Зимнее сердце для лета

- Гермиона, не отставай, - слышу я подтрунивание Рона. Он всё пытается нас развеселить, нас обоих. Мы идём по дороге к вокзалу, небольшому, старенькому зданию, похожему на копну сена, взлохмаченную вилами. Крыша выглядит убого, острые клочки шифера, или чем там накрывают здания, торчат во все стороны, даже стены кажутся какими-то бугристыми, всклоченными, неровными. Это зрелище угнетает, и я смотрю в пол, в землю. По мере приближения к вокзалу почва становится всё каменистее, а потом и вовсе становится асфальтом. Мне нравится идти по начисто расчищенной поверхности. Нет снега и льда, я не скольжу и не боюсь упасть. Стабильность и спокойствие – вот чего не хватает мне в обычной жизни. Стоя на этом холодном, промёрзшем асфальте я чувствую себя более защищённой, чем в любой комнате Хогвартса, когда там руководил Дамблдор. Мысль о нём заставляет рану в груди заболеть. Мы ничего не боялись с ним, нам ничто не угрожало. А теперь его нет. Нет этого чудаковатого, но такого любимого седовласого старичка, нет опоры. Удар, сжатие. Воздуха не хватает. Я превозмогаю боль, заставляю себя вдохнуть морозный воздух, и сердце, хоть всё и щемит, начинает свой обычный ход. Вход в здание осуществляется быстро, мы уже порядком успели окоченеть, так что минута промедления кажется нам адом. Внутри не так тепло, как хотелось бы, но это хоть что-то. Гарри потирает руки и подносит их к губам, греет своим дыханием. Рон сжимает и разжимает кулаки, чтобы кровообращение происходило быстрее. Я так и продолжаю прятать ладони в карманах. Они начинают оттаивать и приходят в обычное состояние. - Наш поезд через десять минут, - провозглашает Уизли, забрав билеты из кассы. - Я отойду? – спрашивает нас Поттер. С чего бы это? - Да, иди. Только быстро, - говорит ему Рон. А когда видит моё негодующее лицо, а Гарри уже скрывается в очередной двери, произносит. – Он считает, что мы слишком о нём беспокоимся. Так что теперь он будет стараться отрапортовать нам о каждом своём шаге. Я надеюсь, тебе в голову больше не придёт никакая глупость? - Ты не сказал ему про то, что было несколько часов назад? – я не хочу произносить это вслух, я не хочу называть это попыткой самоубийства. - Нет. Я сказал, что ты заблудилась. Отлично, теперь он думает, что я идиотка – чуть не срывается с моего языка, но я благодарна Рону за то, что он скрыл правду от Гарри, поэтому просто тихо говорю: - Спасибо. Ведь Гарри уже возвращается. - Идём? – спрашивает он довольно безрадостно, но решительно. Мы лишь киваем. Наши чемоданы при нас, мы не стали сдавать их в багаж – это бессмысленно, ведь ехать нам всего-то шесть часов. Да и не тяжёлые они. Мой, наверное, самый неподъёмный, так как я везу вещи из школы. Рон, как всегда оставил свои дома и теперь он налегке, так что он везёт мой чемодан прямо за собой. А у Гарри в чемодане лежат некоторые вещи да фотоальбом. А в клетке у него сова, его любимая Букля. Она всегда нравилась мне. Такая белоснежная, будто сделана из снега, как снеговик, такая мягкая, как пух, и такая добрая, отличающаяся от остальных своих сородичей – они часто кусаются. А Букля сидит смирно, в ней нет и капли агрессии. Величественная птица. - Ваши билеты, пожалуйста, - перед нами стоит женщина-контролёр, в синем форменном жакете и такого же цвета брюках, она отрывает корешки билетов, когда Рон подаёт ей их, и возвращает уже обглоданные, будто надкусанные шоколадные батончики, золотисто-коричневые билеты. Мы рады втиснуться внутрь поезда, здесь теплее, чем было на вокзале, и уютнее. Бордовые стены окружают нас так, что приходится идти друг за другом, проходы здесь слишком узкие. На пути нам попадается пара пассажиров, и когда мы встречаемся с ними, то приходится открывать чьё-то купе, чтобы разойтись с ними. Кое-как мы пробираемся к себе в купе. И когда двери за нами захлопываются, мы просто валимся на диваны. Мальчики запихивают чемоданы и Буклю наверх, чтобы они нам не мешали. Становится слишком жарко, и мы снимаем с себя верхнюю одежду. Она постепенно отмерзает, и становится мягкой, морозная зимняя корка, схватившая наши куртки, сползает и превращается в капли воды, которые падают на пол, образовывая под вешалкой небольшую лужицу. Время тянется медленно, я смотрю на падающие капли и представляю, как скоро войду в тёплый душ и буду стоять под ним целую вечность, смывая все страхи и проблемы, смывая слёзы