Кэрри. Двойная душа

      Захлопнув дверь, практически ослепла - солнце всё-таки вышло из-за туч, к тому же в доме было мало света, окна же кухни, густо покрытые пылью, выходили на несолнечную сторону. Судя по всему, уже вечер - часов пять-шесть. На улице около трёх градусов... и у Лили вчера была собственная куртка... да, осталась где-то в лесу, с       (трупами)       Прошуршав мокрыми конверсами по талому, не успевшему сойти окончательно снегу, обогнула дом и вышла на дорожку. Когда-то давно сложенная из плотно пригнанных белых плиток, теперь летом на стыках буйно зеленела трава. Чуть не наступив в собачьи экскременты, стала лучше смотреть по ноги - "привычное" зрение ярко-голубых глаз подводило: астигматизм, по сравнению с которым моя дальнозоркость - просто ерунда и вполне может считаться сносной. Все предметы двоились, не забывая искривляться - дома не стояли ровно, дороги горбились и петляли, а столбы электропередач напоминали интегралы.       Что сказать... Провинциальный городок Чемберлен штата Мэн. Граничит с Вестоувером на западе и с Моттоном - на юге, из которого можно попасть на туристическую Аппалачскую тропу.       Бранч-стрит. Неумышленно пробежалась взглядом туда, где на соседней Саммер-стрит стоит бензоколонка "Тонис Ситго", где одно время подрабатывала, недалеко от неё - здание суда и парк перед ним. Аккуратненькие домики с лужайками, почтовыми ящиками и символическими заборчиками из белого штакетника, поскольку высокий считается дурным тоном. Как же Лили их ненавидела! Ей хотелось облить эти идеальные ухоженные дома с их идеально подстриженными зелёными лужайками бензином и чиркнуть спичкой. А особенно их хозяев с их взглядами...       (куда теперь идти)       Та-а-ак... значительно выше, на углу Саммер и Мэн-стрит бензоколонка "Теддис Амоко" (за ней - полицейский участок и пожарная служба)... А по Мэн-стрит (граничит со Спринг, а на её пересечении с Оук - деловые кварталы) есть универмаг "Вулвортс", а также, слева от него кафе "Келли фрут компани",       (вкусное мороженое и корневое пиво) косметический салон, парикмахерская, уже упомянутая бензоколонка... гриль-бар, бильярдная, аптека, автомагазин, агентство по продаже недвижимости... в самом конце методистская церковь... много всего.       Справа от всего этого обособленно стоит Ювинская средняя школа по Ювин-авеню, а на пересечении с Карлин-стрит церковь... За углом Карлин начинается Уиллоу-стрит, а там где-то три мили до бара "Кавальер" с его музыкальным автоматом с кантри и съёмными комнатками для уединения...       (я пришла по шоссе номер шесть по уиллоу-стрит потом свернула на ювин-авеню и дальше по мэн потом спустилась на саммер и срезала дворами до бранч лишнее расстояние прошла не иначе как по привычке надо было по уиллоу и срезать дворами так короче ну да без разницы главное что дошла)       Одно радует - в городе не заблужусь.       Надо в "Вулвортс".       От планов меня отвлёк громкий металлический грохот.       (мусорный бак упал)       Обернувшись, я уже знала, что увижу. Старуха из дома справа стояла на дорожке перед домом, глядя на опрокинутый мусорный бак. По глазным яблокам будто муравьи забегали. Я прищурилась... и увидела, как трясутся её скрюченные артритом руки. Будь у меня зеркальце, в нём бы отразились светлые желчные глаза - ставлю что угодно на это. Но кто обращает внимание на цвет чужих глаз? Поколебавшись немного, всё же решилась. Надо помочь. Но перед этим сняла с запястий напульсники - сейчас они не нужны, и спрятала, заправив за пояс под парку. Лили такого точно не носила.       Соседка заметила меня, только когда я уже ступила на дорожку, и стала визгливо кричать, размахивая руками:       - Что тебе нужно?! Уходи! Ты, невоспитанная особа! Я к тебе обращаюсь! Я вызову полицию! - немногочисленные прохожие стали оборачиваться на эти вопли.       Зайдя во двор, молча сгребла высыпавшийся мусор обратно, подняла бак и донесла до нужного места на вытянутых руках.       Вынеся на тротуар, быстро пошла прочь, провожаемая удивлением, зашкаливающим за верхнюю планку - его я чувствовала даже в "глухом" обличье. С чего бы это? У них не принято помогать соседям? А... да, точно. У Лили натянутые отношения с ней. Очень. Чего стоит только обычай показывать её дому средний палец, идя на работу.       Миссис Пибоди. Она же "чокнутая старая стерва с кучей собак". Причём, не каких-то там чихуахуа, мопсов или болонок. На данный момент у неё были дряхлый толстый ротвейлер, едва переставляющий лапы, молодая немецкая овчарка, бросающаяся на машины, и пара старых дворняг - свободно бегающие по двору (повезло, что никого из них не встретила) и часто выбегающих через незапертую калитку с самодельной табличкой "Берегитесь собак" - по поводу чего не раз ссорилась с соседями, которым её шавки мешали идти по улице. Лили с матерью (редчайший случай солидарности) вдвойне терпеть не могли этих гавкающих животных - они постоянно гадили в их дворе, заслуживая от младшей Филт очередное "чтоб вы сдохли", когда наступала, но не больше. Не из уважения к старости (три ха-ха!) - просто переорать миссис Пибоди могла только Роуз. Благодаря родственнику в мэрии, причуды старой перечницы оставались безнаказанными. Но если нужно по-быстрому срубить несколько баксов, то была незаменима. Она не могла самостоятельно гулять со своей псарней, поэтому на время выгула устанавливался шаткий нейтралитет.       И тут я поняла, двигаюсь не в ту сторону - пошла по направлению к "Тонис Ситго". Зачесалась левая щека - чужая кожа заменялась настоящей. Сосредоточиться на поддержании не удавалось - внешность распадалась на части, как мокрая газета. Я быстро нырнула в пространство между дворами, прикрывая лицо ладонями - миссис Пибоди всё ещё стояла там. Мало мне проблем - так ещё нужно было привлечь внимание старой сплетницы, обожающей подсматривать за соседями (часто Лили замечала ту с биноклем). Браво-браво.       (дома не открывать окна шторы заметит меня настоящую)       Я учуяла запах своим обострённым нюхом.       (чёрные ногти это я) Сногсшибательный аромат горячего яблочного пирога поволок за собой, как аркан. Никогда ничего не хотела, как этой выпечки. Умру, если не попробую. Пробежав через дворы, паряще перепрыгивая через незначительные препятствия, я оказалась на соседней Саммер-стрит.       (а что я зачем что-то говорить поем и уйду глупо не пользоваться этим если оно есть да я же ничего плохого)       Больше не думая, стала трезвонить в дверь. Мне открыла довольно моложавая домохозяйка с укладкой в стиле пятидесятых - с валиками на темени, в зелёном синтетическом платье в пол и жемчужной нитью на шее, вскинувшая при виде меня брови. Медленно-медленно открылся пахнущий вином и каким-то лекарством рот, чтобы поинтересоваться, что мне нужно... В тёмных зрачках отразилась и задрожала яркая зелень.       Тугой пакет из сразу нескольких внушений       (всё в порядке это нормально я тебе нравлюсь мы знакомы) полетел с силой, показавшейся невероятной.       Женщина дёрнулась, словно получила хук в скулу - голова мотнулась назад, неожиданно звонко щёлкнув зубами. По верхней губе побежала кровь. Взгляд на мгновение помутнел, как у мёртвой       (ой кажется я поджарила ей мозги) и наполнился новым знанием, словно только что услышала нечто интересное... и оно понравилось.       Я стала терпеливо ждать, пока новая информация впишется в память, смешается со старой - она бежала по коридорам разума, как змеиный яд по лимфотокам. Теперь она считала, что знакомы с самого детства, просто я надолго уезжала - мозг сам придумывал недостающее, подводя базу, убеждая самого себя.       (зелёное платьице красные ленты такая милая девочка была обязательно надо пригласить)       - Здравствуй! Что же ты стоишь? Заходи-заходи! Я уже тебя заждалась! Я так рада, что ты вернулась! Ты так выросла!       Её вовсе не смущало, что она не знает моего имени (как и горячее на лице) - ментальный вирус исправно действовал, заражая всё больше участков. Она только и хотела, что видеть меня у себя в доме с такой страстью, что если бы я вдруг передумала, то стала бы затаскивать силком. Я умышленно не стала уточнять, как её зовут, всячески избегая любого упоминания - как будто чувство вины могло обрушиться вместе с этим знанием.       Ладно, пусть будет... Нимфа. Из-за зелёного платья.       Я молча прошла на кухню. Не очень учтиво, но хотелось поскорее разделаться с целью визита. Что-то напрягало в этой домохозяйке. Какая-то неправильность во всём этом. Но я списала это на непривычку манипулирования людьми.       - Можно... - я почувствовала себя глупо. Она и так не может мне ни в чём отказать. К чему спрашивать?       - Конечно, бери! - пододвинула ко мне блюдо. Большего и не надо. - У меня есть ещё. Скоро будет готов.       Впрочем, на время забыла о странностях, быстро поглощая ещё горячий пирог, и на самом деле оказавшийся изумительно вкусным - настолько, что прекратила отслеживать состояние хозяйки дома. А когда прислушалась... то едва не подавилась.       Весь смысл её жизни свёлся к тому, чтобы накормить меня пирогом. Нездорово блестящие стеклянные глаза горели, как у зомби, Нимфа громко дышала приоткрытым ртом и облизывала накрашенные губы кончиком языка. Она испытывала удовольствие, близкое к оргазму, от каждого кусочка, что я проглатывала. И чертовски ему завидовала. Дьявол, миссис отдала бы всё, чтобы стать им.       (кажется переборщила с воздействием)       Нимфа всегда верила, что у каждого человека есть Предназначение в жизни, которое он должен исполнить. Ещё она думала, что её Предназначение исполнено, и больше незачем жить - ребёнок вырос и уехал в колледж, появляясь только ради стирки и домашней кухни, а подступающая старость виднелась в каждой новой пока ещё маленькой морщинке. Муж совершенно потерял интерес и закрутил роман с крашеной блондинкой из прачечной.       (петля на шею) Но вот появилась новая. Если кормить больше и больше... продлить удовольствие... А ведь ещё можно...       (она мне нравится нет я люблю её люблю)       Я едва успела дожевать и проглотить кусок, как она схватила меня за ворот парки и притянула к себе, впиваясь в губы страстным - куда более страстным, нежели с супругом даже в молодости, - поцелуем. Я намеренно укусила её за губу, с неожиданной лёгкостью прокусывая почти насквозь. Но Нимфу (хотя сейчас она напоминала скорее вакханку) это ещё сильнее раззадорило - ощущения только обострились, хотя не питала пристрастия к "грязным штучкам", как их называла. Она слизнула выступившую первую капельку крови и выдохнула, тиская свою левую грудь сквозь ткань платья, а правой нервно комкая рукав зимней куртки:       - Люби меня, люби, люби, люби... - жарко шептала она, отклоняясь и подставляя беззащитное горло. У неё не возникало ни малейшей мысли, что может быть по-другому. Я коротко провела губами по её шее до скулы, слегка заразившись нечаянно наведённой мной же страстью и беря под полный контроль.       Нимфа так и застыла с откинутой головой. С неживым взглядом и засыхающей под носом и на подбородке кровью походила на убитую, эмоции же бушевали. Я вошла в разум домохозяйки, ступая по чуть светящимся собственным следам, готовая сбежать в любой момент, инстинктивно боясь, что если она соскочит, то я могу потеряться и сгинуть в захлопнувшемся разуме. Но в то же время понимала, что её сил для этого не достанет даже в случае смертельной опасности. Ей не отрезать меня. И я не полностью погружена в чужой разум.       Я покрутила воображаемое колёсико настройки, ослабляя воздействие (полностью убирать было опасно - очнётся, перепугается нечисти с горящими глазами и переполошит полгорода) на       (миссис коллинз имя дж дж не хочу не хочу знать дженни иди домой хорошо мама) и корректируя так, что о своей... симпатии будет вспоминать, только встречая меня, причём - лишь у себя дома. А я больше не приду. Иначе она будет скучать. Так что если мы столкнёмся где-то ещё в городе, то всего лишь вежливо поздоровается и пройдёт мимо.       Так, а с чего такая страсть? Ведь внушала только симпатию, хоть и сильнее нужного. Аберрация восприятия? Это слишком. Там что-то другое.       