Королевская кровь

- У меня нехорошее предчувствие, - прошептал Кили, не сводя внимательных глаз со спины идущего впереди дяди. – Еще ни разу не видел его таким довольным. Сияет, словно люди и эльфы вернули ему обратно подаренные сокровища. Даже, когда мы отвоевали Эребор, он не выглядел столь счастливым. Фили усмехнулся и так же шепотом ответил: - Твоя подозрительность забавляет. Уверен, вести благие. - Благие вести для дяди, не всегда благие вести для нас, - буркнул Кили. Не то чтобы он ставил под сомнения правление своего короля, просто иногда отчетливо понимал, что их с Торином взгляды на жизнь слишком уж разнятся. Да, он привык с неиссякаемой внимательностью впитывать каждое слово старшего родственника, делать все, что он скажет, следовать за ним в самое пекло, зная, что Торин сделает все возможное ради благополучия своего народа. Подчиняться и доверять, биться за дядю до последней капли крови - это был его долг, которым он не мог пренебречь. Но с возрастом Кили все чаще ловил себя на мысли, что многое из того, что Торин считает единственно верным, самому Кили не по душе. - Хватит там шептаться, - строго проговорил Торин. Он обернулся, глядя на своих племянников суровым взглядом, но в следующую секунду его лицо озарила улыбка, которая, казалось, омолодила его на несколько десятков лет. – Пришли. Он отворил тяжелую дверь и шагнул внутрь хорошо освещенного просторного помещения. Торин привел племянников в свои покои для уединений и раздумий, в которых предпочитал проводить одинокие вечера. В центре стоял добротный, высеченный из камня стол, на котором громоздилось множество старых томов, различные свитки – потрепанные и совсем новые, писчая бумага, несколько перьев, флакон для чернил, украшенный россыпью драгоценных камней. На стул с высокой спинкой и широкими подлокотниками была небрежно брошена шкура редкого диковинного зверя. Вдоль левой стены тянулось несколько стеллажей, заставленных книгами, а остальные стены были украшены причудливыми барельефами, отображающими великие события гномьей истории. В целом покои производили приятное впечатление, словно были предназначены для мудрого убеленного сединами старца, который посвятил остатки жизни изучению древних текстов и написанию собственных трактатов. И совсем не подходили для Торина, который в первую очередь был славным воином. Но став полноправным королем, Дубощит стремился создать вокруг себя ореол мудрости и степенности. Торин быстро обошел стол и, порывшись в бумагах, выудил широкий конверт с поломанной печатью. Вынув его содержимое и расправив плотную бумагу, он с нескрываемым восторгом посмотрел на застывших перед ним племянников. В густой черной бороде, которую он отпустил, мерцали камни, но его улыбка сияла ярче любого из них. Сейчас он выглядел необычайно молодо, даже морщины, бороздившие его лицо, и седина в некогда черных, как смоль, волосах не могли изменить этого. Кили и не помнил уже, видел ли раньше дядю таким, и пришел к выводу, что, пожалуй, нет. - Сегодня утром я получил это письмо, - заговорил Торин и потряс в руке лист. – Невероятная удача! Судьба благоволит нам! Мы вернули свой дом, вновь вдохнули жизнь в подгорное царство, дали надежду сотням наших братьев, вновь обрели былое величие. - Он выдержал многозначительную паузу, поочередно глядя на молодых гномов и радостно продолжил, - теперь вы будете нашей опорой и нашим будущим. Вы возмужали, стали настоящими воинами и достойными гномами. Я думаю, вы достаточно взрослые и уже готовы к тому, чтобы стать опорой рода. Ожидание тут излишне, а спешка, наоборот, лучшее, что мы можем сделать. Мы и так слишком долго ждали, и теперь, получив все, мы должны укрепиться и пустить корни. Именно поэтому я озаботился вашим будущим, и будущим всех нас. В этой бумаге положительный ответ на письмо, которое я отправил две луны назад. Теперь вы обручены. Кили знал, что это произойдет рано или поздно, и искренне надеялся, что все-таки поздно. Но судьба, в лице его всесильного дяди, распорядилась иначе. Благая весть, которая омолодила Торина и разгладила хмурую складку между его бровей, принесла Кили нестерпимую боль. Щеки вспыхнули от негодования, ему стало трудно дышать, словно он получил мощный удар в живот. Еще каких-нибудь несколько месяцев назад эта новость показалась бы ему не столь вопиюще несправедливой. Да, он был молод, но он бы воспринял весть о браке, как нечто неизбежное, но несомненно нужное и единственно верное. Но теперь все было иначе. Теперь он и думать не мог о том, чтобы связать себя узами брака в угоду традициям. Он понимал, что это большая честь и любой другой гном, более рассудительный и правильный, принял бы подобную новость с радостью и смирением. Но Кили не мог принять это. Его сердце отныне занято, и он не может исполнить заветное желание Торина. - Дядя, - Кили фальшиво улыбнулся и постарался придать голосу больше