Сашка

      Сашка, вынув из кармана, протянул благодетелю материну получку. Мишка-Гроб принял и пересчитал деньги. - Тебе шприц или… - Шприц, шприц, - поспешно перебил Сашка. - Заботливый Мишка-Гроб держал, кроме порошков и «травки», и раствор наркотиков прямо в шприцах.       На руке уже не было «живого места», Сашка оголил ногу. Игла с острой болью вошла в искалеченную прежними уколами вену, но что была эта боль по сравнению с той, какую он испытал во время ломки. И эта алая боль почти сразу же погасила ту, прежнюю, как при лесном пожаре огонь тушат огнем.        Боль ушла, а силы таинственным образом вернулись. Сашка почувствовал, что он молод, здоров, красив и весел. Жизнь была не так уж плоха… Вовсе не плоха! На плите варилась картошка, наворованная в соседних огородах, и знакомая братва собралась на свое обычное бдение.       Сашка, придя в себя словно бы после кошмарного сна, оглядел приятелей. Левка-Лысый сидел на полу, прислонясь спиной к стене и безвольно изогнувшись, словно вместо позвоночника у него был резиновый шланг, и что-то бормотал. Изо рта у него текла слюна и, сползая по подбородку, тянулась до обтянувшей грудь майки неопределенного цвета, которая, впрочем, когда-то, кажется, была белой. Единственная в компании девчонка Сонька прохаживалась по бывшей кухне бывшего дома, должно быть, воображая себя красавицей на светском раунде. Лицо ее было грубо размалевано дешевой косметикой, спутавшиеся длинные волосы рассыпались по спине, широкая трикотажная кофта с большим вырезом обвисла на тощей фигуре. Но Сонька, громко разговаривая с воображаемым собеседником, кокетничала, то улыбаясь, то закатывая глаза, то гримасничая.       У небольшого окна без рамы, до половины закрытого картоном, стояли двое мальчишек и курили козьи ножки, должно быть, с марихуаной. Они смотрели друг на друга и глупо улыбались, делая вид, что курение травки для них – самое обычное дело.       Сашка сперва только скользнул взглядом по лицам этих мальчишек, сосредоточенно втягивающих отравный дым, и отвернулся, но тут же опять уставился на пацанов. Одного – маленького и тощего, с длинными космами и испитым лицом, он знал. Звали его Валькой, но по имени к нему никто не обращался, предпочитая прозвище: Гном. Но второй… Второй подросток, кажется, ровесник Гнома, но на вид вполне упитанный и благополучный, был ему незнаком. - Эй, вы! – крикнул Сашка. – Малявки… Подите сюда.       Гном потянул приятеля за рукав, и оба неторопливо, сохраняя независимый вид, приблизились к Сашке. - Откуда этот? - В лагере познакомились, - сообщил Гном. – Вместе курили травку… Я ему адрес дал. - Какой адрес? - Мой, домашний. А сегодня позвал сюда. - Как звать? Новичок компании ответил сам. - Витькой. - Витькой… Витькой… - повторил Сашка, припоминая что-то давнее, связанное с этим именем. – Давно куришь? - Второй месяц. - Нравится? - Сначала не нравилось, а теперь хочется, - признался Витька. - Смотрите, смотрите! – вдруг заорала хрипловатым голосом Сонька. – Смотрите, как они похожи! Как братья! - Чего разоралась? – прикрикнул на нее Мишка-Гроб. – Мы все тут братья.       Но Сашка при слове «братья» почему-то вспомнил последнюю ссору отца и матери перед тем, как отец навсегда ушел из семьи. Шестилетний Сашка спал в крохотной «детской», которую устроил для него отец, отделив гардеробом тупичковую часть комнаты. Его укладывали раньше взрослых, он засыпал и не слышал, как разговаривали или ссорились родители по ночам. Но однажды его разбудили рыданья матери и ее отчаянные, сквозь слезы выкрики.       Мать называла отца подлецом и еще какими-то грубыми словами, а он лишь изредка пытался прервать этот поток брани и рыданий негромкими уговорами: «Лена, перестань! Лена, успокойся! Лена, прошу тебя…» «У тебя же сын!» - истерически выкрикнула мать. «Я знаю, - сказал отец. – Но… Там у меня – тоже сын. Витька… Ему уже три месяца». «Это не сын, а ублюдок!» - визгливо прокричала мать. «Считай, как хочешь, - упрямо и громко проговорил отец. – Я ухожу к женщине, которую люблю… И – к маленькому сыну. Завтра мы уедем из этого города. Алименты я буду переводить». - Братья! Братья! Братья! – прыгала Сонька и хлопала в ладоши.       Мишка-Гроб отошел от плиты и с любопытством переводил взгляд с лица Сашки на Витькино лицо. - А правда – похожи, - решил он. – Только у Сашки глаза не такие… А так – похожи. - Как твоя фамилия? – спросил Сашка у мальчишки. - Кирюхин… - Ну вот! Ну вот! – обрадовалась Сонька. Фамилия Сашки тоже была Кирюхин. - Твоего отца… - Сашка вдруг почувствовал что-то, похожее на страх. И сделал невольную паузу. – Твоего отца зовут… Андреем Николаевичем? - Д-да, - подтвердил недоумевающий Витька. - И тебе… Сколько тебе лет? -Д-двенадцать. - Брат! – ощутив прилив то ли наркотического, то ли обыкновенного человеческого восторга, заорал Сашка. – Братишка! Витька – мой брат!!!        Он обхватил Витьку руками, оторвал от пола и закружил. Но неожиданно качнулся и рухнул на пол вместе с мальчишкой.