дом, который любил джек

Есть вещи, которые лучше забыть. Это такое искусство, который постигает каждый, когда его выкинут, как разбитую игрушку, потому что новая оказалась намного интереснее. И я ставлю сотню баксов на то, что, как только ты забудешь человека, он вломится в твою жизнь, как отряд полицейских; выломит дверь с ноги, скрутит тебя по рукам и оставит лежать лицом к полу, обыскивая на предмет новых надежд. - Лицом к полу, грязный ублюдок, твои слова здесь не имеют места! Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде. И ты замолчишь, получив пинок под зад, истекая слюной на пыльный ковер. Если захочешь что-нибудь потерять - привяжись. Если у тебя мозги на месте, то ты решишь больше никого не впускать в свою душу. На самом-то деле, так действительно легче. Но много ли смысла в жизни, если никого не любить?... Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать. (Примечание автора: слова из песни группы Кино - Легенда) И плевать, сколько еще раз твоя задница получит след от тяжелого сапога. Потому что в конце ты сможешь сказать, что оно того стоило и это будет твоим главным оправданием. Я познакомился с Мелиндой почти сразу же, как приехал в Чикаго. Узнав, что я не смыслю своей жизни без музыки, она поинтересовалась, умею ли играть на гитаре. С гитарой у меня были сложные отношения, но для того, чтобы учить новичка моих знаний вполне хватало. Это было не совсем честно и правильно, но деньги на тот момент были нужнее. По-правде, Мелинда была невыносима; она приволокла гитару, которую я потом около часа настраивал и чинил, один раз чуть не получив натянутой железной струной по пальцам. Она постоянно отвлекалась, считая своим долгом рассказать мне порцию сплетен про людей, которых я даже не знал. У Мелинды не получался самый простой перебор или бой, но был красивый томный голос с хрипотцой. Мне нравилось слушать этот голос, несмотря на то, что часть нот съедалась, часть не дотягивалась, а все оставшиеся превращались в какой-то гул, который здорово терзал мои нервы. Мелинда сильно изменилась за то время, когда я последний раз её видел. Изменилась она не в самую лучшую сторону: потолстела, приобрела большие фиолетовые мешки под глазами, обзавелась парой-тройкой татуировок, которые совсем не украшали её. Она была высокая и стала еще выше. Единственное, что не изменилось - это взгляд. Человек может покрыться морщинами и ссохнуться, но глаза всегда остаются зеркалом души. Она всегда смотрела на людей так, будто бы не была одета в вещи из секонд хенда, а была покрыта золотом и мехами, будучи королевой Англии. Она смеялась так, будто бы все, что происходило за окном и внутри нас, было чем-то по-детски теплым, по-детски хорошим. Я никогда не спрашивал, откуда она берет деньги на занятия. Я никогда не спрашивал, почему у неё опухшие кисти, синяки, раны на запястьях и сгибе локтя. Я никогда не спрашивал, потому что это было не мое дело. И теперь мы стояли с Мелиндой на остановке под дождем, будто бы не знали друг друга никогда. Мелинда явно пыталась заполнить чем-нибудь пустоту между нами. По ней было видно, что она немного волнуется: какая-то дерганная, слегка сумасшедшая, улыбающаяся так же заразно, как раньше. Она теребила низ майки и смотрела на меня невинными глазами: такими смотрят только тогда, когда в чем-то провинились. - Хочешь? - спросила Мелинда. - Чего? - Пойдем, я покажу. По-секрету. Мелинда схватила мою ладонь и мы пошли, вернее даже, что побежали изо всех сил, стараясь не потеряться в толпе. Большими шагами, почти задыхаясь, толкая каждого встречного, будто бы мы - Бони и Клайд и за нами погоня. Будто бы смерть дышит нам в спину, а жизнь нам еще не так осточертела, чтобы умирать. Я чуть не врезался в фонарный