ребячества, но выходило скверно. – Тебе не кажется, что мы еще слишком молоды? Связать себя узами брака… Не знаю… Это огромная ответственность перед нашим родом и родом супруги. Не думаю, что я готов… - Чушь! - отмахнулся Торин. - Две сестры, примерно ваши ровесницы. Молодые и прекрасные, как рассвет. Сестры! Среди нас не так много женщин, но вам, как двум самым завидным женихам, повезло больше, чем кому бы то ни было. Их семья неоднократно получала множество предложений о браке, но они, что совсем неудивительно, выбрали нас. Я могу гарантировать, что с ними вы обретете счастье. Они красивы, умны и великолепно воспитаны. Они сделают вас счастливыми и подарят нашему роду множество наследников. Кили отрицательно мотнул головой и с надеждой посмотрел на брата. И в тот же миг в груди защемило от тоски и безысходности, ведь он увидел выражение лица Фили. Он был доволен. Он целиком и полностью разделял точку зрения Торина. Род. Брак. Наследие. Все по правилам, все так, как и должно быть. Хоть Торин и не говорил этого вслух, но Кили прекрасно знал, что Фили для дяди, словно родной и любимый сын. Он его преемник и его гордость. Да, к Кили он так же питал теплые чувства, но лишь старшего из братьев видел на своем месте. И дело было даже не в том, что Фили старше, и по закону престолонаследия трон перейдет к нему. Нет, совсем не в этом. Просто Фили во многом походил на дядю, словно действительно был его родным сыном, его плотью и кровью. Волевой, непоколебимый, стойкий, уверенный в каждом своем действии. Достойный наследник. В нем чувствовалась мощь и сила предков. Однажды он по праву займет трон. Кили никогда не тяготился подобным стечением дел, прекрасно понимая, что брат достоин этого. К тому же, Кили не прельщала власть. Он, как и брат, был хорош в бою, скор на решения, храбр и отважен, но все же слишком отличался от него и Торина. Более непоседливый, любознательный и своевольный. Его сердце было мятежным, полным жажды свободы и открытий. Преисполненное любви к той, кого он не должен желать. - Но дядя, - не сдавался Кили. – Я не уверен, что смогу стать достойным мужем. Не уверен, что хочу этого. Торин отложил письмо, обошел стол, чтобы подойти к племянникам и положил на плечи Кили тяжелые мозолистые ладони. Его взгляд веял теплом и необычайным пониманием, а губы растянулись в доброй отеческой улыбке. - Кили, Кили, - проговорил он, чуть сжимая пальцы, словно подбадривал. – Мне понятны твои страхи. Ты молод и горяч. Боишься разочаровать свою невесту, не понравится ее семье или же потерять свободу, но я знаю, что ты произведешь наилучшее впечатление и со всем справишься. Я уверен в тебе. Ты мне как сын. Кили сжал губы в тонкую линию. Как же он хотел вырваться, броситься прочь из покоев, покинуть гору, бежать только вперед, и чтобы ветер свистел в ушах. Почему именно сейчас дядя такой довольный, такой счастливый, такой понимающий…такой, каким Кили всегда мечтал его видеть? Проклятье! Торин ничего не понимал! Не поймет никогда. И, наверное, никто не поймет. Он один на один со своими чувствами. - Нет, - достаточно резко сказал Кили, вскидывая на дядю непокорные, полные решительности глаза. – Дело не в этом. Я не хочу жениться, – сказал он четко и твердо. - И не стану. Улыбка сползла с лица Торина, и между бровей пролегла привычная глубокая складка. - И позволь спросить почему? Он отпустил плечи племянника и скрестил руки на широкой груди. Он в миг посуровел, словно над его головой сгустились грозовые тучи, и стал таким, каким Кили привык его видеть. - Да это его очередная блажь, - вклинился в неприятный разговор веселый голос Фили. Он приобнял брата и потрепал его по волосам. – Мой маленький братишка просто испугался брака и ответственности. Дядя, не будь так строг к нему. И, знаешь, ты мог бы подготовить нас, прежде чем сообщить столь важные новости. Кили хотел было возразить, но Фили перебил его: - Дядя, - он лукаво усмехнулся, уводя разговор в другое русло. – А почему же ты, позволь спросить, остаешься в стороне? Где твоя счастливая невеста? Торин покачал головой. - Мне уже не суждено познать счастья в браке. Мое время ушло. Все достойные женщины моего возраста давно заняты, - он горько усмехнулся. – Даже мое королевское желание не исправит этого. Но вы, - он с надеждой и любовью посмотрел на племянников. – У вас есть шанс прожить жизнь иначе. Познать женскую заботу. Поверьте, брак это лучшее, что может произойти с мужчиной. Вы и представить себе не можете, как я завидовал вашему отцу, видя, как он счастлив с моей сестрой. Она подарила ему двух прекрасных сыновей, она принесла покой в его дом, подарила будущее. Жена для гнома – это его крепость, его тыл, его уверенность в завтрашнем дне. То, ради чего он живет. Жизнь наполнена смыслом, когда есть с кем ее разделить, когда есть, кого защищать и ради кого проливать кровь. Кили с силой закусил щеку изнутри