и страдания, не помня ни о чём и ни о чём не забывая. Мы ехали в тишине, не разговаривая и почти не дыша. Между нами было напряжение, между всеми нами тремя. Рон молчал, потому что молчали мы с Гарри, который до сих пор немного обижен на меня, ну, я так думаю. Я ведь заставила его оставить свою девушку, уехать от неё, хотя знаю, что они вряд ли ещё увидятся. Время бежит быстро, а Гарри остаётся жить всё меньше. Я словно ощущала этот треск между нами, когда наши глаза невзначай встречались, я ощущала это жжение, эти солнечные удары, этот ток. И мне было неприятно, потому что я знала, что во многом виновата сама. Я должна его спасти, и я не должна предъявлять ему претензии только за то, что его сердце выбрало не меня и за то, что оно скоро остановится. Я видела укор в его небесных глазах, видела злость, но я знала, что она обращена не ко мне. Он злился на себя и на меня, и на Рона, и на весь мир. Только потому, что он не может сам себе помочь, только потому, что он бессилен. Я отвернулась к окну и стала наблюдать за проплывающими мимо и растворяющимися во тьме огнями и фонарями. Они казались мне расплывчатыми пятнами, надеждой, которую не вернуть. Мне стало холодно, и меня охватило чувство, будто всю радость выкачали, как это происходило, когда дементоры были рядом. Отчаяние подкатило к горлу и встало комком, хочется его выплюнуть, как сломавшийся зуб, хочется избавиться от этого жгущего, сосущего чувства, которое поглощает меня, но я не могу. Не могу пошевелить рукой или телом, не могу закрыть глаза, не могу вдохнуть. Я просто уплываю куда-то, потому что воздуха вновь не хватает. Я сама не заметила, когда и как начала плакать, а поняла это лишь тогда, когда почувствовала прикосновение чужих пальцев к моей щеке. Гарри. Я замерла, будто ожидая пощёчины или чего похлеще. Хотя нет, больше всего я боялась слов. Они могут быть больнее всяких ударов. - Почему ты плачешь? Из-за меня? – о, его голос, настолько мягкий, что хочется утонуть в нём, зарыться в него, как в мягкую игрушку и ощущать только тепло и уют. – Я тебя обидел? - Нет, - неправдоподобно вру я. Но мне не хочется, чтобы он ощущал себя виноватым. Ни в чём, не сейчас. - Не лги, - он знает меня, почти как и Рон, наизусть. – Я этого не стою, - он указывает на мои глаза и вновь вытирает блестящие капли с моих щёк. Где сейчас Рон? Я не поворачиваю головы, но мне кажется, что его здесь нет. Меня накрывает с головой море, голубое море, я вижу только глаза Гарри, и ощущаю только его присутствие, только его прикосновение держит меня у Земли, только оно не даёт мне испариться, будто меня и не было. - Мы справимся, - я верю ему, именно сейчас верю. – Мы ведь вместе? - я лишь кивком подтверждаю его слова, потому что говорить совсем не могу. Я слишком взволнована. – Ты не будешь больше плакать? – мне хочется ему пообещать это, но я не могу, я ведь не сдержала обещания, данного самой себе. Я уже давала клятву не плакать из-за Гарри Поттера, никогда. Но не сдержалась. - Посмотрим, - выдавливаю я из себя невинную грустную улыбку. Надеюсь, он поймёт, лишь бы понял! И он понимает. Он держит мою руку в своей, а другую подаёт Рону, в знак нашей дружбы. Так Рон всё время был здесь! Уизли придерживает мою руку, чуть пониже локтя. Мы образуем треугольник, вечный, непробиваемый, сильный. Треугольник всегда был для меня чем-то большим, чем просто геометрическая фигура. Треугольник – это знак силы. И мы – сила. - Мы справимся, - повторяет Гарри. И мы с Роном киваем. Мы знаем, что должны поддерживать его, должны вселять надежду. И мы это делаем. Мы будем это делать, пока бьётся его сердце. Я вновь смотрю в окно, но уже не плачу, потому что природа плачет за меня. Я поражаюсь, как это возможно: но на улице льёт дождь, просто ливень. На улице зима, какой дождь? Но это так. По холодному стеклу стекают капли, струи воды, меняя видимость, искажая огни и освещённые дома, вылавливаемые взглядом, превращая их в кашу, размазню. В моей голове всё крутится фраза, сказанная Гарри: «мы справимся». Я моргаю, пытаясь увидеть что-то нормальное за окном, но всё кажется сном, каким-то непонятным, бессвязным фильмом, снятым из множества неподходящих кадров. Всё не так, как должно быть. Мы не должны быть здесь. Мы должны быть счастливы. Природа плачет по нам, как мать, по потерянному дитя. Мы не знаем, что нам уготовано судьбой, но мы будем бороться. Мы справимся.