столб, потом - в дерево, но Мелинда бежала и моя ладонь находилась крепко зажатой в её руке. Я бы освободился, если бы хотел. Я бы остановился. Но мне хотелось заразиться от неё этим сумасшествием. Этим счастьем, которое она распространяла на каждого, кто смотрел на неё. Этим задором, который еще не погас в ней, в её улыбке, в каждом действии. Мне хотелось заболеть тем же желание жить, которым болела она. Ей было столько же, сколько и мне, она выглядела намного старше своего возраста и носила невыносимое карэ, обожала юбки, несмотря на полноту и горела вечным огнем, освещая путь случайным встречным. Мелинда остановилась только тогда, когда мы были на какой-то странной улице, не освещаемой фонарями; солнце только садилось, дождь прекратился и вокруг царила вакуумная тишина. Её ладонь оказалась такой теплой, горячей, но совсем не влажной. Я не любил людей с потными ладонями и впадал в секундную дрожь, прикасаясь к ним. Несмотря на царящий вокруг холод, рука Мелинды была такой же теплой и сухой, как летний зыбкий песок на пляже. Я прислонился к бетонному столбу, наклонился и посмотрел на Мелинду. Она так же тяжело дышала, как я, но улыбалась, будто бы ей семь и все это было очередной веселой игрой. - Стой, стой, стой... Скажи мне только одно... Ты... Сошла с ума?... Я давно не бегал и пытался отдышаться. По-правде, я вел образ жизни тысячи типичных горожан - от работы до метро, от метро до дома, а на выходных, пожалуй, лучше выспаться и посмотреть телевизор. Никакого лишнего шага в сторону: только отточенные, привычные мне действия. - Зачем было так бежать?... - Я... Я хотела тебе показать одно местечко, Джек. Я просто знала, что ты не согласишься, если тебя просто позвать. Так это или нет, нет времени выяснять, в любом случае, ты уже здесь и уже не сможешь отвертеться. Иди за мной. Мы стояли возле дома очень потрепанного вида: облезшая краска, гора мусора и граффити. Именно в такие дома следует вешать таблички, где большими буквами будет написано "Заходи - не бойся, уходи - не плачь". Я прошел пару метров и почувствовал, что что-то хрустнуло под моей ногой. Это был грязный использованный шприц. Мелинда спустилась по ступенькам в подвал, открыла дверь и скрылась в темноте, постоянно оглядываясь, чтоб не потерять меня. Пару метров и мы очутились в узком вонючем коридоре, в котором запах гари мешался с сыростью и местами даже с парами из котельной и канализации. Пролет, ступеньки, темнота, еще пролет; я услышал музыку, похожую на вой, с каждым шагом становившуюся громче. Мелинда нащупала ручку двери и открыла её, ослепив меня светом. Я зажмурился и прикрыл глаза, но уже через пару секунд понял, насколько глупо выгляжу. Яркий свет неоновых ламп освещал большую просторную комнату, заваленную различным хламом; пол был липкий настолько, что я сразу понял, что его еще ни разу не мыли и вряд ли когда-нибудь это случится. Везде были пустые бутылки, пакеты, какие-то свертки, грязный линолеум был украшен десятками маленьких черных пятнышек - следов от сигареты. Скупой интерьер, пару столов, обшарпанные кресла. Даже пепельниц почти не было - затушенные окурки кидались прямо друг другу под ноги. Пьяные лица, многим из которых не было и восемнадцати, совсем не заметили меня: каждый продолжал делать то, что делал. В конце комнаты была установлена самодельная сцена и полуразбитая барабанная установка. Вокруг толстые мотки проводов, скрепленные синей изолентой, успевшей впитать в себя всю пыль. Пару кое-как распечатанных афиш, на которых гордо красовалась большая роспись маркером. Я словил себя на том, что пребываю в каком-то смятении. Я посмотрел на Мелинду. У неё был довольно счастливый вид. - Это то, что ты хотела мне показать?... - Тебе нравится, Джеки? Правда