Вспомнить все

-Вот мы и дома,- радостно провозгласил Джерард, ставя мои вещи на пол. За все время моего пребывания в больнице я так и не смог разузнать у Джерарда, кем он мне приходится, что так заботится, и где все остальные мои родственники. Не знаю, чей это все-таки дом, мой или Джерарда, ну да ладно, если не выгонит, значит, дом мой, а если выгонит, я надавлю на жалость, и он возьмет меня к себе, не хочу покидать этот дом ни при каких условиях, я просто оккупант, мне определенно тут нравится. Маленький уютный домик, находящийся далеко от шумного центра города, снаружи он весь белый с приятной бело-коричневой крышей и окнами в цвет крыше. Внутри все как и во всех обычных домах, кажется. Но в каждом доме есть своя непередаваемая, едва уловимая, атмосфера. Этот дом не являлся исключением, здесь царило спокойствие, тепло и уют, ассоциировавшиеся у меня почему-то с классической музыкой, такой ненавязчивой, приятной, еле слышной, приводящей мысли в порядок и иногда приходящейся очень кстати, хотя вообще я не люблю классическую музыку, как-то не срослось у меня с ней. И да, я повернут на музыке и на гитарах, несмотря на мою потерю памяти это я знаю точно, могу рассматривать каталоги музыкальных магазинов часами. В детстве я даже хотел создать собственную группу, но все это теперь осталось лишь недостижимой детской мечтой. Заходя в этот дом, сразу же попадаешь в гостиную. Яркий солнечный свет красиво освещал первый этаж, падая на бело-желтые стены, отделанные внизу декоративными разноцветными камушками, посередине комнаты стоял диван, сделанный под кожу. Напротив стоял изрядно запылившийся телевизор. Между диваном и телевизором разместился круглый резной стол, с ножкой посередине, на которой были вырезаны великолепные узоры волков и медведей. На окнах были повешены шторы приятного светло-салатового цвета с вкраплениями золотой ниточки. На первый взгляд может показаться, что это все абсолютно не сочетается, но чуть присмотревшись, понимаешь, что в этом и есть фишка этого дома, именно сочетание несочетаемого. Все эти вещи очень хорошо между собой гармонируют и отлично дополняют друг друга, не перебивая, не перетягивая на себя все внимание. Из гостиной можно было попасть в кухню, которую от самой комнаты отделяла лишь перегородка, а слева от кухни была лестница, ведущая на второй этаж, где, видимо, находилась спальня. -Ну, проходи, это твой дом,- сообщил Джерард, подталкивая меня от двери. Ну слава богу, значит, меня не выгонят и не придется давить на жалость, чтобы тут остаться. -А, эм, откуда у тебя ключи от моего дома?- неожиданно опомнился я. -Ну, я тоже тут живу, на самом деле, мы вместе купили этот дом совсем недавно. Естественно, у нас пока что еще не столько денег, чтобы покупать себе дома, но поднакопив и скинувшись, мы смогли себе это позволить,- он довольно улыбнулся. -А мы близкие друзья, да?- все никак не унимался я. Ну а что, он же мне так ничего и не рассказал. Джерард опечаленно опустил голову и вздохнул. -Да. -Спальня там?- просил я, указывая на лестницу. -Да,- снова ответил Джерард, он явно чем-то расстроен, но я не могу даже предположить, чем. Я поднимаюсь вверх по лестнице. Час Х близок, теперь, зайдя в комнату, я либо вспомню хоть что-нибудь, что было бы просто великолепно, либо ничего не почувствую. И тогда мне останется положиться лишь на Джерарда и на то, что он мне все-таки все расскажет. Плавно открываю дверь в спальню, заглядывая через маленькую щелочку. Одна часть меня уже заранее знает, что я ничего не вспомню, а другая надеется на то, что все пройдет успешно. Моему взору постепенно открывается такая же обычная, типично американская спальня. Кровать, комод, шкаф, маленькое зеркало посередине стены напротив кровати. Нет, я вошел в спальню и ничего не вспомнил, как будто это не моя комната вовсе, как будто я никогда тут не жил. Черт, похоже, я обречен на жизнь без прошлого. Ну, это