Книга 1. Красные крылья «Орхидеи»

      Сигюн видела множество ужасающих снов насчёт своего возлюбленного, который в каждом её проклятом сне погибал в страшных муках, утаскивая её насильно за собой в преисподнюю. Он хватал её за руки ледяными пальцами, которые при соприкосновении с её рукой превращались в руки мертвецов. Вокруг возникал туман, и она падала в пропасть, в которую её тянули мертвецы. В пропасть холодную, одинокую и бездонную, из которой нет выхода. Просыпаясь в холодном поту и на мокрой простыне, расстилающейся под ней, дева мигом вскакивала с постели и срывала ненавистную ею ткань и начинала её рвать. Только когда она умоется и избавится от ткани, становилось легче. Эти сны, казавшиеся ей лишь кошмарами, слава Норнам, ранее не сбывались. До сей поры! Произошедшее два дня назад заставило её переосмыслить свои сны. Теперь они казались ей ожившим кошмаром. Все её страхи внезапно вернулись. Она уже даже позабыла о них, посчитав за недолгую слабость. Она, как и большинство, чувствовала приближение войны и смерти. Сны были интерпретацией её мыслей. Днём она старалась не допускать мысли о смерти и войне, но ночью, когда голова соприкасалось с пуховой подушкой, разум её ослабевал, и все эти картинки ужасов превращались в кошмары. Чтобы отвлечься, она внушала себе и остальным о благородстве военных, о том, как им хорошо живётся, уверяя, что более благородной профессии для мужчины не найти. Она должна была уговорить жениха отказаться от должности, вместо этого она восхваляла его и словно намерено толкала в пасть чудовищу, отбрасывая образы из страшных сновидений, забывая их. И теперь её наказывала судьба за отрицания правдивости сновидений. И за её веру расплатился её жених. Он множество раз ходил по острию ножа, рискуя, однако всё-таки попался в сети смерти. Теперь шатен одной ногой в низшем мире, но что-то держит его здесь. Серебристоволосая не унывала, всячески стараясь проникнуть в шатёр к нему, однако собственный отец расставил караульных и стражу, кое ходили за ней, как привязанные, наблюдая и докладывая Фрейру о каждом шаге его дочери.       Наутро третьего дня ване надоело прозябать в лагере, будто она преступница, ожидая, когда же лекари позволят ей войти в шатёр с ранеными. Все, кто работал с ней, проходили мимо, боясь заговорить, натыкаясь на недружеский взгляд воинов, что аж со всей силы сжимали свои копья и эфес мечей, стоило им только поглядеть на княгиню. Сами лекари тоже не приходили к ней и не просили передать документ, где бы говорилось о состоянии Лоуссона. Ей было наплевать, если вместо вести о любимом пришёл бы пергамент, где написано, что её отстранили от работы. Ей куда важнее узнать о состоянии жениха. Она не хочет потерять его, не увидев напоследок и не поцеловав его в окровавленные уста. Шансов, что шатен выживет, почти нет, она уже сама догадалось об этом. Вспоротая грудь тому подтверждение. Заражение крови тоже может сыграть не последнюю роль. Стоило представить, как в груди будущего супруга можно увидеть бьющееся сердце, как пред глазами возникала пелена и подступала тошнота. За столь небольшой срок, что длилась война, она насмотрелась на всякое, но увидеть ближнего своего, тело и дух которого одной ногой за чертой смерти, это уже другое. Другие погибшие были ей никем. Да, было горько и жалко, она пролила достаточно много слёз, отпевая, чтобы умерший обрёл покой после смерти, но она не представляет, каково ей будет, если Теорик умрёт и она не свидится с ним напоследок. И не хочет знать, каково это. Ей уже невыносимо больно и она умрёт вслед за ним, если он её покинет. Она попросту потеряет смысл жизни, который заключался в супружестве, материнстве и любви всей жизни. Ей попросту не захочется жить.       