Глава 13
11 июля 2015 г. в 11:51
Что может быть хуже прощания? Неловко переминаясь с ноги на ногу, перебирая пальцами края кофты и глотая все слова мира, ты произносишь кратко и с щемящим сердцем: «прощай». Ты не говоришь, что дороже этого человека у тебя никого нет, что ты любишь его, что вся Вселенная не способна понять, кто он на самом деле для тебя. Ты этого не говоришь, поскольку в саднящем сердце тлеет надежда, что это «прощай» — лишь многообещающее «до свидания». Но правда в том, что это на самом деле только ваше прощание. А слова так и не были высказаны.
Вытирая пот с лица уже промокшим платком, я пытаюсь отогнать надоедливые мысли, но, закрывая глаза и оставаясь с темнотой один на один, я, так или иначе, задумываюсь о своем невысказанном прощании.
Прошел год с тех пор, как я покинула свою планету. Венера стала моим временным укрытием, а её жители моими соратниками. Сначала нас оповещали о состоянии Земли каждый день: Падшие воюют с ишимами, марсиане покинули Землю, нестабильное состояние планеты, и наконец произошла полная узурпация власти со стороны ишимов. Позже, со временем, новости стали более редким вознаграждением за терпение. А потом, в один из переломных моментов, который я уже и не вспомню, информация и вовсе прекратила доходить до прекрасных дев. Венера огласила военное положение и оградила себя от внешних проблем, экспорта и импорта. Иные Вселенные, на самом деле, прекратили свое существование под лозунгом «едины».
С тех пор, как нас перестали информировать о состоянии Земли, Апполин больше не стала уверять меня в том, что все будет хорошо. Что Якин позаботится о себе и моих близких. В конечном итоге, она, как и я, поняла, что это начало конца.
Открывая глаза, я глубоко вдыхаю и сажусь на кровать. На прикроватной тумбочке стоит маленькая ампула с моей ежедневной инъекцией. Я беру её уже уверенной и всезнающей хваткой. Около триста шестидесяти пяти таких инъекций исчезли в моей крови, растекшись по венам. Около триста шестидесяти пяти раз я вводила себе кровь Падших, чтобы мое тело адаптировалось под климат Венеры.
Маленькая, похожая на инсулиновую, иголка аккуратно входит в мою синюю ярко выраженную, проступающую через кожу, вену, и я медленно нажимаю на шприц. Инъекция растекается по моим жилам и зарождает во мне ощущение полной оккупации тела. Я чувствую, как эта жидкость двигается по моему телу, как она медленно становится частью меня. Я уже давно не обращаю внимания на резкую тошноту и головную боль. Тени, залегшие под моими глазами, и бледная кожа давно стали моим ежедневным внешним видом.
Сгибаясь пополам, я опускаю голову к коленям и пытаюсь остановить рвотные позывы. Тихо постанываю. Быстро вдыхаю воздух, наполненный сладковатым запахом, витающим в помещении, как резкий запах спиртного в баре у Сидо.
— Рыжая, ты чертовски плохо выглядишь.
Я оборачиваюсь и вижу Кимбэлла, стоящего на пороге комнаты. Скрестив руки на груди, он в упор смотрит на меня.
Сам он выглядит не лучше. На самом деле, инъекции сказываются на нем даже хуже, чем на мне: от его и так тощего тела остались лишь сухие, жилистые мышцы, темные глаза, мечтающие о сне, и вечный запах рвоты.
Он и сейчас украдкой поглядывает в сторону уборной. Скорей всего, его утро началось так же, как и мое, — с иглоукалывания.
— Кто бы говорил. — Я встаю и подхожу к зеркалу во весь рост. Собрав волосы в хвост, вытираю платком шею и лицо, вплоть до ложбинки на груди. — Чего тебе надо?
— Нас созывает Тита, — говорит он в кулак и, резко краснея, кашляет. — Такое ощущение, что они хотят нас подсадить на эту штуку.
Он глядит на использованную мною ранее ампулу и чуть усмехается, что, несомненно, напоминает мне о Якине.
«Он бы тоже нашел в этом какую-то иронию», — думаю я.
— Я, в принципе, не против. Посмотрим, рыжая, кто из нас скончается быстрее. Уверен, милые дамочки на сектор выше, — он указывает пальцем на потолок, намекая на наших соседок, — устроили тотализатор. Рыжая барменша или азиат, командор Пантикапеи, кто выплюнет свое легкое быстрее?