нравится? Это не совсем то, но подходит для начала... Этот подвал мы арендовали за сущие копейки всего-то год назад; тогда только и начинала собираться наша группа. Мы - это я и Нэнси, остальные участники группы постоянно меняются. Уже давно мы даем здесь небольшие концерты, если, конечно, это можно назвать так: у нас немного своих песен, поэтому обычно играем что-нибудь из классики рок-н-ролла... Знаешь, мне становится грустно, когда я думаю об этом: сейчас здесь только несколько человек из наших фанатов, остальные просто нашли место оттянуться... Подожди, а я рассказывала тебе о Нэнси? Мелинда сделала шаг в сторону и сквозь клубы сигаретного дыма указала пальцем на высокую худую девушку с гитарой. Та заметила её и лишь сухо улыбнулась. - Это Нэнси. Она мне, знаешь, как любимая сестренка. Мы совершенно непохожи, но... Как можно не верить в чудо, если судьба свела нас вместе? Если... Два совершенно разных человека ходят руку об руку и понимают друг друга с полуслова?... Мелинда замолчала. В уголках глаз собралась соленая жидкость. На лоб поползли морщинки и ровная линия губ искривилась. Будто бы забыв про меня, она побежала к Нэнси и обняла её так, что та чуть не повалилась с ног. Я не слышал, о чем они говорили, но ясно видел их лица: одно угрюмое с ухмылкой, а другое счастливое, почти детское. И глаза: самые искренние, говорящие больше, чем все слова. Через пять минут вся группа оказалась на сцене. Свет погасили, дыхание затихло. Я почувствовал, как постепенно угасает посторонний звук, как поворачиваются люди к сцене, украшенной маленькими лампочками и гирляндами, будто мотыльки стремятся на свет. Шорохи, чей-то шепот, колкая тишь, лишние движения, шарканье ног: сцена ждала стопроцентной концентрации тишины, без примесей, без осадка: такой тишины, которую будет жаль разрушать. Высокая девушка с черно-синими волосами чуть ниже плеч держала микрофон у самых губ, неровно дыша. Шипованный ошейник, кожаные вещи в обтяжку, дух панка 80-х. Рядом стояла Мелинда и еще пару ребят на ударных и бас-гитаре. Я мигом успел разглядеть Нэнси в голубом полумраке: действительно, с Мелиндой они выглядели как инь и янь в китайском медальоне; черное и белое, небо и земля. Одинаковые длинные пальцы и ненавистные кольца, море цепей. Вся та же безвкусица, которая висела на Мелинде, но еще в большем количестве. Они обе были дополнением друг друга и черт побери, было бы жаль, если бы они друг друга потеряли. Нэнси отправила воздушный поцелуй в зал и его подхватили десятки рук, встретила буря криков, которые с каждой секундой становились громче. - Шоу начинается, - шепнула Нэнси и шагнула вперед. - Спасибо всем, кто пришел... Может быть... вдарим рок в этой дыре? Вы согласны? Я не слышу вас! Я не слышу! Я услышал перебор и красивый, мелодичный голос Нэнси. She eyes me like a pisces when I am weak I've been locked inside your Heart Shaped box for a week I was drawn into your magnet tar pit trap I wish I could eat your cancer when you turn back Почти звериный рев невиданной силы посыпался со всех сторон. Так встречают героев, кумиров, которые становятся выше Бога; так не встречают даже любимых или солдат, вернувшихся с войны. Это нечеловеческая сила живет в каждом из нас и вырывается тогда, когда что-то внутри разрывается от знакомых нот и аккордов, потому что музыка - это лучшее, что можно было придумать, лучшее, что можно подарить, лучше чем все толстые письма признаний и морали. Музыка - вот, чем мы дышим. Музыка - вот, куда мы бежим, когда некуда идти. Внутри каждого из нас живет маленький мир, который намного лучше, чем тот, что нас окружает каждый день. Музыка. She eyes me like a pisces when I am weak I've been locked inside your Heart Shaped box for a week