Каждый раз при мыслях об этом, Сигюн всё больше одолевал страх. Дошло до нервного срыва. Крича, девушка царапала столешницу короткими ногтями, сдирая их в кровь. И герцог слышал это, однако ничего не предпринимал: не успокаивал, не говорил с ней, будто она стала пустым местом для него. Её душу щемило в тисках, будто это у неё вспорота грудь. Создалось ощущение, что её сердце вырывали из груди и насильно впихивали его назад, пришивая его к органам и зашивая на живую кожу. Ранее она предполагала, что более нет благородней профессии, чем воин, но, как и полагается, ошиблась. И теперь с каждым мгновением молится, чтобы Теорик выжил и не важно, здоров он будет или нет. Она готова до конца жизни прислуживать своему супругу, выносить после него горшок и кормить с ложечки, если это потребуется, лишь бы он был жив. Медицина не стоит на месте, и когда-нибудь лекари поднимут её мужчину на ноги. Представив, что её любимый прикован к постели и не может пошевелиться, но живой, вана блаженно улыбнулась. Она уже готова стать женой калеки, лишь бы только смерть не забрала её любовь. Рик отдал свой долг и не запятнал честь и репутацию. Однако что дало это ему? Вспоротую грудь и быть прикованным к постели? Это никогда не сравнится с теплотой рук любимой женщины и смехом детей, которых Теорик держал бы на руках. Когда она наконец успокоилась, присела на постель и положила руки на колени, начав ими медленно водить по ткани платья, устремив бездумный взор серых очей в горящий костёр, на котором закипал суп. Запах подгоревшей пищи вывел деву из ступора, самобичевания и мыслей о своей незавидной судьбе. Она едва встала, чтобы взять ложку и перемешать суп. Кончик деревянной ложки наткнулся на дно горшка, отделив пригоревший горох и подняв его наверх. Куриный бульон источал приятный запах, но горелый горох перебивал его и портил золотистый вид супа чёрными пятнами. Блюдо стоит снять с огня, но подруга Локи делать этого не стала. Есть совсем не хотелось, как и готовить. В любом другом случае она с радостью бралась за работу по хозяйству, поскольку рядом не было Фрейи, что категорически была против, чтобы её дети выполняли работу прислуги. Каждый раз узнавая, что Сигюн сама застелила постель или приготовила отцу на обед что-то сносное, меж ними назревал конфликт, который позже мог переродиться в крупную ссору.

*****

      Когда состояние Лоуссона частично стабилизировалось, лекари позвали герцога Фрейра. Мужчина вошёл в шатёр, опустив голову, думая, как скажет дочери о кончине Теорика, однако тот чуть приоткрыл глаза, надеясь, что увидит пред смертью невесту и в последний раз коснётся её белокожих ладоней. Шатен медленно опустил свинцовые веки, испустив тяжкий вдох. Его раненая грудь была перевязана бинтами, их было, наверное, тысяча или две, однако сквозь ткань всё же просачивалась кровь. Лекари приложили все усилия, чтобы аккуратно обработать раны, зашить кожу и провести все необходимые манипуляции. Русоволосый даже вдумываться в эти слова не стал. Он бы хотел испустить радостный вздох, но боялся поторопиться. В любой момент может начаться непоправимое, поэтому ван не стал этого делать, чтоб не сглазить. Он по-отечески провёл рукой по сальным и кровавым тёмным волосам, погладив вана по голове костяшками пальцев, спрашивая себя, сколько же ещё таких же молодых и здоровых мальчишек полегло за это время. Опись погибших велась ещё с начала войны и этот список не заканчивался. В любой момент он может пополниться именем его будущего зятя. Удивительно, но Теорик по возрасту сейчас чуть младше отца, кое шёл на войну и погиб. Будет жестоко, если сына постигнет судьба отца. Отец Сигюн проникся жалостью к умирающему мальчишке и к дочери, что страдала в одиночестве. За все эти дни он ни разу не навестил её. Признаться честно, он боялся, что своим