***
Весть о том, что хоть и не наследный, но все-таки принц, серьезно повздорил с дядей, как-то незаметно разнеслась по всему лагерю за пару часов. То было не удивительно - в роду Дурина многие отличались зычным баском, слышимым за семь верст. А вот причина ссоры большинству была не ясна. Слухи множились и различались, а их абсурдность росла в геометрической прогрессии. Кто-то склонялся к версии, что дядя и племянник не поделили сокровища. В основном так считали люди Барда, которые за свою жизнь видели не слишком много самоцветов и не могли отличить Аркенстон от бижутерии, которую на своем пузике носил бургомистр. К тому же, как уже говорилось выше, многие помнили, как Торин, багровый и брызжущий слюной, орал на несчастного полурослика из-за какого-то камушка. "Ну, подумаешь, камень и камень! - говорили люди. - У них в этой, прости господи, Горе еще тыща таких лежит, а то и две! Странный народ, эти гномы, из-за бирюлек лаются..." Люди с начальным образованием, и потому имевшие более пессимистичные взгляды на жизнь, решили, что Кили собрался узурпировать трон, о чем и узнал дядюшка. Правда, то, что Кили находился в сознании и сохранил все четыре гномьи конечности, опровергало эту теорию. Гномы с Железных Гор, по рассказам товарищей неплохо знавшие о вспыльчивости Торина и поперечности Кили, вообще не загружали голову такой ерундой, тем более, что Даин уже второй месяц задерживал им зарплату, а лихолесские носки пообносились. Эльфы же, как самые хитрые, сразу решили, что дело тут тонкое. Причем настолько тонкое, что сарафанное радио не в силах пролить свет на сию тайну. Сразу же после достопамятной ссоры, на следующий день, ничего не подозревающий Трандуил вновь решил нанести визит Дубощиту. Однако его не пустили в палатку. Виновато пожимая плечами, дежурный гном-медик сказал, что Его Подгорнейшество не расположен к аудиенции. Именно в этот момент Его Подгорнейшество, со сбившейся повязкой на голове и разметавшимися вороновыми кудрями, метался в лихорадке и постоянно поминал различных особ, из которых самым пристойным именем обладала неизвестная "эльфова мать". Конечно, Трандуилу этого не сообщили. Но он был умен и развит не по годам, поэтому многое понял, многозначительно поднял сначала одну бровь, потом другую, потом сразу обе, и только после этого, взмахнув полами своего любимого плаща-халатика для пикников, позволил себе удалиться. Через полчаса эльфийская разведка, никогда не дремлющая и всегда держащая свои острые ушки на макушке, расползлась по вечернему лагерю и начала собирать сведения. Увы, добытые сведения были скудны даже для эльфов - короче, ничего они не узнали. Абсолютно отчаявшись, к утру они, в тщательно законспирированном месте, решили взять языка среди гномов и допросить его, не с пристрастием, но подробно. Выбор их пал на Фили, который совершал променад до места, известного каждому, но не столь часто упоминаемого. Эльфы обступили Фили плотной стеной. - Мир тебе, добрый гном! - выступил вперед начальник разведки. - Слухи до нас дошли о ссоре и раздоре великом, что в семье вашей поселился... - И что? - угрюмо спросил Фили, переминаясь с ноги на ногу. Вообще эльфы не были настроены на такой резкий ответ, поэтому малость сбились. - Ну... это... - замялся начальник, а потом вновь заговорил высоким штилем. - Много ходит слухов по земле этой, и не все они истинны, ибо не может быть так много истин сразу, но все же ис... Фили пожалел, что не взял с собой топор. - Что вы хотите от меня?! - вскричал он, понимая, что еще пара минут - и будет поздно. - Правды! - торжественно ответил начальник. - Правды и истины! Что принесло в ваш род это горе? Ибо нет горя большего... В иной другой ситуации Фили молчал бы, как молчит Озерный Страж. Он не выдал бы этой тайны никому, но теперь, когда счет шел буквально на секунды... - Ай, спросите у вашей рыжей! - воскликнул он с отчаянием, штопором ворвался в толпу эльфов, и через десять секунд уже вовсю бежал к дощатой будке, одиноко возвышавшейся на вершине холма... Эльфы переглянулись, потирая руки. Все им стало ясно. Через полчаса они уже стояли перед Владыкой, кратко пересказав ему свои похождения. - Владыка Трандуил! Нелегко нам пришлось, но мы добыли информацию! Для нашего мощного аналитического ума извлечь из случайно обороненной гномом фразы смысл будет несложно! - Хорошо, хорошо... - благосклонно кивнул Трандуил. - И что же вам поведал гном? - О, он был краток, и не совсем ясен! Но он упомянул некую рыжую, к коей мы должны обратиться... - Пока мы шли, мы проработали шестьсот различных вариантов истинного смысла сей фразы... - Уже шестьсот один... - И если вам будет угодно... Однако Трандуил, который, как уже говорилось выше, был смышлен не по годам, с раздражением махнул рукой, отпуская эльфов. Те, поклонившись и не задавая лишних вопросов, удалились. Все Трандуилу стало ясно. В Лихолесье был только один обладатель рыжих волос. - Позвать сюда Тауриэль! - приказал он и устроился поудобнее на троне: день обещал быть длинным.***
