xXx
Позже, когда стол уже застелен белоснежной скатертью, а Луи надел привычно-праздничный свитер тыквенного цвета, Гарри проскальзывает в комнату. – Я люблю тебя, – произносит он так робко, что Томлинсон почти не слышит. Луи оборачивается, рот слегка приоткрыт. – И это был лучший секс в моей жизни. Гарри улыбается. Луи скалится, как маньяк, чувствуя, как румянец заливает шею и щеки. У него немного кружится голова и перехватывает дыхание. Прошло почти четыре месяца, но Стайлсу все еще удается творить такое с ним. – Я люблю тебя тоже. – Тогда ты уверен насчет нашего решения, м? – Гарри подходит, шлепая босыми ногами по паркету, и кладет руки на бедра парня. – Конечно уверен. – Тогда мы скажем парням сегодня вечером? Луи кивает, громко сглотнув, когда приподнимается на носочки, чтобы снова поцеловать Гарри. Но кудрявый отталкивает парня, усмехаясь на его надутые в ответ губы, и заходит за спинку дивана, напевая одну из тех ужасных песенок, что притворно ненавидит Томлинсон. – Люди. Люди, которым нужны... люди. Самые удачливые...[4] – Прекрати ты, четырехсосочный фрик! Гарри только ухмыляется, аккуратно присаживаясь на кушетку и продолжая тактично мучить Луи. – Влюбленные. Они очень необыкновенные... Люди. – Ты думаешь, ты Барбара, но на самом деле ты Дебби Гибсон. И вот это смогло закрыть Стайлсу рот. Он обрывает половину строчки, ударяя себя в грудь в порыве эмоций. – Я Барбара! – Дебби. И в этот момент Найл звонит в дверь, громко спрашивая, можно ли ему войти, готовы ли они и закончили ли со своими дурацкими секс-играми. Гарри смывается в свою комнату, чтобы одеться, после того, как получает от Луи увесистый шлепок по заднице («Прикройся, Гарольд! Бесстыдник»), и кричит Найлу в трубку войти. В груди парня расцветает странно-теплое чувство, и он улыбается. Хоран вбегает по лестнице и заваливается на кухню, аккуратно, как древние реликвии, неся в руках две сумки с продуктами. – С Днем Рождения, приятель! – Счастливого Рождества, – усмехается Луи. Он помогает Найлу вытащить продукты для фахиты – «семейная фахита» стала любимым блюдом парня; он обожает моменты, когда Гарри старательно готовит ему, в то время как сам Томлинсон не утруждает себя даже тем, чтобы поставить на плиту воду для спагетти, чтобы сэкономить время. Стайлс вызывался приготовить что-нибудь крайне необычное в честь его Дня Рождения, на что Луи лишь покачал головой и настоятельно рекомендовал сварганить побольше фахиты. (Найл, отличник и на удивление наблюдательный парень, заметил, как Томлинсон пялился на зад Гарри, пока тот украшал торт, и добровольно вызвался сходить в ближайший супермаркет, чтобы докупить кое-каких продуктов. А сейчас у него прекрасно выходит игнорировать любой запах спермы, что чувствуется по всей кухне то там, то тут) Гарри забредает в комнату, когда Луи и Найл заканчивают запихивать в шкаф всю ненужную ерунду, что собрали с дивана и пола. Это пыльная куча книг, одежды и пара боксеров, которая, как уверен Томлинсон, абсолютно точно не может быть его (хотя, она и Topman, хмм). И все это заставляет парней толкать дверцы шкафа плечами («на счет три, Найл! Неужели лепреконы не научили тебя считать?»), чтобы наконец утрамбовать этот хлам. Стайлс опирается на дверной косяк, качая головой. – Это выглядит жалко. Луи наконец удается достаточно сильно пихнуть дверцу. – Готово! Квартира девственно чиста! Как раз вовремя... Кто-то еще звонит в дверь, снова и снова ритмично нажимая на звонок. – Вход на вечеринку только по приглашениям, надоедливые ублюдки не приветствуются. – Я