приходом может дать серебристоволосой ложную надежду на счастливый исход. Она может подумать, что он пришёл ей сказать, что с Риком всё в порядке, что всё обошлось, но то будет ложь. Фрейру будет невмоготу смотреть в мокрые глаза собственного ребёнка, видеть её страдания, не зная, как он бы мог ещё помочь. Сейчас русоволосый ещё беспомощнее, чем новорожденный детёныш. Он не всемогущ, он обычный и ничем не выдающийся воин. Он и так нарушил протокол, уговорив лекаря оперировать будущего зятя, дав тому деньги, чтобы тот наконец-таки согласился помочь в крайне затруднительном случае.       В случае с Теориком вероятность благополучного исхода минимальна. С такими ранами не выживал ещё никто! Лекарь не хотел бы попасть под трибунал за то, что потратил силы, спасая того, коего невозможно было спасти. Ещё если кто-то узнает о взятке, не сносить лекарю головы, а герцогу никогда не вернуть утраченной репутации. Однако плата за услуги была слишком высока, чтобы отказываться, к тому же, если мальчишка внезапно выживет, всё то, что он заработает сейчас, покажется ему мелочью в ближайшем будущем. Плату за свои услуги асгардец сможет повысить втридорога! Только будет ли толк сыну Хольды в том, что выживет? Этой мыслью лекарь поделился с другом царя, однако наткнулся на стену непонимания. Разве может по сути чужой по крови, ещё ни муж дочери, ни отец твоих внуков, быть дороже, нежели другие воины, попавшие под раздачу точно так же, как и Теорик? Оказывается, да. Этого было достаточно, впрочем, этот вопрос был неуместен изначально, и зачем он спросил? Решать всё равно не ему, а Сигюн. Живой калека или же мёртвый? Выбор не ахти! Пусть дева сама решит, готова ли она увидеть калеку вместо здорового мужа или же нет. «На всё воля Норн, — сказал асгардец, не загадывая наперёд. Если шатену суждено умереть, он умрёт, даже если лекари сделают всё, что возможно и невозможно. Сквозь сомнения Фрейр всё-таки решил позволить княгине навестить любимого, ведь эта встреча может стать для Теорика последней…       Фрейр вышел из шатра: опустошённый, грустный, с опущенной головой. С тусклых глаз медленно струились слёзы. Казалось, мужчина состарился на сотню лет за эти мгновения, проведённые подле несостоявшегося зятя. На глаза напала словно занавесь темнота, и русоволосый медленно преклонил колени, упав. Таким беспомощным его увидела Сигюн. Дочь мгновенно подскочила к отцу и прижала ладонь к его груди, боясь, что у герцога отказало сердце. Он бледен, что было ему несвойственно. Сказывались постоянные стрессы, битвы и возраст. Ньёрдсон всегда казался ей бодрым и полным сил, но за всё время, как они переехали в Асгард, мужчина заметно сдал. Казалось, в голове мелькнула мысль, что всё, что сейчас творится, связано с их переездом. Но это невозможно. Стража подхватила герцога на руки, оттащив его в тень. Подальше от изнуряющего солнца. Тащить его в шатёр было бессмысленно, поскольку он был полностью забит ранеными, и там не было свободного места. Сигюн огляделась, выпустив из своей взмокшей ладони руку отца. На миг ей показалось, что кто-то толкнул её в спину, причём намеренно. Обернувшись, дева отскочила от входа в шатёр. Дюжина мужчин тащила на носилках мёртвых. Мальчишки разных возрастов. Дочери Фрейра привиделось, что на носилках она увидела своих сводных братьев. Смерть словно омолодила всех погибших, вернув их детский вид. Их глаза — холодные, безжизненные, но в то же время по-детски непосредственные и невинные. Война отняла их у матерей, отцов, детей и жён, братьев и сестёр. Они отдали свою жизнь, чтобы такие как она сейчас стояли по струнке ровно и смахивали слёзы в благодарность за спасение. Но мёртвым слова благодарности чужды. Им уже всё равно. Недовольно топотали кони оставшихся валькирий, и как будто