и почувствовал слабый металлический привкус. Его сердце разбивалось, когда он слушал Торина, ведь слова его были преисполнены тем, во что Кили верил всю свою жизнь. Его так воспитывали, он впитал эти истины с молоком матери, а теперь был не рад слышать их. Страдал от того, что должно было стать для него великой радостью. - Дядя, - голос Фили стал необычайно серьезным. – Я знаю, все, что ты говоришь - истина, но нам нужно время. - Разумеется, у вас будет достаточно времени, - Торин уселся на стул и вновь взял в руки письмо, любовно оглаживая, как самую большую ценность. Было очевидно, что он не был до конца уверен в положительном ответе, а получив его, пребывал в эйфории. – Вы познакомитесь, узнаете друг друга, и если все сложится удачно, а я надеюсь, что все будет именно так, то мы сыграем двойную свадьбу. Это будет пиршество, которого еще не видывали эти стены! Он стукнул кулаком по столу и рассмеялся. Фили ответил ему широкой улыбкой и слегка встряхнул Кили, чтобы он сделал то же самое. Но младший продолжал упрямо молчать, глядя себе под ноги. - Кили, - Торин вновь серьезно посмотрел на поникшего племянника. – Отбрось свое глупое ребячество. Бери пример со своего брата. Пора уже вырасти, ты не ребенок. - Да, дядя, - сквозь зубы ответил Кили, снедаемый желанием вновь вступить в перепалку, и только руки брата на плечах не давали ему сорваться. - Вы свободны. Я сообщу, когда ваши невесты соберутся в Эребор. Мы должны будем оказать им поистине королевский прием. - С нетерпение ждем, - улыбнулся Фили и, по-прежнему, приобнимая брата, увел его из королевских покоев. Едва за ними закрылась дверь, Кили скинул с себя чужие руки и гневно зашептал: - Что за спешка? Торин совсем тронулся умом? - от злости он назвал дядю по имени, без должного почтения. – Я не собираюсь жениться! Это вздор! - Тише ты! - шикнул на него Фили. – Здесь не место для подобного разговора. Везде снуют прислужники и дворцовая стража. Ты же не хочешь, чтобы о твоей милой остроухой проблеме узнало все королевство? Кили сжал кулаки и выпалил: - Да пусть уже все узнают! - он повысил голос и хотел выкрикнуть что-то еще, но Фили резко зажал ему рот ладонью и строго посмотрел. - Хватит, Кили. Мы обсудим это, но не здесь. В моих покоях нас никто не услышит. Но сначала зайдем на кухню. Этот разговор требует хмеля. Кили дернул головой, высвобождаясь из хватки брата и угрюмо проговорил: - Твоя взяла, благоразумный брат. Веди.

***

Фили плотно закрыл дверь и, подхватив с пола бочонок с пивом, направился к столу, за которым сидел хмурый Кили. - На вот, выпей, - он наполнил большую кружку темным пивом и протянул брату. – Авось полегчает. - Не хочу, - Кили скрестил на груди руки и отвернулся, сверля глазами стену. - Как знаешь, - Фили пожал плечами и поставил перед братом кружку. Налив себе хмельного напитка, и сделав несколько внушительных глотков, он заговорил, – не вздумай открывать дяде правду. Он не должен знать об эльфийке. - Ее зовут Тауриэль, - раздраженно поправил Кили. Его злило то, что Фили упорно не желает произносить ее имя, словно тем самым обезличивает ее. – Я тебе говорил. - Неважно, - отмахнулся Фили. – Я не враг тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив, но все же ты должен понимать, когда заканчиваются игры и наступает пора серьезных взвешенных решений. Кили нахмурился сильнее. В такие моменты, когда Фили вел себя слишком разумно и старательно отыгрывал роль старшего брата, Кили всегда чувствовал себя несмышленым и глупым мальчишкой. Сейчас он так же испытал это чувство. Но все же оно не было столь сильным, ведь Кили верил, что поступает верно. Он не обязан жить так, как того хотят Фили и Торин. У него свой путь, отличный от них. Но все-таки он не мог не признать, что повел себя крайне импульсивно в разговоре с дядей. Торин никогда не отличался особой дипломатичностью и привык, что его приказы и решения не обсуждаются, и Кили уже должен был научиться обходить острые углы в разговоре с ним. Но сегодня он сорвался. - Я погорячился, - признал Кили. – Наверное, запаниковал. Я не был готов к этому. Фили устало покачал головой и отпил из кружки. - Хорошо, что дядя слишком ослеплен перспективами этих браков, чтобы видеть твое скверное состояние. И к тому же, ты должен понимать, что никто не поженит нас так просто. Сначала мы должны будем познакомиться с нашими невестами, притереться друг к другу. А там глядишь и забудешь свою Тауриэль. А ежели нет, то дядя не станет насильно женить тебя. Тех, кто захочет перехватить твою невесту будет не счесть. Кили нервно рассмеялся и уронил голову на сложенные на столе руки. - Ты сам-то веришь в это? – глухо спросил он. – Дядя уже все решил. В его идеальном будущем нет места моим желаниям. Он не примет отказа. Фили резко поставил кружку на стол, и часть пива расплескалась вокруг. - Кили, ну почему ты все так усложняешь?! Почему