I was drawn into your magnet tar pit trap I wish I could eat your cancer when you turn back Музыка. Hey Wait I've got a new complaint Forever in debt to your priceless advice Музыка. Hey Wait I've got a new complaint Forever in debt to your priceless advice Музыка. Hey Wait I've got a new complaint Forever in debt to your priceless advice Голос Нэнси стал тише. Последние строчки она вырывала из себя, шипя, как бешеная кошка, надрывая голос, стараясь перекричать всех. Моя голова раскалывалась на маленькие кусочки, но я был погружен в этот зал, где все бесились и орали и совершенно не хотел его покидать. Этот зал стал мне на мгновенье домом - местом, где я чувствовал себя хорошо, несмотря ни на ноющую голову, ни на запах перегара. Meat-eating orchids forgive no one just yet Cut myself angel's hair and baby's breath Broken hymen of your highness I'm left black Throw down your umbilical noose so I can climb right back (Примечание автора: Nirvana – Heart-Shaped Box) *** Нэнси отправила Мелинду за выпивкой. Подвал опустел еще чуть менее часа назад, когда закончился концерт. Остались только самые стойкие, если так можно о них сказать: это были те, кто уже не мог дойти до дома, слишком пьяные, слишком обкуренные, ловящие кайф, не мигая смотря в потолок и смеясь. Может быть, кому-то было некуда возвращаться. Может быть что угодно, но только это не мои дела. Действительно легче, если ты просто выкинешь мысли из своей головы: не твое дело, кто ночует на вокзале, кто не ел который день или кто умирает в муках. Не твое дело, раз ты не можешь помочь. Когда-то очень хотелось заботиться обо всех, но сейчас кажется, что о нас не может позаботиться даже Господь Бог. Просто не думай об этом, чтоб лишний раз не убиваться от того, что ты ничего не можешь изменить. Мы с Нэнси стояли у входа и разговаривали. Почему-то, на каком-то подсознательном уровне эта темноволосая девушка была мне неприятна. От таких только и жди беды, а я был слишком параноиком, чтобы не думать об этом. Я пугался, когда она щурилась и её глаза становились совсем тигриными, а улыбка напоминала оскал. Что-то в ней не то, что не так, как надо. Она, как и многие здесь, была бесхозной: ни опеки родителей, ни властей, ничего и никого над ней и за душой. Только гитара, джинсовый рюкзак на все случаи и редкие стихи, превращающиеся в песни. Она говорила со спокойным лицом, с убаюкивающей расстановкой слов, закрывая глаза, будто прокручивая свои воспоминания кинолентой в голове. Она стала кем-то вроде главаря для всех подростков, которые жили с лозунгом "Секс, наркотики, рок-н-ролл". Для тех, кто посчитал себя уже взрослым, самостоятельным и решил доказать всем это, вот только не получилось. Я же был таким же. Тем же потерянным ребенок во взрослой стране чудес. Я, наверное, этим ребенком и остался, только вот прячу его глубоко внутри. Тут были люди и постарше - моего возраста и старше. Они пользовались этим местом, как притоном. Полиция предпочитает не соваться в такие места, а значит, отличное место для всяких грязных дел: все останется безнаказанным, незамеченным. Делай, что хочешь, живи, как угодно. И держись, пожалуйста, один. Так меньше шансов, что тебя предадут. - Мы с Мелиндой познакомились еще давно, еще в школе. Она была не такой, как все. За это и получала: ты же знаешь, как жестоки дети к тем, кто отличается от них... Я была популярна, а Мелинда была кем-то вроде козла отпущения, гадкого утенка, которому доставалось при любом же удобном случае. Судьба сводит вместе именно таких: у которых нет ни общих интересов, ни общих фильмов и книг, но ты полюбишь этого человека до конца жизни, несмотря на то, какие вы разные. Я помню, как я стояла в толпе таких же жестоких детей, как я, и смотрела