даже удобно с одной стороны, тебя не мучают старые ошибки, совесть чиста, жизнь как бы начинается заново. И теперь если я что-то натворил до операции, главное не повторить тех же самых ошибок. Я прошелся по спальне, провел рукой по кровати, внимательно осмотрел шкаф снаружи и изнутри, проверяя стенки шкафа на наличие тайников. Если до операции мои мозги и природная смекалка также присутствовала в моей голове, то я, скорее всего, должен был оставить себе какие-то послания. Осталось только их найти. Надеюсь, у меня было достаточно времени, чтобы это все сделать. Так, на очереди комод. Открываю каждый ящичек, переворачивая всю одежду. Также проверяю его на наличие скрытых подсказок, ощупывая стенки. Нет, ничего. Черт, что-то я уже не очень уверен на счет присутствия мозгов в моей голове до операции. Память то стерлась, но смекалка и интуиция должны были остаться. Кажется, я уже осмотрел все, что только можно было в этой комнате. Может, они находятся в другой комнате, но я должен найти их сегодня, если они конечно существуют. Надо посмотреть в других комнатах. Бросаю последний взгляд на комнату и подаюсь к выходу, проходя мимо зеркала, останавливаюсь, всматриваясь в свое отражение. Короткие, еще не отросшие волосы, темные круги перед глазами, сухие тонкие бесцветные губы и тусклые глаза. Такое чувство, что я все еще болен, либо умер на операционном столе, а теперь нахожусь в аду. Именно в аду, потому что самый настоящий ад это когда мы не понимаем, что на самом деле давно мертвы. Когда пытаемся жить как раньше, но больнее не надо как раньше. В аду, потому что я ничего не помню, а попытки что-либо вспомнить или найти какие-нибудь подсказки пока не отличаются особым успехом, тем самым обрекая меня на вечные поиски. Точно, зеркало! Как же я раньше не догадался? Протягиваю руку и завожу пальцы за заднюю поверхность, медленно и осторожно скользя по длине зеркала. Кажется я что-то нашел. Наклоняю голову, всматриваясь в просвет между зеркалом и стеной. Тетрадка. Должно быть, дневник. Надо же, какой я предусмотрительный, даже не просто записки оставил, а описание каждого дня. Вытаскиваю тетрадь и открываю на середине. « 26 июня Сегодня ко мне в комнату пробрался вор, я убил его. Я убил его случайно, можно сказать, он просто забрался домой и я почувствовал, что этот тот самый человек, которого мне говорили убить. Резкий приступ ненависти и удачно попавшийся мне под руку нож сделали свое дело. Я спрятал тело на заднем дворе музея Естественных наук, там его точно не будут искать. Вечером его дух пришел мстить. Лу сказала, что это просто сон, но я точно помню, что убил его» Всего пару строк, но руки уже трясутся, невозможно в это поверить. Это же неправда…надеюсь. А что если тот сон, в больнице, что если это было что-то типа вещего сна? Нет, в это просто невозможно поверить, я бы никогда не убил человека, я просто не способен на это. Хотя, жизнь чертовски непредсказуема. *** Долго ворочаюсь на кровати, не могу заснуть. По телу проходит мелкая дрожь, я сворачиваюсь в клубок, прижимая руки к груди, и натягиваю на себя одеяло. Я абсолютно голый. Из-за светло-коричневой деревянной двери слышны звуки льющейся воды и чье-то тихое пение. Я резко встаю с кровати, злорадно улыбаюсь и дергаю дверь за ручку, та податливо открывается. Горячий сырой воздух тут же окутывает меня с ног до головы. Запотевшее зеркало и заботливо сложенное полотенце, лежащее на раковине. На аккуратно задернутую шторку падает тень человека, этот человек явно выше меня, но не на много. Я закрываю дверь с громким хлопком. Тень застыла. -Фрэнки, милый, это ты?- послышался голос из-за этой самой шторки. Я медленно отодвигаю шторку. -Фрэнки, неужели ты такой ненасытный?