Alea jacta est

Июнь 2013 года – Хорошо, Алексей, я поняла. Работайте. Если надо будет, подключайте ФСБ, в конце концов, их эти бумаги тоже касаются. Вряд ли, конечно, они чем-то помогут, но вдруг. Анна Михайловна улыбнулась мужчине и вернула папку. Нилов поднялся из-за стола, пошел к двери, но на выходе обернулся. Советник юстиции, весь час его доклада спокойная, уверенная и доброжелательно настроенная, словно сникла, как только не надо было "держать лицо". Голова была низко опущена, пальцы сжимали файлы, Алексей мог быть уверен, что и улыбка с лица исчезла. – Анна Михайловна, он просто не смог приехать. Вы же понимаете, дело серьезное, он поехал вместе с Селиным и Уховым. Аня выпрямилась и с недоумением посмотрела на адвоката – неужели еще не ушел? Она вообще в последние дни не всегда замечала, что творится вокруг. Нет, стоит в дверях, а во взгляде столько сочувствия, что тошно становится. Нет, её не надо жалеть, она не позволит! – Всё нормально, Алексей, я это прекрасно понимаю. Просто прошло три недели, а мы так и не поговорили ни разу. Первую неделю она об этом не думала, слишком много сил уходило на другое. Вначале закрывали дело, по показаниям Соколовых арестовывали всех, кто был причастен к бизнесу. Анну никто ни о чём не спрашивал, поэтому она сделала вывод, что отдел и все, кто хоть что-то знал о её роли в этом деле, молчали. И женщина за это была им безумно благодарна. В Питер пришло лето, прохладное, дождливое, но это было именно лето. Вот только, жизнь так и не хотела вернуться в прежнее русло. С Женей Немчинова со времени его прилёта виделась лишь один раз, на совещании у министра. Отдел хвалили за отличную работу, сказали пару слов и Анне, но всё было смазано, потому что всё совещание советник юстиции ловила на себе холодный насмешливый взгляд Шаламова. Они так и не сказали друг другу ни слова, генерал, казалось, бегал от неё. А с отчётами потом приезжали либо Алексей, либо Андрей. Дома Аня почти не появлялась – сидела до десяти в прокуратуре, а утром уезжала, не позавтракав. Пустота и тишина нервировали, а Женькины вещи, попадавшиеся на глаза, вызывали лишь опустошение внутри и нежелание что-либо делать. С работы Анна ушла раньше обычного – в девять. Но дорога лежала не в сторону дома, а в то самое кафе, где Немчинова больше месяца назад встретилась со старшей сестрой. Не было ни страха, ни неловкости, как тогда. Марина предложила заказать вино, а домой добираться на такси, но Аня решила, что пить лучше не в кафе, а там, где последствия не будут оценены незнакомыми людьми. – А где Катя? – поинтересовалась Немчинова, когда им принесли чай и два небольших десерта. – Мы в лагерь её отправили, пусть отдыхает. Они обещались минут сорок. О Владе, который всё ещё был на работе, об Алексее, который действительно помог Соколовым, делились какой-то ерундой и старательно обходили неприятные темы. – Мы уезжаем, Ань, – Марина постучала ногтем по гладкой чашке. По её тону Анна мгновенно поняла, что уезжают они не в отпуск… Стало тяжело – вот и сестра, только недавно появившаяся, теперь исчезает из её жизни. Ни любимого человека, ни Марины. Ничего. – Куда? – В Чехию, в Либерец. У Влада там филиал, работа есть. За чертой города у нас небольшой дом, мы давно думали уехать, но жили на две страны. Тут у Влада компаньон останется, да и мы, может, иногда будем приезжать, так что контроль будет. Кате совсем немного учиться осталось, но потом она хочет в Питер вернуться. – Значит, бежите? – Аня