*****
Хлёкк скептически осмотрел новобранцев. Им предстояло вытащить записки, кто в каком порядке идёт в рощу. Встали они раньше обычного, им не привыкать, однако не все юнцы отошли от перемещения. Открылся портал и, минуя Асгард, перенёс асов и их учеников в Валгаллу. Асгардец знал, где они находятся, но не рассекретил. Последнее испытание пред тем, как отправить этих юнцов на войну. Один распорядился быстрее сделать это. Видимо, их дела так плохи, что воинов недостаточно. Столько миров отказались с ними сотрудничать, что стало страшно. И из-за чего? Из-за мира, у которого нет правителя? Разве никто не понимает, какая ответственность ляжет на плечи правителя? Нужно следить за душами умерших, за чудищами, что прикованы и ждут своего часа, чтобы вырваться наружу. Нужно обладать немыслимой мощью, чтобы справиться со всеми обязанностями. Можно же было выбрать лучшего из кандидатов, что прошёл бы все испытания, кандидата, кое сам был согласен отправиться в ссылку в подземный мир. Сможет ли девица справиться? Нужно не воевать! Нужно искать способ закрыть портал низшего мира! Починить тотем, ключ, кое держал выход нечисти! Миры наполнила ненависть и зло, что исходит из девятого мира. Чаша весов накренилась будто изба. Лишь объединившись можно достичь равновесия. А все только и делают, что грызутся друг с другом, как изголодавшиеся волки за кость. Юноши, наслушавшись легенд и ужасов, должны напрочь забыть о страхе. Их крещение состояло в том, чтобы в конце бамбуковой рощи найти золотое озеро и окунуться в него. Решатся ли воины пройти рощу после всех рассказов? Только храбрые и смелые, кое подавили свои страхи, пройдут до конца. Теорик, сжав кусок бумажки кожаными перчатками, несмело спустился по лестнице, несколько раз чуть не упав вниз, когда поскользнулся на очередной ступеньке. Всё-таки ему было интересно, что это за место, и почему многие воины его не могут пройти. Лишаются рассудка и кончают самоубийством. Никто из юнцов не знал, что это лишь байки, выдуманные старшим поколением. Ван спускался по качающейся из стороны в сторону лестнице всё ниже, наконец, заприметив расщелину меж гигантских валунов, кое скрывали лианы сиреневого оттенка — они переливались, словно водная гладь под лучами солнца. Глубокое беспокойство охватило воина. Подсознание внезапно стало рисовать неудобные картины: ступени пред глазами стали сходить на нет, исчезая во мраке пещеры. Звуки резко смолкли. Казалось, он оглох, но то было лишь игрой сознания. Ноги попятились назад. Казалось, юноша заблудился. Нет ни указателей, ни дороги, запропастившейся непонятно куда. Мысль, что нужно вернуться, он отсёк сразу, резко и без обдумывания, как косарь косит луговую траву. Повернуть назад означало сдаться, проиграть, чего он не допустит. Тот, кто всегда побеждал, никогда не отступит, говорил про себя юноша, успокаиваясь. Едва отбрасываемая тень плясала по стенам пещеры, словно пламя свечи от дуновения ветра. Тихий ручей стекал по камням причудливой квадратной формы и впадал в небольшое озеро. Не водой, а будто жидким золотом наполненное. Жидкость тёплая, пресная и слегка кислая, дно же озера — тёмное, нет ни растений, ни чудовищ. Стоячий воздух гораздо теплее, чем наверху, снаружи. Неприятная грязь и, наверное, ил просачивается меж пальцев. Лёгкие волны наслаивались на отражение опускающегося в воду. Лоуссон будто окунулся в облака. Безмятежные, бескрайние, как просторы. Ван окунулся с головой трижды, прежде чем доплыл до самого его края. Переплыть это озеро не составило труда. Мать научила плавать ещё раньше, чем ходить. По телу струились золотистые капли — вода окрасила кожу в золотой цвет. Воин будто покрылся золотом, потяжелел, словно взгромоздил на себя доспехи и оружие. Тёмные, как ил, волосы посветлели, с кончиков струйкой текла необычная вода. Юнец