Decadent

Сны мучили, грызли, какая-то яростная страсть рвалась изнутри, бешено скреблась и колотила, пытаясь вырваться. Ревность доводила до белого каления. Банальная сексуальная неудовлетворенность добавляла хлопот. Шлюхи не облегчали страданий. С Крис не получилось. И самое страшное: ты вынужден молчать. Сжимать зубы до скрежета, колотить стены, царапать и кусать собственное тело лишь бы удержать вой. Тебе не с кем это разделить. Ты один. Твои чувства — твои проблемы. Мне нужен Юки. Нужен весь, целиком и полностью. Нужен во всех смыслах. Но все эти мои душевные терзания и муки не что иное как предательство. Предательство доверия, дружбы, всех событий, которые нас объединили. Тем, что я люблю Юки, я его предаю. И это невыносимо. Синапс становился все более мучительным процессом. Нет, никаких видимых отклонений. Но мне все тяжелее абстрагироваться, отрешиться. Синапс — он как секс. Что может быть проще секса? Что может быть сложнее секса? Каждой клеточкой я ощущаю его присутствие во мне. Каждой клеточкой я ощущаю свое присутствие в нем. Идеальная пытка. «Пес набрал вес. Начал играться». «Рад слышать, кто рассказал?» «Бэтси, наш микробиолог из второго дивизиона». «У тебя так ничего и не вышло с Крис?» «Нет, а что?» «Жаль, очень милая девушка». «Тогда чего сам не действуешь?» «Да не хочется подвязываться во все это. Народ прав, с нами чертовски сложно». «С кем? С «правыми»?» «Да». «Ну, меня все устраивает». «Так уж прям... А кто мне каждую неделю истерики закатывает?» «Это и было-то всего пару раз». «Ага, пару десятков раз». Уже привычные картины старого Урумчи. Завывает ветер и разносит снежную крупу. Градусов двадцать ниже нуля. Пыльный серый снег кругом. Не хотелось бы оказаться на улице... Кожа покрылась мурашками. Я повел плечами, пытаясь избавиться от ощущения. Потом не к месту вспомнил привычку Юки потягиваться, лежа в кровати. «Джек, что-то с твоими показателями». «Я спокоен». «Не совсем... У тебя выброс тестостерона. И, кажется, окситоцина тоже...» Ну и как справляться с синапсом?! Сплошные стрессы кругом. «Показатели могут колебаться» «Показатели-то могут колебаться, а вот то, что у тебя стоит во время важного обхода, уже ни в какие ворота». «Чем тебя мой стояк так расстроил?» «Тем, что у нас сейчас нервные окончания одни на двоих, дубина! Еще не дай бог, систему замкнет». «Да ладно, так уж и замкнет! Порадовался бы лучше за меня». «Мне-то чего радоваться за твою эректильную функцию?» «Ну мало ли как жизнь повернется...» Юки многозначительно хмыкнул и промолчал. Иногда мне его хочется жестоко изнасиловать. Вру. Не иногда, а всегда. Подошел срок повтора пункции. Юки ушел с раннего утра в лабораторию, я первую половину дня торчал в Цересе у ворот, потом часа три обходил рыночную площадь. Ближе к ужину началось тянущее грудь волнение. Ломота во всем теле от длительной бессонницы не добавляла оптимизма. К тому же эта пункция... Она убивает тем, что отметает все шансы на взаимность со стороны Юки. Впрочем, о какой взаимности я могу говорить! Это же чистой воды безумие. Мерзость какая-то. Мою любовь и любовью-то сложно назвать... Болезненная привязанность на пару с черной яростной страстью. Жесть какая-то, а не любовь. Мой лучший друг, фактически моя семья — бесчувственная машина для ликвидации неугодных. Вся моя нежность, привязанность, симпатия направлены на того, кто этого ни понять, ни принять не может. Маленькая баночка с насадкой для ингаляций скользнула в руку. Рапид шепнул, что все будет охуенно. — Не парься, парень, совсем чуть-чуть не навредит никому. Та девушка сунула мне