Я томно вздыхаю и закатываю глаза чуть ли не к самому небу:
— Вау, да у кого-то между собой полушария мозга не дружат.
— Зато их конфликт развивает невиданную активность извилин.
— Не думаю, что это что-то хорошее, — говорю я, закрывая за собой дверь.
— Нет, зато картинки в моей голове после их конфликтов выходят лучше, чем...
— Я про Титу, Ким, про Титу.
Он неловко улыбается и лишь кратко кивает головой, соглашаясь со мной.
Бывает, мы не видим Адну Венеры неделями. Натита — Адна — мать всех прекрасных дев. Прошел год, а я до сих пор не могу уложить и разложить эту информацию по полочкам в своей голове. Эта утонченная прекрасная дева та, от которой зависит вся природа и в целом жизнь планеты.
За год, прожитый на Венере, я осознала несколько вещей: Венера — единственная планета, не тронутая новейшими инфраструктурами. Со слов Ниа, во многом это заслуга бывшей Адны. Все прекрасные девы, словно пчелы, трудящиеся во благо своего улья. Все они едины с природой и своей матерью.
Мы с Кимом идем в абсолютной тишине. Утро на Касиопее оказалось поистине тихим. Обычно в это время суток большинство прекрасных дев просыпаются ни свет, ни зоря и приступают к утренним делам. Но не сегодня.
Громкий вой, похожий на львиный, заставляет нас с Кимом остановиться на месте. Из-за холмов, где расположен сад, издаются звуки скулящего животного.
— Чувствуешь это? — обеспокоенно спрашивает меня Ким.
Земля под ногами ходит ходуном. Я цепляюсь за локоть парня, но и это не предотвращает нашего падения на землю.
— Что за...?
Я поднимаю взгляд на холмы и вижу, как на нас несется огромное животное, при этом громко рыча. Это что-то похожее на огромного белого медведя, только с хвостом в длину метра три и размером с двухэтажный дом. Обезумевшие глаза животного устремлены на нас и явно желают настигнуть цель.
— Рыжая, вставай, надо уносить отсель свои ножки. — Ким хватает меня за руку и с силой тащит на себя, пытаясь уволочь.
Животное останавливается на холмах и, поднимая морду к небу, издает рык, разносящийся волной.
Ещё одна истина, понятая мною за год: природа на Венере логична и последовательна. На насилие она отвечает насилием, на ласку — лаской. Поэтому, когда я слышу голос Титы, мое быстро бьющееся сердце успокаивается в два счета.
Адна выставляет свою руку перед мордой взбешенного животного и дает себя понюхать. Большой черный нос двигается по крошечной руке Натиты, и только лишь, уловив запах самой матери-природы, зверь скулит и прижимает уши. Он складывает лапы и переворачивается на спину, и его хвост начинает быстро дергаться.
Я подхожу к Тите и сажусь на корточки. Почесав зверю живот, отчего он довольно закрывает глаза и в такт моим движениям дергает лапами, я говорю:
— Ох, какой милаш, чуть ли не прикончил нас.
— Что это было, Тита? — запыхавшись от пробежки, спрашивает Ким.
— Животные обеспокоены. — Она больше ничего не говорит и жестом подзывает нас к себе. — Думаю, это то, чего мы опасались.
Она не глядя на нас, идет в сторону Альянса – сада, где рождаются будущие прекрасные девы.
— Пантикапея готова к отправке, Ким? — спрашивает она.
— Всегда, — быстро отвечает парень, хмурясь.
— Вы отправляетесь сегодня же.
— Что? — я едва поспеваю за ней.
Тита останавливается и снисходительно кивает головой прекрасным девам, стоящим на страже у ворот к Альянсу.
— Адна, — говорят они, кланяясь.
— Наши гости там? — спрашивает Тита.
Одна из дев кивает головой и тогда Натита открывает ворота, пропуская нас вперед.
— Когда дева умирает, когда её материальная жизнь заканчивается, то её душа находит покой здесь. — Она останавливается у одного из «коконов» и касается его ладонью.
Куколка от прикосновения Титы загорается красным цветом, и я буквально всем телом ощущаю биения сердец. И тогда весь Альянс загорается красным цветом, все коконы в одночасье проявляют признаки жизни. По саду заговорщицки прокатывается волна шепота из одного слова «Адна». Будущие прекрасные девы ощущают присутствие матери-природы.