сквозь пелену серебристоволосая слышала мужские голоса, обращённые к асгардским воительницам. Мужчины складывали у их ног мертвецов. Придирчиво разглядывая их, главная валькирия пальцем указывала на тех, кого они возьмут, встречая кучу ругательств других воинов. Погибшие были им братьями, отцами, друзьями. Они сложили голову, защищая Одина и этот проклятый тотем от мертвецов, а какие-то девицы нос воротят от их тел и даже не удосужатся стереть это недовольное выражение лица. Гунн не хватало той выдержки, коей обладала Брунгильда. Это раньше казалось чем-то обыденным, а сейчас — чуть ли ни даром небес. Доброта, милосердие и признание чужих заслуг пред отечеством. Где всё это? Гунн же за годы службы растеряла эти дары, презирала мужчин только потому, что они мужчины. А была ли она милосердна изначально? Валькирии относились к мужчинам-воинам как к быкам-осеменителям, мол, они только и нужны для размножения. Для большего мужчина не годится, рассуждала главная валькирия, глядя им всем нагло в глаза. И большинство молодых дев поддерживали главную воительницу. Однако пререкания прекратились, стоило Тюру недовольно рявкнуть. Пнув песок, воины разошлись, сплёвывая слюну, показывая своё презрение к барышням. — Их можно понять. Они потеряли своих родных в этой битве. Они ненавидят валькирию за то, что та посчитала жертву их родных недостаточной для Валгаллы, — сын Одина подкрался к Сигюн столь быстро и тихо, что вана подскочила на месте. — Им ещё повезло… — Умереть? — ей казалось, что она ослышались, отчего непонимающе повернула голову. — Учитывая, что я видел, да. Я бы не хотел ходить по земле мёртвым и пускать всем кровь, чтоб напиться. Уж лучше гореть в аду, чем это! — ас скрипнул зубами, сжав топор. Удивительно, насколько этот юноша стал высок. Она помнит его ещё ребёнком, а сейчас пред ней стоит муж с огромным тесаком наперевес. Она не знала, что этот топор ему выковал сам Эйтри в день последних именин. Он прислал этот подарок незадолго до вторжения великанов в Асгард. Царица собиралась праздновать его именины, но в силу сложившихся обстоятельств праздник был перенесён на неопределённый срок. Неизвестно, знал ли блондин о празднике и готовился ли к нему, однако подарок друга отца принял с радостью. Впрочем, никто не сказал ему, что это был подарок в честь его рождения. Это знали только избранные, в числе которых была и Сигюн. Кажется, Тюр повзрослел слишком рано. Говорит складно, вразумительно, но его слова пугают её. Задаётся вопрос, а не заразны ли раны умерших для живых? Но тут же отмахнулась, улыбнувшись через силу. Это невозможно. Ей не хочется говорить с сыном Всеотца, но юноша, отбросив все грани приличия, коснулся её руки и поцеловал её ладонь, продержав ту в своей слишком уж долго, стирая грани приличия. Блеск в его синих глазах усилился во свете светила и появилась какая-то пелена. Дочь Фрейра аккуратно вытащила руку из его хватки. Блондин же начал приносить свои извинения, якобы он в курсе, что её жених на последнем издыхании и даже предложил утешить её, положив руку ей на плечо и сжав. Наконец она поняла, что за блеск появился на его глазах. Он был пьян и возбуждён. Ему нравилась подобная ситуация. Бой, смерть, запах крови и горе женщин раззадорили его. И почему он подошёл именно к ней? Увидел её одну, печальную, испуганную и страдающую, или потому-то что они знакомы не первое столетие? Но она уже не девочка. Она взрослая и готова постоять за себя, даже если на её невинность позарится сын царя. К слову, уже второй. Его хватка стала сильнее, когда он понял, что желаемого не добьётся. Из всех дев он выбрал её, потому что она нравится Локи. Да и ему тоже кажется она симпатичной. Сейчас дочь герцога нуждается в утешении, а он воин, сын царя, хорош собой и у него в