Спасти себя

26 декабря, 2009 года. Кэролайн Форбс. Чикаго заволокло снежной пеленой Рождественского снега. Люди мчали сломя голову, докупая подарки и продукты, чтобы праздновать Рождество. Запахи индейки и пудинга сводили с ума даже самых искушенных гурманов. Повсюду смех, шутки и улыбки. Я любила Рождество, любила с самого детства. Я помнила каждую эмоцию в Рождественские праздники, но не помнила, как отмечала его. Я не помнила образов, я не помнила слов. В памяти остались лишь чудесные запахи индейки, пудинга и какао. Вспоминалась каждая эмоция, - восторг, надежда на чудо, радость, чувство тепла и защищенности. Я не могла вспомнить лицо матери, помнила лишь голос, - нежный, любящий, дающий ощущение счастья. Я не раз за всю свою жизнь вспоминала этот голос. Каждый раз, лежа на матрасе, который ни капельки не сохранял меня от холодного пола квартиры, я вспоминала голос матери и, вновь, раз за разом вымаливала Бога об еще одном дне жизни. Послышался звонок колокольчика, а за ним звук хлопнувшей двери. На меня подул леденящий ветер с улицы, заставляя меня задрожать от холода. В конторе, в которой я работала секретарем за скудные 8 долларов в час. Мой начальник, Борис, эмигрант из России, считал, что нет смысла давать выходной на Рождество, тем более он праздновал его, почему-то седьмого января. Немолодой мужчина с проседью и пролысинами на покрывшейся испаринами голове, сложив руки на полный живот, застыл в дверях, оглядывая меня с ног до головы. Борис приехал сюда с женой, когда ему было еще двадцать лет. Десять с лишним лет Борис работал таксистом, получая сущие гроши, а потом взяв кредит, он открыл собственную контору по установке окон и дверей. - На сегодня все, Кэролайн, - пробасил мой начальник. Несмотря на то, что Борис жил в Чикаго более тридцати лет, в его речи все еще слышался непонятный акцент. – Вот твоя зарплата. И подарок на Рождество, черт бы его побрал! Из-за праздника мы не получили не одного клиента. - Что вы, Борис, кому же нужны окна перед Рождеством? В самую пору можно было начать продавать ёлки или же индюшек. – С улыбкой на лице сказала я, одевая грязноватую парку, которую я носила уже два года. Новую я, увы, не могла себе позволить. - Тут ты права, девочка моя. – Борис с шарканьем ушел куда-то вглубь своего кабинета, пока я продолжала одеваться. Выключив старенький компьютер, я положила все бумаги в старый скрипящий сейф. Ценной информации документы не несли, - всего лишь список клиентов, но Борис настоятельно требовал, чтобы все документы хранились именно в сейфе, и начальнику я перечить не могла. На моем столе лежало сто долларов, - невиданная для меня ранее сумма. Может, Борис ошибся? Раньше он никогда не давал мне такую большую сумму денег. Даже на моё День Рожденья, я получала лишь двадцать долларов. – Борис, это точно мои деньги? – спросила я. Знаю, можно было бы схватить деньги и уйти, но потом бы все равно пришлось бы вернуть их. - Да, а что, есть какие-то претензии? – голова Бориса, с веселой улыбкой на лице, появилась в дверном проеме его кабинета. Я отрицательно покачала головой, сдерживая смех, рвущийся наружу. Мне хотелось парить и петь от радости. Я смогу оплатить квартиру, купить немного продуктов и, возможно, новую курточку! Рождество нравиться мне еще больше. - Спасибо, Борис. Счастливого Рождества! – крикнула я, уже около дверей конторы. Открыв дверь, я вдохнула полной грудью морозный декабрьский воздух, в котором чувствовался запах праздника. Люди спешили кто куда, даже не обращая на молодую девушку, ловящую ртом снежинки. Искренний смех вырвался из моей груди, но я все равно оставалась незамеченной. Все спешили по своим делам. Витрины магазинов сверкали огоньками, зазывая покупателей приобрести товар именно у них. Жаль, что магазины одежды уже закрыты. Так бы я уже сейчас обзавелась теплой паркой. Мой взгляд зацепился на витрине кулинарии. Через большое витражное стекло было видно огромную румяную индейку, размером, пожалуй, с меня. Желудок предательски заурчал, требуя нормальной еды. Но, увы, такого удовольствия я себе позволить не могла. Привычный круглосуточный супермаркет около моего дома был для меня самым оптимальным вариантом. Дешево и почти качественно. Что еще надо? В маленькую корзинку отправились упаковка чая, сахар, макароны и подсолнечное масло. Остальное у меня еще есть. Я с трудом боролась с желанием купить маленькую курицу, чтобы запечь её в духовке. Зная себя, курица вряд ли дожила бы до утра, а я бы осталась с приятным ощущением насыщения. Но голод имел привычку возвращаться. В кулинарном отделении супермаркета я купила себе сэндвич с индейкой за