Дядя, познакомься!..

Торин с каждым днем выздоравливал все быстрее, хотя ему по-прежнему было больно сидеть, моргать и орать на подчиненных, что, увы, этих подчиненных радовало. Возможно, процесс выздоровления прошел быстрее, если бы не существовало двух тормозящих факторов: Кили и алкоголя. Нервное потрясение, вызванное заявлением Кили, само по себе должно было бы ускорить выздоровление Торина: ведь, выздоровев, он мог собственными руками хорошенько выпороть племянника. Но тут подключился второй фактор. Как только врачами было дано официальное разрешение на алкоголь (в малых количествах и не крепкий), Торин будто решил переплюнуть всех великих пьяниц мира и даже спал в обнимку с бутылкой. Итог тому был печален: однажды, дойдя до нужной кондиции уже ближе к полуночи, Торин услышал за стенкой палатки странные вопли и решил, что лагерь подвергся нападению. Вскочив и нащупав в темноте верный боевой топор, он решил отдать свою жизнь подороже, и в неравной схватке с шестами, поддерживающими палатку, одержал верх. Но не успел победный клич вырваться из груди славного потомка Дурина, как палатка закономерно рухнула прямо ему на голову. Гномы, распевавшие в пяти метрах старинные песни (и чьи голоса Торин и принял за шум битвы), пришли на помощь королю, однако от нервного потрясения и злонамеренного коварства шестов выздоровление его застопорилось. Зима потихоньку вступала в свои права. Вот уже две недели выпадал снег, который, правда, быстро смешивался тяжелыми сапогами людей и гномов с землей и оканчивал свою судьбу трагически. Но однажды ночью над Эреборским лагерем прошла симпатичная перламутрово-серая тучка, осыпавшая Гору и окрестности осадками в таких количествах, что Бильбо, решив рано утром пойти на поиски съестного, был вынужден взывать к посторонней помощи, чтобы выбраться из палатки. Ему пришлось прождать около часа, так как все спали, и на помощь к мерзкому хоббиту, спекулирующему сапогами, никто особо не спешил. В этот необычно снежный день Торин впервые вышел из палатки самостоятельно, без помощи гномов или присмотра врачей. Вдохнув полной грудью морозный воздух, он впервые за долгое время немного - на четверть дюйма - приподнял левый край рта. Это должно было изображать улыбку. Раньше при улыбке на четверть дюйма приподнимался и правый край, но он пока что был лишен подвижности: всех повязок с солнцеподобного чела Дубощита так и не сняли. Итак, Торин стоял и улыбался. Настроение его установилось на отметке "сносное" и медленно ползло к грани "хорошее". Не далее как вчера ему доложили, что менее чем через неделю Эребор будет готов принять своих первых жителей. Торин даже договорился с Бардом, что часть жителей Озерного Города, оставшихся без крыши, смогут перезимовать в гостеприимной горе. Другая же часть отправится в Лихолесье, где их приютят эльфы. Тут-то и крылась еще одна причина радости Торина: эльфы, не любившие холодов, которые гораздо труднее переносить на открытом пространстве, буквально через несколько дней сворачивали лагерь и возвращались домой. Разумеется, часть их оставалась в Эреборе, чтобы перезимовать там, однако Торин не возражал: главное, что Трандуил вместе с остальными уносит свое бренное тело, апломб и знаменитые брови туда, где им самое место - в свои лесные чертоги! По правде говоря, на проверку эльфийский король оказался не таким уж надменным идиотом, как думал о нем Торин. Более того, он обладал настоящим гномьим деловым чутьем, и, хотя и был порядочным скрягой, с ним вполне можно было вести переговоры, не заканчивающиеся избитой мордой и удаленными за ненадобностью зубами. Более того, Трандуил, кажется, искренне раскаивался из-за того, что заточил гномов в темницу. Правда, Торин подозревал, что делает он это не из-за чистоты души, а по немного другой причине, однако о причине этой Торин не то что говорить - думать не желал. Так стоял он, обозревая свои владения, и сердце его радовалось, пока его глаз...а (повязка сдвинулась) не остановились на холме за лагерем, на вершине которого стояли две фигурки - одна принадлежала гному, а другая - то ли человеку, то ли эльфу. Насколько Торин знал, любителей взбираться на этот холм было немного - даже охрану там не расставляли, ибо кому из врагов понадобится нападать со стороны холма, спуститься с которого можно только медленно и на пятой точке при отсутствии соответствующей ловкости. Значит, полезли эти двое на холм по своей воле. Торин продолжал надеяться, то это просто двое товарищей - гном и человек, к примеру, и забрались они туда по дурости, однако солнце, вдруг выползшее из-за горы, сверкнуло неприятно знакомой рыжиной в волосах того, кто был выше. - Опять эта... - сплюнул Торин и, вновь погрузившись в тягостные думы, вернулся в палатку.