подчинении вся армия. — Отвали от неё, пьянь! — гаркнула леди Син, пихнув его вбок, встав пред подругой. Хмыкнув и сказав, что он пошутил, асгардец ретировался. Шатенка обернулась и схватила вану за руки, осматривая. Она побоялась, что мальчишка мог не только напугать деву, но и причинить ей боль. Она рассказывала, что смог сделать лекарь, чтобы спасти её возлюбленного, но умолчала, что к ней тоже приставали, дабы не пугать девчонку, хотя рассказать ей надо бы, чтобы она держала ухо востро. Она провела девушку к шатру и впустила её внутрь. Сигюн ворвалась как фурия, сметая всё на своём пути. Отчаянный крик хотел вырваться из груди, когда она увидела жениха, кое был привязан к койке. Юношу лихорадило, его обуздал жар, началось заражение крови, подумала она, но асинья заверила, что плохую кровь лекарь уже пустил. Леди решила оставить их наедине и скинула занавесь, прикрыв постель Теорика и упавшую на колени вану. Остальные выжившие не должны пугаться, если у дочки Фрейи вдруг начнётся истерика. Им позволено увидеться со своими родными, кое приехали, как и она сама, сюда в качестве добровольца или помощника лекаря. Многие замужние девы пожелали бы увидеть своих супругов и братьев. Все, кто более-менее был крепок, перевели в отдельные шатры. В шатре, где остался Лоуссон, остались несколько эльфов и асов. Рик был единственным ваном, кое остался здесь по причине тяжелого ранения. Его невеста не отходила надолго от его постели, слыша перешёптывания меж воинами и медицинским персоналом. Дева ушла надолго лишь раз, чтобы привести себя в подобающий вид и переодеться в рабочую одежду. Она взяла на себя присмотр и уход за ранеными в этом шатре, только лишь бы не уходить далеко от жениха. Она ждала, когда он придёт в себя. Он должен увидеть не толпу лекарей и стражи, а её. Вдруг её присутствие поможет ему пойти на поправку? Днём она выносила ночные горшки, меняла простынь и бинты, кормя с ложки мужчину, лишившегося обеих рук. Вечером намывала мокрой губкой каждого воина, поглядывая на своего. Его широкая грудь поднималась высоко. Теорик дышал глубоко, спокойно, но тело не двигалось, лишь морщинки, появившиеся на лбу, не знали покоя. Видимо, ему что-то снилось, однако его тело парализовало от лежания в одной позе. Подруга Локи не знала, стоит ли ей разминать его мышцы, поскольку лекарь ничего не сказал ей об этом, поэтому делать этого не стала. Она обмывала его тело и лицо, как могла, дабы не тревожить. Она не осмеливалась посмотреть на рану, но потом, когда пришло время менять бинты, всё же осмелилась. Рана, идущая от ключицы до полоски волос на животе, уходящей ниже, медленно заживала, на коже образовывались рубцы. Бинты пропитывались кровью, но её было уже немного.       Обрабатывая настоями и дезинфицируя рану спиртом, серебристоволосая каждый раз одёргивала руку, стоило ей опустить свой взгляд ниже положенного. Ей чудилось, что все, кто находится здесь, стоят у неё за спиной и в любой момент готовы обвинить её в вольностях с этим мужчиной. Сигюн прекрасно осведомлена, что обычно происходит меж обнажённым мужчиной и женщиной. Но Лоуссон ещё слаб, его тело едва ли способно чувствовать её прикосновения, чтобы его мужское начало набухло. Её тело касались лишь три мужчины, однако она желала почувствовать в себе лишь единственного. Да хоть сейчас! Её душа и сердце принадлежат лишь одному. Бесспорно, она хочет увидеть реакцию шатена на свои лёгкие и ласковые прикосновения, но очень боится увидеть должную реакцию ниже пояса. И не желает, чтобы это увидели другие. Закончив омовение возлюбленного, вана вышла на улицу, чтобы расслабиться и дать себе время прийти в себя, очистить голову от мысли о грехе. Ей необходимо успокоить стук бешено колотящегося сердца, и остудить жар, возникший в районе