Углубившись, нашла то, что заставило витиевато присвистнуть вслух - причём, не губами, а горлом. Там что-то по-птичьи вибрировало. Но резкое ФИ-ИУ-ИУ-ФИИЮУ! больше походило на сигнализацию, чем на пение птицы, и вместе с тем будто свистело... животное. Ещё одна особенность доставшейся физиологии. Всегда хотела научиться художественно свистеть.       Миссис Коллинз была латентной лесбиянкой.       Её слабо влекли мужчины, сколько себя помнила. Она отговаривалась отсутствием бойфренда сохранением целомудрия для будущего мужа, и сама так считала. Но женское тело всегда казалось красивее, утончённее. Совершеннее. К нему приятнее прикасаться и смотреть на него. Да и как личности женщины нравятся больше - все люди, обладающие бескорыстием, вежливостью, добротой, сочувствием, отзывчивостью, упорством и уважением к другим зачастую были именно этого пола. Долгие-долгие годы это оставалось только лишь её тайной ото всех. Пуританское воспитание даже задумываться не давало о чём-либо другом - она всегда делала так, как нужно, как все делают. Но у неё уже было как нужно, и к чему это привело? Нет, было хорошее, было... но уже закончилось. Ребёнок вырос, муж пропадает на работе и в баре Фрэнка и, не стесняясь её, заглядывается на молодых. Предназначение хозяйки и матери выполнено, так что она может       (что) позволить себе поступать так, как хочется. Тайком ото всех, конечно же... Иначе пересудов не избежать       (я её хочу)       Я потёрлась носом о её шею ближе к уху - там кожа пахла особенно трепетно. Её собственный запах, жасминовое мыло и тонкие духи - она не вульгарно брызгалась ими - так, что наворачивались слёзы, а легко-легко наносила подушечками пальцев. Они так превосходно горчат на языке...       Я практически отпрыгнула от своей жертвы - как своих способностей, так и в перспективе сексуального насилия.       (почему насилия она хочет я хочу нет нельзя о таком даже думать она неадекватна это неправильно я же не люблю женщин зато она любит)       Я сама не заметила как, возбудившись, начала невесомо целовать и водить кончиком языка по шее женщины, желающей меня со всем пылом, на какой способна. Всё-таки заражение чужой страстью было не таким лёгким, как показалось - как простуда: только-только просто шмыгаешь носом, а не замечаешь, как валишься с температурой на неделю. Это что-то вроде ментального рикошета. Я поёрзала, чувствуя, как между бёдрами раскрывается вульва и борясь с желанием запустить руку в джинсы, чтобы хоть немного унять тяжёлый жар, что уж говорить о самом источнике - она буквально полыхала. Было опасно гасить желание самой - миссис Коллинз могла стать совсем асексуальной, поэтому просто погрузила в сон, переставая контролировать. Тело кулем завалилось назад... Я успела быстро перехватить Нимфу за плечи до того, как коснулась пола. Табурет же под её ногами с грохотом упал, ударив под колени, заставляя женщину поморщиться и тяжело приоткрыть глаза.       (спи спи спи ты очень хочешь спать устала от готовки и уборки вот так вот так)       Мне подумалось, что, когда проснётся, её ожидает глобальное переосмысление некоторых аспектов жизни. Причём, даже если я с превеликим трудом восстановлю былое мировоззрение, оно вскоре рухнет - слишком большое потрясение испытала.       Больше не стоит приходить в этот дом. Это не приведёт ни к чему хорошему.       Когда перехватила поудобнее непривычно-лёгкое, словно одни воздух да кожа, тело, Нимфа завозилась и снова попыталась проснуться. Поэтому не осталось ничего иного, как оставить на полу прямо так.       Отключив духовку, через заднюю дверь вышла уже как Лили Филт и, стараясь не переходить на бег и не озираться по сторонам слишком уж подозрительно,       (не бежать не бежать спокойно по мне не видно чем я только что занималась зато можно подумать что кого-то убила или что-то украла не нервничать а то обличье поползёт как в прошлый раз посреди улицы даже спрятаться негде) зачем-то пошла в обход - не по Саммер, а спустилась до Карлин-стрит и уже не особо спеша пошла по ней вверх. Ноги сами взяли привычный темп.       Взгляд наткнулся на маленький белый дом с голубыми ставнями - с ним был связан эпизод, заставляющий Лили весело ухмыляться каждый раз, как проходила мимо.       (как я эту суку)       Я тоже хихикнула в ладонь, но скорее смущённо. Да уж, история...       Как-то вечером, год или чуть больше того назад, она перебрала с пивом в "Кавальере" и на ватных ногах пошла домой. Хм, "пошла" - слишком сильное слово для неё на тот момент. "Поплелась" - так будет вернее. Решила срезать.       Срезала. Да так хорошо, что потеряла направление. Остановившись на чьём-то дворе, почувствовала, что выпитое попросилось наружу так же, как и попало в организм. Она было собралась удобрить зелёную изгородь (жалея при этом, что не дотянет до крыльца - его бы она облевала куда охотнее), как открылась дверь и в проёме показалась очень крупная (прямо здоровенная) женщина - тут Лили разухмылялась,       (интересно что ты сделаешь глупая курица пока я блюю на твою сраную изгородь) глядя прямо на неё. Бывшая хозяйка тела обладала практически звериным чутьём на людей, и сразу поняла, что ошиблась -       (эта сука - бешеная) лицо женщины хранило выражение какой-то дикой одержимости, глаза бегающие, беспокойные. "Фанатичка", - вот что она поняла за те секунды, пока та на неё пялилась. А потом лицо женщины, перекосившееся, как у мегеры, покраснело от гнева, словно его обварили кипятком, и, сжав кулаки и трясясь, заорала во всю глотку       (ты шлюха дьявола пошла прочь от моего дома грязная похотливая тварь грехи отцов да падут на детей до седьмого колена господь покарает тебя нечестивая грешница ты будешь гореть в аду до самого судного дня)       От её голоса в голове запульсировало, а камень в животе подкатил к горлу...       - Иди к чёрту... - только и смогла просипеть согнувшаяся вдвое Филт, показавшая в сторону хозяйки дома неприличный жест, на что женщина злобно зашипела и затопала к ней.       (ну-ну посмотрим что ты мне сделаешь только бы удержаться)       На Лили накатило пьяное озорство пополам с бесстрашием, она предчувствовала, что может провернуть неплохую шутку. Надо только подождать и как следует поднатужиться, чтобы всё прошло быстро...       Крепкая рука рванула за волосы на темени, задирая лицо вверх. Лили радостно ухмыльнулась во все зубы - будто оскалилась, после чего рывком опорожнила желудок прямо на старые домашние тапки и, рванувшись, оставила в руке фанатички клок волос, разрывая дистанцию. Не удержавшись на ногах, упала на траву, и сделала перекат в сторону, единовременно с этим       (раз) толкая толстуху под ноги, заставляя упасть. Из-за опьянения боль в голове была терпимой и не мешала триумфу.       (ахаха вся в моей блевотине так ей и надо)       Подняв голову на движение сбоку и прищурившись, заметила девушку, застывшую в проёме - она часто видела её в школе, когда ещё училась там. Нескладная, жирная уродина. И ощутила нечто вроде болезненной жалости       (мамаша-фанатичка хуже мамаши-алкоголички ей постоянно на орехи достаётся точно достаётся дура несчастная) к "несчастной дуре", которая даже постоять за себя не могла. И вдруг, ни с того ни с сего она почувствовала (даже сейчас воспоминание об этом было отчётливым, и казалось, что прошло больше времени), как на позвоночнике становятся дыбом волоски, выступает на лбу и верхней губе ледяная испарина и ухает куда-то далеко вниз желудок непонятно из-за чего - словно рядом прошёл призрак, отчего алкогольное опьянение почти сошло на нет. На деле всё это продолжалось секунды две, а потом будто очнулась, увидев, как толстуха - глаза в щёлки, по подбородку бежит слюна, на старом халате свежие следы рвоты - прямо на четвереньках быстро ползла, как какое-то животное!       В этот момент Филт испугалась уже по-настоящему, не иллюзорно - потому что в глазах фанатички было убийство.       Неуклюже встав, провожаемая воплями женщины, чья рука цапнула пустоту,       (вернись богомерзкая ведьма дьявольское отродье ведьм не оставляй в живых) Лили с хохотом рванула вверх по улице,       (дьявол как же мне весело) и смеялась до самого своего дома, иногда переходя на хихиканье и икоту.       Позже несколько раз заходила - с невинным видом (получалось, надо сказать, не ахти - наверное, именно с таким видом Змей показывал Еве плоды познания) предлагала неизменно открывающей ей девушке (Кэсси, кажется) футболки и пластинки. Эта самая Кэсси всегда отказывала с испуганно-смущённым видом, будто ей предлагали что-то неприличное и аморальное и двух слов не могла связать. Эту дуру даже ненавидеть не получалось - так жалко выглядела. От неё так и веяло перенесёнными унижениями. Лили хотелось взять и встряхнуть её как следует - чтобы собралась и показала зубы. Или хотя бы перестала быть такой размазнёй.       Ещё приходила Лили по одной простой причине - было приятно, что кому-то живётся хуже, чем ей. Такое вот своеобразное утешение.       Я, не переставая неудержимо и как-то нервно мелко хихикать в ладонь, побыстрее перешла на другую сторону дороги - уже вечер, та фанатичка должна быть дома, и непроизвольно прибавила шаг. Через четыре дома меня настигло крайне неприятное фантомное чувство, будто до хруста выкручивают суставы пальцев. Прямо как когда лежала в перевёрнутой пентаграмме. Только тогда во всём теле, подгоняемом по новым лекалам, творилось такое.       Надо прекратить это во что бы то ни стало. А то я просто рехнусь. Слишком напоминает. Слишком.       Я отдавала себе отчёт, что чересчур резко реагирую - так истеричка вскидывается на любое неосторожное слово, но ничего поделать не могла. Следовало бежать со всех ног из "зоны поражения"... Но хотелось только одного - заткнуть источник дискомфорта. Прекратить это. И я не видела резона сопротивляться всеобъемлющему желанию.       Быстрым шагом перейдя через дорогу (водитель зелёного "Плимута",       (я же не разбираюсь в американских машинах)       (зато другая часть вполне да ну немного) перед капотом которого успела проскочить, негодующе посигналил), вошла в калитку и вскоре не слишком вежливо барабанила кулаком в дверь, игнорируя звонок.       - Кто здесь? - прокряхтел старческий голос. Ощущения в суставах рук обострились ещё больше. И их не получалось перетерпеть. Это было не телесное.       - Откройте! - голос скакнул (вязкое ощущение, будто горло забито склизкой кашей и едва получается продохнуть) - с Лили на мой и обратно. Я почти кричала. - Я знаю, что у вас болят руки!..       - Кто вы? Мы встречались? - прозвучало с неподдельным удивлением.       - Откройте. Пожалуйста. - Без особой надежды упрямо произнесла я, набрасывая капюшон. Получилось скорее угрожающе. Я бы ни за что не открыла. Что ж, придётся ломать...       (я могу да могу причём с одного удара сила)       Пока я выбирала между плечом и ногой, дверь открылась!       (Это другое время. И они, все они считают, что в таком тихом месте, как Чемберлен не может ничего произойти.)       Больше не раздумывая,       (только бы это прекратилось пожалуйста мои руки) я схватила открывшую мне старуху за запястья и, низко согнувшись, стала часто и жарко дышать ртом на покрытую пигментными пятнами сморщенную кожу кистей, передавая частички жизненной силы. Боль пропала почти мгновенно, и я смогла облегчённо вздохнуть. Вскоре артрит должен излечиться совсем. Да и прочие болезни... может, не пропадут, но существенно ослабнут. Похоже, я могу чинить не только вещи, но и людей.       - Мои руки... как ты это сделала? - я отпустила и попятилась, стараясь не поднимать скрытого капюшоном лица. - Постой, девочка! - но уже быстро ретировалась, будто почти девяностолетняя женщина могла погнаться следом, перейдя на неспешный шаг только проходя мимо стоящей через дорогу церкви, название которой Лили могла произнести только медленно и по слогам,       (кон-гре-га-ци-о-на-листс-кая) я не ощутила никакого прилива набожности. Совсем никакого, несмотря на всё произошедшее в этот невозможный день. К тому же не хотелось терять время, которое можно было гораздо продуктивнее потратить на покупку еды в магазине, чем на пустые мольбы к       (своему заклятому врагу)       Проскользнувшая мысль была будничной - результатом давно занятой жизненной позиции продавщицы пластинок. И ни капли не удивила. Почему она должна была любить того, кто       (бог меня не любит)       И были все основания так считать.       