тебе приспичило влюбиться именно сейчас? Какое зло завело нас в этот проклятый лес?! Не иначе, как эльфийское коварство! Не встреть ты эту эльфийку… - Я был бы уже мертв, - мрачно перебил его Кили. – И она не эльфийка, она… - Прости, прости, - поспешно поправил себя Фили. - Не встреть ты эту Тауриэль, не было бы сложившейся неразберихи. Мы бы женились на двух прекрасных сестрах, они бы родили нам детей, и наш род стал бы еще сильнее и крепче. Только представь! Наши дети могли бы играть друг с другом. Наши сыновья стали бы братьями, настолько же близкими, как и мы с тобой. Дядя был бы счастлив. И ты только представь радостную улыбку нашей матушки, которая всегда мечтала о внуках! Все мы продолжили бы жить вместе здесь, в нашем новом прекрасном доме. Счастливые и дружные. - Зачем ты говоришь мне все это? – прошептал Кили, не поднимая головы. Он чувствовал слабое жжение в глазах. Слова брата походили на крошево из стекла, засыпанное в свежую рану. Словно разбитые кусочки их неудавшегося счастливого будущего в рваной ране настоящего. - Затем, чтобы ты понял, чего можешь лишиться, - жестко проговорил Фили. – Я говорю «можешь», а не «мог», потому что верю, что все можно исправить и сделать верный выбор. Кили не ответил. Он отчаянно зажмурился, до белых бликов перед глазами, чтобы не видеть тех упоительных картин, что рисовал в его воображении голос брата. Это было то будущее, о котором мечтал любой гном. И раньше Кили думал, что это его счастье, просто потому что не знал, что может быть иначе. Теперь он знал. Он встретил Тауриэль, и она стоила того, чтобы бросить вызов всему миру. - И все же, ты не прав, - Кили поднял голову и горько улыбнулся брату. – Не прав на мой счет. Ты правильный, ты идеальный, ты тот, кто воплощает в себе все, к чему должен стремиться каждый гном. Дядя обожает тебя. Ты его гордость. И я бы хотел походить на тебя, правда. Но я - это я. Совсем другой. И я не вижу счастья в том будущем, которое мне было предопределено с рождения. Возможно, я проклят, но все же я не прощу себя, если соглашусь на то, к чему не лежит мое сердце. Я не сделаю счастливой свою жену, которую выбрал для меня дядя. Она познает лишь разочарование подле меня, потому что мое сердце навеки принадлежит другой. Я встретил Тауриэль и впервые понял, о чем поется в старых песнях. Впервые ощутил это сладостное чувство. И я не откажусь от нее. Не так просто. Фили осушил свою кружку, и устало посмотрел на брата. - Пей, - тоном, не требующим возражений, сказал он, указывая младшему на так и не тронутый напиток. – Поговорим по душам.

***

Утреннее солнце поднялось высоко в небе. Теплые лучи пробивались сквозь кроны деревьев, заливая покои Тауриэль ослепительным светом. Брошь с рубином лежала в центре небольшого круглого стола, и солнечные блики играли на гранях камня, заставляя его переливаться всеми оттенками красного. Тауриэль пристально вглядывалась в подарок, и вскоре камень перед ее глазами превратился в размытое алое пятно. Ей чудилось, будто весь мир заволокло кровавым маревом. Это навевало смутные тревожные воспоминания из далекого прошлого. Она уже видела такое однажды. Эту алую жуткую пелену перед глазами. Будучи ребенком, она прогуливалась с королем и принцем по склону подле маленькой, но весьма бурной реки. Ее крошечные детские стопы, обутые в новые башмачки резво ступали по скользким камням. Она заливалась смехом, чувствуя прохладные капли на своем лице и не заметила, что край одного камня сильно сколот. В одно мгновение земля ушла из-под ног, и Тауриэль, отчаянно взмахнув руками, словно крыльями, рухнула вниз. По-осеннему холодная вода приняла ее в свои объятия, заковывая в ледяной плен и утягивая в свое смертоносное нутро. Тауриэль изо всех сил махала тонкими руками, загребая холодную воду, в тщетных попытках вытолкнуть себя на поверхность, но не могла выбраться из ее плена и вдохнуть спасительный воздух. Река была неглубокой, но для ребенка она оказалась смертельным препятствием. Бурные потоки уносили ее прочь, погребая под бурлящей толщей. Все происходило слишком быстро, но Тауриэль до сих пор помнила панику и отчаяние, что захватили ее тогда. Тело онемело, казалось, что даже кости обратились в лед, а легкие и гортань, наоборот, горели, словно в огне. Она плотно сжала губы, судорожно перебирая руками и ногами, но стоило рыжеволосой макушке показаться над водой, как ее накрывала новая волна вспенившейся пучины, а внутренние потоки тянули вниз, ко дну. От нехватки кислорода закружилась голова. Плотно сжатые губы искривились в муке. Ей нужен был всего лишь один глоток воздуха. Только один. Единственный глоток, который принесет ей облегчение. Именно в тот момент она увидела перед глазами вовсе не тьму. Под ее сжатыми веками разливалась кровавая пелена, клубящаяся, словно густой туман. Тогда она думала, что это конец. Она сдалась. Горящие легкие ныли, голова шла кругом, в ушах шумела кровь, а конечности отказывались продолжать сражение со стихией. Тауриэль приоткрыла рот, чтобы вдохнуть, уже готовясь ощутить холодную воду, что хлынет в ее тело и лишит жизни. Но вместо этого, когда искривленный в агонии рот приоткрылся, ее легкие наполнились чистейшим осенним воздухом. Она услышала пение птиц и собственный надрывный кашель. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что река отпустила ее. Смерть отпустила ее. - Будь осторожней, - раздался над ухом поучающий голос повелителя. Это все, что он сказал ей тогда, удерживая за ворот костюма, словно котенка. Трандуил спас ее. Ему не была страшна бурная маленькая река. Хватило одного резкого движения, чтобы вырвать юную эльфийку из объятий смерти. Он лишь намочил рукав своего изысканного одеяния, в то время как она уже успела проститься с жизнью. И почему она вспомнила этот момент? Неужели, сейчас происходит то же самое? Да, Тауриэль выросла, теперь та смертоносная река и ей покажется обычным ручьем… Но кое-что оставалось неизменным. Казалось, что время обернулось вспять, и она вновь переживает события того страшного дня, когда едва не погибла. Ведь то, что произошло между ней и повелителем накануне, отчасти можно сравнить с событиями многовековой давности. Она вновь практически погибла, полностью вымокла в ледяной воде, тянущей ее на самое дно, в то время как он лишь намочил рукав. Тауриэль настолько увязла в собственной боли, что не могла и помыслить, что ее король может испытывать нечто схожее. Нет, не может. Он быстро утешится, а вот она – нет. Тауриэль моргнула и красное марево поблекло. Перед ней вновь лежала изысканная брошь. Эльфийка протянула руку и коснулась пальцами теплого, нагретого на солнце украшения. Она не могла больше носить подарок Кили. Ей казалось, что это оскорбительно по отношению к нему. Как может она – испорченная и грязная, без зазрений и страха надеть символ его чистой и искренней любви? Больше она не имела на это права, как и не имела прав на его любовь. Разве она достойна пробуждать те чувства, что Кили испытывает к ней? Разве достойна смотреть ему в глаза и видеть в них неподдельную, светлую радость от встречи? - Кили, - прошептала она, обращаясь в пустоту. – Я так запуталась. Она стремительно сжала брошь в ладони и, не раздумывая больше ни секунды, сунула ее в нагрудный карман. У нее нет выбора. Она освободит Кили и не позволит ему ощутить те страдания, что он познает рядом с ней, когда впустит ее слишком глубоко в свое сердце. И она не станет больше лгать. Она скажет Трандуилу, куда направилась, и что собирается сделать, а он не посмеет отказать.

***

- Я прошу у вас разрешения покинуть королевство на некоторое время. Трандуил что-то записывал, сидя за широким вырезанным из благородного дерева столом. На нее он не смотрел. Обмакнув кончик пера в чернила, он спокойно ответил: - Я не вправе удерживать тебя. Ты вольна делать все, что пожелаешь. «С каких пор?» - хотела спросить Тауриэль, но вовремя прикусила язык. Произошедшее вчера ночью казалось дурным сном, и сейчас, глядя на повелителя, Тауриэль не могла поверить, что несколько часов назад готова была разделить с ним ложе, наплевав на все условности. Казалось, что все это было во сне, а не наяву. Какие ужасные вещи слетали с ее губ, как страшно она дерзила своему королю, возомнив, будто бы они равны. Да, она была зла, но все же не имела права вести себя подобным образом. И самое абсурдное заключалось в том, что она уже была готова взять всю вину на себя, словно это не Трандуил поставил их в такое неловкое положение, а сама Тауриэль. Словно это она сплела паутину из непонимания, запретов, противоречий, лжи и жгучего недостойного желания. Словно это она подвела их обоих к краю пропасти. Но все же, внутри нее все еще оставалась частичка благоразумия, которая не давала ей забыть, что король сам загнал себя в ловушку. И это пугало. Трандуил умел быть жестоким, и в глубине души Тауриэль всегда ждала того, что терпение короля закончится, и она получит сполна. Он отыграется на ней за свою беспомощность. В конце концов, она всего лишь его подчиненная, которая отравляет его безмятежное существование одним своим присутствием. Вчера ночью, лежа на смятой постели в кольце сильных рук Тауриэль страстно мечтала в один миг забыть все произошедшее, но знала, что едва ли ей уготована подобная милость. Время не обратится вспять, а сделанного не исправить в один миг, по одному лишь желанию. Трандуил приглушенным чарующим шепотом успокаивал ее, но Тауриэль казалось, что в первую очередь он пытается успокоить самого себя. И это страшило ее больше всего. Ведь если ее всесильный владыка растерян и испуган, то, что же до нее? Она привыкла, что, несмотря на всю свою жестокость и дурной нрав, Трандуил всегда знает, что делать. Он может все исправить. Мог… А теперь и он повержен? Когда первый