* * *
Прием затянулся еще на два или три часа, но бок о бок с Джоном, с почти улыбающимся Соллуксом и значительно отложенным приговором это было даже терпимо. Джон был настоящим экспертом в управлении функционалом, и мог не только очаровать кого бы он ни встретил, но и показать в лучшем свете Карката. Время от времени Каркат даже ощущал себя обаятельным, что было весьма странно. Вместо того, чтобы как попугай, напряженно повторять заученные строки, он обнаружил себя почти естественно разговаривающим в роли "грубоватого, но скромного героя войны", что было не так уж далеко от правды. Джон умудрился даже разговорить Соллукса, отчего он стал больше похож на помощника-адъютанта, нежели на бодигарда, подтолкнул его к общению с людьми, впечатленными разницей между магией и псионикой, готовыми болтать об этом всю ночь. И все это не прекращая дружелюбно-дурацких ремарок время от времени. - Как вы это делаете? - прошептал ему Каркат, в один из моментов затишья, которые Джон, казалось, подстроил, позволяя Каркату передохнуть до следующей волны. - Как вас еще никто не поймал на этом? Джон радостно рассмеялся. - Я польщен, Каркат, правда. - Мы теперь на ты? - А, наверное, не внизу. По крайней мере до завтра. Мои извинения, Генерал. - Насмешливая полуулыбка, которая как-то втягивала Карката в шутку. - После официальной помолвки мы сможем звать друг друга миленькими кличками дважды при каждом вдохе, как глупые подростки, если хотите. - Мне не требовалось ничего говорить, да? Я просто придурок. Стыжусь сам себя из-за ничего. - Не из-за ничего. - Хотя Джон как всегда широко улыбался, его глаза были серьезны. - Не настолько это стыдно, если тебе это поможет. Ты совсем чуточку великолепен, когда злишься. Прежде чем Каркат смог оправиться от этого, фигурки в сверкающих платьях проплыли мимо них, и Джон без запинки вернулся в образ. - В самом деле, поразительно хорош в криках. Вы знали, - он повернулся к девушкам, - что перед битвой Девяти Вязов Генерал Вантас разминался, слегка крича, и как только он набрал обороты, выскочил бес-убийца! - Он дернул рукой в смешном жесте нападающего убийцы, отчего девушки ахнули. - Ну а Генерал просто продолжал орать, разумеется. "Кто тебе позволил уйти с фронта, ты, отвратительная козявка! Ты - позор своего отряда, своего офицера и своей мамаши! А теперь возвращайся в строй!" Бедняга тут же сдался. Старшая из девушек стукнула короля веером в грудь, что смотрелось неким ритуальным жестом. Младшая оценивающе осмотрела Карката с ног до головы. - Это правда? - затаив дыхание, спросила она. Как только Джон начал рассказывать свою историю, часть Карката стала беспомощно биться от злости за неточности, злости за насмешку или, что хуже, восхищения этой чушью, боязни дать неверный ответ, испортить все. Но часть его прониклась волной энтузиазма Джона и наслаждалась рассказом, и эта часть виновато улыбнулась и сказала: - Боюсь, все звучало намного грубее. Верный ответ. Улыбки вокруг. Даже Каптор слегка улыбнулся, хотя и закатил глаза. К счастью, никто не привык к его глазам настолько, чтобы с уверенностью сказать, что они закатились. Полтора часа спустя, в следующий перерыв, страж Джона наконец изрек: - Генерал. Насколько эта история была правдой. - его мягкий, ироничный тон превратил вопрос в утверждение. - Расскажите, как вы заорали убийцу до капитуляции. Каркат прочистил горло, не уверенный, хвастаться или быть скромным. Он выбрал просто быть честным. - Я вовсе не кричал на войска. Я отчитывал вороватого интенданта за хищения, и тут из продуктового вагона выскочил мелкий ублюдок с арбалетом. Я просто воспользовался возможностью, чтобы отчихвостить его. И он даже выпустил болт. Я не ожидал, что он замрет от неожиданности. - Вам повезло, что он промахнулся, - вставил Джон. - Промахнулся? - Фыркнул Каркат. Он похлопал себя по левому боку. - Нет, он продырявил меня где-то тут. Почему, как вы думаете, я все стоял и орал там на него? Уголок рта стража на мгновение дернулся. Это походило на одобрение. Рано предполагать, что он завел союзников, но он точно не заводит здесь врагов, и это большее, на что он мог рассчитывать.* * *