***

Да, Торин не зря отвел в праведном гневе глаза от холма! Ибо в этот час фигуры, которые там ошивались, действительно принадлежали двум злополучным влюбленным, о которых знал уже весь лагерь! Их история, короткая, но уже источающая трагизм, нет-нет да и вызывала грустный вздох то у сентиментальных эльфов, то у смелых людей, и даже брутальные гномы проникались к ним состраданием. Страдания влюбленной пары усугублялись, помимо принадлежности к разным фракциям, тем, что видеться наедине им давали не так-то часто. - Я бы чаще приходил, да только от товарищей моих и Балрог не сбежит, - тяжело вздыхал Кили, пиная снег, который доставал ему до колен. Тауриэль, ходившая рядом, в снег не проваливалась, и поэтому выглядела еще выше своего ненаглядного, чем была на самом деле. Вообще эта парочка походила на низкорослый бульдозер и едущий рядом с ним подъемный кран. - Зачем Балрогу от гномов бегать, он их наоборот догоняет обычно, - приподняла изящную бровь Тауриэль. Кили посмотрел на нее невидящим взором, в котором застыла вся скорбь еврейского народа... то есть рода Дурина: - Это поговорка такая... Я не знаю, сами они до этого додумались, или дядюшка их надоумил, только они теперь меня сопровождают... ну, повсюду! Это было чистейшей правдой. Вот уже три недели, с тех самых пор, как Кили опрометчиво объявил о своей помолвке, за ним каждый день ходил кто-то из родного отряда. Кили ничего против поначалу не имел, пока не понял, что его провожают даже в отхожее место, а потом таскают за собой везде, куда ступает гномья нога. И если от гномов помоложе, вроде Ори, еще можно было как-то отвязаться, то несгибаемый авторитет Двалина или тяжеловесное слово Бомбура буквально приковывали Кили к сопровождающему. Вместо того, чтобы проводить время со своей эльфийской зазнобой, он шел с Ори, которому особо не везло в кости, за новой парой сапог к Бильбо (которому Ори задолжал столько, что всерьез подумывал продаться в рабство), или же рыбачить с Двалином, хотя всю рыбу в округе уже выловили прожорливые жители Озерного города, и поймать можно было разве что чьи-нибудь портянки, выброшенные за чрезмерной их вентилированностью. Поначалу, когда гномы менялись, Кили еще особо не печалился, но когда через десять дней (Фили в этом массовом психозе не участвовал) они пошли по второму кругу, племянник Торина малость приуныл, убедившись, что товарищи даже составили что-то вроде графика слежения за ним. Смог-то он вырваться сегодня только потому, что была очередь глухого Оина, который очень кстати задремал. - Эх, мне вот тоже покоя не дают, - грустно кивнула Тауриэль. Эльфы, по правде говоря, были толерантнее гномов, и даже Трандуил, крайне недовольный поведением Тауриэли, не рискнул получить премию имени Большого Брата и установить за рыжей эльфийкой слежку. Однако было обстоятельство, не дававшее рыжей-бесстыжей покоя. Обстоятельство это весило чуть больше эльфийской нормы, всюду ходило за Тауриэлью с печалью в глазах и отзывалось на кличку "Леголас". И кто знает, от чего труднее сбежать: от отеческой заботы гномов или же от несчастной любви лихолесского принца! - А еще объявили вчера, что мы скоро в Эребор перебираемся.... Запрут меня еще там, как гномью деву... - угрюмо продолжал Кили. - А меня могут увезти в лес... - эхом отозвалась Тауриэль. - Ну ничего! - Кили выпрямился и погрозил кулаком лагерю. - Если гора не идет к кхазад, кхазад идут к горе! А если гора слишком резво идет к кхазад, то кхазад находят способ ее перехитрить! Влюбленные посмотрели друг другу в глаза. Одна и та же мысль пронзила их мозг, которую они не замедлили хором озвучить: - Мы не допустим разлуки! И тут же раздался приглушенный вопль: - Ки-и-или-и-и-и! С другой стороны холма послышался голос повыше: - Та-у-ри-э-э-эль! И верно, по западному склону наверх спешил Оин, а по восточному - Леголас. - И так всегда... - простонал Кили. - Ничего, попробуем выбраться ночью! - шепнула в ответ Тауриэль, торопливо чмокнула гнома в щечку и легко, словно горная коза... нет, пусть будет лань, лань - это красиво!.. словно лань побежала вниз по склону, навстречу Леголасу. Кили, крякнув, уселся прямо на снег и, оттолкнувшись посильнее руками, понесся вниз, в свою сторону, к Оину.