взяла чайник и наклонила его над чашкой, но там уже ничего не осталось. – Хотим спокойно жить. Здесь, в России, этого не получится. У тебя у самой не было желания уехать? – Нет, – она не сомневалась, отвечая. – Питер – мой город. Куда я уеду? Мне здесь хорошо. Домой Анна ехала медленно, застывая на каждом переходе или светофоре. Она понимала, почему сестра уезжает, прекрасно понимала. Знала, что удерживать не стоит, но всё равно хотелось что-нибудь разбить, заорать, чтобы не было этого ступора. Надо жить дальше. Не надеяться, что Шаламов одумается. Работать, гулять, знакомиться с мужчинами, строить, наконец, семью, рискнуть родить ребёнка, в конце концов. Как нормальная сорокалетняя баба! Ах да, передать курирование спецотдела кому-нибудь другому. И просто продолжить жить. Но вся эта мысль разбилась, как только женщина вошла в квартиру. В гостиной горел свет, а в проёме двери стоял Женька. Как семья, какой, к чёрту, ребёнок? Они молча смотрели друг на друга, а потом Аня скинула туфли, закрыла дверь и ушла на кухню. Советник юстиции поставила чайник и, заглянув в холодильник, вздохнула. Да, дома надо было чаще бывать… Выход, впрочем, нашёлся – несколько дней назад на улице ей в руки сунули визитку суши-бара. Еду организовала, кров есть. Всё, живём. Шаламов подождал для порядка, но всё же отправился за ней. Когда женщина прошла мимо него, уходя с кухни, он перехватил её за запястье. – Отпусти, – Немчинова постаралась придать голосу равнодушия, но получилось не очень, поэтому, для доказательства серьёзности своих намерений, она дёрнула руку. – Аня, перестань. Нам надо поговорить. – Нам? – женщина скептически хмыкнула. – Нам не надо. Нам надо было поговорить две недели назад. Сейчас поговорить хочешь ты и только ты. – Значит, если я сейчас уйду, это будет правильно? Аня промолчала, Евгений Андреевич удовлетворённо кивнул. – Я так и думал. Пойдём в комнату. Он сел на диван и посмотрел на Анну. Та застыла у двери, прислонившись к косяку. Глаза внимательно скользили по Шаламову, цепляясь за каждую мелкую деталь: странный ярко-красный галстук, морщинка между бровями, тяжёлый взгляд исподлобья. Как же она соскучилась! И как рада, что он всё же приехал. – Что ты хотел? – Почему ты мне ничего не рассказала? – Как ты себе это представляешь, Жень? – Немчинова зло засмеялась. – И когда я должна была это сделать? Может, наутро после того, как ты у меня в первый раз остался? «Любимый, слушай! У меня есть сестра, отсидевшая за убийство. Я в двадцать лет сбежала из дома, больше года жила с поддельными документами, сменив фамилию и отчество, в Питере была готова работать чуть ли не шлюхой, только чтобы выжить. И в прокуратуре я, в общем-то, работать не должна. Ну что, любимый, пошли на работу, тебе ещё мне отчёты нести сегодня?» – она говорила всё это желчно зло, смеясь над собой, смотрела прямо в глаза генералу. – А мне каково?! – рявкнул Шаламов. – Я приезжаю из командировки, собираюсь позвонить тебе, но не успеваю – Ухов сообщает, что похитили твою племянницу, дочку Соколовых, которых ты пыталась отмазать, пока меня не было. Потом мне рассказывают много интересного и просят всё это замять. Что бы ты сделала на моём месте? Выключи чайник, наконец! – тем же тоном добавил он без перехода. – Сам выключи, мне звук нравится! – не осталась в долгу Аня. – И выключу. Женя действительно встал и вышел из комнаты, почти сразу чайник перестал свистеть. – Я? Я бы приехала. В тот же день. Чтобы узнать, правда ли