живота. В этом нелегком деле могут помочь мысли о космосе. Эта ночь выдалась необычайно богатой на звёзды. Слабый ветерок вздымал песок, неся его по улице, если так можно назвать это. Повсюду были камни, песок и не единого уголка с зеленью. Очевидно, этот мир не хуже ада. Мёртвых тут скорее больше, чем живых. Пожелав первым найти покой, а спокойной ночи другим, вернулась обратно. Горящий факел, кое держит она в руках, освещал помещение. Абсолютно все спали спокойным сном, слышно лишь их сопение и её стук сердца. Спокойный, умиротворённый, будто она уже спала. Она уже не помнила, как подошла к постели жениха и присела на корточки, начав молиться за любимого, и не заметила, как заснула. Её лицо уткнулось в простынь, руки, как могли, обхватили воина. Она сжала его что есть силы, чувствуя от него отдачу. Шершавая ладонь коснулась её головы, запустив пальцы в волосы. Эту ночь она проспала даже лучше, чем бы она спала на мягкой перине.       Они встретились ранним утром, едва ли понимая, каким неясным взором они посмотрели друг на друга. Теорик глядел на неё, видя в её сонных серых глазах себя: карие глаза воспалены, губы синие и растрескавшиеся. Он лежит на спине, её рука касается его раны на груди. Сколько же он спал или был без сознания, Норнам лишь известно. Его рот будто был зашит. Кожа стянута не только на лице, но и у раны. Шатен прощался с жизнью, не мечтая даже о встрече с любимой невестой. Кажется, великие Норны смилостивились. Это его шанс, кричало опьяневшее от любви и счастья сердце, но его голова была трезва и расчётлива. Он не может радоваться жизни, тогда как другие отдали жизнь за его благополучие. Это несправедливо и стоит наказать виновных. Он обхватил рукой ладонь колдуньи, завоевавшей его сердце, и сжал её. Наконец дочь Фрейра приподнялась, и он помог ей взобраться к нему на постель. Дева села подле него, положив поверх его ладони свою. Он же сделал то же самое, накрыв обе её руки, прижавшихся к его сердцу, своими. Его кожа огрубела, став, как у будущего тестя. Наверняка мужчина бы оценил это. — Как ты себя чувствуешь? — её рука отчётливо чувствовала биение его сердца. — Гораздо лучше, потому что ты здесь, — ответил Рик с трудом, едва ли подавляя кашель. — Пока ты был без сознания, я думала, что могу сделать для тебя. Я решила поговорить с отцом, он найдёт для тебя другое занятие. Безопаснее, чем это. У меня нет сил, чтоб держаться. Ты, оказывается, столько раз висел на волосок от смерти, что я после того, как тебя едва нашёл Фенрир, сбилась со счёта, считая, сколько раз ты бежал от смерти. Путь воина не для тебя. Ты рискуешь, и когда-нибудь удача отвернётся от тебя. Это сражение чуть не стоило тебе жизни. — И всё же смерть так и не смогла протянуть до меня руки. Я везунчик, — неясным взором Теорик посмотрел в потолок. — Дышать больно. Когда я смогу вернуться в строй? Нахмурив от негодования брови, девушка медленно и аккуратно отпустила свои руки, высвободившись из рук Лоуссона, и встала, начав расхаживать. Её лицо излучало недовольство. Сейчас ван будет говорить о долге пред народом и отечеством, вспоминать, столько трудов приложил и времени потратил, чтобы его, наконец, начали замечать и считаться с ним. Сравнивать себя и отца. Она хотела крикнуть, чтоб он не сравнивал себя с отцом, потому что у его отца к тому времени был сын, а супруга ждала второго ребёнка. В его же случае он не женат, у них нет детей и она не беременна, хотя последнее она готова исправить хоть сейчас, будь жених чуть здоровее. Признаться, когда она вошла сюда, мелькнула мысль наплевать на запрет и выполнить супружеский долг задолго до женитьбы. Многие девы, та же Син, придавались утехам, будучи не замужем за любовником. Неужели она хуже? В следующий раз он может погибнуть по-настоящему. Ей