в ладонь, умирая. Зная наперед, что умрет, она целовала меня и вложила в мою руку билет в персональный рай. И вот уже сколько времени эта баночка не дает мне покоя. Соблазняет, уговаривает, вкрадчиво шепчет. Сегодняшнее подавленное настроение, боль во всем теле и отчаяние в сердце смяли все барьеры. Эти привычные движения: взять в руку, снять колпачок, сунуть в рот насадку, надавить на дозатор и сквозь зубы втянуть приторно-сладкий дым, задержать в легких и выпустить на волю. Будто выдыхаешь душу вместе со всеми проблемами и болью. Сомнения прочь. Сознание off. Огонь прокатился по венам и застыл на кончиках пальцев. Свет моргнул, а потом распался на радужный спектр. Тепло окутало словно мягким плащом. Движения оставляют после себя размытый след. Я будто прохожу сквозь пространство и время. Выгнуло дугой от острого удовольствия. Тысячи маленьких пушистых щеточек проходятся по поверхности мозга, тысячи слабых и удивительно приятных разрядов тока — по нервным окончаниям. Ворс покрывала приятен до одури. Кровать мягко пружинит. Мир искрится и сияет. Кровь в моем теле бежит-бежит, разгоняясь настолько, что я отрываюсь от земли и улетаю в облака. Я не закон. Я выше... Совершеннее. Я — Бог. Конец и начало всего. Внезапно мир резко мотнулся в сторону, сместившись и едва не опрокинувшись в Бездну. Затем боль полыхнула по щеке и переносице. Юки? Как вовремя. — Иди ко мне. — Да ты совсем мозги пропил! Нам заступать через десять минут! — и что-то еще. Черт! Какой же у него голос... Век бы слушал. — Счастье мое... Как же я тебя люблю... — Отвали от меня! Ты чего творишь?! — Юки уставился на меня огромными глазами, отражающими свет лампы. Я вижу свое отражение в его зрачках. На его лицо капает моя кровь. И это совершенно. Я чувствую солоноватый привкус железа на губах и языке. Вздрагиваю от удовольствия, сминая губы Юки в поцелуе. В следующее мгновение я полетел через всю комнату и как следует приложился затылком о край стола. Мрак. — Ну и что за херня на этот раз? — Юки больно хлестнул меня мокрым полотенцем по лицу. — Ать! Дьявол! Больно же... — голова гудит от встречи со столом. Рапид еще не отпустил. — Через две минуты сюда придет отряд, с которым нам заступать на дежурство. А ты обдолбан! Объясняй. У тебя две минуты. И как ему объяснишь все за две минуты? — Это рапид. — Я понял. — Как твоя пункция? — Не переводи тему. Думай о себе. — Не получается, — я криво усмехнулся, глядя на Юки, стоящего надо мной. — Давно не получается думать о себе. — Что мешает? — О тебе думаю. — Почему? — Я тебя люблю. Повисло молчание. Пары рапида почти совсем выветрились, все больше в мозгу зависает мысль, что я тупица. — Любишь? Это как? — О Господи! Ты меня убиваешь... Ты не знаешь, что такое «любить»? — Любить можно по-разному, вот и уточняю. — Люблю... во всех смыслах. Как один человек может любить другого. Как что-то очень дорогое и важное. Как мог бы полюбить, возможно, Крис или кого-то другого, но уже не смогу. — Вот так дела, — Юки цокнул языком. — И потому рапид? Лучше ничего не мог придумать? — Вены вскрыть? Мы вновь помолчали. Гнетущая тишина. Беспросветный мрак и глухой тупик наших отношений. — Сдашь меня? Или сам пристрелишь? — Сейчас сюда придет полиция, — Юки потер переносицу и виски. — Я могу их уложить, — я уже проиграл все свои ставки, вскрылся и вылетел в трубу. Терять нечего. — Если ты промолчишь, никто не узнает. Или можешь сам пристрелить. Но отряд я вычищу. Ты знаешь: я смогу. Мы молчим, уставившись глаза в глаза. В комнате пахнет моей кровью и моим отчаянием. Стук в дверь. Две минуты вышли...