Бывшая хозяйка тела не могла находиться в церкви. Ни в какой - ни в католической на Элм-стрит, прихожанкой которой числилась, ни в методистской в конце Мэн, ни этой, по Карлин. Никак. Раскалывалась голова, тошнило, отказывали руки и ноги, сводило спазмом лёгкие... ужасно крутило суставы и пускались в пляс мышцы - будто хотели порвать кожу и сбежать со своих мест. Однажды даже кровь из глаз пошла. Брызнула ручейками.       И проверять, будет ли то же самое со мной, совсем не хотелось. Хватит на сегодня боли.       Прорвавшийся из самого горла сквозь губы почти заглушённый вовремя подставленной ладонью высокий смешок больше походил на глухой взвизг. Проходящий мимо мужчина в пальто покосился, но так и не решился спросить, в чём же дело. Это и заставило взять себя в руки и поскорее разминуться с прохожим.       Так, стараясь ни о чём не думать, провожаемая странными взглядами прохожих, дошла до нужного мне магазина. От волнения задрожали пальцы. Засунув руки в карманы парки и сделав безразличное лицо, прошла в двери.       (всё в порядке всё в порядке я лили филт лили филт это просто магазин где полно незнакомых людей не бояться не бояться я лили филт нет я боюсь очень а вдруг опять)       "Вулвортс" ничем не отличался от привычных супермаркетов, что успокоило. Но не совсем. Пальцы продолжали трястись мелкой противной дрожью. И тремор всё никак не унимался. Пришлось постоять и подышать, пока паника не осела и не спряталась. Но как же я не люблю незнакомые людные места...       Преодолев себя, я сначала по привычке схватилась за корзинку, но представила всё, что нужно, и взяла тележку, чтобы поместилось. Потом просто ходила между рядами и бросала первое попавшееся на глаза съестное в банках и коробках - всё равно нужно было всё. В холодильнике одна выпивка осталась. К тому же, цены такие смехотворные... даже если без скидок.       Проблема возникла в отделе свежих овощей - там я в три укуса, быстро и грубо, утеревшись рукавом, сожрала помидор. Из-за непривычного окружения обличье снова поползло, но... изнутри.       (как же есть хочется)       Оказалось, что на меня смотрит молодая работница в очках с толстыми стёклами. Стыд заставил щёки покраснеть и я было захотела начать оправдываться, как почувствовала... что начинаю злиться - злость поднималась, как выкипающий кофе. Не знаю, что стало с лицом - только ощутила, как оно дёрнулось помимо воли, складываясь в какую-то гримасу, и тут же вернулось как было - но работница сделала вид, что ей показалось, быстро отвернувшись. Её что-то... испугало. Набрав овощей и фруктов в разные бумажные пакеты и, подойдя к прилавку, буднично произнесла:       - Взвесьте, пожалуйста.       Она торопливо взвесила, стараясь не смотреть на меня. Странно это...       - Спасибо, - благовоспитанно сказала я, забирая пакеты и отправляясь дальше. Было огромное искушение резко обернуться и посмотреть, насколько сильно испугается - просто вздрогнет или дёрнется. Возможно, даже заорёт... Это было бы лучше всего. Но я сдержалась, для верности прикусив щеку изнутри, мимолётно отметив, что будь это "мои собственные" зубы, то откусила бы кусочек щеки, и что не стоит впредь так делать. Просто Лили очень нравилось пугать людей собственными выходками.       Выйдя к молочному отделу, ощутила, как начало гореть мучительно пересохшее горло. Молока захотелось просто дико - ведь в нём было всё, чего недоставало в организме особенно остро. Меня страстно тянуло к этому продукту, как Роуз - к выпивке. И не стройные ряды стеклянных бутылок и картонных коробочек были тому причиной.       Молодая мать с младенцем в тележке. Я не могла отвести глаз от её наполненной молоком груди, тяжко, как-то даже неприлично, сглотнув. А этот запах... я бы учуяла его даже против ураганного ветра. Это было бы идеально...       (Ведьмы любят молоко. И не только коровье.)       Я поскорее отвернулась, для верности натянув на нос воротник парки. До исступления хотелось припасть к её груди и пить молоко до тех пор, пока кровь не пойдёт. Оставалось только незаметно кусать губы и чесать руку. Когда девушка прошла мимо и скрылась из виду, я вскрыла зубами непрочную бумажную упаковку с напечатанной там фотографией какого-то ребёнка из Дерри, и стала пить прямо так, немного обливаясь и быстро глотая. Чудесная, божественная жидкость! Питательная, живая... Но от белой амброзии меня отвлекла та же работница,       (следила за мной ну-ну) пытающаяся скрыть растерянность:       - Мисс, это уже слишком... Я буду вынуждена позвать охрану! - но отвлеклась на показанную мной сотню долларов одной бумажкой. Я молча одарила её надменным взглядом - большие ярко-голубые глаза сиамской кошки были просто созданы для этого, и работница завяла.       - Я за всё заплачу. - Вот так, тебе же тоже не нужен конфликт?       После чего допила и чинно поставила пустую упаковку в тележку. Туда же отправились ещё пять пакетов молока и две пачки сливочного масла.       Но произошедшее в молочном отделе было ерундой по сравнению с тем, что ожидало в мясном, где помимо плоти мёртвых животных пахло чем-то ни на что не похожим, но не неприятно, сладко, словно анис. Но к этому я оказалась худо-бедно готова - всё ограничилось слизыванием холодной вязкой крови, в которую украдкой сунула пальцы, а не пожиранием кусков с лотка. Вкуснятина... Такая, что даже не возникало никаких мыслей о неправильности своего поведения. В дорогом ресторане и то не так вкусно.       Чтоб обрести контроль над ситуацией, пришлось очень сильно укусить себя за костяшки пальцев, едва не повредив кожу. Несмотря на то, что пыталась заставить себя думать о паразитах, живущих в говяжьей крови, всё равно было возмутительно, недопустимо вкусно и хотелось ещё. На всех и всяческих паразитов было решительно плевать. Лишь титаническое усилие воли помогло набрать всего с собой, а не начать насыщаться прямо там. Остановило только то, что не люблю, когда смотрят, как я ем. Это и помогло удержаться на самом краю. Живот ныл.       Встав в довольно длинную вечернюю очередь, состоящую в основном из женщин, я быстро заскучала без наушников и стала изучать лампы дневного освещения под потолком. И досмотрелась, не сразу обратив внимание на собственное отчуждение от тела - когда очередь сдвинулась, то я тоже, едва не оставив так и обмякшую стоя оболочку, уронившую голову и свесившую плечи, словно задремавшую. Я же теперь смотрела поверх чёрной макушки. Страх как-то спрессовался и ушёл вглубь перед лицом реальной проблемы.       (сделай шаг вперёд)       Не мысль, а импульс. Повинуясь ему, нога высоко поднялась, довольно громко топнув, опустившись, а вторая подтащилась следом, прочертив краем подошвы кеда по полу, заставив резину пискнуть от трения - как-то по-крабьи получилось. К счастью, все решили, что я придуриваюсь, будучи пьяной или обкуренной. Конечно же, после того, как, раздвинув ноги, обслужила десяток парней. Как назло, почти вся очередь состояла из тех, кто жил поблизости от неухоженного дома на Бранч-стрит. (Хотя в Чемберлене весь город - это поблизости.) Ощущения были - будто всё это осуждающим презрительным хором выплёвывали мне в лицо. Воистину, лучше грешной быть, чем грешной слыть. Тогда бы не было так остро обидно. Раздвоению положил конец громкий металлический звук - сшиблись убираемые работником пустые тележки, и я вернулась, чувствуя себя немного задремавшей и разбуженной. Никаких мыслей в голове, кроме моих, не было. Облегчение сродни тому, как из дома наконец-то ушли неприятные гости, заставило выдохнуть всей грудью. Я понимала, что глупо обижаться на тех, кто и слова мне не сказали... но ничего с собой поделать не могла. Надумали они достаточно.       (мерзкие ублюдочные скоты которые не видят дальше собственного носа и не хотят видеть которым есть дело только до себя жалкие лицемеры только притворяющиеся хорошими и правильными)       Да, Лили повидала изнанку жизни... И мне это перешло по наследству. Только я, в отличии от неё, знаю, что не все таковы. За эту мысль я и цеплялась. Но я поняла и кое-что ещё. Лили Филт должна исчезнуть, чтобы её место могла занять Хоуп Блэк. Идея окончательно оформилась за то время, пока не подошла моя очередь, которую достояла, щипая себя за мякоть руки, чтобы не заснуть. Как никогда остро не хватало плеера - чтобы можно было сосредоточиться не на окружающих.       - Добрый вечер, рада приветствовать вас в магазине "Вулвортс"! - выдала дежурную, поистрепавшуюся за день улыбку полная продавщица "Эмили Бирч", но потом увидела наполненную с горкой тележку и улыбка несколько покоробилась. - Готовитесь к какому-то празднику?       "А у тебя денег на всё это хватит?" - вот что подразумевалось под этим вопросом.       - День рождения. Завтра. - Сказала, как отрезала. Говорить не хотелось.       И я не врала. Лили Филт родилась двадцать третьего марта. Ей должно было исполниться семнадцать... Она планировала в этот день сделать себе лучший подарок - навсегда покинуть этот унылый город.       Но никогда не исполнится.       Настроение испортилось окончательно серым пыльным налётом тоски. Эти только бы порадовались такому исходу... Они бы фальшиво сочувствовали напоказ, всего лишь перевернув улыбочки - да-да, это просто! Раз-два - опусти уголки рта и будешь скорбеть! Потому что так надо и этого все ждут, про себя с удовлетворением думая "Так ей и надо", "Сама виновата", "К этому всё и шло" и всё в таком же духе.       И снова будут существовать, не сгоняя с лиц этих их улыбочек, за которыми ничего и нет - пустые глаза выражают что угодно, только не радость. Просто сокращение мышц. Чтоб все думали, что у тебя всё о'кей. И дьявол упаси сказать правду! Хуже, чем испортить воздух или сказать "грёбанное дерьмо".       Мне не хотелось верить чужим измышлениям, поселившимся в собственном мозгу... но и совсем не верить не выходило. Уж в чём в чём, а в бытовом лицемерии она разбиралась уж явно побольше моего.       Это (осознание) было похоже на внезапно появившийся звон в ушах.       (А ведь я стала старше на целую жизнь... Не на годы даже - на ЖИЗНЬ. Чужую жизнь, которую жила совершенно другая девушка.)       Только вот пропадать больше никуда не собиралось.       Как никогда захотелось только одного - заползти в какую-нибудь тёмную нору и не показываться никому. Больше никогда. Бросить все покупки и бежать со всех ног. Туда, где нет толп обсуждающих меня людей. Скорчиться в тёмном углу, закрыться на все запоры и никого не впускать. И главное - чтобы пропали ядовитые мысли, преисполненные вселенской мизантропии. Это как пырей - можно выпалывать и выпалывать, но достаточно кусочка корня, чтобы сорняк снова вырос.       (это будет будет только сейчас потерпеть приду домой и)       Не домой. В тридцать седьмой дом на Бранч-стрит. Чужой, огромный, пахнущий старым деревом, пылью, грызунами, алкоголем и объедками из бака на кухне. К озлобленной пьющей старой потаскухе, неотрывно пялящейся в телевизор на тупые викторины и бесконечные сериалы в моменты, когда трезва.       Вот в этом мы были солидарны.       Дешёвая, негодная подделка. Временный заменитель.       И тут перед внутренним взором книгой распахнулась смазанно-чёткая, как сон под утро, картинка - тело на земле. В светлых джинсах-клёш и чёрной футболке с "Иудиным Священником". Правая рука вытянута вперёд, будто куда-то указывая, а другая неудобно завёрнута под себя. Валяющееся, как выброшенный кем-то безответственным на обочине мешок с мусором. И так же наполненное жизнью. Смерть от гипотермии в сочетании с кахексией. Проще говоря, доконали холод и истощение.       (уйди оставь меня этого же не случилось уйди прочь да пропади же на меня и так все смотрят и смотрят и смотрят и смотрят)       Я молча шлёпнула пару сотен на кассу, не дожидаясь требования оплаты. Сзади зашушукались. Солидная сумма по нынешним меркам. Тем более от довольно небогатой.       