шок от произошедшего отступил и позволил ей двигаться, Тауриэль вырвалась из ласкового плена, судорожно поправила одежду, поклонилась королю и выскочила из собственных покоев, оставив его одного. Она бежала прочь из дворца, под сень деревьев. Полночи она бродила по лесу, стараясь привести мысли в порядок и вернулась лишь под утро. Ее никто не искал, но Тауриэль казалось, что каждый встреченный ею эльф смотрит на нее с осуждением и скрытым презрением. Она чувствовала себя грязной и недостойной. Вернувшись в свои покои, она боялась встретить там повелителя. Но покои встретили ее безмолвной пустотой. Возможно, если бы она не сбежала, то Трандуил решился бы на серьезный разговор. Они могли бы решить хоть что-то, обсудить произошедшее, принять меры, придумать, как жить дальше. Возможно, это могло помочь им, но стыд Тауриэль был слишком велик. Он гнал ее прочь. А сейчас она опять стояла перед тем, кто был причиной ее тревог. Перед тем, кого она никогда не сумеет понять. А тот, кто для нее словно открытая книга, никогда не будет счастлив рядом с ней. Ведь Кили должен отказаться от слишком многого ради той, что даже ничего не может ему обещать. Такая жизнь сводила Тауриэль с ума и единственное, что пришло в голову, это покончить со всем. Нет, она не заслуживает любви. Ее жизнь разбилась на сотни осколков, и она мечтала сделать хоть что-то, что поможет ей склеить все обратно из острых неровных осколков. Если она не остановится, то Кили будет чувствовать себя так же, как и она – потерянный и ненужный. А Тауриэль никому не могла пожелать подобного, тем более ему. Она оставит его, тем самым избавив от еще большей боли. Она разорвет этот порочный круг. Кили освободится от ее тьмы. Трандуил отложил перо в сторону и поднял на Тауриэль тяжелый взгляд. - Позволь мне дать тебе совет. Тауриэль с достоинством выдержала взгляд повелителя, после чего медленно кивнула. - Не навреди себе, - тихо проговорил король. И это все? Тауриэль готова была разреветься от бессилия, размазывая по лицу горячие слезы, словно ребенок. Нет, ей мало этих слов. Ей нужна помощь, поддержка, наставление... Но разве Трандуил способен дать ей это? - Я пойду на встречу с Кили, - выпалила она. Лгать и увиливать не было сил. Если имя гнома и вызвало в душе короля негодование, то лишь на миг. Тауриэль не заметила, чтобы его лицо хоть как-то изменилось, но его голос… - Надо же, какая откровенность, - небрежно бросил Трандуил. - Раньше ты предпочитала умалчивать эти детали, действуя так, как тебе вздумается. А сейчас, не иначе как ради разнообразия, решила побыть честной? Щеки Тауриэль в мгновение вспыхнули. Его очевидная грубость расставила все по своим местам. Если вчера, снедаемый чувством вины он старался быть мягким и чутким, готовым помочь ей, то сегодня снова вернулся к привычной манере общения. А разве можно было ждать от него чего-то иного? Тауриэль в который раз обманулась, выдумав себе тот образ короля, который существовал только в ее воображении, но никак не в суровой действительности. - Я хочу сказать ему, что это будет наша последняя встреча, - четко проговорила эльфийка, чувствуя, как все внутри обрывается от этих слов. - Неужели? – он вернул своему голосу привычный равнодушно-надменный тон, сохраняя бесстрастное выражение. Он сказал это так буднично и спокойно, словно его ничуть не заботит подобное решение. Очередная притворная маска на его идеальном лице. - Не подумайте, что это из-за вчерашнего, - набравшись храбрости, быстро заговорила Тауриэль. Она хотела оправдаться, опасаясь, что король может углядеть в ее словах иной смысл. – Я не столь глупа и наивна и не решила, будто после произошедшего между нами что-то изменилось. Я знаю, что мы оба должны забыть об этом досадном недоразумении. Я не жду ничего от вас. Вы по-прежнему мой король, а я ваша подчиненная. Я хочу извиниться за то, что поставила вас в столь сомнительное положение и уповаю на ваше прощение. Мое поведение недопустимо, я желаю исправить все. Трандуил кивнул и вновь вернулся к письму. Скрип кончика пера о плотную бумагу действовал ей на нервы. - Ступай. Но по возвращению не покидай королевство так надолго. Наша стража не должна оставаться без своего командира. Тауриэль учтиво поклонилась. Ее взор скользнул по облику владыки, стараясь уловить хоть малейшие изменения. Неужели опять? Они вновь будут делать вид, что ничего не было до того момента, пока король в очередной раз не вздумает поиграть? Вчера она кричала ему в лицо, что не будет игрушкой в его руках, а что же теперь? Игрушка как есть. Всего лишь кукла из сундука, ключ от которого в руках ее взбалмошного хозяина. Захотел поиграть – достал, а после - сунул обратно и наглухо захлопнул крышку. Тауриэль почувствовала, как от обиды задрожали губы, а глаза защипало от предательских слез. Она спешно покинула покои, сжимая кулаки так сильно, что ногти ранили кожу.

