Триста дней без тебя

Дайске нервно сжимал и разжимал мобильный в руках. Пластмасса давно нагрелась и, казалось, обжигала ладонь. Или просто кожа была такой раскаленной. Андо не отдавал отчета своим действиям. Бездвижно стоял у окна, глядя в одну точку на улице. Погода за стеклом стремительно портилась, как отражение состояния хозяина квартиры в одной из высоток шумного токийского района. Сгущались тучи, хмуря сизые облачные брови. Вдалеке едва различались раскаты грома. Возможно, сверкали молнии, но из-за тесной застройки их невозможно было различить. Дайске тоже хмурился. Неосознанно. Все его мысли были сосредоточены на телефонном разговоре, что у него только что состоялся. А он оказался не готов. Как вообще можно было подготовиться к такому? Острая мысль кольнула сердце. Брови сошлись ближе к переносице. Наверное, Каору уже обдумывал этот разговор. Они оба знали, что рано или поздно болезненная для общества тема всплывет. И только что их опасения оправдали себя в полной мере. А он просто растерялся. Нес какую-то чепуху. Возможно, даже сказал что-то дельное. Только сейчас не мог вспомнить, что именно. Ему позвонила дочь. Он так радовался каждому разговору с ней. Пусть и по телефону, но зная все ее привычки, изучив любые эмоции на округлом лице, Дайске мог до мельчайших подробностей представить, как реагирует ребенок на каждое его слово. Только в этот раз он не мог даже вообразить, о чем думает его дочь, как воспринимает его. Что она чувствует? Взволнованный тонкий голосок прорезал его насквозь тонкими наточенными лезвиями. Она не представляла, какую боль причиняла ему. А Дайске больше всего боялся сделать ей хуже. Этот вопрос «Папа, почему у меня нет мамы?» - теперь будет преследовать его в ночных кошмарах. Преследовать неосознанным мычанием и нелепой попыткой объяснить, что мир их семьи устроен совершенно не так, как обычно. Это должно было случиться. Рано или поздно не сама Акинару, а кто-то из сверстников заметил бы то, что у девочки нет матери, а рядом с отцом ошивается мужик. Ведь это неправильно! Дети слишком зависимы от стереотипов окружающего их мира. Мало семей отличается современностью взглядов. Многие могут сказать, что гомосексуальность — это нормально. Нормально, пока это не касается их самих, пока не затрагивает детей. Чад, над которыми трясется каждый родитель, считая важным поместить их в идеальный мир, а у каждого свое понятие «идеального мира». Это сейчас Дайске, уже будучи взрослым и сознательным, понимает, что для него является правильным. Считает себя человеком, не зажатым в тесные рамки ограничений. Личность со свободными взглядами. Современными, как любят определять это сейчас. Но Акинару — маленький ребенок, которому еще предстоит вырасти в тесном коконе социума. В кругу людей, которые уже настроены против нее. Просто лишь потому, что ее отец любит не ее мать и даже не чужую тетю. Он находится рядом с мужчиной. Никого не интересует, что в этом мужчине Андо видит смысл своей жизни. Что он просто «с современными взглядами». По всем меркам общественности он неправильный. И ребенок его заведомо заклеймен таким же определением — неправильный. Этот факт может сыграть злую шутку с маленькой девочкой. Акинару мягкая, податливая, ранимая. Обидеть ее удастся каждому. Несмотря на то, что воспитывали ее двое мужчин, она пока не имеет выдержки и твердого характера. Они не смогут оберегать и защищать ее всю жизнь. Не имеют права посадить под замок, в попытке оградить от большей боли. Подобным решением лишь усугубят положение. Все это когда-то объяснял Каору. Темным вечером в этой самой гостиной, соединенной с кухней лишь парой ступеней. Наверное, он хотел подготовить Дайске к этому нелегкому разговору. Но Андо уже неоднократно упирался в то, что редко слушал речи Као внимательно. Ему всегда казалось, что любовник немного зануден в подобных вопросах. Слишком сильно любит рассуждать на пространственные темы или же философствовать, потягивая спиртное из пузатых стаканов. Дайске даже это считал милой особенностью его второй половинки. Любил и ее. Но все же не прислушивался к тому, что говорит Каору. А Ниикура будто чувствовал, что рано или поздно Даю придется столкнуться с трудностями в одиночестве. Не будет всепонимающего и всезнающего Као рядом, чтобы поддержать. Некому будет принять удар на себя. Если бы Дайске знал заранее... Если бы мог не остановить, так хотя бы прислушаться... Если бы... Он ненавидел себя за эти «если», коими неоднократно корил себя, понимая прекрасно, что ничего изменить уже нельзя. В реальность его вернул легкий тычок в