Только сгребя сдачу в кулак, я задумалась, как понесу всё купленное - я бы ещё смогла, вызвав удивление собственной физической силой, а вот в нынешнем обличье - уже нет... слишком хрупкая.       Но ведь можно воспользоваться другой силой.       Да, на Саммер уже воспользовалась так воспользовалась. На славу. Но мне это нужно. Тогда тоже было нужно, и к чему это привело? Она бы всё равно рано или поздно это осознала... Плавно и мягко, а не путём препарирования и вывёртывания всего подсознания кишками наружу. На сей раз буду бережнее, буквально всего капельку - для лояльности... Ну если только капельку... И, может, так договориться получится...       Я практически бросила неосознанно смятые во взопревшем кулаке бумажки и центы обратно вместе с небрежным: "За аренду", - и стала складывать уже переложенные лысоватым упаковщиком в бумажные пакеты покупки обратно на сетчатое дно.       - У нас тележки не сдаются в аренду, - уже без следа улыбки произнесла женщина.       (ах ты)       Я же приготовилась к безобразной перепалке, с языка вот-вот были готовы сорваться отборные ругательства. "Первый начинающий ссору чаще всего её и выигрывает, - гласит один из законов семьи Филт. - А если не выигрывает, то сильнее портит настроение".       Сдержавшись (даже не знаю, что именно удержало от того, чтобы вылить на кассиршу все перенесённые сегодня напряжение и боль - это было за гранью естественного, словно чья-то невесомая ладонь удержала за плечо), я нагнулась, сделав вид, что заправляю шнурки. Глаза пекло. Видна была каждая неровность каждой нити в ткани джинсов и текстура окраски.       (ничего такого не будет она вернёт эту тележку потом ей нужно)       Когда разогнулась, отношение несколько потеплело. Всего на пару градусов, но и этого было достаточно.       - Если вы не вернёте тележку через час, я вызову полицию.       (да вызывай вряд ли они смогут меня задержать просто не вспомнят за что)       Мне с какой-то лёгкой весёлой злостью без труда в малейших подробностях (даже отблеск тёмных зеркальных очков одного из полицейских) удалось представить, как окружившие со всех сторон серьёзные копы с нацеленными ружьями и револьверами вдруг начинают морщиться и переглядываться, забыв, зачем собрались. Это даже немного подняло настроение. Всё не так плохо.       - Конечно, верну. - И побыстрее, пока она не передумала (воздействие было в четверть касания, почти невесомым - кто посговорчивее мог бы сделать то же самое словами), стала толкать неповоротливую тележку к выходу. С таким грузом в час можно было и не уложиться - руки начали уставать, а ведь ещё по пандусу катить... Я представила, едва не хихикнув, как тележка вырывается и, разогнавшись, насмерть сбивает какого-нибудь прохожего.       Но тут вмешался случай. Не успела идентифицировать астигматическое двоящееся изображение кого-то в форме "Вулвортса", убирающего тележки, как уже кричала:       - Джонни-и-и! Как хорошо, что ты здесь!       Но хорошо не было. Нисколько. Один из... хм, парней продавщицы пластинок. Хотя она предпочитала словечко "трахари", если я правильно подобрала эквивалент. Этот имел характеристику "туповатый, но ничего так, добрый". И дико раздражающую привычку звать "крошкой". Считал, что это добавляет ему мужественности. Элемент её жизни. Парни с их потребительским отношением. И речи не шло о каком-то душевном тепле и заботе. Сохранившиеся где-то в закутках частички смеха умерли, развеявший, как прах на ветру. Грудь будто сама собой подалась вперёд, плечи распрямились, левая рука легла на выдвинувшееся бедро, талия изогнулась - тело будто само встало в "охотничью стойку". Я почти физически ощутила, как за спиной на все корки честят шлюхой, но испытала лишь странное, нездоровое удовлетворение.       (так вам)       - Привет, крошка! - сальный взгляд ощупал тело под бесформенной паркой. - Что, делаешь запасы на случай ядерной войны? - и сам же хохотнул над своей шуткой.       - Джонни, сладкий, ты не мог бы помочь мне со всеми этими пакетами? - выдала самую обольстительную улыбку из арсенала Лили Филт, какую смогла изобразить в текущем паршиво-траурном настроении. Получилось просто отлично. - И заодно отвезёшь тележку обратно, а то меня грозятся сдать в полицейский участок за её угон.       Было открывшая рот, чтобы что-то сказать, кассирша, выдохнула и ответила крайне неприязненным взглядом, адресованным хохотнувшему Джонни и им начисто проигнорированным.       - Да без проблем, крошка! Я скоро вернусь, - бросил в сторону Бирч и взялся за ручку, а когда мы отошли, понизив голос, заговорщически произнёс: - А потом ты мне... поможешь, - и покатал языком за щекой, чтобы устранить все возможные недопонимания. Я же вместо ответа ухмыльнулась, в глубине души жалея, что у этого воплощения нет клыков - особенно, когда игриво шлёпнул по заду. Не то чтобы я действительно хотела ими воспользоваться по назначению, но... Но... Лучше не думать об этом. Один дьявол знает, до чего так можно додуматься.       (Помогу-помогу. Забыть, зачем пришёл. Или на год потерять интерес к девушкам.)       На улице чужое обличье начало давить - так, похоже, чувствует себя зубная паста в тюбике, на который медленно, но верно наезжает асфальтовый каток. Пока почти неощутимо, но вскоре меня будет ждать адская боль... если не скинуть образ. Приотстав, сделала небольшое внушение, чуть не зашипев от боли - глаза словно вскипели на солнце,       (лили идёт рядом я это вижу) и помчалась, срезая дворами.       Когда заметила быстро едущую куда-то с включенной сиреной полицейскую машину, на несколько секунд показалось, что это за мной       (живой они меня не получат) но она проехала мимо, держа путь на Летнюю улицу. И я даже знаю, к кому. Заботливые соседи обнаружили, что с миссис Коллинз что-то не так.       (А ко мне бы полицию никто не вызвал. Потому что всем наплевать.)       Так, силясь убежать от неприятных мыслей, и вернулась домой. Хотелось заплакать и спрятаться, но нужно было как-то спровадить Джонни - помогать ему не было никакого желания. И я боялась, что когда начнёт настаивать, не удержусь и что-нибудь ему сломаю. И при этом не испытаю ни грамма сочувствия. Точно знаю. Как и положено чудовищу, впрочем.       И я старалась не думать о том, что могу убить. Конечно, каждый человек - потенциальный убийца, но у меня к этому физиологическая склонность...       (Да-да, вот так, оправдывай себя. Когда, интересно, дойдёт до закапывания трупов на заднем дворе? Или ты будешь съедать их целиком? Судя по зубной формуле, та тварь не относилась к травоядным.)       Расстёгнутая парка соскользнула на землю.       Ставя ноги так, чтобы ни одна рассохшаяся доска крыльца не скрипнула - полезный, годами отрабатывавшийся навык, вошла в дом, не потревожив заботливо разгружающего на стол тележку Джонни. В разуме будто что-то сдвинулось - словно сместилась точка зрения на происходящее. И я не сомневалась в том, что сейчас сделаю.       Больше всего эта смена образа походила не только на лихорадку, но и на отрывание мокрой ладони от мёрзлого железа - потихоньку, чтобы оставить как можно меньше кожи на проклятой железяке - только чувство было во всём теле - как внутри, так и снаружи. Я молча корчилась в жару над грязным кухонным полом, едва сумев отползти от проёма в угол, оперевшись на него ходящими ходуном руками, широко разевая рот. Рухнуть ничком не давало только то, что удерживала себя под живот, в который кололи тупыми шипами напульсники. Если бы могла, я бы кричала - так, как никогда прежде, но переплавляющиеся голосовые связки не издавали ни звука. Само тело тоже почему-то не хряскало костями и суставами, не хлюпало мускулами. Мир стал шире - по бокам стала видеть также, как и перед собой. С божественной, превосходной чёткостью. Благодаря пыли на кухонных стёклах ("Прямо гигантские солнцезащитные очки", - беззвучно хихикнула от нелепости этого вывода) почти не щурилась. Улучшился слух и обострилось обоняние - будто разом ушли глухота и насморк. Я прекрасно слышала частый острый писк и шорох быстрых мышиных и крысиных лапок в стенах и под полом, бегущую по шипящим трубам воду, гудение холодильника и неприятный вибрирующий металлический свист, ветер, гуляющий на чердаке, шелест кроны вяза на заднем дворе, скрип рассыхающихся досок и то, как снаружи топают ботинки и проехал велосипед. В соседних домах мирно работают телевизоры и радиоприёмники, семьи занимаются какими-то своими делами. Спокойное сердцебиение Джонни, плеск крови по сосудам, наждачный шорох рабочей одежды по коже, влажное трение языка о зубы, бульканье ланча у него в желудке. Нос переполнился сумасшедшими острыми ощущениями: даже не сразу поняла, что вся эта мешанина - обычные запахи, старые и новые. Уплотнилась и посветлела до белизны эмали кожа; шрамы на запястьях из розовых стали серыми. Извивался хвост, который вытягивался из позвоночника, словно канитель, практически создаваясь заново со всеми его костным мозгом, костями, плотью, нервами, шкурой... и, дьявол побери (!), пока короткими серебристыми волосками и зачатками когтя, ходящем в пазухе взад-вперёд. Похожее ощущение было и во всех пальцах - растягивая кожу, спешно генерирующую добавочные сантиметры, отрастали дополнительной фаланги, по одной в середине, чего раньше не было, а пальцы ног соединились перепонками. Всё происходило в безмолвии.       (вот теперь пора)       И со скрежетом провела крепкими ногтями по косяку, оставляя борозды. Мне удалось тонко поймать момент, когда он развернулся на пугающий звук (на крупно вздрогнувшей спине сквозь форменную рубашку проступили все позвонки), но ещё не понял, что перед ним - какие-то миллисекунды.       (лили пришла даже не заметил когда уходила сладкий а вот и я соблазнительно улыбается я обожаю когда она так давай поработай языком крошка только побыстрее жаль некогда отделать тебя как следует пойдём в гостиную)       - Хорошо, крошка, пойдём, - на этот раз вслух согласился Джонни, и при этих звуках в голове что-то щёлкнуло, как взведённый курок, заставив подобраться в неясном, но захватывающем предчувствии. - Ооо, да...       (сейчас!)       Легко, почти паря, взвилась в прыжке, вытянувшись во всю длину, опрокидывая человека на пол. Удар о доски не нарушил иллюзии - настолько глубок был транс. Глубже, чем даже воображаемый минет Лили Филт, ха-ха. Синяки будут болеть уже после. Мозг, заметивший изменение диспозиции, послушно перенёс место действия в горизонтальную плоскость.       - Помочь тебе, крошка? Жаль, что в тебе сейчас разума не больше, чем в мешке с опилками. Ты бы повизжал на славу, да, крошка? - сползшие джинсы неприятно упирались под мнимо-расслабленно шевелящийся хвост, когда обходила кругом находящуюся в трансе жертву, трущуюся пахом о ковёр с такой интенсивностью, что грозил проделать ещё одну проплешину. Пришлось перенести на диван, где Джонни сел, широко расставив колени и не забывая поддавать бёдрами. Рука поощряюще оглаживала невидимую голову.       - Ты меня слушаешь? Нет? - продолжил заниматься тем, чем и до того, блаженно закатывая закрытые глаза. - Замечательно. Знаешь, она, конечно, очень тяжёлый в общении человек, но она мне всё равно очень нравится. Наверное, я её даже люблю. Вот. - Я пробормотала под нос: - И даже не в заклинании дело, оно тут вовсе не при чём... конечно же, не при чём... всё моя жалость виновата. Хотя и вовсе не в этом дело. Всё бы произошло так или иначе, так или иначе, но произошло. Уже произошло. И она всё равно хорошая, хоть иногда и бесит по-крупному. Если бы не любила, давно бы надавала по шее. - И продолжила нормальным тоном. - Именно это слово. Люблю. Хотя это прямое шоссе в ад! - и пропела: - Я на шо-о-оссе в а-ад! Дааа... - растягиваюсь спиной на ковре, закидывая руки за голову, - эта песня - песня все времена. Только я её ненавижу. Это наш предвестник. Как думаешь, тут альбом выйдет раньше или привычно? - Джонни только стонал, совершая фрикции уже в подвернувшуюся диванную подушку, наплевав на то, что ему нужно возвращаться в "Вулвортс". - А, ты не думаешь, тупой мешок с дерьмом. И хорошо. Иначе, клянусь Дьяволом, я бы тебя убила. Убила бы. Но тебе повезло - ты сейчас смотришь горячие и задорные сны, не отличающиеся от реальности. - И неприлично-громко стрёкоча и свистя: - Ты трахаешь сам себя в мозги! - и спокойно уточнила, прекратив смеяться: - И немного наш диван. Может, мне взять у дорогой мамочки её дружка? Большого серебристого питона? Один свинцовый плевок - и твои мозги, которые ты сейчас трахаешь, окажутся на стене! Тк-тк-тк-фиии-чк-чк-тк-к-фи-иии! Ладно, не буду. В этом доме и так слишком много уборки. Надо отдохнуть... Надеюсь, она мне приснится. Мы ведь ещё не скоро встретимся... А ты, как закончишь трахаться, заберёшь свою грёбанную тележку и свалишь обратно в свою жизнь, которую я оставляю тебе только потому, что ты иногда проявлял к Лили эмпатию и был чуть меньшей задницей, чем все остальные трахари. Я всё сказала.       