Ему и Соллуксу выделили смежные апартаменты, обустроенные в соответствии с тролльими вкусами. Плотные шторы на высоких окнах, восставанны, словно незваные гости неловко стоящие по углам, до недавних пор явно содержащим совершенно другую мебель, ковры, сдвинутые, чтобы очистить путь между восставаннами и зоной омовения. Слизь была слегка застоявшейся - видимо, кто-то не знал, как правильно переправлять ее - но они оба частенько обходились и худшим. Кровати не были сдвинуты. Уж очень большие. Каркат сел на свою, словно на скамейку, перевел взгляд на свои жесткие лакированные сапоги и тяжело вздохнул. - Наверное, будет невежливо звать слугу, чтобы снять эти ебучие орудия пыток с моих ног? Не думаю, что справлюсь сам. Соллукс не ответил. Он стоял поодаль, глядя, в общем-то, в пустоту; глядя на что угодно, кроме Карката. Не было смысла притворяться, словно между ними не висит недосказанность. - Я знаю, что втянул тебя в довольно дерьмовые неприятности, - попытался Каркат. - Но я до тошноты пьян и валюсь от усталости, Каптор, сейчас я ничто иное, как сосуд для шампанского. Просто... не надо. - Значение: "не вини меня в этой ситуации. Не заставляй меня обсуждать это, когда мой страж несчастен". - Я-то думал, что ты решил, что это для тебя только хуже, - ответил Соллукс. На мгновение Каркат испытал соблазн притвориться, будто он имел в виду вино. Но он прекрасно все понял. Соллукс заставлял его обсудить это. - Черт, - пробормотал он. - Нет. Я знал, что это не хуже. Соллукс сжал и разжал кулаки. Уголки его челюсти напряглись, словно он делал усилие, чтобы заставить себя проглотить свои же слова. Затем он повернулся к Каркату и выплеснул их сердитым потоком. - Это могло стать для тебя концом. И я бы годами был вынужден купаться во всем этом дерьме. Или не пришлось бы, что было бы сраной катастрофой. Ты об этом думал? Что я бы делал без тебя, возящегося со мной, чтобы я не сдался? Разве кого-то кроме тебя ебет, сдохну я или буду жить? Все, что я говорю Фефери теперь адово шифруется и перешифруется, и я не знаю, может ты забыл или еще что, но Арадия мертва. Ты все, что у меня есть, тупой мудоеб, и меньшее, что ты можешь сделать, это попытаться остаться живым! Каркат поморщился. - Я никогда не думал, что есть хотя бы крошечный шанс, что он согласится. Ты правда... - Я надеялся! - Соллукс подошел к ближайшему креслу и увалился в него. - Сначала готовишься к худшему, а потом пасуешь перед трудностями, буйный мешок жоп! Сколько раз мне повторить тебе, что я вполне знаком с судьбой и неравными шансами, прежде чем ты мне поверишь? Ты никогда меня не слушал, и я никогда не мог тебя заставить. У меня нет на это прав. Каркат открыл рот, собираясь спорить, но закрыл его, прежде чем что-то сказал. Он не мог придумать, что он может сказать. Комната кружилась, и он все еще не мог принять то, что он будет жить, и боль за угрюмой гримасой Соллукса сжимала его сердце, словно кусок бумаги. Он поднялся - нетвердо стоя в жмущих сапогах и полным алкоголя желудком - и опустился, скрестив ноги, рядом с Соллуксом. И положил голову Соллуксу на колени. - Извини, - пробормотал он. - У тебя есть права. Сейчас. Если хочешь. Последовала напряженная пауза. И рука Соллукса скользнула в его волосы, слегка трепая, большим пальцем поглаживая внутренние изгибы его рогов. - Шшш, - мягко произнес Соллукс. - Я все еще здесь. Каркат уцепился за штанину Соллукса чуть пониже колена, прикрывая щиплющие от усталости глаза и позволил голове опустеть. Все прочитанные им романы, которые он читал, чтобы задержаться на сценах бледных признаний, перечитывал их до тех пор, пока уголки страниц не растреплются, пока книга при падении не откроется на самых сентиментальных согласных объятиях - и вот наконец шанс пережить его собственную любовную сцену, но он слишком устал, слишком пьян и эмоционально выжат, чтобы вымолвить хотя бы слово. Он даже не мог сказать, мол, Соллукс, ты знал, как давно я испытываю жалость к тебе? Скажи мне, потому что сам я не знаю. Он даже не мог сказать, мол, Боже, мои ноги блядски болят. Но ведь рука Соллукса уже сказала все, что нужно? Осторожные, нежные поглаживания когтями. Разница между судьбой и неравными шансами. Истощенность выигранным сражением, но продолжающейся войной. Они оба прекрасно знали это чувство.