наигрывал для тебя «С Днем Рождения» на азбуке Морзе, малыш, – мягкий голос Зейна раздается из домофона. – Ложь. – Ну же, Луи, впусти Пез и меня уже. Я, кажется, уже отморозил себе яйца. Томлинсон слышит смех Гарри, доносящийся с кухни, где парень снова творит какую-то ерунду на плите. В его сознание проникает какой-то странный страх перед мыслью, что сейчас ему придется представить своего парня лучшему другу, и наоборот. – Кажется, я читал что-то об этом в советах по сексу от Космо. – Идиот. – Двойной идиот. – Я любя тебя. – Верный пароль, – Томлинсон наконец их впускает. Зейн неуклюже вваливается в квартиру минутой позже, немного измученный и изнеможенный Брэдфордский плохой парень. Он ведет под руку Перри, свою новую девушку (она веселая, с лиловым цветом волос и, кажется, довольно сообразительная; девушка нравится Луи), а в другой руке у него тонкая, празднично-оформленная коробка, на которую пристально, без всякого стеснения пялится Томлинсон. Луи берет их пальто, только сейчас понимая, что ему совершенно некуда их деть, потому что шкаф забит до отказа, и вместо того просто передает их Найлу, целует Перри в щеку с оживленным «Привет, милая» и хлопает Зейна по спине в знак приветствия. – Привееет, – кричит Стайлс из кухни своим чарующим, хриплым голосом. – Я Гарри. – Зейн Малик, – отвечает парень, следуя по шлейфу вкуснейшего аромата пряного мяса, в то время как Луи суетится, чтобы каждому досталось по пиву. – Я именно тот, на чьем лбу этот балбес накалякал «пенис». Гарри в фартуке с цветочными оборками вытирает руку и протягивает ее Зейну, усмехаясь. – Я помню. – Зейн, это Гарри; Гарри, это Зейн, – нервно и немного неестественно жестикулирует Томлинсон. – Найл, – Перри; Перри, – Найл; Гарри, – Перри; Перри, – Гарри; Перри, – Зейн... – Мы знакомы, – лукаво поправляет она. – Эм. Я никого не пропустил? – Ребята, это Софи, – совершенно неожиданно в дверном проеме появляется Лиам, прямо-таки сияя, и снимает удобный на вид вязаный шарф. – Всем привет, – Софи бегло оглядывает комнату, смущенно улыбаясь. Луи очень рад за Лиама. На самом деле. Они хорошо сдружились за эти месяцы, что прошли с их работы на PGA, и даже запланировали совместную работу в следующем году. В первую встречу с этим парнем Томлинсон ни за что бы не поверил, что когда-нибудь будет так близок с ним, как сейчас (особенно, учитывая, как они начинали общение), но это было очень приятным сюрпризом. И, в любом случае, другое его предсказание в конце концов сбылось: Софи оказалась совершенно беспомощной перед его прессом. Вот уже два месяца улыбка от уха до уха не сходит с лица Лиама. Теперь же все мило болтают на кухне, составляя Гарри компанию, пока тот обжаривает перец с луком для фахиты. Луи порхает от одного гостя к другому, получая поздравления с Днем Рождения и поддерживая легкие бессмысленные разговоры в каждом кругу. И каждые несколько минут он возвращается к Стайлсу, обнимая за талию и шепча ему на ухо какую-нибудь успокаивающую чушь (хотя, возможно, он и позволяет себе пару раз коснуться губами скулы парня). – И никто не хочет упомянуть, что эти двое совершенно обескураживающе носят одинаковые джемперы, только разных цветов? Луи оборачивается и без раздумий пихает Зейна в плечо. Гарри только усмехается, обнимая Томлинсона сильной рукой и прижимает к себе, защищая, а лопатка в другой руке уже наготове, чтобы швырнуть в Малика соус, если парень продолжит в том же духе. Хотя, он и прав. Луи впервые заметил, что на Гарри такой, как у него самого, только темно-синий свитер. – Нам нравится носить схожую одежду, – отвечает Стайлс. – Да, – кивает Луи. – И нам даже не стыдно, взгляните на нас. Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза влюбленными взглядами, и вдруг в мыслях Томлинсона всплывает образ Гарри во время их первого интервью в тот далекий четверг, в августе, когда парень прелестнейшим образом краснел и кусал нижнюю губу. Найл не может быть больше умилен, но лишь закатывает глаза. Зейн хихикает, делая глоток пива, и качает головой: – У меня нет аргументов. – Ужин готов. Накроешь стол, милый? Луи быстро чмокает Гарри и направляется в гостиную, занимая себя тарелками и серебряными вилками и ложками. Вскоре все они сидят за столом (причем Найл ютится на углу, добродушно согласившись поставить тарелку на колени, потому что места катастрофически не хватает), болтая и смеясь, как старые друзья. Луи нравится это, нравится упиваться обществом людей, собравшихся вместе из-за него. Он наслаждается заливистым смехом из-за того, что сказал Найл, и огоньком интереса в глазах Лиама, когда Зейн говорит о героях каких-то комиксов. Никто не забывает поблагодарить Гарри за чудный ужин и поздравить его с выпуском из университета на прошлой неделе. То, как вздымается грудь Стайлса, каждый раз, когда он говорит «спасибо», заставляет Луи почти разорваться от гордости. Когда Гарри приносит торт, Найл расправляется со своей третьей порцией фахиты, и Зейн заканчивает рассказывать про поход его студентов в Британский музей на прошлой неделе. – Одним из их заданий было провести немного времени у статуи («Менелай с телом Патрокла», римская копия утраченной бронзовой греческой скульптуры), в любом случае... – Луи видит, что Зейн заметно сдерживает себя, чтобы не докучать всем ненужной болтовней о классической скульптуре, – им нужно было написать небольшое эссе о ней и сделать набросок. Цель задания состояла в том, чтобы заставить их выразить собственные мысли о скульптуре и ее деталях, и бла-бла-бла... – Твои речи ведут к чему-то толковому, или?.. – Луи без капли стеснения швыряет смятую салфетку прямо в лоб распинающемуся Зейну. – Ой! – Малик кидает орудие преступления в обратном направлении. – В общем, они заключили, что у Патрокла довольно приличный член. – Тебе снова удалось заинтересовать меня, продолжай. – И почти все парни не нарисовали его. Хотя это и было частью задания. Они изобразили или что-то вроде куклы Кена, или что-то вроде смехотворного кожаного финика... – Как хороший учитель, Зейн пытается сохранить серьезное выражение лица, но не может сдержать смех. – А от всех девушек я получил рисунок точно выверенного и хорошо прорисованного пениса. – Ты не пытался написать огромными буквами «НЕ ЗАБУДЬТЕ О ЧЛЕНЕ» на листах с заданием? – спрашивает Луи. – Нет, не пробовал, – парень в ответ качает головой. – Но, знаешь, снижать кому-то оценку, аргументируя это тем, что он не нарисовал пенис – не самое приятное время препровождение. Весь стол взрывается смехом, пока Гарри продолжает резать торт. – И это их последний шанс, – добавляет Зейн, принимая тарелку с кусочком торта, и облизывает с пальцев воздушную, ярко-красную глазурь. – Сентябрь мы начнем со средневековой христианской мозаики и Тайной Вечери. – Тебе следует задать всем, кто не нарисовал Патроклу член, прилепить его куда-нибудь на изображение Тайной Вечери, – заключает Гарри с нахальной ухмылкой. – Да, милый, хорошая идея, – Перри слегка толкает Малика локтем в бок. – И лучше, где-нибудь над головой Иуды. – Одиноко парящим в воздухе, – бормочет Найл, кусая свой кусочек торта. – Чудотворный