто! Я улыбнулся родным восторженным ноткам в голосе. - Представляю. Ты просто молодец. - Я знаю-знаю! – отмахнулась она. – Как у тебя дела, лучше расскажи. Я тебя сто лет не слышала, выкладывай! - Ну, - я помолчал с пару секунд, а потом зачем-то выдал: - Знаешь, я универ бросил…       Пири совсем не удивилась моему раздолбайству, сказала, что примерно такого и ожидала от человека, который пошёл на экономический, ненавидя при этом математику. Сказала только, чтобы я хорошенько подумал, чего вообще хочу от жизни, перед тем как сделать следующий шаг. Потом мы полчаса смеялись, вспоминая прошлое, она рассказала про некоторых общих знакомых, которых недавно видела, и про родственников, потому что я дома не был уже очень давно. После разговора с ней мне стало куда легче, и я в который раз подумал, что у меня не сестра, а золото. Потом она сказала, что начинается посадка на её рейс, я ей пожелал удачи и пообещал почаще писать, мы простились.       Отключаясь, я со спокойной душой подумал, что хотя бы один из нашей семьи не вырастет балбесом.