Я обошла диван и привалилась к его спинке, в каком-то полусне бездумно глядя в потолок и слушая болтовню разомлевшего после финального стона парня о приятелях и работе. Что ещё хорошего было в Джонни - он любил не только самому потрепаться после секса, но и поговорить, а если Лили не была в настроении говорить - не настаивать на ответах. За что и была почти благодарна - избавил от необходимости ещё одного внушения. Это как с хирургией - чем меньше вмешательства, тем лучше для пациента.       Джонни выходил из дома в полной уверенности, что его удовлетворяли всяческими способами, довольно насвистывая и не замечая мокрых штанов.       А я, так и оставшись сидеть на месте, пыталась осознать...       (!!что это нахер такое было!!)       Я вспоминала все известные мне ругательства - одной сплошной строкой, снова и снова - с такой интенсивностью, что по крайней мере в трёх близлежащих домах, если не обманывал слух, соседи начали громко сквернословить, сердясь по самым невинным поводам. Будто мой мозг вещал на общей волне.       Пока говорила, я точно знала, кто эта загадочная "она", которую люблю (могла даже сказать, что ей нравится и несколько фактов из биографии, дьявол, я её видела и, более того, знала, как она пахнет! умопомрачительно, кстати, суперсносгсшибательно, духи бы из этого запах сделать), а когда закончила, забыла начисто. И было такое чувство, что ещё узнаю.       А остальное... больше похоже на бред воспалённого сознания. Не убила человека. По какой-то. Извращённой причине. Не потому, что этого. Нельзя делать.       (так успокойся повторяй грудина стернум лопатка скапула ключица клавикуля крестец ос сакрум малоберцовая кость ос фибуля лучевая кость ос радиус кисть манус плечевой отросток акромион череп краниум нижняя челюсть мандибуля верхняя челюсть максиля)       Я попыталась забыть обо всём этом, выкинуть из головы. Получилось только отодвинуть в сторону. В результате думала об этом не каждую минуту, а всего лишь каждые пять. Тоже неплохо. А что в принципе произошло? Ничего. Ровным счётом ничего.       (Всего-то кратковременное помешательство. Если бы ты на самом деле сошла с ума, дорогуша, то уже не понимала бы этого. Лёгкое сумасшествие добавляет личности оригинальности.)       - Бордерлайн, - в настороженной тишине пустого дома (я не чувствовала мыслей Роуз нигде) слово отразилось от стен эхом, незаметным человеческому уху и вернулось обратно. Название того, что произошло... оно словно придало толику логичности произошедшему и обрело некую символичность. Пограничная линия, вдруг пересекшая мою жизнь. И относилось не столько к тому времени, когда в маниакальном исступлении несла всякую чушь, как обкуренная дельфийская пифия, сколько ко всему. Короткое, ясное слово, возможно, даже придуманное мной, объяснившее если не всё, то хотя бы часть. - Это был всего лишь мой бордерлайн.       Если подумать, то что такое бордерлайн?       Если кто-нибудь когда-нибудь меня спросит (что маловероятно, доверять нельзя никому), то я отвечу: "Это когда разум делает небольшой глоток безумия".       Главное - не захлебнуться, когда меня настигнет рецидив этого состояния. Ибо в ремиссию как-то не верится... Хотя я всем существом пыталась Не Думать Об Этом (о, в той секции библиотеки сознания уже много чего хранится...), убедить себя, что это разовая реакция на стресс, противный мерзкий голосочек откуда-то из подвала души упрямо доносит правду. И не верить... не верить не получается.       Задрав давно сломанный и торчащий вбок расщеплённый хвост (теперь, имея собственный, неподдельно ей посочувствовала), прошла Мисс Китти. И тут я вспомнила о переливающихся пластиковых картинках с двойным изображениями: посмотришь так - не отличимая от живой пушистая кошка, эдак - мутноглазая нежить с вываливающимся серпантином внутренностей. Тоже пушистая, впрочем. Какое-то неправильное сочетание - шерсти полагалось быть грязной и свалявшейся, но нет. Там, где она не была испачкана кровью, хотелось погладить мягкий мех. Так-эдак, так-эдак, так-эдак... Я качала головой, словно под заводную музыку, хотя от этого движения на самом деле ничего не зависело. Регулятор стоял в голове, а не в глазах.       А ведь шестилетняя Лили назвала её не в честь игрушечной кошечки. В честь Китти Дженовезе, вот что. В честь девушки, которую убили на глазах нескольких десятков людей, не удосужившихся вызвать помощь. А откуда...       (Познание непознаваемого, помнишь? И старайся не думать обо всём этом хотя бы сегодня.)       Кошка незаметно куда-то пропала - наверное, провалилась на более глубокие пласты тонкой реальности. Могильной плитой придавило усталое безразличие. Но в этом-то как раз не было ничего необычного - по прошлой жизни оно являлось очень даже знакомым. К счастью, противоядие имелось на кухне. Много, много противоядия.       (пойду и наемся как раз вес набирать нужно за этим дело не станет прямо мечта всей жизни и эти метаморфозы хвост перепонки на ногах а особенно ПАЛЬЦЫ замечательно просто замечательно кто-нибудь разбудите меня от этого кошмара пожалуйста я так не могу)       Я несколько раз согнула и разогнула непривычно плавно шевелящиеся пальцы - словно безволосые лапки паука-альбиноса. Если посмотреть сбоку на сжатый кулак, то похож раковину улитки. Совсем чужие; наблюдать за их точными и быстрыми движениями довольно интересно - как за какой-то опасной гадиной.       (перчатки мне нужны перчатки) - дрожащая, словно нетерпеливо вибрирующая мысль как будто вырвалась из головы и зажила собственной жизнью, обшаривая этот и другие дома сверху донизу, в результате чего я точно знала, что в семи близлежащих коттеджах, включая мой, имеется двадцать четыре пары перчаток. Именно с этим числом обратно вернулась линия, бледно-жёлтая, как зимняя луна и подёргивающаяся, словно в нетерпении.       (кто-то в гостиной жарко мне жарко ломит)       Инстинктивно я, даже не разобравшись, кого принесло, накинула ранее с таким трудом снятое обличье, облепившее душным плащом - как черепаха прячется в панцирь. Может, внутри я и запаниковала, но внешне осталась всё такой же подавленной и инертной, вставая и выходя из-за дивана навстречу этому неизвестному кому-то.       На меня агрессивно рычала собака, прижав уши и хвост.       (Милый добрый Снупи хочет поиграть?)       Здоровый, около метра в холке, всё ещё сильный бело-бурый пёс с висячими ушами и сединой на тёмной морде. Люцифер. Из всех псов миссис Пибоди его Лили ненавидела больше всех - именно он разорвал Мисс Китти, бывшую единственным существом, которое она любила по-настоящему. И пёс отвечал взаимностью.       Бежать некуда.       (я до дрожи боюсь собак мамаааа)       Вдруг... голова стала лёгкой и светлой. Я посмотрела на рычащего пса. И мне стало смешно. Это всего лишь собака! Да, большая. Но я ещё больше. Ну, укусит она меня, ну и что? Я вылечусь меньше, чем за полминуты. И... могу сожрать эту псину с потрохами. У меня мощные челюсти, острые ногти и огромная физическая сила. Не мне бояться какого-то старого пса. Это ему стоит поберечься.       Прежний облик с облегчением сполз старой мокрой штукатуркой, открыв сразу демонический с его белой твёрдой кожей и ночным зрением. Контраст между зрительным, слуховым, обонятельным и ментальным восприятием мира бил в мозг, слегка дезориентируя и вызывая головокружение. Делая почти больно. И невозможно.       Чтобы понять, о чём он думает - волна животного была неразборчива, как бормотание шепелявого с набитым кашей ртом - посмотрела в его разум чуть пристальнее. Люцифер неожиданно даже для него завизжал, мотая головой. Я уловила той частью, что ответственна за чтение мыслей, резкую боль в лобных долях. Пришлось срочно снизить интенсивность собственного ментального сигнала - извилины мозга зашевелились, как комок дождевых червей. В этот пугающий миг удалось усвоить: телепатия - это не звук, глухим к ней быть нельзя, услышишь в любом случае. Возможно, что и в последний раз в жизни.       Кое-как отошедший от непредумышленной атаки Люцифер заворчал, облизывая морду. Причём в основном потому, что мой запах с его точки зрения поменялся на более... хищный. Хотя и изменения внешности тоже не прошли незамеченными, именно это казалось самым неправильным - в собачьем миропонимании это было столь же шокирующим явлением, переворачивающим привычный мир, как для человека вдруг потекший вверх водопад. Не бывает такого! Не может быть! Только псу такие колебания были неведомы по сути. На него меняющийся запах производил то же впечатление, что на Роуз - пертурбации лица дочери. То есть пугали мало что не до полусмерти и сбивали с толку. Но, в отличии от человека в этой же ситуации, заполошного переосмысления привычных взглядов на мир не было. На желание вгрызться мне в глотку это точно не повлияло, а даже наоборот.       Разум собаки сугубо отличался от человеческого полным отсутствием чётких словесных мыслей-предложений и обилием мыслеобразов, коротких, немного, как мне показалось, смазанных и несколько наивных, но, тем не менее, вполне действенных.       Дурачить его было труднее именно из-за его простоты - не хватало одного только постоянного зрительного и звукового образа, нужно ещё было поддерживать обонятельный. Но наблюдать за прыжками пса по комнате за фантомом всё же было занимательно. Бока ходили ходуном, язык тряпкой свисал из пасти и пёс начал заметно прихрамывать на правую переднюю лапу, но упорно продолжал атаковать. До тех пор, пока мне это не надоело.       Схватить одной рукой за шею, а другой под брюхо и поднять над собой было делом пары секунд. По-настоящему пары секунд. Когда лапы перестали дёргаться, опустила на пол.       Какое-то время просто сидела, слушая, как лёгкие качают воздух со звуком, похожим на лёгкий шелест. Отчётливо слышать чьё-то спокойное дыхание и сердцебиение, не прижимаясь ухом к грудной клетке - достаточно... необычное ощущение.       (скоро проснётся)       Вздохнув, я погрузилась в глубины сознания собаки, как в прозрачную воду. И с непривычки донырнула до самого "дна", разум пса был не таким глубоким, как человеческий - аж до, казалось бы, утерянного воспоминания, предшествующего самому факту рождения - тепло, тесно - потому, что рядом братья и сёстры. И там было... свободнее, чем в человеческом. Человеческий представлялся тончайшим произведением искусства, как хрустальное кружево - только сейчас я поняла, насколько хрупок разум и как легко его... если не сокрушить, то изменить всего одним небольшим вмешательством. Пугающее чувство.       Пока шарила в воспоминаниях, пёс очнулся - это в равной степени походило на загрузку компьютера и рассвет. На сей раз он был куда более спокоен (особенно после того, как встряхнулся), чем в начале знакомства, позволив потрепать себя за ушами. И даже не укусил, когда нечаянно рассекла ногтями кожу до крови.       Люцифер практически не испытывал дискомфорта от моего присутствия в его ментальном пространстве. Им это воспринималось... как совершенно нормальное явление. Простота сознания животного как раз и состояла в том, что если что-то происходит, то так всё и есть и должно быть. Без всякой рефлексии по поводу того, чего быть не должно или что могло бы быть по-другому. Возникло странное ощущение - будто между лобными долями и стенкой черепа образовалось пустое прохладное пространство.       