плечо. Дайске вздрогнул, едва не выронив телефон из мгновенно ослабевших пальцев. Взгляд через плечо был лишним, на подобную нежность в этом доме способен только один человек. Значит, медицинский осмотр уже закончился. А он и не слышал шума голосов или сборов медсестры. Приподняв руку, Дайске положил ее на узкие плечи Каору, притягивая к себе. Он споткнулся, резко подавшись вперед и едва не уткнувшись лбом в стекло окна. Но сильные ладони, сжавшие его предплечья, не дали упасть. Дайске зарылся носом в волосы Каору на затылке и глубоко вздохнул. Была иллюзия, что они делят эту маленькую трагедию их семьи поровну. Как раньше. Каору молчит просто потому, что знает, сейчас лучше дать время любимому подумать, осмыслить ситуацию. Этот процесс у него более медленный, чем у самого Као. Потом, когда Дайске что-то для себя решит, Ниикура подбодрит его чем-нибудь простым и необходимым. Но в данную секунду, стоя в обнимку, они были рядом. Они были вместе. Это иллюзорное ощущение было более ценным, чем пустые слова поддержки. Неожиданно сильная ладонь обхватила его напряженное запястье. Дайске судорожно вздохнул, на мгновение оторвавшись от растрепанных волос. Взгляд уперся в пальцы Каору, коими он сжимал его собственную руку. Так знакомо и так забыто. Давно Ниикура не проявлял своей силы, полагаясь на своего любовника, в коем видел защиту и опору. Сейчас в этом просто и понятном решении было столько поддержки. Будто Каору понимал, что случилось. Хотел помочь, но мог только поддержать. Дайске почему-то представил маленького человечка, запертого в стальную клетку безумства. Он бьется в замкнутом маленьком пространстве, кричит и рвется на свободу, но его никто не замечает. Ведь сознание Каору еще при нем. Оно не ушло совсем. Куда-то спряталось. Прикрылось ветками забвения. Но все знания, опыт, мудрость — они есть! Стоит только достучаться. ожет быть, понимание того, что в данную секунду Даю плохо настолько, что он как никогда нуждается в Каору, придает уверенности и самому Ниикуре. Может быть... Каору повернул голову, взглянув на Андо. И в этом таком забытом взгляде читался прежний человек. Личность. По телу пробежала дрожь. Стало жарко и как-то душно. Дайске жадно вглядывался в знакомые кофейные глаза, стараясь читать их, как открытую книгу. Никогда не пытался этого сделать, а сейчас отчаянно захотелось. Он непроизвольно сжимал Каору в объятиях все сильнее. Боясь вновь упустить. Опасаясь вернуться вместе с ним в море забвения, в котором они дрейфовали, как выброшенные котята. Каору не сопротивлялся, даже не выказывал неудобств. Смотрел так же жадно. Начинало казаться, что это мираж. Просто пик выдержки надломился. Перестал держаться баланс здравомыслия, теперь поврежденный мозг будет выдавать желаемое за действительное. Ниикура все смотрел. Молчал и смотрел. Хотелось услышать его голос. Дайске начинал забывать, как он звучит. В самый приятный и волнующий момент в руках Дая разразился громкой мелодией телефон, сообщая о входящем звонке. Они оба вздрогнули, ощущая, как ломается этот призрачный мир фантазии. Каору будто специально очень медленно моргнул, скрывая от Андо ниточку к собственным желаниям. А в следующую секунду, показавшуюся слишком медленной, во взгляде напротив уже не читалось понимания и сострадания. Все было как прежде. На экране к вящей досаде Дайске, отразилось имя, которое сейчас он хотел видеть меньше всего на свете. Но наученный горьким опытом, он понимал, что подобные звонки игнорировать не стоит. Не к добру в один день с ним случается столько событий, выбивающих почву из-под ног. Сначала звонок дочери. Такой долгожданный и горький. Этот взгляд Каору. Необходимый и болезненный. А теперь звонок этой женщины. Предсказуемый и нежеланный. Ты же знаешь, что мне надо ответить, - Дайске оправдывался. Ему хотелось верить, что Каору понимает, что он помнит о их давней договоренности, которая вытекала из их желания, чтобы Акинару жила с ними. Он не сделал попытки избавить Каору от тисков своих объятий. Да, - без особого энтузиазма выдохнул в трубку, желая поскорее избавиться от своего собеседника. Он заранее знал, зачем ему звонит эта женщина. Мне нужны деньги, - без какого-либо приветствия. Это лишнее в их общении. Оба это понимали, не принимая вуаль фальши. Когда? - только и спросил Дайске, поглаживая большим пальцем предплечье Каору. Мужчина прижимался к нему спиной, откинув голову на ключицы. Слышно было, как гулко бьется сердце под покровом растянутой толстовки с забавным принтом. Прямо сейчас, - нетерпеливо выдохнул в трубку женский голос. Андо представил, как она