почувствовал струящиеся по щекам обжигающие слёзы гордости. Пройти это испытание не составило для него труда. Абсолютно все юнцы прошли испытание. Каждый описывал лёгкость на душе. Все они словно сбросили с себя тяжкий груз, что не давал почувствовать себя свободным. И получили благословение от предков. Или от Норн, кое в тех верили. Прохладный ветерок раздувал курчавые волосы, с тёмных волос на голове и теле спадали крупные капли. Рик счастлив! Его улыбка ослепляла, как зеркало на солнце. Товарищи же похлопывали друг друга по спине. Их переполняли эмоции: гордости, счастья. Годы унижений подошли к концу. Сколько пришлось пройти испытаний, вытерпеть лишений, чтобы получить униформу. Краска с их тел исчезла вместе с каплями, испарившись в прохладном воздухе. Чрез несколько минут они наденут одёжи и плащи, кое сшиты и выкованы точно под их размеры. Понесут с гордостью свои оружия, кое передавались от отца к сыну, ежели тот был воином, иль от других родственников, кое прошли войну или служили. Юноши понесут знамения своих домов с высокомерной гордостью. Тонкие тёмно-золотистые рубашки ниже пояса и с рукавами в виде чешуи надели юные воины на тонкие костюм, стоящий из рубашки и штанов. Высокий ворот латного костюма застёгивался, издавая громкий щелчок. Кольчужные штаны словно чулки обтянули ноги, запирая в металлических тисках. Неудобные, но лёгкие и наверняка отлично защищали. Потребуется много времени, чтобы их разносить. Одежи новые, недавно сделанные, так что ноги в коленях едва ли можно согнуть. Все воины с трудом присели на колено и склонили головы, чтобы принести клятву пред статуей воина. Огромная фигура заросла лианами, покрылась пылью, что приносили ветра. Выкованный из камня мужчина стоял прямо, опираясь о длинный зазубренный на конце меч, голова его смотрела прямо, из глаз сочился красный сок. Взгляд словно проникал в душу. Казался живым. Стоит отвернуться, как каменное изваяние оживёт и вознесёт свой меч над твоей головой. Он вселял в души воинов страх, представлял олицетворение того, чего должны перестать бояться воины. Тяжесть великого творения исходила от него. Стоит навалиться дюжине самых сильных мужчин, не сдвинут его, он не качнётся даже. Поднять такое чудо искусства никто не в силах, кроме, разве что, Бога! Статуя понесёт свою вечность, пока её не снесут. — Великие Норны, станьте свидетелями обета! Приношу присягу воина! Отныне и навсегда меч мой уничтожит врага. Щит мой защитит невинную душу. Я не сыщу славы, не истребую денег за защиту царства и народа, кое должен защищать. С этого момента начинается моя служба. Она не окончится до самой моей смерти. Покуда в груди моей бьётся сердце, меч мой не выпадет из руки. Во имя битвы я живу, во имя битвы я и умру. — Поздравляю! Теперь вы настоящие воины! И готовы к первой битве! — объявил высокомерный голос.*****
Сигюн шла пешком, сама не понимая, куда ей идти. От одежд, в коих она бежала, неприятно пахло, волосы пропитались потом. Она должна была переодеться ещё утром, когда добралась бы до реки, однако заплутала так, что потерялась. Карта, кое заранее купила у торговца, была устаревшей. Не зря стоила дешевле других. Жаль ей не хватило смелости узнать, почему цена снижена. Не хотела показаться мелочной, а асы, что околачивались рядом, не подсказали даже. Кстати, почти сразу серебристоволосая заметила подле себя воришку, однако в этот раз держала монеты в укромном месте, да и одежи надела такие, чтобы её не распознали. Что, собственно, помогло. Изредка общаясь с асиньями, вана выучила несколько фраз на асгардском, что на рынке и применила. Она сошла за асгардийку, будто бы с рождения жила в Асгарде. Никто не догадался, что пред ними дочь Фрейра. Будь она в Ванахейме, у лавки выстроилась бы очередь, чтоб помочь бедной деве в поисках необходимого. Да, разительная