надоело ждать свадьбы. Когда шатен поправится, она возляжет с ним. Знать ему об этом заранее необязательно, потому что он сразу же сбежит от неё в другой мир, чтоб не искушать. Сигюн убрала подальше недовольство и вернула радостную улыбку на место. Ещё не время и не место. Их разговор подслушивают, потому что в шатре они не одни. Раз он очнулся, она настоит на том, чтобы ему выделили отдельные покои. Или же отправили в Альвхейм к мачехе. Там она долечит его. Вдали от суматохи войны и смерти. — Я разочаровал тебя своим вопросом? Конечно. Вопрос не к месту, — выдохнул и поглядел на бинты на своей груди, коснувшись их пальцем. — Сними их! — Нет! — отказ был резким и неожиданным для Лоуссона, отчего он на миг испугался. — Ты слишком слаб и немощен. Тебе нужен покой. Я попрошу отца выделить тебе отдельные покои. Отныне ты без сопровождения никуда не пойдёшь, — Сигюн говорила громко и отчётливо, будто королева, а он её подданный, отчего Теорик осмотрел помещение, наткнувшись на недовольный взгляд сослуживцев: до них дошло, что он не из простых. — Нет, — шатен говорил тихо, но чётко, отчего княгиня невольно сложила руки на груди. — Я не немощный старик или дитя, я даже не благородных кровей, чтобы иметь охрану. Теперь уже нет, — он помнил, чья кровь текла в его жилах, но это в прошлом, теперь он обычный воин, как и все здесь. — Я принёс присягу и дал клятву и не отступлюсь… — Даже ради меня? — вана пошатнулась, веки намокли от слёз. — Ради тебя я и останусь здесь. Если мне суждено погибнуть, чтобы защитить тебя, я рискну, — сын Хольды отвернулся, показав, что разговор закончен. Он видел безжалостность воинов Одина, им следует показать на деле, как должна выглядеть дисциплина, какими должны быть воины на самом деле. А убийцы и насильники должны быть стёрты с лица земли. Отвратительна только мысль о том, что он дышит одним воздухом с такими тварями! Да и царь делает всё, что хочет. Он безучастен к мольбам своих подданных остановиться, прекратить провоцировать всех на войну с Асгардом, или и вовсе пропускает то мимо ушей. Видимо, подобное поведение он расценивает, как признание поражения. Все правители и защитники остальных миров станут презирать Асгард и его жителей, не станут считаться с его мнением как правителя, все миры станут уязвимы, если сын Бёра остановится. От понимания этого Теорик приходит в ярость! На данный момент множество миров стали бояться Всеотца, его безрассудности и жестокости. И своё войско он никак не контролирует, будто бы безразличен ко всему, что они творили. Был ли он заодно со своими воинами? А не отдавал ли он приказ бесчестить женщин и убивать не присягнувших асгардской власти? Его войско растянулось на многие лиги в колонну, где запросто найдётся несколько сот сильнейших бойцов, с которыми войску леди Хелы не хватит сил справиться. И если хоть один из войска принцессы свернёт на полпути к мщению, что будет? Безнаказанные сейчас ходят неподалёку от них, обсуждают, сколько и в какой позе они надругались над сельской девицей. От одной мысли, что следующей в их списке может стать его Сигюн, хотелось рвать и метать. Нет, ему нужно как можно скорее вернуться в строй, дабы не дать убийцам ни лишней минуты на свободе. Он должен вместе с войском колдуньи следовать за отцом Тора, дабы свершить правосудие! — Ты знаешь, почему я здесь? Мы прошли тысячи миль пути, наткнувшись на сожжённые деревни и сёла. Многие женщины были изнасилованы и убиты. Других же воины Одина заживо подвесили над костром и сожгли. Не осталось ничего, кроме пепла вместо изб и обгоревших костей. Я не могу позволить их убийцами разгуливать по улицам безнаказанными. Как только я окрепну, буду искать виновных… — прошептал, едва слышно, но девушка чётко разобрала слова. — Отныне я служу леди Хеле!