один доллар. От сэндвича исходил теплый пар, а его запах просто сводил с ума. Я уже представила себе, как прийду домой, заварю себе горячего чая и съем сэндвич. На кассе, несмотря на непопулярность супермаркета, была огромная очередь. Сегодня людям было все равно, где брать продукты, главное их взять. Чуть ли не подпрыгивая от радости, я вышла из супермаркета, предвкушая пир живота, ожидающий меня дома. До моей скромной квартиры оставался всего квартал. Застыв на светофоре, я ожидала зеленый цвет. Уже было около девяти вечера, и улицы были пусты. Все праздновали самый светлый и добрый праздник, - Рождество. Наконец-то светофор сжалился надо мной и соизволил загореться зеленым цветом. Где-то в вдалеке послышался визг тормозов. Инстинктивно повернув голову на звук, доносящийся уже где-то вблизи, меня словно парализовало. Огромный черный джип летел на меня, фары машины были выключены, поэтому я с легкостью могла видеть лицо водителя. Молодой мужчина, чье лицо было искажено гримасой злобы и отчаяния. Он даже не думал тормозить, наоборот что-то выкрикнув, он сильнее нажал на газ. В последний момент, когда машине до моего недвижимого тела остается всего пара сантиметров, я прикрываю глаза, и приходят они, - воспоминания. Это не картинки, а опять таки эмоции, - счастье, радость, восторг, боль потери, унижение, радость, свобода, страх, потерянность, снова радость. Тело пронзает мимолетная боль, от которой я тихо вскрикиваю. Темнота плавно накатывает на меня, и я смиренно её принимаю. Может, я полюблю смерть так же, как я полюбила жизнь? 26 декабря, 2009 года. Никлаус Майклсон. Я ненавидел этот праздник, - Рождество. Праздник жизни и света, так почему же мне он принес лишь потери? В этом празднике нет ничего счастливого, лишь боль. Как я мог радоваться празднику, если в этот день я потерял самое важное, что имел? Что-то падает на пол, но я не удивлен, ведь это я столкнул предмет на пол. Я давно перестал себя контролировать. Вот уже год, как я живу так. 26 декабря, 2008 года. Никлаус Майклсон. Трель телефона разносится по всему дому, заставляя меня поднять свой зад с уютного кресла, где я ожидал Клариссу. Моя родная уехала в магазин, чтобы что-то докупить к Рождественскому ужину. Несмотря на все мои отговорки, она лишь упрямо покачала головой и выскользнула за дверь. Телефон требовательно оповещал меня о звонке. Звонила же, конечно, Кларисса. - Да, милая. – с легкой улыбкой на лице сказал я. В последнее время эта улыбка появляется у меня, как только я упоминаю девушку. - Клаус? – незнакомый мужской голос раздался в трубке, отчего по моему телу прошлась волна паники. – Вас беспокоит офицер Кроули. Вы простите, что так неофициально, просто мы имеем мало сведений. Вы знакомы с некой Клариссой? – в моем горле появляется тяжелый комок, который больно дерет в горле. - Да. – Сдавленно бормочу я, стараясь кое-как прокашляться. Холодный пот выступает по всему телу, и меня кидает в дрожь. - Мне очень жаль, но она попала в аварию. Вы хотите приехать к ней? – слова офицера заставляют меня забыть об оцепенении по всему телу, и немедленно рвануть в гараж, где была припаркована моя машина. Руки лихорадочно дрожат, отчего ключ не с первого раза попадает в дверной замок машины. Офицер бормочет мне адрес, а затем приказывает успокоится. Я уже не слушаю его. Я еду к той, ради которой умру сам. Господи, оставь её! Оставь её для меня, большего не прошу! Забери весь мир, но оставь её. Если бы пропал весь мир, но осталась она, я бы смог жить на руинах оставшегося, радуясь лишь ей. Если же исчезнет она, то весь мир не сможет компенсировать её. Никто в жизни не получит столько любви от меня, кроме неё. - Она для меня все, слышишь?- мой крик Всевышнему раздается в машине, а слезы застилают глаза. Вот то место, это становится понятным по количеству машин полиции и по груде метала, бывшей когда-то подарком Клариссе. Копы не обращают на меня внимание, они о чем-то шепчутся между собой, осматривают машину и что-то записывают на листке бумаги. Молодой парень, около тридцати лет, встречается со мной глазами, и я вижу в них сожаление. - Клаус? Я офицер Кроули. Я вам звонил. – с нотками вины в голосе говорит парень. Я киваю, слыша его где-то в дали, на затворках сознания. Все мои рецепторы выискивают Клариссу. – Пройдемте, она там. Мы оттащили её немного дальше, а пока ждем приезда скорой. - Каковы шансы? – спрашиваю я, а мое сердце останавливается в этот момент. Мужчина опускает глаза, и отрицательно качает головой. Мы заворачиваем за одну из машин, и я вижу её. Вернее то, что осталось от Клариссы. Её лицо лишь одно кровавое месиво, один глаз полностью