божественный пенис. Все за столом содрогаются от смеха; большинство гостей допивают свою третью бутылку пива за вечер, а Луи уже открывает четвертую, и у него начинает приятно кружиться голова. Если после ужина они все же соберутся выпить чего-то крепче, Томлинсон рискует закончить вечер, повиснув на Гарри и громко выкрикивая «Лучший День Рождения!» каждому прохожему, попавшемуся на пути. – Если вы все закончили с ужином, – начинает он, все еще не совсем оправившийся от перехватывающего дух смеха, и стучит вилкой по горлышку бутылки пива, пытаясь придать моменту торжественности. – У Гарри есть кое-какие новости. Головы поворачиваются в направлении Стайлса, который беспечно отрезает себе кусочек торта. Он резко замирает. В этот момент парень похож на оленя, оказавшегося в ярком свете автомобильных фар, но Луи улыбается и ободряюще кивает, что придает уверенности. Они готовы объявить это всем. Это правильный момент, Томлинсон чувствует это нутром. Гарри шумно выпускает воздух из легких и расправляет плечи. – Хорошо. Ну... – Луи старается не помешать ему пристальным взглядом, потому что Стайлс всегда немного медлит, чтобы выстроить мысли в связную речь, прежде чем начинает говорить. – Вы все знаете, что я выиграл приличную сумму денег в августе, – Гарри не может не улыбаться Луи: его глаза светятся любовью, и парень вспоминает, как они впервые встретились. Затем он откашливается и продолжает. – Так что я решил потратить этот приз на исполнение мечты всей моей жизни. Он делает небольшую паузу для пущего эффекта. – ...которая состоит в том, чтобы открыть пекарню. Она будет называться «Жонглирующий Стайлс». Я лично буду жонглировать маффинами перед их подачей клиенту. Что-то вроде маленького шоу! Несколько секунд в комнате царит тишина, а затем Лиам вскакивает с места. – Это звучит круто, Гарри. – Малый бизнес очень важен для экономики страны, – вносит свою лепту Перри. – Кроме того, эта пекарня будет уникальна в своем роде, – добавляет Софи. Луи пытается заглушить салфеткой хихиканье, что у него, конечно, не выходит, и он вполне уверен, Найл тоже старается не покатиться со смеху. – Шутка, – ухмыляется Гарри. – Вообще, мне предложили принять участие в туре PGA. И после праздников я переезжаю в Лондон. Мы с Луи покупаем квартиру в Ноттинг-Хилл. – Ох, слава Богу! – бормочет Лиам, пока все остальные засыпают парней поздравлениями и даже аплодируют. – Ноттинг-Хилл, да? – Зейн поднимает бровь, смотря на Луи, потому что он знает. Он знает. – Нет, – Луи прерывает его прежде, чем парень может сказать что-то еще. – Это не потому что нам нравится фильм... – Малик притворно кашляет и наклоняется голову. – Хотя, да, это потому что мы оба чертовски любим этот фильм. – Думаю, это великолепно, – произносит Перри, отправляя в рот последний кусочек торта. – Но когда, черт побери, мы будем петь? Гарри принимает это за намек на то, чтобы хором спеть поздравительную песню имениннику и громко и вдохновенно кричит «С Днем Рождения, Boo Bear!» достаточно громко, чтобы конкурировать с дэт-метал «Celine». И Луи не может перестать улыбаться.xXx