разница. Асы нисколько не славились той теплотой, о которой говорили чужеземцам. В общем, зря только потратила драгоценные монеты. Леди остановилась, переводя дух, разглядывая замёрзшие кусты. Ощущение, что за ней следят, появилась на рассвете. Неизвестно, сколько у неё форы. Стоило бы остановиться подольше, передохнуть, однако сколько времени она потратит на отдых, столько же времени понадобится ванам, чтобы её найти. Рисковать ей не хотелось. Нужно скрыть свой след, запутать поисковых собак, если отец вознамерится пустить их по её следу. Она сняла с себя тонкий шарфик и бросила его в воздух. Порыв ветра подхватил легкую ткань, и тот улетел. Вновь отбросив сумку за спину и оперевшись о шест, дева пошла мимо кустов — в противоположную сторону от того, в какую сторону полетела ткань. По пути княгиня находила кустики с ягодами, кое нечаянно давила ногами. С водой не было проблем, поскольку выпал первый снег, а вот проблема где переночевать, стала резкой. Подул сильный ветер, словно раскрылись на распашку двери, и серебристоволосая пошатнулась назад, едва устояв на ногах. Она устала, тело требовало сна и еды. Чем дальше она шла, тем больше становились сугробы. Дальше идти смысла не было. Пред ней стали возвышаться горные хребты. Хранители пресной воды, как гласит легенда, именно отсюда берут начало реки Асгарда. Самые верхушки, сравнимые с пиками, покрыты снегом. И недалеко виднеется крохотный огонёк и дым из трубы. Вана замерзла настолько, что решилась идти туда. Она не знала, где находится, благодаря устаревшей карте, зато могла узнать у здешних обитателей. Понимание того, что это может быть засадой, катилось на все стороны. Да и она не задумывалась особо над тем, что, если там будут мужчины, они вознамерятся возлечь с ней иль того хуже, убьют. Лишиться невинности насильно никакая леди не хочет, однако Сигюн и не думала об этом, потому что ещё ни разу не сталкивалась с домогательствами. Она вообще не знала, возможно ли такое, чтобы мужчина насильно принуждал женщину. Хоть физически она и созрела, глубоко в душе оставалась маленькой девочкой. Невинной было не только её тело, но и сознание. И только печальный опыт подарит ей мудрости. Само селение крохотное, насчитывает дома три. Избы состояли из древесных опилок, скреплённых меж собой вязкой жидкостью, напоминающей по консистенции мёд. Дома будто рыдали, источая чёрные, как дёготь, слёзы. Того и гляди, разрушатся под натиском ветров и снега. В стойле стоят неведомые животные. Не кони, но что-то напоминающие их, видимо, годящиеся для перевозки вещей, но не для езды. Больно уж маленькие, покрытые рыжей шерстью, а с морд свисают бороды, превратившиеся в сосульки. При дуновении ветра они бренчат, как колокольчики, играя незамысловатую мелодию, напоминающую звон ложки о бокал. Животные встретили чужестранку странным ржанием, отчего местный конюх резко обернулся, встретившись старческим взглядом с испуганными серыми глазами. Мужчина, попытавшийся выпрямиться, больно ойкнул и прижал руку к пояснице. В темноте серебристоволосая заметила свечи, вставленные в круг, перекрытый стеклом. Масляные лампы были непозволительной роскошью для здешних. Расплавленные же свечи вновь можно было использовать, свершив несколько нехитрых манипуляций. Приглядевшись, вана заметила, что все руки и лицо мужчины покрыто рубцами, а левое ухо отсутствовало напрочь. Седоволосый мигом указал на тряпку, что лежала подле топора с дровами. Передав её, леди улыбнулась и замерла в ступоре. Негоже просить старца о помощи, поскольку он сам нуждался в ней. Однако попросить час на то, чтобы отогреться, было бы кстати. Дочь Фрейра пообещала несколько монет, кое особо не были ценны, чтобы здешние не прознали, что она не из бедных. Однако мужчина резко отказался от денег, сам предложив пищу и кров. — Накормить