нервно заламывает пальцы и оглядывается по сторонам во время телефонного разговора. Почему-то она всегда вела себя одинаково, как беглянка, которую вот-вот должна «накрыть» с поличным полиция. Где ты? - он заранее знал ответ и лишь усмехнулся, когда она сказала, что в машине у его дома. Ей не хотелось медлить в получении денег. Дайске подумал о том, что налички у него осталось не так уж и много. На проживание хватало, но на откуп, который она требовала раз в квартал, точно недостаточно. Придется напрячь ее и съездить до ближайшего банкомата. Я сейчас выйду, - пообещал Андо, потершись щекой о макушку Каору. Волосы налипли на коду. Я неоднократно звонила Ниикуре на телефон, почему он не берет? - вдруг с возмущением спросила женщина. Это было уже лишним. Ее никоим образом не касается ни сам Каору, ни тем более его телефон. Дайске всегда отвечает на ее звонки, так зачем тогда она названиевает его любовнику?! У него новый номер, - ушел от ответа Дайске. Каору изогнулся в его руках, открыв глаза и с любопытством посмотрев снизу вверх. Андо ободряюще улыбнулся ему, коснувшись губами лба. По-твоему... - начала было собеседница, но нетерпеливый Дай уже скинул звонок. Перебьется выяснять с ним отношения. Еще этого не хватало! Их больше ничего не связывает. Я вынужден тебя оставить, - с неохотой признался Дайске. Каору, все это время держащийся за его запястье, послушно отпустил, проявляя небывалую ранее покладистость. Андо удивленно вскинул брови и вновь перевел взгляд на кофейные глаза. Ему хотелось видеть в глубине понимание. Он так не любил эти обязательные встречи. Из машины, а деньги передавались исключительно в ее автомобиле, хотелось сбежать из-за элементарной нехватки воздуха. Он малодушничал и отводил взгляд, его вдруг начинали интересовать собственные руки или панель перед глазами, или прохожие за окном. Все что угодно, лишь бы не смотреть на нежеланную собеседницу. Чаще всего она разделяла его желание разойтись побыстрее. Забирала деньги наманикюренными пальцами, которые противно потряхивало от предвкушение — Дайске едва сдерживался, чтобы не передернуться — спрашивала пару стандартных вопросов, просто так, чтобы не казаться бездушной сукой, и прощалась. Едва за Андо захлопывалась дверь, как автомобиль резко стартовал, оставляя на асфальте черные полосы. Легче после этих встреч не становилось. Мужчина всегда чувствовал себя обязанным, хотя это было лишь самовнушение. - Куда ты, сынок? - ласковый голос нагнал его в коридоре. Когда он вытаскивал ботинки из обувницы. Каору стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за торопливыми сборами. Дайске резко выпрямился, стукнувшись головой о полку. Болезненно, но терпимо. Потер ушибленный висок и обескуражено уставился на мать. Именно сейчас у него появилось противное чувство, что он врет дорогому человеку. Она не знала о той ситуации, в которую они попали с Каору много лет назад. Ей бы точно не понравился их выход из ситуации – платить человеку за молчание. Андо-сан смотрела на него с вежливым любопытством. Будто читая состояние сына, она мягко улыбнулась, подбадривая его. Даю показалось, она уже знает, что он ей соврет и совсем не осуждает за это. Стало еще противнее. Тут Каору обхватил его ладонь, сжав в своих руках. Просто движение, но все внимание Дайске сосредоточилось на своей второй половинке, который таким образом будто напоминал, что время не ждет. - Мам, я в магазин пойду, - лихо соврал сын и убедительно кивнул сам себе. – Нам ничего не надо домой? Женщина пожала плечами, глянув на холодильник и вспоминая, надо ли им чего-нибудь или обойдутся. - Вспомнишь, позвонишь, - нервно улыбнулся Дайске, сжал в ответ холодные пальцы Каору, который все это время не отрывал от него взгляда. С теплотой в душе Андо отметил, что не видит в глазах напротив привычной рассеянной пустоты. Неужели он действительно пошел на поправку? Когда он закрывал за собой дверь, он уже не видел вспыхнувшего беспокойства в глазах Као. Мужчина заламывал пальцы, беспомощно оглядывался и закусывал губы, не в силах сдвинуться с места. Его что-то чуть ли не за шиворот тянуло пойти следом. За Дайске. Андо-сан, тоже надолго застывшая в проходе между коридором и гостиной, внимательно наблюдала за поведением больного. Она тоже заметила изменения. Но боялась подойти и нарушить то, что может стать переломным моментом в мучениях ее любимого сына. Дайске быстро спустился вниз, на ходу доставая кошелек и проверяя наличие кредиток - помимо своих были и карточки Каору, ему они все равно сейчас не нужны - потом убрал бумажник обратно в задний карман