заплыл, второй немного приоткрыт, глядя прямо на меня. Это зрелище будет снится мне еще не одну ночь. Окровавленный рот кривиться в подобии улыбки, а из глаза стекает слеза. Белокурые волосы спутаны и запачканы в ярко-алую кровь. Ноги девушки вывернуты в неестественном положении, а рука еле-еле шевелит пальцами, подзывая к себе. Я, словно в бреду, присаживаюсь около неё, оцепенев. Кларисса шевелит губами, что-то старательно пытаясь сказать. Вместо этого лишь сдавленные хрипы вырываются из горла девушки. Она морщится то ли от боли, то ли от злобы, и вновь сосредоточенно шевелит губами. - Это все, Ник. Я ухожу. Отпразднуй это Рождество со мной, пожалуйста. – Её холодная окровавленная рука накрывает мою ладонь, чуть слышно сжимая её. По щеке девушки вновь стекает слеза, а затем она расслабленно улыбается. - Нет! – кричу я, тормоша её руку. – Кларисса, не смей! Последний хриплый вздох девушки испускается из её уст, и слабая хватка девушки вконец ослабевает. Она ушла. Крик, животный, душераздирающий крик вырывается из моей груди. Слезы застилают глаза, пока я, как маленький ребенок, кричу, раскачиваясь со стороны в сторону. Меня окружают люди, но мне на них плевать. Для меня всегда будет лишь она, и больше никого. 26 декабря, 2009 года. Никлаус Майклсон. Далее была ночь в морге, которую, как она и просила, я провел с ней. Затем были недели запоев и истерик. В конце-концов моя семья устала бороться со мной за мою же душу, оставив меня в покое. Я пил, работал и снова пил. Затем, после месяца её отсутствия, Кларисса вновь ворвалась в мою жизнь, в одном из снов. Она молчаливо гладила меня по плечу, печально глядя мне в глаза, а затем исчезла. Она приходила ко мне не раз за весь этот год, а я был и не против. Сегодня я все это закончу, и отправлюсь к ней. – Отпразднуй это Рождество со мной, Кларисса. – Шепчу в пустоту, одевая пальто. Я хотел уехать из дому, и покончить свою жизнь на том же месте, что и она. Знаю, это идиотизм, но мне так хочется. Почему я решил это сделать? Я устал. Устал искать её глазами в толпе, устал видеть её во сне и не иметь возможности прикоснуться, прижать её теплое тело к себе, услышать её дыхание и её заливистый заразительный смех. Достаточно покончить с этим, и отправиться к ней. Врубиться в столб, перевернуться, или же просто влететь в другую машину, а потом уйти. Отличный выход. Секунды боли, ради вечности в раю. Где гарантии, что я попаду в рай? Для меня рай будет там, где будет Кларисса. А она точно будет со мной. Мы переживали многое на земле, переживем многое и где-то в другом мире. Ехал я не торопясь, зная, что мое спасение близко. Совсем скоро я умру. - Клаус. – Тихий шепот раздается с пассажирского сидения, и я, без сомнений знаю, кому он принадлежит. Кларисса уже здесь, отлично, значит, для меня это будет в разы проще. – Не спеши. - Кларисса, я иду к тебе. – С улыбкой на лице бормочу я. В моей машине появляется дымка. Голубоватая, теплая дымка с лицом Клариссы. Лицо девушки искажено в злобной гримасе, но все равно она безупречно красиво. Даже шрам на подбородке от падения с велосипеда еще в детстве не мог испортить безупречности. - Нет, подожди! – вскрикивает она, указывая пальцем на поворот в не особо благоприятный квартал Чикаго. Там жили русские эмигранты, и просто бедные, очень бедные, люди. – Сверни туда! Там твое спасение, сверни. - Не хочу. – бормочу я, но девушка вновь окидывает меня злобным взглядом и дымка из голубоватой становиться красной. Я сворачиваю в квартал, уже на максимальной скорости. Улица пуста, никого нет. - Где то спасение, Кларисса? Никого нет. – вскрикиваю я, и замечаю, что дымка уже пропала. Вместо этого на пешеходном переходе я вижу её. Белокурые волосы, четко очерченные губы, курносый носик. Кларисса застыла на пешеходном переходе, без единой эмоции на лице. Её глаза встретились с моими, и в них я заметил огонек страха. Очередная её уловка, чтобы оставить меня гнить на земле еще пару дней. Прибавляю газа, и тут происходит то, чего я никак не ожидал. Дымка не рассеивается, а наоборот. Тело призрака с глухим стуком сталкивается с моей машиной. На лобовом стекле появляется огромная трещина, украшенная помазнями крови. Хруст костей отдается у меня в ушах. Черт, это не призрак! Остановив машину, я пулей вылетаю из неё, и вижу на асфальте…Клариссу. Еле дышащую, всю в крови, но живую Клариссу. Надо убираться отсюда, пока нас никто не заметил. На первый взгляд переломов вроде бы не было, поэтому я подхватываю исхудавшую хрупкую фигуру, одетую в какие-то лохмотья, на руки, бережно прижимая к груди. – Моё спасение! – шепчу я, и улыбка не исчезает с моего лица.