можем только рыбой сушеной да супом из репы с жимолостью, — молвила альва, вытерев руки полотенцем и уперев руки в бока, разглядывая странную девицу. — Право же, не стоит. Мне достаточно лишь отогреться и продолжить путь, — резко воспротивилась чужестранка, но смолкла, когда седая хозяйка махнула рукой, призывая молчать. — Ничего не желаю слышать. Наш хозяйский долг гласит: принять гостя, как надобно, хоть и нежеланного. Покуда ты такая красивая, розовощёкая, як поросенок? Асинья, кажись? — поставила тарелки на стол, начав разливать суп. — Нет, я гостья Вашего мира. Мой муж привёз меня сюда, а сам за корону асгардскую пошёл воевать. Я иду к нему, — полной правды эта семья знать не должна, решила Сигюн. — Так мы тоже не здешние. Как только пошли слухи, мол, Один в войну ввязывается, мы порешили вернуться в свой мир, — встряла в разговор жена конюха, что принесла новых дров подмышкой и вёдра с молоком. — Я Ларь, жена Фрости, невестка Якинскальди. Муж сказал, ты замёрзла. Испробуй молока. Каким ветром ты здесь, милая? Повезло тебе неслыханно, из всего села только мы припоздали. Ещё день и ты бы нас не нашла. Сами мы из Льёсальвхейма, — рыжеволосая заприметила удивлённый и непонимающий взгляд девы, поясняя: — На асгардском языке Альвхейм, милая. Мы сами уже привыкли так звать свой мир, но периодически забываемся, — присела за стол и отломила хлеба, кое протянула серебристоволосая. — Я — Сигрун! — солгала внучка Ньёрда. — У меня есть немного фруктов. Было и мясо, но пришлось сразу съесть, — чтобы собаки не учуяли, хотелось поведать деве, но прикусила язык, всё-таки пред ней не добрые друзья. — Плохие предзнаменования говорят, стоит идти за мужем. Однако не ведую, где он может быть. Держу путь в Нидавеллир. Кажется, там новобранцев тренируют… — Зря ты из дома бежала, — на улице началась снежная буря, Фрости едва успел прикрыть дверь, чтобы очаг не потух. — Дня как три новобранцев приняли в ряды войска Асгарда. Опоздала ты, дитя. Твой муж наверняка пошёл воевать, если уж вообще не погиб. Придётся тебе возвращаться… — Мне некуда идти, милорд, — вана не удосужилась спросить титул, брякнув первое попавшееся слово. — У меня нет дома. Срок моего пребывания здесь окончился, покуда денег, чтобы снять жильё, у меня нет. Их не хватит мне и на пропитание. Навыки швеи выручают, но заказов в последнее время было мало. Я в безвыходной ситуации. Не знаю, куда теперь, — из глаз её струйкой потекли слёзы; она не может вернуться к отцу и не знает, где Теорик, если только податься к его матери, но где она жила, леди не имела понятия. — Он прав. Как ты собиралась покинуть Асгард, если не чрез Биврёст? Разрешение у тебя есть? Идём с нами, — выдохнула Якинскальди, почувствовав сопереживание юной беглянке. — Як ты умеешь шить, значит работать руками можешь. Чрез Биврёст отправимся в Льёсальвхейм, а там уж и прознаешь, где твой наречённый. По крайней мере, у нас тепло, ферма своя, жить будешь как в раю. В качестве платы помогать на хозяйстве будешь! Кто знает, як решишь с мужем остаться у нас. Здесь оставаться нельзя. Гиблое место, асы защищать девицу не станут, сколь ты знатных кровей ни была. Даже не прознают, что ты в беде. Ещё неизвестно, не нападут ли на асов в ближайшее время. Наш мир сохраняет нейтралитет. Ввязываться в войну не станет. Безопаснее гораздо, чем здесь. Подумай, — видя скепсис на лице девы, молвила альва. — Асы придираться не станут. Не то время. Разрешение у нас имеется. Впишем тебя, как нашу почившую внучку и дел! С виду ты вылитая альва! Разве что не редкой красоты, волосы твои почти не стоят ничего, — женщина улыбнулась, когда девчонка резко заправила выбившуюся из-под платка прядь серебряных волос. — До рассвета времени много… — Нет, я не стану думать, — промокнув губы тряпочкой, дева встала из-за стола. — Я еду!