- как-то смущенно говорит девушка, пытаясь отвернуться спиной. Я по-прежнему молчу, холодно улыбаясь и осматривая ее обнаженное тело с ног до головы. Вхожу под теплые струи воды и обнимаю ее за талию со спины. -Фрээнк, не надо. Я больше не могу,- начинает молить девушка, но я не слушаю и начинаю целовать ее шею. Она запрокидывает голову мне на плечо, приоткрывая рот, я ловлю ее губы и медленно их целую, постепенно полностью разворачивая ее к себе лицом. Кровь закипает, но не от желания, а от ненависти. Вмиг мне все становится противно. Все ее прикосновения, глубокие вздохи, ощущение ее языка внутри моего рта. Резко толкаю девушку к стене, сильно ударяя ее головой. Дергаю занавеску, та слетает с крючков, на которых держалась и резко провисает в моей руке. Я хватаю шлюху за плечи и быстро разворачиваю ее спиной к двери. «Теперь главное сделать все быстро»,- мелькает у меня в голове. Я накидываю на голову девушки эту занавеску и обматываю ее вокруг шеи. -Фрэнк, это не смешно. Я не люблю жесткий секс, перестань,- она начинает кричать и вырываться изо всех сил, царапая меня своими ногтями. Это злит еще больше, хочется истребить всех этих сук с нашей планеты. Наивная тварь, она даже не понимает, что я ее убиваю. Думает, это всего лишь секс. Жалкая пустышка. Лезет ко всем в постель, думает, раз она красивая, значит, мозгов не надо. Хочется убить всех таких тварей. Ненависть накрывает меня с головой, закрывая собой последний лучик здравого рассудка. На самом деле, я не планировал ее убивать сначала, но после таких глупых криков, я не могу теперь так просто все оставить. Она слишком пустая, чтобы жить на нашей планете. Толкаю ее на пол и сильнее стягиваю узел вокруг шеи, полупрозрачная клеенка начинает запотевать от ее частого и глубокого дыхания. Ее грудь часто поднимается и опускается, капельки воды поблескивают на свету, соблазнительно устроившись рядом с набухшими сосками. Девушка еще отчаянней начинает биться, теперь уже явно осознавая, что ей грозит смерть. Нет, так дело не пойдет, если она не угомонится, то я буду выглядеть так, будто у меня дома живет какая-нибудь кошка Баскервилей, которая вдруг решила, что я - самая подходящая когтеточка. Резко приподнимаю жертву, натягиваю душевую занавеску на нее полностью (ха, какая ирония судьбы, удушили душевой занавеской) и сажусь девушке на бедра, сильно сжимая ее руки в запястьях. Она уже из последних сил дергает конечностями, извивается и отчаянно мотает головой, зажмуривая глаза и что-то крича. -Все, мне это надоело,- говорю я, наклоняясь прямо над ее лицом, заглядывая в глаза, в них читается страх, отчаяние, унижение…мольба. Беру ее голову и начинаю сильно бить ею об пол. Вмиг от головы растекается густая лужа крови, пачкая занавеску изнутри, девушка пытается встать, но минуты ее уже давно сочтены, ее лицо пачкается в собственной крови. Последние предсмертные конвульсии, последний удар ноги об пол, попытка освободиться, попытка выжить. Последний стук сердца и последняя секунда жизни. Ее глаза постепенно лишаются драгоценной искры жизни, они стекленеют, представляя взору чистую смерть. Теперь девушка беззащитна. Лежит полностью раздетая, мокрая, в луже собственной крови, застывшая в борьбе за жизнь. Рот открыт в крике. Руки и ноги безвольно лежат на полу. Ее когда-то аккуратно уложенные светлые волосы теперь растрепаны и насквозь пропитаны густой красной жидкостью. Будоражит осознание того, что только что я убил человека. Минутная ненависть, слабость оборачивается смертью человека. Адреналин живо входит в состав крови. Волнение нарастает. Я же убил ее просто так, она ничего не сделала. Они просто жила, как и все, а теперь лежит мертвая в собственной ванной. Что я скажу ее родственникам, как я буду смотреть в глаза людям. Надо что-то сделать, надо куда-то ее спрятать. Руки трясутся, в голове раздается звон, мешающий думать. Ну же, давай, придумай хоть что-нибудь, меня же посадят в тюрьму. Я не хочу, нельзя. Я еще молод. Но она тоже была молодой. Нет, я заслуживаю не просто тюрьму, я заслуживаю смертную казнь. Блять, что же делать. Надо что-то придумать. Ее