джинсов, чтобы не светить лишний раз перед носом жадной до денег женщины. Она, как и предполагалось, ждала его в машине. Нетерпеливо выглядывала его фигуру, выходящую из подъезда. Постоянно нервно оглядывалась назад в своей странной параноидальной привычке. Дайске она раздражала. Перейдя дорогу, как полагается на зеленый свет, он открыл дверь и залез на пассажирское сиденье рядом с водителем. В салоне навязчиво пахло духами. Он поморщился, но все же закрыл за собой дверь. - Давай быстрее, мне некогда, - торопливо произнесла она надломленным суховатым тоном. Она всегда куда-то спешила. Дайске оглядел женщину. С их прошлой встречи пару месяцев назад она успела кардинально сменить имидж. Вместо длинных каштановых волос было рыжее каре, глаза густо подведены, ресницы едва ли не путаются в тонком разлете бровей. Губы, как у трупа, замазаны тональным кремом. Он мало что понимал в моде, но выглядела она, по его мнению, броско. Если бы не вызывала отвращение причиной своих приездов, Дай относился бы к ней с большей симпатией. - Мне надо снять деньги с карточки, - равнодушно пожал плечами он и кивнул в сторону трассы, намекая, что неплохо было бы его подвезти. Это в ее же интересах. Его собеседница нетерпеливо цокнула языком и нервно постучала длинными ухоженными ногтями по кожаному плетению руля. Секунду что-то решала, а потом завела мотор. - Где ближайший банкомат? – спросила она. - В супермаркете за углом, - ответил Дайске, пристегиваясь. Ехали они от силы пять минут, большую часть времени потратив на стояние под светофором. Она постоянно оглядывалась по сторонам, смотрела в зеркало заднего вида, как шпион, опасающийся погони. Дайске раздраженно повел плечами и сжал пальцы на собственном колене, чтобы язвительно не прокомментировать подобную нервозность. Процедура снятия денег с карточки заняла еще несколько минут. Лишь когда купюры оказались в ее кошелке, собеседница торопливо поинтересовалась: - Как Акинару? – в голосе ее не слышалось ни беспокойства, ни интереса. Зачем пытаться поддержать беседу, если она тебя не волнует? Дайске это было непонятно, поэтому он никогда не вдавался в подробности взросления его дочери. Отвечал, что все нормально и такой ответ оказывался удовлетворительным. - Дай мне новый номер Ниикуры, - требовательно спросила она. Никогда не называла Каору по имени. Вообще знала ли его? - Это лишнее, - категорично ответил Дайске и сжал челюсти, не глядя на свою собеседницу. Ему хотелось домой. Побыстрее успокоить Каору, что все в порядке. Пусть он не ответит, но наверняка поймет. Ему это всегда интересно. Ему интересно, как проходят эти короткие встречи. Ему важно, что думает Дайске по поводу любой мелочи. Его волнует состояние Акинару, которую считает своей дочерью. Эта женщина просто спрашивает «как Акинару?» без всякого участия. И пусть биологически она мать девочки, но морально она лишь чужая тетя, которая без зазрения совести берет у Дайске немалую сумму за молчание. Просто за то, чтобы Аки никогда не узнала правды. За то, чтобы никто вокруг не узнал. Чтобы она никогда не забрала дочку к себе, потому что имеет на это право. - Ты можешь не ответить… - Я всегда отвечаю на твои звонки, - резко оборвав ее, напомнил Дайске. В его голосе слышался нарастающий гнев. – Это в моих интересах, ты знаешь. До следующей встречи, я дойду до дома сам. Хлопнув дверью, он пошел от супермаркета, у которого был припаркован автомобиль, по тротуару. Ему надо было успокоиться. Дороги до подъезда как раз хватит, чтобы вновь обрести душевное спокойствие. Вид растерянного, но такого родного и важного Каору приведет его в чувство окончательно. Теперь он будет наблюдать за ним пристальнее. Если в состоянии Каору действительно появились изменения, то непременно стоит сообщить об этом главврачу. Не сейчас. Чуть позже, когда он убедится, что собственные глаза его не обманывают. Когда справится с потоком неконтролируемой радости, нахлынувшей волной без предупреждения. Когда заберет Акинару обратно домой, и дочь признает в этом отстраненном странном Каору человека, которого зовет папой. Когда… Он не успел обдумать, что сделает дальше, как будет жить с вновь приобретенным счастьем. Трасса, еще две секунды назад казавшаяся пустой, вдруг ожила. По серому асфальту мазнула алая полоса автомобиля, нарушающего правила движения. Ярый сигнал водителя смешался с громким воплем, сорвавшимся с чьих-то губ. Такой знакомый голос… Он забыл, как звучит этот тембр. Слух резануло протяжное испуганное: - Дайске! Резкая вспышка боли в ногах. Странный треск, звон и темнота перед глазами. Тишина.