Я посмотрела на себя глазами пса. Из-за близкого расстояния я выглядела чуть расплывчато. Поле зрения поуже, и дискомфорт был минимальный. Мои глаза воспринимались им как ярко-жёлтые (но цвет всё же более приглушенный) с серовато-белым. Слева изображение было хуже, чем справа.       И он прекрасно видел, как сквозь белое лицо проступает вытянутая морда. Прозрачные контуры, но и этого хватало. То, что не то, чем кажется - плохо. Дерево должно быть деревом, а человек - человеком. Хоть мы и "подружились", напрягать не перестало, что выливалось в частое зевание.       (дай лапу)       Эту команду Люцифер прекрасно знал и подал сразу. Он понимал почти всё, что говорила ВОЖАК (именно так, "крупным шрифтом", отображался этот образ)       (голос хороший мальчик люцифер хороший) но всё же больше улавливал по интонации.       Вот тут-то задумалась, что дальше делать. С той старухой       (как же там надпись на почтовом ящике гар гар гаррисон вроде бы) получилось само собой, я просто хотела       (чтобы прошло хочу чтобы прошло пожалуйста) прекратить боль и вбрасывала энергию без разбора, сырой, теряя больше, чем вкладывая. Даже представить боюсь, чем это может обернуться впоследствии...       Не вдаваясь в подробности, направила силы на частичное восстановление организма, следя за тем, чтобы это было равномерно. Лет пять-шесть жизни у Люцифера прибавилось точно - даже седины на морде стало меньше и глаз стал видеть лучше. Пёс, ощутив перемены в организме и безошибочно связав со мной (что-то вроде "делает хорошо - друг", но не словами, а одними понятиями), благодарно лизнул запястье - там, где на отвратительном сером шраме бились чёрные вены.       Он встал и прошёлся по гостиной, чисто по привычке припадая на выздоровевшую лапу и водя носом по сторонам - выяснял, как долго я тут живу - ведь дом пропитывается ароматами живущих в них. Мокрый нос позволял улавливать чисто физиологически недоступные мне тёплые и холодные потоки воздуха, сплетающиеся в помещении. Я тоже принюхалась, опустившись на четвереньки для лучшего результата - всего-то пара-тройка дорожек запаха пересекали гостиную, уходя на кухню, откуда очень любопытно плыли волны источаемого отбросами амбре, и к лестнице. Сильнее всего пахло там, где падала - едко-горько-сладковатая грязь, кровь (смесь из нескольких разных; три парня и девушка, если правильно разнюхала), мужское горелое мясо, Лили Филт. В том месте на ступенях заметный даже непосвящённому длинный след остался.       Собственный запах тоже чувствовала. Оказалось, что раньше я не имела о нём ни малейшего понятия - когда душишься или потеешь, это не отражает всей сути. Я с непривычки довольно продолжительное время принюхивалась, приподняв верхнюю губу, чтобы лучше улавливать нюансы. Всё-таки я была новичком в этом деле. Мне он показался... ну, не знаю, в целом нейтральным - складывался из запахов кожи, волос, пота (много боялась и страдала - все они отдают кисло-горьким, но никаких признаков болезней или травм нет), чужой крови и земли, сернисто-эфирной тёмно-зелёной жижи почему-то очень знакомого происхождения, старой опавшей хвои, весеннего леса, обугленной человеческой плоти, недавно съеденного пирога, огуречного рассола, хот-догов - пахло и остальным съеденным, но не столь явно, ношеных кед, ещё совсем недавно сидевших на чужих ногах, джинсовой ткани, хлопка, кожзаменителя и меди, жухлой травы, асфальта, жасминовых духов, очень старой женщины с множеством болезней, смягчающего крема, свечного воска, ладана, выхлопных газов... всего. Я непрерывно распространяла этот букет вокруг себя, как ауру. То же самое касалось и Люцифера - он пах не только мускусом, живой шерстью и секретом параанальных желёз, что зовётся "псиной", причём запах от последних стал свежее и чище, но и сухим собачьим кормом, другими собаками, старой женщиной, у которой проблемы с сердцем, печенью, желудком и дьявол знает с чем ещё - чтобы выявить их все, требовалась личная встреча (а также отдавала розовым мылом, пудрой, горькими лекарствами, манной кашей, аммиачными средствами для уборки) и её домом, землёй, старой травой, асфальтом, свежим дерьмом - опять в нашем дворе испражнялся... Надо будет обязательно оставить не менее пахучую метку во дворе миссис Пибоди - в качестве возмездия. Когда твоя территория пахнет кем-то другим - это полноценное оскорбление.       Выпроводив пса, чисто из дружеских побуждений всё пытающегося стянуть и так неприлично сползшие джинсы, чтобы вынюхать под хвостом параанальные железы для определения статуса, через кухонную дверь, наконец-то с облегчением принялась за уборку. Начала, разумеется, с мытья горы посуды, находя правильность и умиротворение сродни буддистскому в круговых движениях мыльной губки и наиболее красивом размещении её в шкафчике следующие полтора часа подряд.       Дело в том, что мне почти физически больно при виде беспорядка. Всегда все тетради лежат на отведённых местах и книги расставлены по цвету, как и одежда на вешалках, а пыль на полках не успевала появиться. Уборкой я приводила себя в порядок в тёмные дни жизни. "Порядок в комнате - порядок в душе". Чистоплотность, в которой есть что-то невротическое. И только поэтому моя комнатушка не превращалась в непролазный бардак. А уж такого... Но на генеральную уборку всего дома терпения точно не хватит - даже у закоренелой педантичности есть пределы. Поскольку одно дело - помаленьку постоянно поддерживать чистоту в небольшой трёхкомнатной квартире и зараз сделать это в довольно большом (явно строился на большую семью) двухэтажном доме с чердаком и подвалом.       После мытья посуды позабытые под футболкой напульсники наконец-то заняли своё место. Трудно описать, какое глубокое отвращение (очень похоже на то, когда просыпаешься после попойки и не можешь проблеваться, чтобы стало легче) вызывали отметины на руках, не говоря о них самих... А уж при мысли об остальных... впервые радовалась чьей-то смерти. Новое, хоть и жутковатое, но бесконечно приятное чувство. Больше они мне ничего не сделают. Это они виноваты в том, что я стала странной. Твари сдохли, а я осталась жить, чтобы помнить о них.       Найденный в очень пыльной кладовке под лестницей пылесос напоминал торпеду на колёсиках и имел звук заводящегося грузовика.       Когда я пылесосила в гостиной, вернувшаяся Роуз провожала меня странным взглядом, но ничего не говорила. Внушение действовало как надо - видела не меня, а свою дочь. Молча и без возражений (!!!) поднимала ноги и вид имела отсутствующий - не как при выходе из вязкого похмельного сна, а скорее погружённый в себя. Чувства были двойственные - с одной стороны, ничего такого, что мне не мешают делать уборку, а с другой - наверное, так чувствует себя фермер, рассматривающий НЛО над своим полем. А что может быть нетипичнее задумчиво молчащей Роуз? К сожалению, гудение пылесоса не могло заглушить мысли - и она как раз пыталась разобраться, что же такое сегодня творилось и откуда у неё взялось столько денег на выпивку. Да, я это как-то не продумала... Вспоминала пошагово, не находила, к чему придраться и снова прокручивала, ища причину тревоги. Пока мысль       (мик я хотела сегодня позвать мика) не заставила приподняться короткие волоски на хвосте и       (нет не хочу плохо плохое случится этого точно не стоит делать что взбрело этой сучке в голову она никогда не делала уборку) почти облиться потом от облегчения.       За годы жизни под одной крышей с демоном Роуз сделалась параноидально подозрительной и всегда была начеку. Только алкоголь притуплял постоянное чувство опасности. И ещё - она всегда, всегда слушалась своего внутреннего голоса. Безошибочно угадывала, когда пьяный отец мог задать трёпку, а когда обойдётся. Обязательно находила монетки и прочую приятную мелочёвку на дороге. С пятьдесят шестого по пятьдесят восьмой годы просто мастерски избегала того, кто крадёт детей в Дерри - к нынешнему времени успела позабыть о       (пеннивайз его зовут пеннивайз огромный дровосек с окровавленным топором) и только благодаря этому не стала очередным пропавшим ребёнком. Выбирала хороших парней. Но однажды интуиция дала осечку...       (артуро мораза никогда не видела таких голубых глаз они почти прозрачные кажется я влюбилась не думай об этом не думай эти знания на самой периферии не всматривайся в них ты же не хочешь знать всю историю её жизни)       (Да, лучше сосредоточься на уборке. От того, что ты это узнаешь, Роуз не перестанет быть злобной сукой. Правда, это непривычно, когда от понимания кого-то неприязни не убавляется?)       ...Казалось, ковёр специально полоскали в самой грязной луже, какую только могли отыскать, а уже потом постелили на пол. Не лучше были и скрипящие половицы, по которым долгое время ходили прямо в уличной обуви. Сотни запахов из сотен мест спрессовались в единый монолитный дух - не один час разбираться в этом хитросплетении. Слух тоже подкидывал сюрпризы - сквозь всепоглощающий гул пылесоса я по-прежнему, но чуть похуже различала все звуки дома и то, как снаружи иногда шагают ботинки и туфли, а также, если очень прислушаться, мягко ходят в соседнем дворе лапы. И, конечно же, замедленное дыхание и быстрое сердцебиение матери Лили - она нервничала, но старалась этого не показывать. Ну, и пахла она тревогой, в том числе. Мягко блестел выступивший на седеющих висках пот, ритмично содрогались вены на лбу и шее, расширялись и сужались оказавшиеся тёмно-синеватыми зрачки. На человеческое лицо в "высоком разрешении" оказалось очень интересно смотреть - сквозь пористую, как апельсиновая корка, кожу были видны все движения мускулов и сокращения крупных сосудов, и любая эмоция, даже скрытая, читалась без труда.       Бак пылесоса вскоре переполнился. Когда представила, как буду с каменным лицом выносить его в контейнеры миссис Пибоди (ещё один камень преткновения между ними), сгорая со стыда, то, скрепя сердце, отказалась от этой затеи. Просто вытащила из кухни на задний двор наш собственный (в обличье Лили это заняло достаточно долгое время - была просто не в состоянии нести жестяной цилиндр дольше пары шагов, к тому же приходилось подбирать вывалившийся и образовавший дорожку мусор) и вытряхнула туда, фыркая и отворачиваясь от брызг пыли.       Стоило только захлопнуть кухонную дверь и выдохнуть - четверть работы позади, как произошло Это. Мать Лили наверху надсадно завизжала во всё горло. Ужас лился просто потоками, пугая меня саму и путая. И не только меня       (словно саму смерть во плоти встретила)       Я рванула наверх... к счастью, дверь в ванную оказалась распахнута, иначе, не рассчитав силы, могла вынести напрочь. Роуз продолжала визжать, глядя на что-то в раковине.       Ножницы. Всему виной были те самые ножницы, оставленные под зеркалом. Они то оплывали, будто в тумане, то становились нормальными. Эти метаморфозы заставили ожить воспоминания о моём меняющемся лице и ввергли в дикий, безысходный ужас, резко скакнувший вверх при виде меня - а перед глазами у неё стояла картина фонтанов крови, бьющих во все стороны. Так вот к чему было то предчувствие...       Пришлось снова затемнять эти участки памяти - увлекшись, чуть было не наградила антеградной амнезией*, вовремя подменив на ретардированную** - через некоторое время сама забудет, за ненадобностью.       Ножницы были взяты с собой и засунуты в задний карман - рискованно оставлять в комнате. Если она зачем-то зайдёт и снова их увидит... придётся перекраивать часть личности, потому что ещё одного такого потрясения поставленные ментальные блоки не выдержат - их и так почти сорвало, как палатку, держащуюся на двух колышках под ураганным ветром.       Я отнесла на руках бессознательную Роуз в её комнату прямо напротив кладовки под лестницей. Из всего дома она выглядела хуже всего. Кроме узкой кровати больничного вида с не первой и даже не второй свежести смятой постелью в пятнах (еда и выделения после секса) и зеркального трюмо из тёмного дерева там не было ничего. Давно не проветриваемая, пахла человеческим духом так, что хотелось чихнуть, чтобы прочистить нос. Большое окно наглухо забито кривыми досками вкривь и вкось - словно мать Лили была не алкоголичкой, а вампиром. Но рациональность этого поступка не могла не оценить. Несмотря на то, что эта спальня была меньше и в ней бы гораздо реже посещали приступы агорафобии - выселить Роуз раз плюнуть, быстро отказалась от идеи. Сразу же, как только зрение сместилось на другой пласт реальности. Глухая тоска, отчаяние, боль, ненависть, страх, отвращение к себе, мысли о полной своей бесполезности, никчёмности и ущербности тёмным, плесневело-зеленоватым, гнилостно-багровым, неизменно неприятными оттенками синего, бледно-фиолетвым желе покрывали помещение, словно раздавленные медузы.       (какая же мерзость!)       Я сделала это безотчётно - как зажмуриваешься перед чиханием, - на одном инстинкте.       Четырёхфаланговые алебастровые пальцы с чёрными ногтями оставляли в воздухе следы золотисто-желтоватого огня, начисто выжигающего студенисто подрагивающее желе.       Я остановилась только когда в спальне стало легче дышать. И издала щёлкающий смешок непривычно завибрировавшей гортанью (чк-чк-фии) - со стороны я была прямо как те экстрасенсы-шарлатаны по телевизору.       (Ты же не для неё это сделала, ведь так? Тебе же в общем и целом наплевать, что станет с Роуз? Во всяком случае, это не будет ничего незаслуженного.)       Хихикая - просто потому, что понравился сам звук, произвольно меняя тональность и высоту, продолжила пылесосить - сквозь гудение прослушивалось плохо и кто угодно решит, что послышалось.       Оставив пылесос на лестнице, я зашла в комнату, шестнадцать лет бывшую тюрьмой для Лили Филт. Боже, как она её ненавидела... До дрожи, до кома в животе, до спёртости в груди... Впрочем, она ненавидела всех... И это отнюдь не было преувеличением. Смотрела на проходящих мимо неё по улице людей и хотела вцепиться ногтями в лицо, снимать кожу полосами, выколоть глаза и отрезать язык, выдирать зубы... смотреть, как они будут корчиться и молить о пощаде, которой не будет... насладиться их предсмертными криками... Именно в этом, шестнадцатом году жизни, ненависть достигла своего апогея.       (Шестнадцать лет - пик человеконенавистничества. Не так ли?)       Обычно в подобных случаях есть два выхода - либо перегореть, либо дать волю. У неё был только один.       (Хватит. Меня достало это дерьмо. Я вырвусь из этого Дьяволом проклятого городишки чего бы мне это ни стоило. Любая жертва. Любая. Жертва.)       И у неё это получилось. Посмертно, но получилось. Лили умела добиваться своего. Чего не скажешь обо мне.       Я никогда не мечтала о приключениях и сроду не поучаствовала ни в одной авантюре - даже в рисковом подростковом возрасте, принимая их только в книгах и фильмах, прекрасно понимая, что и дня не проживу там с моим здоровьем и физической подготовкой. Меня вполне устраивал собственный уютный мирок под крылом любящей мамы, и была всем довольна. Поскольку у многих и того нет. Сколько в мире нищих и сирот... Мне ещё повезло.       Я собиралась превратить эту комнату в то место, где я могу спокойно обитать - в островок спокойствия посреди чужого непривычного безопорного мира, где можно спрятаться и отдохнуть душой. Крепкий тыл - вот то, что мне нужно. У Лили его не было - повсюду, повсюду враги, завистники, клеветники, полные уроды и ублюдки.       И начать следовало с малого.       В отличие от одежды, пластинки были разложены порционно - вперемешку, но так, что она могла на ощупь, не роясь, выдернуть нужную покупателю. Поэтому перебираю аккуратно, но целенаправленно, входя во владение. Ну и что, что на продажу? Большая часть всё равно тут оседает... Ей даже приходилось ездить в соседние города, чтобы сбыть. Хотя она чаще ходила пешком - города лепятся друг к другу очень близко.       Забыв об уборке, я распотрошила несколько пластинок знакомых исполнителей, вынув вкладыши с постерами, подсчитывая сумму, которую нужно заплатить, при этом автоматически завышая цену и откладывая в сторону, сделав за сегодня довольно-таки приличную выручку - примерно как за неделю удачной торговли. К выбору того, что будет закрывать унылые обои, отнеслась со всей ответственностью, завалив изображениями рок-групп всю кровать. Ради этого календарь с сиренью был снят с криво вбитого гвоздя, чтобы быть перевешенным к окну. Выдернутый, словно сидел в свежем хлебе, а не в дереве, гвоздь просто вдавила в другое место справа от окна.       (какая же сильная)       И не только физически.       Постеры парили в воздухе, при этом громко шелестя и трепеща краями, словно бумажные скаты. Каждый удар сердца ритмично отдавался лёгким уколом в висках. Но это было самой мизерной платой из всех, принесённых сегодня.       Примерять их к стенам таким образом было гораздо удобнее, чем по старинке - к тому же, сам по себе ползающий по стене постер - это весьма... не знаю даже, в большей степени страшно или забавно. Неожиданно занятие очень увлекло. И вид левитирующих вещей просто... окрылял, несмотря на почти болезненный ком в животе. Да, именно это слово. Похоже, я наконец-то начинала принимать, сколько превосходства получила по сравнению со всеми остальными людьми. И входить во вкус обладания всем этим.       Занимаясь развешиванием постеров, забыла про одну немаловажную деталь - постоянно удерживать на стенах не могла. Липкая лента должна быть на кухне... И что там делает Роуз? Перебирает полотенца, скидывая прямо на пол? Плакаты (можно собой гордиться - у каждого по четыре угла, а значит семьдесят две точки небольшого векторного приложения сил) с бумажным шорохом осыпались со стен.       Идя по лестнице, я всё же приняла более человечный вид (всё тело словно рассохлось; это было похоже на то, как крепкая дубовая доска превращается в трухлявую, вот-вот готовую развалиться рухлядь; плечи согнуло усталостью, словно на шею повесили ярмо) по привычке дальнозорко откидывая голову чуть назад и моргая, чтобы быстрее привыкнуть после острой, разящей яркости (оказывается, и в полумраке предметы отбрасывают тени!) к показавшемуся почти полным сумраку. Звуки и запахи почти умерли, остались только самые основные, дом перестал казаться живым. До этого каждая деталь буквально занозой впивалась в мозг, громко требуя: "Ну обрати же на меня внимание! А вдруг это что-то важное?!" И это не утомляло, а даже напротив. Мир раскрылся во всей своей красе и многогранности, обрёл дополнительное измерение.       Роуз рылась в моём рабочем рюкзаке в поисках выручки - денег никогда не бывает много. Всё содержимое безо всякого уважения вперемешку валялось на относительно чистом полу. И она как раз подумывала, чтобы потоптаться по товару и вытереть об него ноги.       (мерзкая старая пьяная стерва так только успокойся ребро коста истинные рёбра костэ верэ ложные рёбра костэ спюриэ колеблющиеся рёбра костэ флюктуантес тело ребра корпус костэ головка ребра капут костэ шейка ребра коллюм костэ продольный гребень шейки ребра криста колли костэ бугорок ребра туберкулюм костэ рёберный хрящ картиляго косталис)       Но этого всегда действенного средства оказалось недостаточно, когда в алчных руках Роуз оказался жёлтый футляр.       Перед глазами потемнело, губы поползли вверх и вниз - невероятно хотелось сомкнуть свои новые зубы на чужих пальцах и проверить эти свежевальные ножи в деле. Это займёт дольше пары секунд? Если да, то насколько? И на что будет похож хруст? Сухим он будет или сочным?       (ррррр)       Но, конечно же, не стала этого делать. Я не дикая тварь, я человек в теле твари. Поэтому просто вырвала свой плеер из её жадных рук и привычно сунула в карман, после чего быстро и небрежно запихала всё рассыпанное по полу обратно в рюкзак, а потом достала из ящика синюю изоленту и молча удалилась наверх - почти сбежала, вызвав всплеск злорадства у Роуз.       - Что, даже не ударишь меня?! Испугалась, маленькая шлюха?!       Я же боролась с настойчивым желанием вернуться и проучить. Нет, не руганью и даже не кулаками. Проучить так, что за всю жизнь не исправить.       (тело грудины корпус стерни рукоятка грудины манубриум стерни мечевидный отросток процессус ксифойдеус ты не хочешь этого ты совсем я повторяю не хочешь этого посмотри в кого ты превращаешься какой по счёту это срыв за сегодня грудная клетка торакс грудная полость кавум торакис)       Вскоре куски синей липкой ленты крепили к стенам изображения непривычно молодых рок-идолов нынешних и грядущих лет. Может, не все из них были любимыми или даже знакомыми, но пустые одинокие стены настоятельно требовали заполнения.       О красоте временного пристанища позаботилась, пора вспомнить и о себе.       Отыскав в верхнем ящике комода, выделенном под всякую мелочь, расчёску и взяв там же косметику (как ни странно, но Лили почти ей не пользовалась), пошла в ванную приводить себя в порядок. Кажется, вскоре я начну бояться этого места - ведь именно там я обнаруживаю все свои странности... Помогло опять же зеркало.       Это было её лицо. Только словно разбухшее - черты расплылись, так до конца не став моими. Во всяком случае, чуть раскосой разрез глаз и лёгкая горбинка у переносицы - точно её, Лили Филт.       Секция "Не Думать Об Этом" продолжала пополняться.       Я нанесла на лицо косметику в тусклом свете пыльной лампочки - запудрила веснушки, намазала синеватые цианозные губы кирпичного цвета помадой, подрисовала тушью за неимением ресниц почти отсутствующие брови, подвела глаза и стянула лохматящиеся во все стороны сухие волосы в хвост резинкой... Посмотрела на себя в зеркало... и бросилась смывать! Я плескала в лицо водой до тех пор, пока не очистилась. Содрала резинку с волос и безжалостно растеребила их по плечам.       (больше никогда)       А всё потому, что макияж одним махом обнажил скрываемую чуждость, не оставляя никаких сомнений в нечеловеческом происхождении. Нос, губы, щёки... всё, как у человека, но чуть-чуть другое. На ум тотчас же пришло нужное умное слово - "конвергенция". Схожесть абсолютно разных существ потому, что живут в похожих условиях. Могу считать себя иллюстрацией к этому длинному, умному слову.       Бледное заострившееся лицо с запавшими щеками и необычными глазами, в чёрном обрамлении буквально загоревшимися, как у какого-то ночного животного. Оно заставит людей бояться, от него бросит в дрожь, даже если не поймут от чего именно инстинкты подскажут спасаться. Убранные волосы приоткрывали треугольные уши - такое и у обычных людей бывает...       Но существует такая вещь, как совокупность признаков. И все признаки говорят не в мою пользу. Среди толпы всегда найдётся некто любопытный. Много ли это - один человек? Нет. Но за ним последуют другие. Что делать?..       А делать нужно так, чтобы не было желания приглядываться. Увести странность в другую сторону. Толстая лохматая хиппи в мешковатой одежде - чокнутая, местная сумасшедшая - да. Монстр? Не-ет. Слишком это... нелепо. Монстр - это либо дикая уродливая тварь, либо некто мрачный и загадочный, притягательный своей красотой.       (Иногда стереотипы работают на тебя.)       - Паранойя? У меня - паранойя? - тихо спросила я вполголоса у своего (да, своего) отражения, почти касаясь лбом запотевающей от дыхания поверхности. - Но с другой стороны... Как там в песне... Просто потому, что ты параноик, не значит, что они не за тобой.       И стоило принять меры, чтобы спрятать нынешнюю сущность.       Ногти пришлось всё же покрасить в чёрный. Казалось бы - идиотизм, и без того чёрные ногти в чёрный цвет... но грубая роговая текстура ногтевых пластин выдаёт.       Дикая чёрная грива оказалась довольно жёсткой, выглядя, будто залитая лаком, и совершенно не расчёсывалась. А что касалось волос на теле - редкие грубые серебристые волоски, словно щетина зубной щётки, равномерно росли на коже, нигде не образовывая скоплений. При том, что человек не менее волосат, чем обезьяна, это ничтожно мало.       По-видимому, предки тех демонов не имели густого волосяного покрова - за ненадобностью, поскольку плотная крепкая шкура прекрасно выдерживала высокие температуры. И, судя по перепонкам между пальцами ног, вышли из воды относительно недавно или ведут водно-наземный образ жизни. Тогда почему волосы на голове, в том числе брови другого цвета и фактуры?       Ответ пришёл сам собой, стоило только вспомнить морских рыб.       