***

Когда фигура Тауриэль исчезла в арочном проеме, Трандуил с силой сжал пальцы. С едва уловимым слуху хрустом перо переломилось, а в глазах короля промелькнула ярость, которая в скором времени сменилась холодным удовлетворением. Она бросит гнома, забудет всю эту блажь и вернется в королевство. Возможно, если ему не к кому будет ревновать ее, то недостойное темное желание растает, словно дым. Костер будет потушен, все вернется на круги своя. Да, возможно так и случится. Но если нет, тогда Трандуил готов к тому, чтобы пересмотреть свои взгляды на эту эльфийку. Если уж так сложилось, что она никак не хочет покидать его мысли, то значит нужно просто покориться. Значит, она достойна этого, ведь иначе и быть не может. Он обижал ее, отталкивал, не замечал, но она все равно оказывалась рядом. Он сам тянулся к ней и находил повод, чтобы быть ближе. Обманывал сам себя и упивался собственной болью. Но теперь он все решил. Если чувства к Тауриэль не иссякнут после того, как она откажется от гнома, то Трандуил сдастся. Он примет ее вопреки всему, в надежде, что она ответит взаимностью.

***

Она не договаривалась о встрече с Кили в ближайшие дни, но он рассказывал ей, что они с братом покинут Эребор, чтобы встретиться в Дейле с одаренным человеческим кузнецом. А встреча с Тауриэль должна была состояться в новолуние. Но эльфийка не могла ждать. Она боялась, что ожидание заставит ее передумать. Она хотела как можно скорее покончить со всем этим, чтобы уже наконец-то дать волю слезам и горю. Она нестерпимо хотела расплакаться, забиться в самой настоящей истерике при мысли о том, что их с Кили пути навсегда разойдутся. Но она не смела поддаться меланхолии. Для горя еще будет время. Целая вечность. Добравшись до города, она смешалась с его жителями. Кузниц было несколько, и, петляя по узким улочкам, Тауриэль украдкой заглядывала в каждую из них, но безрезультатно. Выждав немного, Тауриэль вновь совершила обход и наконец-то увидела того, кого искала. Сначала она заприметила светловолосого брата Кили, который широко улыбался мастеру над оружием, прицениваясь к тяжелому молоту. Рядом с ним стоял сам Кили. Он не был заинтересован в покупках, его взгляд бездумно скользил по кузнице, и Тауриэль заметила застывшую в глазах молодого гнома тоску. Он выглядел подавленным, исчез былой задор и жизнелюбие. Тауриэль проглотила горький ком в горле, страшась того, что же с ним станет после ее слов. Если сейчас по неведомой ей причине Кили столь удручен то, что же будет после их разговора? Она уже было хотела малодушно сбежать, но Кили, словно почувствовав ее присутствие, развернул голову, встречаясь с ней взглядом. Секунду они смотрели друг на друга, и лицо Кили просияло. Он бросил взгляд на брата, который был слишком занят молотом, шепнул ему что-то и быстрым шагом направился в ее сторону. Едва он оказался рядом, как Тауриэль сжала его руку чуть выше локтя, уводя прочь с оживленной улицы, подальше от любопытных глаз. - Тауриэль, - восторженно прошептал Кили, когда они остановились в тени раскидистого дерева. Он взял ее за руку, нежно сжав ладонь огрубевшими от оружия пальцами. В груди больно кольнуло, и Тауриэль решила не медлить. Она мягко отстранилась, быстро вытащила из нагрудного кармана брошь, чтобы вернуть ее и заговорила бесцветным голосом: - Нет, Кили, не надо, - она отступила на шаг. – Все зашло слишком далеко. Я не могу так больше. Я пришла сказать, что это наша последняя встреча. Вот так просто. Без подготовки, без лишних слов. Шум улицы, голоса людей, шелест листьев над головой. Все исчезло. Тауриэль слышала только биение своего сердца, набатом отдающееся в ушах, страшно и громко, как удары орочьих барабанов. - Что? – растерянно проговорил Кили. Он нервно улыбнулся и посмотрел на Тауриэль наивными и чистыми глазами. – Ты же не серьезно? Нет, нет, ты не можешь говорить все это… Она нахмурилась, сжала губы в тонкую бледную линию и вложила в его ладонь брошь, демонстрируя, что и не думала шутить. - Тауриэль… - Кили растерянно посмотрел на брошь, что теперь покоилась на его ладони, после чего сжал пальцы и шагнул к возлюбленной, глядя снизу-вверх. – Дядя хочет женить меня в ближайшее время. И признаюсь, сначала мне было непросто противостоять ему, бросить свой дом, свою семью, но теперь я все понял. Ты пришла сюда сегодня. Нашла меня. Это знак. Так было предначертано. Я понял… Я все понял теперь. Его сбивчивый шепот. Его изумленный потерянный взгляд. Тауриэль не верила, что может быть столь жестокой. - Хватит! - жестко перебила его она и нахмурилась еще больше. Она старалась казаться грозной и непоколебимой, чтобы скрыть под этой личиной свои подлинные эмоции. – Твой дядя прав. Внемли его мудрости. У нас нет будущего, только зыбкое настоящее. Наш союз причинит лишь боль твоему