***

Торин сидел в своей палатке и пробовал читать свиток, присланный сегодняшним гонцом от клана Широкозадов. Клан этот, хоть и обладал немного неблагозвучным названием, был весьма уважаем, и только народ Дурина мог обойти его в знатности и богатстве. Итак, клан этот сердечно поздравлял потомков Дурина, Длиннобородов, с обретением одной из законных вотчин - Одинокой Горы. Послание, написанное каллиграфическим почерком на чистейшем кхуздуле, на три четверти состояло из различного рода любезностей, принятых у гномов, и еще четверть занимали невнятные намеки, распыленные между любезностей. Намеки эти были тонкие, словно масло на лепешке у жадного трактирщика, и в то же время вполне ясные: "Наш товар, ваш купец", "Не спорьте о приданом, после прибавим", а так же сообщение о том, что у главы одного из древнейших и уважаемых родов сего клана подросла дочка-красавица. К свитку прилагался и ее портрет. Да, клан Широкозадов славился своими невестами, и сия дева вполне оправдывала данное ему название. Более того, она обладала темно-рыжими бакенбардами, которым мог позавидовать иной людской военный. Что ни говори, красавица была что надо. Торин принял решение быстро. Наследному племяннику можно подобрать невесту и познатнее, да и растительностью на лице он не обделен. А вот младшему пора взяться за ум, а бороденка у него хлипкая - будет ему жена в этом плане подспорьем. Отогнав от себя ненужные мысли ("Правильно ли я поступаю?", "Как отнесется к этому Кили?", "Кто придумал название этому клану?.."), гном сел за пергамент и заскрипел пером, приговаривая: "Если кхузд не идет к горе, то гору пришлют Широкозадые". Процесс составления еще более пышного ответа (начинавшегося словами: "Да ниспошлет Ауле на лучезвездые обители вашего благословенного, камню в отдельных частях подобного, народа всяческую благодать") увлек его, и нерешительный кашель Балина не сразу оторвал Короля под Горой от бумагомарательства. - К вам Трандуил Лихолесский, - с поклоном объявил он. - Ай, пусть заходит! - махнул рукой Торин. Пригнувшись, в палатку залез Трандуил и уже привычным образом уселся на стульчике напротив Ториновского стола. - Уважаемый Торин! - начал он без обиняков, - ситуация катастрофическая! Не далее как сегодня мои соотечественники вновь видели вашего племянника и мою подданную в одной компании, что просто... - Неприемлемо, знаю! - Торин устало потер глаза. - Но мы не можем так просто запретить им видеться! То есть можем, но Балрога с два нас послушают... - Издать запрет на выход из лагеря! - Тогда они будут мельтешить в самом лагере! Послушайте, я сделал все, что в моих силах, и делаю сейчас! Но как же я устал... - Торин прикрыл воспаленные глаза и плеснул в кубок немного вина из бутыли, стоящей рядом со столом. - Ничего не имеете против?.. - Отнюдь, даже сам готов выпить стаканчик, - слегка улыбнулся Трандуил. Шатер на минуту погрузился в молчание, пока короли смаковали вино. - Недурной урожай, да и выдержка приличная... - пожал плечами Трандуил, пытаясь откинуться назад. К сожалению, его стульчик больше напоминал табуретку, и, опасно покачнувшись, Трандуил оставил это дело. - Может, выпьем еще? - улыбнулся Торин, для которого эта бутылка уже была не первой. - С радостью! - Трандуил протянул стакан за новой порцией. Через два часа они уже обращались друг к другу на "ты", прямо как в старые добрые времена, когда Торин мечтал отрезать Трандуилу голову вместе с короной, и Трандуил - сгноить гнома в подземельях. - Ты это... не подумай, что я против тебя что-то имею... - говорил Торин, на всяки случай отодвигая пергамент с ответом подальше. - Но все-таки... племянник! Кровинушка родная! -Да ты тоже не подумай! Все-таки шестьсот лет... во дворце... я ж ее вот такой помню... - Трандуил показал ладонью расстояние от пола, которое сгодилось бы разве что для детеныша суриката. - Да и вообще.. благородная кровь! И так разбазаривать! - Племянников беречь надо! Вот как я с Леголаской... - Да и вообще! Гном... с эльфом... - Да я бы сам не выдал бы никого из своих... ик... эльфов... за низкорослого гастарбайтера... - жеманно улыбнулся Трандуил. Торин расхохотался. - Дело говоришь... Будто мне хочется породниться с народом, рядом с которым наши младенцы - вылитые берсерки! Тут правители рассмеялись вдвоем. - Да и вообще... - продолжал Трандуил, откупоривая очередную бутыль, - эльф - лицо... ик... Лихолесья... Торин хотел было заметить, что всегда считал лицом Лихолесья его оленей, но их прервал звук рога, доносящихся с холмов. Встрепенувшись, гном выскочил наружу. За ним последовал и эльфийский король.