Это не волосы.       Это иглы.       Те, что приняла за обычные волосы - длинные, относительно тонкие и гибкие, а хаотично разбросанные по голове шипы - короткие и твёрдые. Это я выяснила, запустив туда руку с великой осторожностью, чтобы не уколоться - многие морские обитатели с шипами ядовиты.       (дьявол когда же это закончится с каждым часом я всё больше узнаю какое я чудовище)       От давления взгляда по стеклу с тонким высоким хрустом пошли мелкие трещины, покрывая отражение сетью.       Прекрати. Это ничем не поможет.       Не оборачиваясь, вышла из ванной.       (ни это и ни что иное мне поможет только пуля в голову)       Комната, всё ещё пустоватая, выглядела уже получше. Ну, как получше... отлично. Хотя бы стала казаться жилой. Ковёр бы какой-нибудь на пол... а в углу у окна отчётливо не хватает шкафа - просторное помещение действовало гнетуще и требовало заполнения. Я не знала, что делать с таким количеством предоставленного пространства. Кровать, комод и стул в комнате размером с половину нашей с мамой квартиры смотрелись очень одиноко. "Склад" у правой стены не считается.       Кое-чего ещё не хватало для полного уюта. Мягких игрушек. У меня дома их было много... я не давала маме убрать.       Они должны были остаться в закрытой комнате, где до девяти лет жила Лили. К тому же хотелось посмотреть, правда ли то, что видела в её детских воспоминаниях. Даже если всё начисто вымыто, я почую, если там что-то было.       Нужное помещение - комната слева от спальни бабушки, прожившей всего лишь пять лет после рождения Лили. Я, помня об опыте с кафельной плиткой, просто обвела замок пальцем, забирая энергию - и он выпал из дерева, словно выпиленный. Толкнула пронзительно заскрипевшую дверь...       Эта комната теснее моей, со шкафом... но тут я не останусь ни за что. Потому что       (правда это правда)       Пол, стены и даже потолок заляпаны ржаво-коричневым, образуя шедевр абстрактного импрессионизма. Я будто наяву увидела, как из человеческого тела брызжет во все стороны красное, словно из пакетика с кетчупом, на который наступили ногой. И как мать Лили, судя по разводам и вздувшимся обоям, пыталась отмыть, но бросила на полпути (вон, даже тряпка валяется... нет, не тряпка, а её собственная юбка; с лёгкостью представила, как срывает её и в исступлении пытается оттереть кровь) и заперла комнату, выкинув ключ. Пахло старой кровью - её дух вырвался из открытого помещения, будто истосковался сидеть в одиночном заключении. Во рту сразу же скопилась голодная слюна, которую быстро сглотнула, будто кто-то мог заметить.       (О, да. Именно тогда Лили стала бояться трупов и крови.)       Словно этот вывод сделал кто-то другой - холодный и насмешливый. Равнодушный. Не кто-то. Другая моя часть - более рассудительная и менее чувствительная, которая стала подавать голос слишком часто за этот день.       (как бы не свихнуться)       О том, чтобы взять отсюда хоть что-то больше не шло и речи. Замок был вставлен на место и приведён в изначальное состояние. Я легонько провела по нему пальцами, насыщая энергией ещё больше - сталь раскалилась и слегка потекла, сплавляясь намертво.       Мне нужно немного музыки. Иначе, вульгарно говоря, у меня просто поедет крыша...       Но плеер меня подвёл, не отреагировав на нажатие кнопки. Первая страшная мысль была, что Роуз всё-таки что-то повредила, следующая, яростная - что следует пойти и что-нибудь повредить ей. Спасло как никогда близкую к хорошей трёпке женщину только то, что я по какому-то наитию проверила батарейки - потрясла и вставила на место, добившись нескольких секунд звучания. Они просто-напросто сели. Но придать им заряд не вышло - ладони опахнуло жаром и за сотую долю секунды до того, как кожу должно было прижечь, выпустила цилиндрики. В полёте они ещё сохраняли свою форму, но ударившись об пол расплескались жидким металлом, издав запах чего-то химического - это с шипением испарился электролит.       (прекрати думать об этом это нечаянно вышло отмахнись и забудь)       После этого отыскала относительно новый проигрыватель для виниловых пластинок "Лафайетт" без крышки, сосланный Лили на чердак из-за погнутой иглы и ещё какой-то внутренней поломки (очевидно, вызванной выбрасыванием из окна второго этажа матерью Лили, неадекватно отреагировавшей с похмелья на громкие звуки), исправленной мной мановением руки, не вдаваясь в подробности. Розетка в комнате, к счастью, нашлась.       Из множества пластинок меня не устраивала ни одна - к выбору отнеслась с какой-то въедливой придирчивостью, пока не отыскала кое-что:       Rainbow/Радуга - 1978 Long Live Rock'n'Roll/Да Здравствует Рок-н-Ролл       Звук с виниловой пластинки оказался более пространственным, объёмным. Он душевнее, что ли. Живее, глубже и чище. И показался каким-то тёплым. Согревающим.       Ещё одно правило: "Если есть место музыке - всё не настолько фатально ".       Я прокрутила (то есть, переставляла иглу на нужную дорожку) открывающую песню ещё трижды. Стало легче. Но не совсем.       Уже одним событием этого дня кто угодно мог бы быть сыт по самое горло до конца жизни. А они всё сыплются и сыплются, сыплются и сыплются, и не оскудевает этот мешок неприятностей. Такой рог изобилия наоборот. Огромные, поменьше и совсем ничтожные. А я так устала... Дьявол, как же...       И вот тут на меня снизошло осознание кое-чего. (Да-да, ещё одна гадость из мешка неприятностей.) Если бы в комнату вдруг влетела шаровая молния, то всё равно не произвела такого сокрушительного эффекта. Мне словно врезали кувалдой по темени и добавили под дых, выбивая дух. Откровение подкосило, лишив сил. Просто сидела, не слыша проигрывателя, запустившего следующую песню. Шестерёнки в голове вертелись быстро-быстро - выискивали несоответствия своему обычному поведению.       Потому что это не моя привычка.       А я даже не заметила изменений в своей личности. Видно, очень сильная привычка была... Очень.       (Д... Господи, я даже самой себе верить не могу!)       И эта усталость... я ведь всё это время чувствовала себя так, словно долго-долго болела, не вставая с постели и вдруг куда-то пошла (вернее, за исключением того времени, когда была тварью). Дико странно это - чувствовать себя неспособной даже на второй этаж без передышки подняться и всё-таки продолжать убираться, будто этого всего и в помине нет. Вопреки всем законам человеческой физиологии.       И следовало закончить эту уборку.       Спички и початая бутылка "Джека Дэниэлса" вместо бензина - чтобы сжечь в баке грязную одежду вместе с мусором. И заодно досадить другой жительнице дома, не без этого.       Выплёскивая виски на старые газеты, захотелось глотнуть напоследок, как обычно после особо трудного дня - чуть-чуть, а не как Роуз, конечно же, не как она, но отвергла идею, заставившую встопорщиться шипы на затылке. Услышала голос из могилы. Да и сам поступок был вполне в духе Лили Филт.       (нюхайте мою вонь сволочи)       С горьким удушливым дымом горел мусор, смердя на всю Бранч-стрит и прилегающие к ней кварталы, как горела моя мирная жизнь. Не смотреть было невозможно. Чадный огонь не ослеплял - в какой-то момент в глазницах что-то выехало со стороны внутренних уголков и смотреть стало существенно легче. Словно сквозь белую пластиковую занавеску в душе. С таким светочувствительным зрением развитые... пожалуй, не третьи веки, а всё же мигательные перепонки, как у рептилии, раз сквозь них можно видеть - это очень, очень полезная штука. Обязательно потом составлю перечень особенностей. Назову "Списком Странностей Хоуп Блэк".       В какой-то момент поймала себя на том, что немного нервно напеваю (не знаю, что, возможно, какую-то ерунду, но точно не битловскую "Хей, Джуд") - снова привычка извне. О ней никто не знал - Лили умела хранить свои секреты. И как раз тот, который не сохранила, послужил моей причиной пребывания тут. Но напев помогал - понемногу переставала чувствовать себя обнажённым зубным нервом, в который нерадивый стоматолог ткнул сверлом.       За этим смотрела только половинка луны да звёзды. Много, много звёзд, не оставляющих ни единого свободного клочка неба в светлой фотонной дымке. Точно не шесть тысяч доступных человеку. Мириады - больше, чем на фотографиях. Такие разноцветные. И просто застыла от такой потрясающей, пронзительной, вынимающей душу вечной красоты, наверняка доступной только мне. Нечто похожее изображал Ван Гог на своей "Звёздной ночи". Никогда не надеялась встретить такое вживую. Но встретила. И они светили так ярко, что можно было читать книгу. Немногим уступал Луне белый Юпитер на юго-востоке, перемещающийся с созвездием Рыб, для красноватого Марса (да, значит там восток, ориентироваться следует на Деву, созвездие небесного экватора) более удачным было бы наблюдение ранним утром, Меркурий появится только перед самым рассветом или после заката - при его наибольшей элонгации***, Венера - за пару часов до утра и, поскольку сейчас весна, серебристый диск висел в небе до полуночи, но зато имеется светло-жёлтый немерцающий Сатурн; о, вот Бриллиант Девы****, и, у самого горизонта, кажется, Уран. Судя по голубовато-зелёному цвету, точно он. А эта синяя точка - Нептун; и так как идёт 1979 год, то, если не повезёт задержаться здесь на следующие двадцать лет, будет наблюдаться на своей максимальной близости к Солнцу достаточно тусклый Плутон. И большое соединение (для обывателей - парад) планет этой весной, как же его пропустить. Вот даже созвездие Рыси, обычно проявляющееся в небе Северного полушария только в феврале - оно так и названо было потому, что эти несколько бледных звёзд мог увидеть только обладатель рысьей зоркости; и это не говоря уже о светлом пятнышке спиральной галактики Андромеды между Пегасом, Андромедой и Кассиопеей, ребре Млечного Пути и прочих, неназванных.       Бледно-жёлтая линия проверила окрестные дома на предмет неспящих. Вернее, на предмет неспящих, зачем-то подошедших к окнам. Миссис Пибоди в приступе старческой бессонницы смотрела в потолок. И ей не давали покоя бурные события в соседнем доме: выбежавший рысью со сломанной рукой дружок Роуз, чей-то неописуемо истерический, на пределе сил хохот и воющий визг, ужасный вопль, словно кто-то узрел саму Смерть во плоти... Что-то было нечисто. Более нечисто, чем обычно.       Надо бы пометить в отместку... Око за око, стерва. Но нужного материала в кишечнике не было, да и не собиралась я вульгарно спускать штаны, если уж на то пошло, поэтому поступила по-другому. Желудок содрогнулся, в один приём толстой струёй выбрасывая из себя всё бросовое содержимое - чёрная слизистая жидкость с едким запахом нутряной кислоты слегка шипела и дымилась на земле. Там, где последние капли сплёвывала на белый штакетник, перегнувшись через него, придётся перекрашивать - краску разъело. И вкус у был просто ужасный - в сотню раз хуже, чем у обычной рвоты; не просто желчь, а словно во рту что-то сдохло и несколько недель подряд разлагалось, даже привкус метана чудился. Пахло аналогично. В доме миссис Пибоди, почуяв это, завыли все до одной собаки, заставив ту подскочить и упасть с кровати.       (иисус и дева мария только бы ничего не было сломано) Пришлось срочно бежать под крышу, кусая себя за костяшки кулака - кровь появилась неожиданно легко, словно рассекло бритвой, - чтобы не разразиться ненормальным смехом.       (как я их всех!)       Да, уборка и в самом деле помогла улучшить самочувствие.       Глубокой ночью я отмечала день рождения Лили Филт, напевая кое-что более уместное вместо "С Днём рождения", совмещённый с поминками по ней же. И не только. ...Gotta find a way, to find a way, when I'm there Я должна найти свой путь, найти свой путь, пока я здесь. Gotta find a way, a better way, I had better wait Я должна найти свой путь, лучший путь, - мне бы лучше подождать.       Я поклялась самой себе держаться. Во что бы то ни стало. Всё не так плохо, как могло бы быть. Стоит выучить это, пока на зубах не завязнет.       Всё наладится. Иначе и быть не может.       Как впоследствии оказалось - может. Ещё как может.       Тускло-красноватый огонёк на периферии мозга неровно бился, как свеча на ветру.