и моему народу. Мы не можем быть вместе. Так не бывает. Это ошибка. Все это было ошибкой. Возвращайся к брату, отправляйтесь домой, женитесь, прославьте свой род. Выпалив все это на одной ноте, она резко развернулась, чтобы броситься прочь. - Не ищи меня, Кили. Забудь… Она хотела уже покинуть это место, чтобы Кили не увидел слез, что заполнили ее глаза, но едва она успела сделать первый шаг, как почувствовала невероятно сильную хватку. Впервые в жизни Кили вел себя так. Он силой развернул ее к себе, не позволяя вырваться, и быстро заговорил, сжимая ее руки до боли: - Я не смогу забыть тебя. Никогда. Я не женюсь на другой. И если раньше, измученный разумными речами своего брата, я мог усомниться, то теперь - нет. Тауриэль, ты пришла сюда сегодня, развеяла все тревоги, тем самым показав мне верный путь. Да, ты пришла, чтобы бросить меня, но вместо этого мы сбежим. Вместе. Прямо сейчас. Тауриэль замерла, расширившимися глазами глядя на Кили. Он говорил уверенно, твердо, без тени сомнения. - Я не верю, что я тебе не интересен. Ты хочешь защитить меня, но ты совершаешь ошибку. Думаешь, таким образом ты спасаешь меня? Нет. Даже если я ошибаюсь, дай мне самому сделать выбор. Я ни к чему тебя не обязываю, не жду, что ты навсегда будешь моей. Я делаю свой выбор сам, не надо делать его за меня. И еще, скажи мне, Тауриэль, разве ты готова уйти сейчас в лес, к своему жестокому королю, зная, что могла бы сбросить с себя оковы и сделать то, о чем мечтала с младых лет? Увидеть мир, стать свободной, как ветер. - Не искушай меня, - прошептала Тауриэль, слабо дернувшись в его руках. – Ты не знаешь, о чем просишь, и чем это грозит нам. - Нет, я все знаю и все понимаю, - горячо зашептал он в ответ. – Я ставлю на кон прошлую жизнь, так и ты поставь. Давай рухнем в объятья неизвестности вместе. У меня есть тайник в таверне, за которым следил Карл. Там деньги и драгоценности. Мы купим пару лошадей, возьмем пищи на первое время и отправимся навстречу простору. Будем скакать вперед, любоваться ночным небом, увидим все земные чудеса. Только ты и я, только свобода. Из глаз Тауриэль полились так долго и отчаянно сдерживаемые слезы. Он предлагал ей то, о чем она всегда в тайне грезила, и на что никогда бы не решилась самостоятельно. Но разве она сможет? Предать своих сестер и братьев, предать Леголаса, заставить Кили отречься от семьи… Бросить вызов самому Трандуилу… Но мысль о возвращении в клетку к своему кукловоду сводила с ума. - Я не могу, - одними губами прошептала она. - Можешь, - в тон ей ответил Кили, и ласково провел костяшками пальцев по ее щеке, стирая соленые дорожки. – Мы можем жить по чужой указке, воплощая в реальность чужие желания, а можем сделать то, чего хотим сами. Эгоистично? Пусть! Я готов рискнуть. Теплый ветер принес собой детский заливистый смех с улиц, и Тауриэль вздрогнула. Этот смех, так сильно контрастирующий с болью в ее сердце, заставил ее усомниться в верности своего изначального решения. Когда-то она так же смеялась, подобно этому безымянному ребенку. Может быть у нее еще есть шанс познать счастье? И если она уйдет прочь, то избавит Леголаса от ненужной привязанности. И короля…Она избавит их от себя. Ее появление в их жизни было ошибкой, которая сеет смуту и раздор. Но она может все исправить. Огненные волосы Тауриэль разметались по плечам, а очередной порыв теплого ветра осушил слезы. Уйти с Кили - значит закрыть себе путь обратно. Беспощадно обрубить все, что связывает ее с прошлой жизнью. Ей не будет боле места в Лихолесье, она станет изгоем среди некогда дорогих ей созданий. Леголас отвернется от нее. А Трандуил… Что ж, его гнев уничтожит ее, если она осмелится после показаться ему на глаза. Так что же лучше – смириться или рискнуть? Отказаться? Вернуться в королевство? Вновь стать игрушкой? Жить в недомолвках, лелея в душе разрушающую горечь из-за того, что испугалась все изменить? Другого шанса может и не быть. - Ты уже согласна, - Кили слабо улыбнулся. – Мы оба лишимся многого, я не спорю. И я не стану лгать, обещая, что все будет идеально. Я не знаю и сам. Вот только лучше прожить мгновение счастливым и свободным, чем годами влачить жалкое существование. Жалкое? Слова Кили, словно языки пламени, прожгли кожу и побежали по венам. Вот, какая она сейчас – жалкая. Трандуил делает ее такой, не отпускает, но и не позволяет приблизиться. Он не откроет ей свое сердце, как это сделает Кили. Трандуил никогда не будет ее, и рядом с ним она всегда будет жалкой. Не возлюбленная и не равная. Только кукла, которая наскучит ему в любой момент. Но она не кукла, она – Тауриэль, Дочь Леса. Она – свободна. - Идем, - в ее глазах вспыхнули искры решительности, а голос отдавал нетерпеливой дрожью с примесью страха. – Бежим прочь! Бежим же, Кили, пока я не передумала!