Позже, когда все подарки развернуты, Найл вернулся в свою комнату, и остальные гости разошлись на празднование Рождества, Гарри и Луи упали на кровать, держась за руки и неожиданно понимая, что голодны. Они выпили слишком много пива и слишком устали с раннего утра делать что-то большее, чем валяться в кровати в объятиях друг друга. Гарри в конце концов обнимает Луи со спины, опаляя нежную кожу шеи парня дыханием, и оставляет невесомый поцелуй на чувствительном месте за ухом. – Я люблю тебя, – произносит Стайлс. – Люблю тебя тоже, милый, – отвечает Луи. – Не могу дождаться следующего года, когда я буду профессиональным гольфистом, а ты будешь снова сидеть наверху в своей будке вместе с Лиамом и комментировать мою спортивную форму. – Я всегда комментирую твою спортивную форму, – Луи чувствует, что парень за его спиной улыбается. – Это будет так великолепно, – шепчет Стайлс. – Я подумал, что раскроюсь миру в начале весны. И, может быть, как-нибудь Лиам возьмет интервью у нас двоих... Мне нужно обсудить это с PR- менеджером... Малыш, что такое? Луи напрягся. Слова Гарри будто накрывают его лавиной. Он изо всех сил пытается уловить их смысл сквозь алкогольную дымку. И дела плохи. – Раскрыться? – эхом повторяет он слабо. – Ну, да. Конечно, – хмурится Стайлс. Луи поворачивается к нему лицом. Мысль стать первым профессиональным гольфистом и открытым геем – всего лишь незначительная деталь, как расписание тренировок или обед со спонсором, и Гарри искренне недоумевает, почему бы у Томлинсона были какие-то проблемы с этим. – Ты не можешь раскрыться. – Что? – Гарри сильнее хмурит брови; в его голове кавардак. Он внимательно смотрит в глаза парня напротив, и – черт-черт-черт! – Луи был не готов к этому разговору! Он и раньше немного волновался о слухах, что пошли после того, как Гарри поцеловал его в раздевалке PGA (к счастью, тогда там не было камер, и очередная гей-сплетня осталась только сплетней). – Я имею в виду... Черт, это не то, что я хотел сказать. Это просто... Мне это не подходит, – парень съеживается, говоря это, потому что он прекрасно понимает, как это звучит. – Тебе это не подходит?.. Ты раскрылся даже на работе! Луи усмехается. – Лиаму. И еще трем людям. Никто из «верхушек» Sky Sports не знает. Если раскроешься ты, раскроюсь и я. И не только моим боссам. Всенародно. Всей нации. – Ну, я не собираюсь врать. Луи не нравится то, как Гарри отстраняется от него. Между ними всего несколько сантиметров, и его рука все еще на талии Томлинсона, но чувствуется напряжение. Луи ощущает себя мертвым грузом. – Ты не должен врать. Просто скажи им не всю правду. Скажи, у тебя есть кое-кто, но ты предпочитаешь оставить свою личную жизнь личной. – Но... – быстро произносит Гарри и прищуривает глаза, пытаясь обдумать услышанное. – Почему? В смысле, ты никогда не скрывался и был собой, почему... Это такая великолепная возможность. Я буду чертовски горд объявить миру, что я гей и ты мой парень. У Луи перехватывает дыхание, его охватывает легкая паника, и дело усугубляется еще тем, что он пьян. – Я горд тобой тоже, – отвечает он непривычно высоким голосом. – Не в том дело. – Тогда в чем, Лу? – взгляд Гарри изучает лицо парня. Он хочет понять. Но чувства Луи совершенно, так беспомощно непонятны ему. Какого черта до него не доходит? Почему он не видит проблемы? Луи шумно сглатывает. – Людям не нужен спортивный комментатор-гей, Гарри. Возможно, не для гольфа, но уж для футбола – точно. Эмоции Гарри кардинально меняются. Его нижняя губа дрожит, и Луи совсем не уверен, что парень не плачет. – Ох... Луи кладет ладонь на скулу Гарри, пальцами поглаживая щеку парня. – Малыш, не то, чтобы я планировал никогда не раскрыться. Я просто думал, что сначала добьюсь того, о чем мечтал. Дам людям привыкнуть ко мне, за несколько лет многое может измениться... И... – Он пожимает плечами. – У меня нет точно плана, честно говоря. Гарри выглядит так, будто у него только что забрали все рождественские подарки. Он рвано выдыхает и