— А вот от туда, — она указывает в сторону сам ого большого кокона, в котором ещё не сформировалась куколка, — однажды, появится следующая Адна.
Тита посмотрела на небо, и я украдкой заметила слезы, скопившиеся в уголках её глаз. И вдруг так не к месту мне вспоминается та дева, которую я впервые встретила в «Веронии», — это была совсем не эта Адна, мать—природа всей Венеры, это была обычная, такая похожая на земную, девчушка.
— Вы — люди — называете это инкарнацией. Воплощением вечной души в ином теле. Мои прошлые и будущие жизни сосредоточены здесь, в Альянсе Венеры. Это, — она посмотрела на огромный кокон, — мое будущие тело. От него зависит вся жизнь этой прекрасной планеты.
Мы насторожено переглядываемся с Кимом, и тогда парень, набравшись смелости, спрашивает:
— Тита, к чему ты клонишь?
— Они близко, Натита. — Голос Ниа разносится по саду.
Я оборачиваюсь и вижу Падшего и его сестру.
— Ишимы? — спрашивает Ким.
Ниа кратко кивает головой.
— Они в недосягаемости для Падших, Тита. Мы не в силах вам помочь. Они питаются ресурсами Земли... И... — Падший запинается, скорей всего, думает, как преподнести все до конца.
— Говори, — велит Адна. Она закрывает глаза и чему-то улыбается. Тайно и сокровенно.
Падший обходит нас с Кимом и останавливается совсем близко к Натите. Он касается её руки и доверительно сжимает её, наклоняется к ней так, будто весь мир сейчас принадлежит только им и никто не способен их услышать, говорит:
— Думаю, это конец Венеры.
Прекрасные девы не воины, а Венера не поле битвы. Натита знала, что это возможно. Ишимы желали Венеру больше, нежели Землю. И теперь её кошмары стали явью. Вторжение.
Тита вздрагивает всем телом, глаза её закрыты, и вся она дрожит, как одинокий листок на ветру. Адна своего народа выглядит так, будто ей дали пощечину, а сейчас она готова подставить вторую щеку. Она открывает глаза, и эти карие, огромные очи, выражающие любовь и доверие, сейчас наполнены болью.
— Что же, мы знали, что рано или поздно этот день настанет. — Тита глубоко вдыхает и вытирает лицо от слез. Она осматривает Альянс так, будто впервые видит его, её взгляд мечется по коконам...
— Тита, — зову я.
Она оборачивается и смотрит на меня - паника в её глазах моментально переменяется пониманием.
— Я знаю, — говорит она, отвечая на мой немой вопрос. — Я Адна, мать Венеры, Ева. Я остаюсь со своим народом.
— Тита...
Я двигаюсь по направлению к ней, и вот уже мои руки обвивают её тело, и я тону в объятьях этой странной инопланетянки. Она дала мне временный дом, она спасла мою жизнь, она — странная инопланетянка — стала моим другом.
И вновь прощальные слова застревают в горле, и, сглотнув, я говорю:
— Я не верю, что это наше прощание, Натита.
— Мы не прощаемся, Ева.
Она отстраняется от меня. Рука Падшего касается её плеча, и он поворачивает прекрасную деву к себе. Она, как маленькая девочка, смотрит на него снизу вверх. Шмыгнув носом и заправив прядь волос за ухо, Тита говорит:
— Помнишь, как мы были ещё детьми, не знающими, что за участь нам уготована в играх Иных Вселенных?
Ниа кивает головой.
— Мы боялись ишимов так, как вас — Падших — боялись люди. Как вначале времен боялись мои девы. Что это, Ниа, как не ирония? — она крепко сжимает его руку настолько, что это заставляет Падшего скривиться. — Обещай, что если вы доберетесь до Бестиара, то вы благословите людей на полноправие в иных Вселенных.
— Тита...
— Обещай! — она дергает его за руку и пальцами хватает за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Если ишимы доберутся до Альянса — циклу Адне конец. Вся природа Венеры погибнет. Так что, Ниа, обещай мне! Обещай мне мир на планете Земля!
Ниа улыбается кривой и, что-то мне подсказывает, редкой улыбкой.
— Помнишь же, я странная, — медленно произносит Тита.
— Ты необычная. Ты – лучшая, — убедительно говорит он, протягивая каждое слово с интонацией, не требующей протестов. — И не дай никому усомниться в этом.
Тита отходит от нас. Она обводит нас взглядом и глубоко вдыхая, говорит:
— До скорой встречи.