Перья цвета облаков

— Братик, а почему мои крылья другого цвета? — детское сожаление и грусть в темных глазах. Итачи тепло улыбается и поднимает маленького ангела на руки. Совсем неокрепшие крылья, которыми его брат даже еще не научился делать полный взмах, с первыми тонкими и мягкими перьями чисто белого цвета. Саске счастливо улыбается брату, с интересом глядя вокруг и цепляясь за плечи старшего. — Ты особенный, Саске, — взъерошивая брату волосы, ласково говорит Итачи. — Твои крылья красивого белого цвета, в этом нет ничего странного, — со спокойной уверенностью продолжил он. И эта уверенность была не больше, чем обычной, наивной и ничем не обоснованной верой. Однако Саске, смотря в теплые глаза брата, лишь счастливо кивнул в ответ, обнимая старшего за шею и тихо радуясь его словам. Он нормальный. В цвете его крыльев нет ничего странного. Саске резко садится на кровати, отшвыривая от себя одеяло и тяжело дыша. Жарко. Нет, даже душно. По телу катятся струйки пота, дышать тяжело, словно вдыхаешь горячий пар. Удушливость воздуха и жаром застывший воздух давят. Словно это вовсе не воздух, а густая горячая жижа, ощутимая для кожи. Влажно и горячо. Из воздуха будто выкачали весь кислород, заменив его жарким паром. Саске тяжело дышит, грудь разламывает болью, а подрагивающие крылья расправляются, чтобы не прикасаться к телу. Учиха тихо стонет и закрывает руками лицо. Воздух комками, почти насильно удается вдыхать — настолько он густой и жаркий. Легкие будто заполняет вязкая масса. Ангел медленно открывает глаза, и свет Ада сразу же разрезает радужку, заставляя по новой зажмуриться. Глаза щиплет от выступивших слез и создается ощущение, будто глазные яблоки вообще вынули из черепа, ведь ангел их даже не чувствует. Саске тихо выдыхает и вновь открывает глаза, которые постепенно привыкают к свету, рисуя в мозгу нечеткие образы и расплывчатые силуэты предметов. Тихие выдохи влажного дыхания, Учиха облизывает губы и оседает на пол, цепляясь рукой за стену. Жарко не в комнате, жарко его телу. По телу бегут мурашки, и Саске сжимается сильнее на полу, обхватывает себя за плечи и буквально бьется в лихорадке, тихо дыша и влажными ладонями водя по полу. Легкий ветерок из огромного открытого окна заставляет вздрогнуть и поднять голову. Ангел поднимается на локтях и невидящим взглядом чуть расширенных темно-серых — словно внезапно потерявших свой насыщенный черный цвет — глаз смотрит на окно. Понимание действий приходит уже тогда, когда ангел судорожно вдыхает порывистый резкий ветер, приятно обдувающий кожу, наполовину высунувшись из окна. Ветер шевелит влажные волосы, наполняет легкие, дарит ложную свободу сознанию, перья черных крыльев чуть подрагивают, некоторые из них, опадая, срываются вниз и, подхватываемые ветром, разносятся по Аду. Хочется больше свободы, а кровавое небо с бушующим холодным ветром вверху — единственное, что сейчас отчетливо видит Саске, без пелены тумана и расплывчатости. Руки сильнее упираются в раму окна, и ангел высовывается еще дальше, запрокинув голову и заворожённо глядя на небо. Он упирается коленом в окно и отпускает руки, перегибаясь и смотря в бок, на другое окно черной стены замка. Нога внезапно соскальзывает и Саске, вскрикнув от неожиданности, почти падает, но успевает все же схватиться за раму и, тяжело дыша, вновь упирается коленом в окно. Приток адреналина в крови вызывает нервный, с долькой истерики, смех, раздирающий глотку. Хриплый и сумасшедший. Саске уверенно убирает руки от окна и выпрыгивает. Громкий счастливый крик эхом раскатывается над Адом. Жесткий ветер бьет в лицо, путается в волосах, мешает дышать и выбивает слезы восторга из глаз. Ангел заливисто смеется и расставляет руки, выпрямляя крылья, которые почти сразу осваиваясь, привычно подхватывают легкое тело порывистым движением и поднимают вверх, не давая разбиться. Саске взлетает выше, к небу, чувствуя, как по крыльям проходит судорога от первого полета за столь долгое время. Каждое перышко словно покалывает от предвкушения, от нетерпения, от свободы полета. Зрение проясняется, и все отчетливей можно разглядеть сам Ад, с его высокими домами, звенящей тишиной пустых улиц и кровавым небосводом. Больше нет ограничений — нимб снят, он падший, отрекшийся от Рая. Он свободен, волен лететь куда захочет. Он не чувствует ничего кроме этого поразительного чувства опьяняющей свободы. Он… больше не ангел. Чувства словно исчезли, не осталось ничего. Ненависть, любовь, сомнения, преданность… Что