на девочку, лежащую в луже крови. В нашей школе было негласное правило, который знал каждый - не стучать учителям, поэтому помочь ей было некому. Я подошла к ней и протянула руку. Она уставилась на меня с таким удивлением, будто бы я делаю что-то сумасшедшее. С того момента каждый знал, что всякий, у кого хватит глупости тронуть Мелинду, будет иметь дело со мной. Каждый, кто говорил что-то плохое в её сторону, наверное, был самоубийцей: нужно было совсем не хотеть жить, чтобы нарываться на нас. - Мелинда никогда не рассказывала эту трогательную историю, - прервал я Нэнси с усмешкой, - никогда бы не подумал, что можно остаться таким живым человеком, пройдя через такое. - Ты извини, Джеки, если Мелинда чего-нибудь сегодня тебе начудила... - Нэнси слегка смягчила тон: ледяная холодность её слов чуть оттаяла, - Обычно она еще тот славный малый, но иногда учудит такое, что у меня волосы дыбом встают. Она не всегда такая, как сегодня... Просто... Не думаю, что тебе это интересно, оставим... - Оставим что? - по-правде сказать, я жутко не любил людей, которые не договаривали. Если уж начал, тогда будь добр, доделывай до конца. Я посмотрел на Нэнси так, будто бы ждал чего-то сверхъестественного. Она заметила мой взгляд и растерялась. - Я не буду тебя уговаривать. - Я не буду тебя заставлять ждать, Джек. А ты не промах, как я вижу. Поверь, когда-нибудь это тебе выйдет боком. Мелинда такая веселая только тогда, когда... Как бы тебе сказать это, Джеки. Она частенько принимает некоторые вещества и только от этого ей так хорошо. Я замолчал. Это не было для меня новостью, потому что я догадывался. Только вот никогда не думал, что эти догадки подтвердятся. Мелинда вернулась и вручила нам по банке пива с довольным видом, а потом с гордостью отдала остаток денег Нэнси. Предложений разойтись не было да и не хотелось: c ними было хорошо. В метрах десяти от нас стояла куча парней, явно старше, чем многие здесь присутствующие. Они держались вместе и были похожи друг на друга: сутулая спина, грубые черты лица, сдвинутые брови и морщины на лбу. Говорили громко, почти крича, но разобрать их слова было трудно - уличный английский с плохим, хриплым произношением, сплошной мат и особо извращенные оскорбления. Парень, который говорил больше всех, наводил страх на всех, и, как я подумал, наверняка был главарем. Он был не в себе и рычал на всех бешеным псом, только и успевая сплевывать пену изо рта: расширенные зрачки, тяжелое дыхание... Он давно уже потерял человеческий облик и вряд ли когда-нибудь его вернет. - Это ребята Ральфа, - пояснила Нэнси, оглядываясь на них с неприкрытым страхом, - Лучше их в жизни не знать, а если узнаешь, то чувствуй себя одной ногой в гробу. Они уже не люди. Они переступили ту черту, за которой начинается начало конца. Наркотики, воровство и девочки, которые в жизни не проверялись на предмет какой-нибудь заразы - это только поначалу кажется хорошо. Это и есть свежевырытая могила самому себе. Мы втроем резко обернулись на шум: почти одновременно, будто бы были одним единым целым, наши взгляды оказались в одной точке. Главарь с грохотом перевернул стол и уже очень громко, отчетливо ругал всех и каждого. Как я понял, у него украли что-то ценное и он намерен выяснить это здесь и сейчас, поэтому никто не уйдет отсюда, пока он не найдет то, что ищет. Он заметил наши любопытные взгляды и пригрозил жестом. - Нехорошо получилось, - усмехнулась Мелинда и продолжила болтать без умолку. Я достал из кармана пачку сигарет, чтобы закурить. Из кармана выпало пять смятых купюр, на каждой из которых красовалось отметка в 1000 долларов и маленький прозрачный полиэтиленовый пакетик, аккуратно свернутый пару раз и закрепленный резинкой. Эти вещи были не мои.