это, – крикнула Анна так, чтобы мужчина услышал. – Узнать самому, а не исчезнуть на три недели, строя из себя оскорблённого. Ты же ничего обо мне не знаешь, Жень! Нет, не из биографии, из неё ты теперь знаешь всё. Да и то благодаря своим подчинённым. Ты же никогда не интересовался мною. Кто я для тебя? – Шаламов вернулся в комнату и теперь стоял перед Анной, поэтому она могла высказываться ему в лицо. – Красивая женщина, с которой хорошо в постели, она ещё и на работе прикроет и поможет как-то. Ты ведь даже не знаешь, какой у меня любимый цвет, цветок, какую я музыку слушать люблю, что терпеть не могу на завтрак. Ты ни черта не знаешь, Женя! Я так, на поиграться, не больше. И зачем мне надо было, прекрасно понимая, кто я для тебя, рассказывать то, что так тщательно скрывалось? Какой мне в этом резон? Ты уехал, а тут всё это началось. Знаешь, я так ждала, что ты вернёшься, вытащишь меня из этого кошмара, я, наконец, спустя двадцать лет смогу довериться человеку, который мне дорог. А вместо этого меня игнорируют три недели! Да, – она неосторожно взмахнула рукой, с полки книжного шкафа упала и разлетелась на мелкие осколки статуэтка лебедя, но никто не обратил на это внимания, – я понимаю. Неприятно, да? Ну, вот, такая я. Прости, любимый, так получилось! Я не знала, что всё так будет. В десять лет я вообще мечтала о принце и играть на сцене, не сложилось, представь себе! Уходи, Жень. Всё, мы поговорили. Уходи… По щекам текли слёзы, но Аня их не замечала. Говорила, говорила и говорила… А когда замолчала, всхлипнула и прижала ладонь ко рту, силясь сдержаться. – Женька… Женька, я не могу вот так. Мне плохо без тебя. Я места себе не нахожу. Женька… Уходи, – непоследовательно добавила она. – Любимый цвет – тёмно-синий, цветок – ромашка. На завтрак ты никогда не ешь омлет, а из музыки предпочитаешь тишину. Разве не так? Генерал сделал шаг, но не к выходу, а к женщине. Она ещё какое-то время вырывалась, умудрилась укусить его за плечо, а спустя ещё несколько секунд прильнула к нему, охотно отвечая на каждое его малейшее движение, на каждый его вздох, сдёрнула и отбросила дурацкий красный галстук, который возненавидела ещё как только увидела Шаламова в дверях. А он всё шептал её имя, единственное, что осталось от той двадцатилетней девчонки. Потом Анна лежала к нему спиной, лишь рука была выкинута назад и сжимала ладонь генерала, боясь хоть на секунду выпустить его. Женя гладил её по плечам, иногда касался их губами, и уже он говорил, говорил, говорил… Что не знал, как реагировать, что испугался, что уже приезжал, но подняться так и не решился. Что она совсем не «так» и глупо даже думать об этом. Им помешал звонок в дверь. Аня повернулась и села. – Кто это? – Шаламов нахмурился. – Кажется, суши приехали. – Это сколько ж они ехали! – Их иногда можно целый день ждать. Ну, Женька, отпусти, надо дверь открыть. – Не отпущу, – генерал обхватил её за талию и потянул на себя. – Не хочу, чтобы ты сейчас куда-то уходила. – Дверь открыть надо и за суши расплатиться. – В таком виде? – Я оденусь, надо думать! – А если ты сбежишь с курьером? – Женя смеялся. – А если там девушка? – С тебя станется! – Ну нет, – Анна оставила на его губах осторожный поцелуй. – Променять генерала на курьера или курьершу? Я не настолько глупа. Он, наконец, выпустил её. Аня вернулась через пять минут. Спокойная, улыбающаяся. Скользнула под одеяло и прижалась к мужчине. – Женька… – Ммм? – Знаешь, что? Нет, ты не знаешь? – Знаю, Анька.