Итак, на восходе солнца Тауриэль была вызвана на ковер к Государю Всея Лихолесья. Сотня лет - мгновение в жизни эльфа, и поэтому ковер длился вот уже три дня. - Итак, что же мы, товарищи, имеем? - говорил Трандуил, жестикулируя холеными руками в крупных перстнях. Обращался он ко всей поляне. На поляне находился импровизированный военный суд из двенадцати эльфов и лося, а так же размещались зрители, которые грызли лембас, продаваемый предприимчивым Леголасом в больших ведерках. - Мы имеем, товарищи, полное неуважение к эльфийскому народу. Мало того, что сия Тауриэль, шестисот лет отроду, не слушается прямых приказов, уходит в лес по своей воле, красит волосы желчью орков... - Вообще-то это называется хной, - обиженно ответила Тауриэль, поправляя рыжие локоны. - Не имеет значения... - поморщился Трандуил. - Итак, красит волосы хной, приготовленной из орочьей желчи, которая придает сей эльфийке совершенно противоестественный и не соответствующий дворцовым стандартам вид... Тауриэль открыла было рот, наверное, чтобы спросить, как в дворцовые стандарты вписывается мелирование Леголаса, но Трандуил не дал ей слова. -...так еще, товарищи, вышеупомянутая и стоящая перед нами Тауриэль замечена в опасной связи с гномьим народом, а именно с одним из его представителей... Тауриэль что-то пробубнила, но ее проигнорировали. -...а именно, собирается вступить с вышеозначенным гномом, Кили, сыном Ф... - Трандуил заглянул в свиток, который лось удерживал в копытцах, - Гр... Дрр... Тьфу, язык сломаешь!... Неважно... так вот, вступить в матримониальную связь... По поляне пронесся еле слышный вздох удивления. -...что, как мне кажется, господа, совершенно неприемлемо! - А я не знала, что вы, Ваше Лесничество, расист! - обидевшись, фыркнула Тауриэль. - Это называется не расизм, а географо-этнический шовинизм, но речь не об этом, - поморщился Трандуил. - Итак, я даю слово Тауриэли, дабы она смогла произнести речь в защиту! Тауриэль, уже на месте подпрыгивавшая от нетерпения, заговорила со скоростью пулеметной очереди: - Эльфы добрые, что же это творится? Где либеральные ценности, где толерантность? Разве не учили нас в школе, что любви все народы покорны? - Кто учил? - сдвинул брови Трандуил, подумывая о репрессиях среди лихолесских учителей. - "Баллада о Берене и Лючиэнь", нет? Разве не то же самое?! - воскликнула эльфийка, содрогаясь, вспомнив сочинение, которое заставили ее писать по сему произведению. - Хм... Учтем... - промычал Трандуил, поставив себе в мозгу галочку: как только вернется, уберет это вредное произведение из школьной программы, заменив его чем-нибудь нейтральным. Историей Лихолесья, например. Или оленеводством и лосеведением. - Так или иначе, товарищи, я нахожу поведение Тауриэли неприемлемым...***
Тауриэль чихвостили еще три дня. Она огрызалась, но с каждым разом все более вяло. Состав претензий, впрочем, был примерно один: раса ее возлюбленного, рост ее возлюбленного, возраст ее возлюбленного, вызывающий внешний вид, нет, не ее возлюбленного, а ее самой... В конечном итоге обвинитель и обвиняемая сорвали себе голоса, и заседание было перенесено на неделю. Лембас как раз кончился, и народ, получивший и хлеб, и зрелище, разошелся. На поляне остался только Леголас. Весь трибунал его терзали самые противоречивые чувства. Он страдал от того, что страдала Тауриэль, однако он помнил, сколько страданий она ему доставила, и поэтому наслаждался ее страданием, в то же время страдая от этого наслаждения. Периодически он страдал и за своего отца, который не щадил себя, и ругал Тауриэль до потери пульса. Но в то же время он видел, как страдала от этого Тауриэль, и страдал еще сильнее, ведь страдала она из-за того, к кому сам Леголас испытывал сострадание. Осознавая все это, он уже страдал из-за масштаба своих страданий, а потом начинал потихоньку страдать за весь мир. Эта дихотомия страданий все нарастала, угрожая разорвать страдающего Леголаса на сотню Леголасов поменьше, но вдруг он обнаружил, что остался страдать на поляне почти один, в компании двух пустых ведерок из-под лембаса и Тауриэли. Тауриэль, кажется, не разделяла чувств Леголаса, и выглядела сравнительно бодрой и веселой. - Леголас, иногда твой отец бывает таким занудой! - пожаловалась она, выпятив губу. - Ну... - Леголас начал было страдать из-за того, что его разрывают сострадание к ней и к отцу, однако вовремя остановил себя,решив, что хватит пока и одного Леголаса. - В чем-то я его понимаю... Тауриэль тут же сдвинула брови. - Какие же вы все-таки зашоренные! На дворе - конец Третьей Эпохи! Время перемен! А вы живете по стандартам, установленным еще в Темные времена, и рады... - Да нет, не в этом дело... Просто этот гном... Ну что, что ты в нем нашла?! - возопил Леголас, не в силах бороться с собой. - Ну... Сама не знаю... - Тауриэль задумалась. - Он просто такой... живой, что ли... - А я что, на Умертвие похож? - надул губки Леголас. - Да нет, не в этом дело... Просто... Сердцу не прикажешь, понимаешь? Леголас ничего не ответил. Вздохнув, Тауриэль развернулась и бесшумно пошла прочь. - Сердцу не прикажет она... СЕРДЦА У ТЕБЯ НЕТ! - взвыл эльф, когда пассия удалилась на безопасное расстояние. На востоке поднималось солнце. Страдающий Леголас сел посередине полянки и начал подсчитывать деньги, вырученные за продажу лембаса в ведерках.