надо спрятать. Ее надо одеть, умыть. Надо привести ее в порядок. А потом вызвать полицию, точно. Нет, нельзя полицию, меня же посадят. Ну, так мне и надо. Кажется, в этот момент весь мой организм разделился на две части. Одна говорила, что надо бежать и не оборачиваться, другая – надо получить заслуженное наказание. Совесть и инстинкт самосохранения. Что делать, кому довериться. Меня просто разрывает. Голоса в голове не унимаются, они яро спорят друг с другом. Как будто ты – судья и теперь ты слушаешь обвинителя и адвоката обвиняемого, они кричат, спорят, приводят аргументы, чтобы ты поверил им. А ты должен решить, кто все-таки прав. Ты должен решить судьбу человека, а это огромная ответственность. Только сейчас я должен решить сам свою судьбу, а это сложнее. Я до боли схватился руками за голову в надежде на то, что так мысли никуда не убегут и обе части моего мозга перестанут так громко переговариваться. Главное успокоиться, просто успокоиться. Я метнул быстрый взгляд в сторону трупа. ТРУПА. Я убил человека. Отвратительно, это все сделал я, теперь к этому всему даже прикасаться противно. Что же делать, подскажите хоть кто-нибудь. Я поднял лицо вверх и закричал изо всех сил. Из глаз потекли слезы. Слезы безысходности и отчаяния. Я словно загнанная лошадь. Постепенно окунаюсь в темноту, лишающую меня ощущения тела, сквозь эту темноту слышу чей-то стон. Вдруг я как будто снова возвращаюсь в свое тело после непродолжительного полета. Чувствую, как бьется мое сердце, как ноют мои мышцы. Чувствую свое больное от крика и стонов горло. Резко приходит осознание того, что я где-то лежу, где-то, где очень мягко. О нет, нет, неужели они решили, что я псих, неужели они отправили меня в больницу. Неужели я так и вырубился на месте преступления. Голый… в крови… рядом с жертвой… фу, не завидую я тем, кто это увидел. Так, попробую открыть глаза. Страшно. Не хочу, чтобы мои предположения подтвердились. Так, ладно, все. -Айеро, ты идиот. Ты знаешь это?- с облегчением говорю я сам себе и начинаю истерически смеяться, свешиваясь головой с кровати. Я смеюсь от радости, от неожиданного облегчения. От того, что это был сон, всего лишь сон. Дверь распахивается и в комнату влетает сильно обеспокоенный Джерард. Он явно только что встал с кровати. -Фрэнки, что случилось? -Нет, ничего, все хорошо,- я начинаю смеяться еще сильнее, так смешно видеть его кверху ногами. Джерард медленно подходит ко мне, садится на кровать и поднимает меня за плечи, усаживая и поворачивая к себе лицом. А я все продолжаю смеяться. Я смеюсь до сильной боли в животе, до слез. Только теперь это скорее истеричный смех. Если когда я проснулся, смеялся от облегчения, то теперь я готов был чуть ли не выть. Джерард посмотрел мне в глаза, а потом, поняв, что я не в состоянии говорить, просто притянул к себе, крепко обнимая. Я обнял его в ответ, прижимаясь щекой к груди. Но слезы радости незаметно подменяются слезами отчаяния, а веселая улыбка с надеждой на счастливый конец всей этой истории начинает кривиться и с губ слетает первый звук приближающихся нескончаемо-долгих рыданий. Чувство счастья и радости слишком истощено, чтобы бороться с грустью, и уступает место противному тошнотворному и такому знакомому чувству безнадежной пустоты и полного отчаяния. Просто резко ко мне пришло осознание того, насколько все плохо. Неожиданно я остро осознал всю плачевность своего положения: ничего не помню, третий день подряд мне снятся какие-то ужасные сны, как будто мое темное прошлое меня преследует по пятам, никто не может сказать, откуда вдруг взялись эти сны и когда они прекратятся, но больше всего меня тревожит эта тетрадка. А Джерард по-прежнему крепко прижимает меня к себе, готовый защитить от всего, медленно раскачивается в стороны, изредка гладит по голове и тихо шепчет: «Тише, Фрэнки, все хорошо, успокойся». Но от эти слов становится только хуже. Ничего не хорошо.