перекатывается на спину, избегая прикосновения Луи. – Я не знаю, что сказать. Это их первое серьезное разногласие, и Луи ощущает отвратительное чувство тошноты, заставляющие все внутренности сжаться. Он начал принимать как должное их поразительную совместимость в любой сфере жизни или отношений. Невозможность увидеть, даже когда они – с глазу на глаз, и реакция Гарри на его мысли у чувства: будто Луи ему чужой (и самому также отвечать на Стайлса, в свою очередь), – все это расстраивает. На грудь будто давит невидимый груз, и Томлинсон прикладывает большие усилия, чтобы сделать вдох. Гарри не смотрит на него. – Я просто... – Начинает он хрипло. – Раскрыться – значит получать слишком много ненужного внимания и давления. Не говоря уже о потере денег... – О чем ты так печешься? – Гарри резко поворачивается к нему, впиваясь взглядом, и это как удар кнутом. Луи вздрагивает. – О потере денег? – Нет! Ну... – Запинается Томлинсон. – Я просто... Я имею в виду, в будущем... Нашем будущем. Ну, ты знаешь, если мы решим... – Он не может завершить предложение, потому что, да, он думал об этом (конечно, черт возьми, он об этом думал), но сейчас слишком рано для этого, и, возможно, в эту минуту он рушит все, что у него есть. – А что насчет детей в настоящем? – спрашивает Гарри. – Тех, которых унижают в школах, потому что они геи? Что насчет них? Слезы катятся с уголков его глаз, и сейчас Луи почти вынуждает себя сказать следующую фразу. – Я не считаю, что думать о материальном – неправильно, Гарри. – Ну, – огрызается парень и вдруг говорит так быстро и решительно, и Луи впервые застает его таким. – Лично я планировал зарабатывать деньги своим талантом и упорной работой, а не тем, что выставлять себя натуралом. Досадно, что мой бойфренд не верит, что я достаточно хорош для этого. – Господи, нет! Это не... – Томлинсон готов ответить, но не может подобрать слов. Он тянется к Гарри снова и неуверенно кладет ладонь на его грудь. – Я верю в тебя, Луи, – это как удар под дых. – Я верю в тебя тоже, – настаивает Луи. – Верю, Гарри, очень. Но я еще не готов. Не готов так, как ты. Мы не обязаны решать прямо сейчас, я имею в виду... Гарри молчит пару секунд, и Луи чувствует, как быстро стучит его сердце под обжигающей кожей. Это отговорка, он знает это, но, если это значит, что они смогут отмотать назад последние десять минут, вернуться к тому моменту, когда Гарри не начал этот разговор... И сегодня его День Рождения, все-таки. Луи моргает. Он почти забыл. – Да, – вздыхает Стайлс наконец. – Все в порядке. Мы поговорим об этом позже. Луи слышит напряжение в его голосе, показатель того, что ничего не в порядке, и не будет. – Хорошо, – шепчет он. Томлинсон прижимается к парню, проводя костяшками пальцев вверх и вниз по бицепсу Гарри. Они лежат так, подстраиваясь под дыхание друг друга. Через пять минут оба все еще не спят. – У нас все хорошо? – спрашивает Луи так робко, что слова почти теряются, разливаясь по коже плеча Гарри. – Конечно, – отвечает Стайлс, и уверенность в его голосе успокаивающее действует на то странное ощущение в животе, что мучает Луи последнюю четверть часа. Гарри оставляет поцелуй на его лбу и наконец немного расслабляется, прижимая парня ближе. – Конечно у нас все хорошо. С Днем Рождения. Луи ждет, пока дыхание Гарри успокоится и только тогда позволяет себе задремать. Все в порядке. Он и Гарри любят друг друга, и они продолжают путь вместе. Двигаются дальше. Прямо в жизнь. Все остальное – незначительно, об этом не стоит и беспокоиться. Они поговорят обо всем позже.