это? Неужели когда-то все эти вещи его заботили? Сейчас они вызывают лишь безумную волну смеха и гордое презрение. У него отобрали все, но и подарили все. Или даже больше. «Саске…» Саске? Какое странное имя. Чье оно? Что-то знакомое, может, это имя его старого друга? Неважно. Учиха, сам не понимая почему, громко смеется, не особо стараясь вспомнить чье же это имя. Какое ему дело до этого? По-звериному узкие черные зрачки в серых глазах с шальным весельем смотрят вокруг, а черные крылья с рваными перьями поднимают тело все выше. Жар захлестывает, затмевает сознание, мешая осознавать происходящее. Кроме свободы и полета сейчас ничего больше не имеет смысла. В мозгу и крыльях бьет счастливый инстинкт. Неважно, кто ты, где ты и как тебя зовут, пока у тебя есть крылья и пьянящее чувство мнимой свободы. Мозг заполнен пустотой, которая вытеснила все воспоминания, даря все, о чем только можно мечтать. Саске теряется во времени, не понимая, сколько он уже вот так летает, вытрясывая собственную память. Час? Два? Неважно. Когда дрожащие от усталости крылья, приятно ломящие болью после полета, отказываются слушаться, ангел хватается руками за воздух и падает вниз. Беспомощные и безуспешные попытки инстинктивно зацепиться за что-то, свист ветра, застывший в ушах, детская улыбка на лице и любопытные глаза, смотрящие на приближающуюся землю. «Смерть» Что это? Чем ближе к земле — тем выше скорость. Учиха зажмуривается, скорее от предвкушения и интереса, нежели от страха. Инстинкт самосохранения — последнее, что осталось вменяемым — взывает к крыльям, пытаясь заставить их взлететь, однако те отказываются слушаться, безвольно поднимаемые ветром вверх. Черные перья остаются в воздухе, медленно кружась вслед за падающим ангелом. В какой-то момент воздух вокруг застывает, а чьи-то руки мягко, но в то же время с силой прижимают к себе. Ангел открывает пустые глаза и широко улыбается. — Наруто! — счастливо и с восхищением восклицает он, обнимая Узумаки за шею. Дьявол сжимает зубы, прижимая Учиху к себе, не отпуская. — Ты не помнишь себя, но меня запомнил? — с едва уловимой горечью в голосе, тихо говорит Наруто, не глядя на него. Саске молчит, мягко улыбаясь и прикрыв глаза. Его не волнуют слова Узумаки, не волнует кто он, не волнует, почему в его голубых глазах разбивается живыми осколками боль. Саске попросту все равно. Он счастлив вот так, не помня и не желая помнить. Зачем ему болезненные воспоминания? *** Цунаде сидела в высоком удобном кожаном кресле, поставив локоть на подлокотник и подперев голову рукой. В это время суток в Аду было особенно красиво: предзакатное искусственное солнце заходило за кровавые, отливающие синевой облака, скрывалось за вершинами острых гор и медленно погружало в темноту Адский город, в котором зажигались первые яркие огоньки в темных домах и кровь, текущая из фонтанов, начинала отливать мерным светом желтых ламп. Толпы грешников с криками и стонами боли выпускались на улицы города и бежали, спотыкаясь о тела друг друга, гонимые радостными и дикими воплями проснувшихся демонов. Начиналась знаменитая Адская гонка, лай псов громогласно разносился над Адом. Цунаде заулыбалась, наливая себе в бокал виски. Пожалуй, именно за ночные гонки она и любила Ад. Ее дом располагался на холме, поэтому из его огромных, отмытых до блеска окон, всегда был отлично виден город. Вокруг дома росли жгучие красные растения, которые могли оставить болезненные ожоги на коже, однако все же были не смертельны и по-своему прекрасны. Красноватые закрученные к верху в спираль стебли и большие мягкие листья, собирающие на себе капли дождя. Цунаде всегда нравилось разнообразие и опасное великолепие адских растений и, наверное, это была одна из причин, почему женщина до сих пор жила здесь. Резкая пентаграмма в воздухе раскрылась, словно бутон цветка. Женщина отставила бокал и нахмурилась, складывая руки на груди и оборачиваясь на пентаграмму. Однако вскоре брови Цунаде поползли вверх, а в карих глазах ярко отразилось удивление. Дьявол держал на руках того, кому она лично констатировала смерть. Того, кто не должен был выжить никак вообще. Ангел любопытно озирался по сторонам, однако его пустые серые глаза, словно не замечали ничего вокруг, смотря сквозь людей и предметы. — Что с ним? — в лоб начал Наруто, поставив Учиху на пол и в упор посмотрев на Цунаде. — Тот же вопрос я хотела бы задать и тебе, — прищурилась женщина, холодным настороженным