***

Обоз, состоявший из семи телег, безнадежно застрял в снегу. Пони, устало пофыркивая, не могли ничего поделать, как бы ни кричали на них погонщики. Ибо они - благородные пони, а не какие-нибудь северные олени, которых хлебом не корми, дай по снегу побегать в полной упряжи! Обоз этот был невелик. В основном он вез лишь продукты, да пяток семейств, которым не терпелось пустить корни на новом месте. Сейчас эти семейства подпрыгивали и хлопали в ладоши, словно дикие восточные племена на шабаше, чтобы хоть как-то согреться - центральное отопление в телегах было не предусмотрено. - Госпожа! - один из охранников побежал на вершину холма, где стояла дородная, осанистая, высокая гномка. Ее темные волосы яростно трепал ветер, но она словно не замечала этого, неотрывно глядя на возвышавшуюся впереди Одинокую Гору. - Госпожа! - тяжело дыша, выговорил охранник. - Мы ничего не можем поделать! Телеги застряли! Нам их не вытащить. - И что же ты, Нали, предлагаешь? - приподняла бровь гномка. - Через два дня тут должен пройти санный обоз, он нам поможет! Еды у нас хватит хоть на неделю! Да и оттепель вот-вот наступит! - Нет! - особо не раздумывая, ответила гномка. - Если гора не идет к кхазад, то кхазад идут к горе, и никакая мелочь вроде погодных условий им в этом не помешает! - Но... до Эребора два дня хода! - Дойдем за сутки. - Мы заблудимся! - Мой милый Нали, - улыбнулась гномка. - Подойдите ближе. Где вы видите гору? - П...прямо перед нами, госпожа! - Так неужели вы способны заблудиться, имея Гору прямо перед носом? - в голосе гномки проскользнули медовые угрожающие нотки. - Или мне усомниться в том, что честь быть капитаном моей личной гвардии была дана вам не напрасно? - Н...нет, госпожа! Так точно, госпожа! - Вот и чудно. Распрягите пони, нагрузите их припасами - и вперед, а то замерзнем! Тем более, что зимний воздух так полезен для внутреннего дыхания... Разожгите факелы, укутайтесь - и в путь! Держите шаг, Нали, и удача улыбнется нам! Ровно через сутки ходьбы, после которой были утомлены, кажется, все, кроме предводительницы этого странного отряда, внизу показался лагерь людей, эльфов и гномов. - Вот мы и дошли, Нали! Вы рады? Меньше, чем за сутки! Все под силу гному! - В-верно, госпожа, - пробормотал Нали. Интенсивная ходьба помогла ему согреться, но нос вроде бы превратился в сосульку. Семейства же были рады тому, что достигли цели, и ни о чем больше думать не могли. - А теперь дуньте-ка в наш родовой рог, пусть встречают гостей! - с этими словами гномка ринулась вниз по склону. Нали обреченно надул щеки и огласил долину веселыми звуками старинного гномьего рога. Увы, статная гномка не ожидала того, что спуск с холма окажется столь неожиданно крутым. Очень быстро ее ноги, неутомимые, но все-таки не железные, подкосились, и она кубарем полетела по спуску, умудряясь при этом соблюдать правильную осанку. Восстановив равновесие ближе к низу, гномка, не теряя достоинства, отряхнула плащ от снега и выпрямилась в полный рост. Прямо перед ней была палатка, из которой выбежали Торин и Трандуил. Из груди Короля вырвался какой-то непонятный вздох - то ли радостный, то ли болезненный. - Здравствуй, Дис, дочь моего отца, - изрек он, склонив голову.