взглядом глядя на Саске. — Почему оно живо? Наруто нахмурился, в голубых глазах мелькнуло что-то жуткое и отстраненное. — У него имя есть. — Вряд ли, — цокнула языком Цунаде, с наигранной досадой смотря на Наруто, а затем со вздохом поднялась с кресла. — У того, что ты вернул к жизни, имени нет. Это чудовище, — она подошла ближе к Саске и схватила его за крыло, чуть оттягивая в сторону и рассматривая перья. Учиха вздрогнул и отпрянул от женщины, складывая крылья за спиной. Цунаде нахмурилась и уже более грубо схватила ангела за крыло. — Стой смирно, — беззлобно и холодно приказала она, рассматривая перья. Однако Саске не понял ее. Резкий удар по рукам женщины и мгновенная неконтролируемая вспышка света, на долю секунды озарившая весь дом. Бокал с виски треснул и в следующую секунду с тихим звоном разбился, осколками падая на пол вместе с обжигающим напитком. Цунаде отдергивает обожженную руку и шокировано всмотрелась в Учиху. Кожа руки шипела и вздувалась пузырями, будто женщина прикоснулась к раскаленному до предела железу. Этот был ожог сильнее того, что можно получить от адских растений вокруг ее дома. — Тише, Саске, — спокойно сказал Наруто, прикасаясь к макушке ангела и взъерошивая его волосы. Учиха в ту же секунду моргает, оборачивается и открыто улыбается с застывшей пустотой в глазах. — Он сохранил все свои способности, — настороженно хмурится Цунаде, прижимая обожженную руку к груди и не сводя взгляда с Саске. — Но я не могу понять, что ты с ним сделал? — она переводит полный укора взгляд на Узумаки. — Скажи мне, Наруто! — повышая голос. — ЧТО нужно было сделать с ангелом, чтобы он превратился в ЭТО?! — сверля парня уничижительным взглядом. — Ничего я с ним не делал, — Наруто отвернулся. — Ничего такого, что могло бы привести его вот в такое состояние, — прошипел он, сжимая зубы. — Хорошо, допустим, — женщина потерла переносицу. — Тогда как ты его воскресил? — она в упор посмотрела на парня. — Его воскресил Шикамару, а не я. Цунаде вновь устало потирает переносицу и вздыхает. — Прекрасно, — мрачно произнесла она, глядя на Учиху. — Один вопрос. Зачем тебе это? — она, нахмурившись, перевела внимательный взгляд на Наруто. Узумаки отрешенно пожал плечами и холодно улыбнулся, бросая стальной взгляд на женщину: — А может, это любовь? — с открытой насмешкой во взгляде, произнес он. Цунаде замирает на пару секунд, ошарашено глядя на него и лишь через пару секунд понимая, что Наруто и сам вряд ли верит в свои слова. — Ты спал с ним? — строго спрашивает женщина, прищуриваясь. — Отгадай, — усмехается Наруто. Цунаде выругалась, взяла со столика бутылку виски, припала губами к горлышку и сделала большой глоток. — Ты ведь знаешь, что этого нельзя делать? — тихо и мрачно спросила она, отставив бутылку. Наруто равнодушно усмехнулся. — Почему нельзя? — спокойно спросил Саске, глядя на Узумаки. Парень улыбнулся ему, сверкнув хищными глазами, а в следующую секунду поднял Учиху вверх, чуть встряхивая. — Потому что это называется смешением крови, — с интересом глядя в глаза ангела, ответил он. — Если верить старым байкам, то существует легенда, в которой рассказывается о наивной девушке-ангеле и о демоне, который соблазнил ее и забрал ее невинность. А через несколько месяцев у девушки-ангела родился малыш, который положил начало Концу Света, уничтожив весь мир, а затем в последствии создав свой трехслойный мир. То есть, тот в котором живем мы. Три слоя — это Рай, Ад и Мир людей. Чистилище не в счет. — спокойно объяснил Наруто, с бликами света в глазах смотря на ангела. — Поэтому-то смешивать кровь ангелов и демонов запрещено. Потому что неизвестно, кто может появиться на свет из-за этого союза. Но нам-то с тобой это не грозит, верно? Если, конечно, ангелы не гермафродиты, — хрипло засмеялся Наруто, прижимаясь лбом ко лбу Саске и вдыхая его запах. Все-таки он чертовски соскучился по Учихе. Просто невообразимо. До дрожи. Цунаде, поморщившись, сделала еще несколько глотков виски. — В любом случае, мы сейчас не об этом, — Наруто перевел на нее взгляд. — Ты сможешь помочь ему? — Он больше не позволит мне прикоснуться к себе, — женщина мотнула головой. — Однако я бы и так не смогла помочь. Я даже не представляю, что с ним происходит, не говоря уже о помощи… — она сложила руки на груди. Наруто окинул Цунаде взглядом и кивнул. Осознание того, что ангелу, возможно, уже не вернут память, даже как-то радовало. Ведь это означало, что Саске теперь навсегда останется с Наруто.