Зимнее сердце для лета

30 Seconds To Mars-Attack Попрощавшись с ребятами на станции в Лондоне, я поспешила домой. Мне нужно было повидать родителей, объяснить им, что мало буду находиться дома в эти каникулы, сказать, что я люблю их, но так надо. Захожу в дом на Даунинг-стрит. Мой дом, родной и тёплый, как солнце. Атмосфера спокойствия и умиротворённости, царившая здесь с тех пор как я себя знаю, всегда расслабляла меня. Даже сейчас, когда мне не до этого, я не могу отделаться от чувства лёгкости, я должна напрячь свой мозг, придумать, что сказать родителям, продумать план действий насчёт Гарри. Но я не могу. Мне просто не думается, не хочется мыслить сейчас. Я будто безвольное существо, закутанное в одеялко, мне просто уютно и блаженно. Не жарко и не холодно, не грустно и не радостно. Я просто есть, и этого достаточно, чтобы ни о чём не заботиться. - Гермиона, девочка моя, ты наконец-то дома! – лепечет мама, выходя из кухни в испачканном мукой фартуке бирюзового цвета, так идущего к её немного рыжеватым, таким янтарным светлым волосам. - Привет, мам, - не особо весело, но как только могу счастливо откликаюсь я. - Ставь сумку и не смей её разбирать! – начинает командовать хозяйка, но мягко, а не по-генеральски. – Раздевайся, мой руки и быстрее на кухню. Будешь мне помогать… - она подмигивает, и я расплываюсь в милой улыбке, стараясь показать маме, что очень рада, что я вновь дома. На самом деле, я просто рада отвлечься, рада, что хоть немного побуду с ними, с людьми, которые ничего не смыслят в магии и не лезут в мои дела, если я того не требую. – И, да. Прости, что отец не встретил тебя, он очень хотел, но работа… Дальше я её не слушаю, лишняя информация для мозга сейчас не нужна. Захожу в ванную и включаю тёплую, почти горячую воду, отогреваю руки. Они до сих пор холодные после прогулки по морозной, закостенелой улице. После того дождя наступил нещадный холод, улицы превратились в ледышки, дома – в куски мороженого, люди – в конвульсивно двигающихся червяков, пытающихся переползти некое непреодолимое расстояние. Всё так резко меняется: природа, звери, люди, события. Даже моё отношение к Поттеру. Бывают времена, когда я ненавижу его всей душой, насколько вообще возможно ненавидеть человека, ненавижу так, как я не люблю есть мясо, просто противно до тошноты. А бывает, что люблю и сочувствую ему, как только способна любить девичья, наивная душа. Вот и сейчас, заскоки случаются всё чаще, но я всё больше понимаю, что люблю Гарри всей душой, и ничто меня не остановит, ничто не помешает мне спасти его. Даже если я ему не нужна, даже если я ему противна. Я просто спасу его. И уйду. Чтобы не мозолить ему глаза, чтобы дать ему спокойно жить. Выхожу из ванной, что-то я засиделась тут, вода всегда успокаивала меня и я забывала о времени. - Гермиона, ну где ты там? Ты будешь чай или кофе? - Чай, наверное… - как-то беззвучно произношу я. - А я кофе. Помелешь его, пока я буду вынимать из духовки пирог? – так мягко смотрящие глаза матери на меня действуют расслабляющее, и в то же время я готова ринуться в бой хоть сейчас, переделать все домашние дела, лишь бы ей было приятно. Я ведь так редко нахожусь здесь, с ней. - Да, конечно. Не особо люблю молотый кофе, после него во рту остаётся неприятный осадок, от которого потом трудно избавится. Чаще пью растворимый, но в нашем доме его нет, поэтому я предпочту чай. Кофемолка разрезает зёрна кофе постепенно, и до меня через несколько секунд начинает доходить ароматный, терпкий запах. Вот его я обожаю. Постояв подольше, я очаровываюсь этим благоуханием и с большим сожалением высыпаю крошечные песчинки кофе в турку. Кофе варится за несколько минут. И мы садимся за стол. Мама напротив. Она рассматривает меня с нескрываемым удивлением и старательностью. Мы не виделись полгода, так что я, возможно, изменилась, хотя я этого не замечаю. А, может, она видит оттенок трепета и тоски на моём лице? Ведь весть о болезни Гарри не на шутку встревожила меня. Делаю глоток горячего чая и чувствую, как он, мягко проникая в меня, протекает через горло и обволакивает лёгкие. Кусаю кусок яблочного пирога с корицей, такого тёплого и воздушного. Внутри всё плавится от наслаждения, как металл расползается на огне, превращаясь в жидкую массу. Я чувствую, что внутренне счастлива. Но это лишь физическое счастье, и жаль, что оно мимолётно. Стараюсь не думать о том, что будет через несколько минут, что я вновь впаду в состояние нервно-оборонительное, как это бывает всегда, когда меня ждут расспросительные разговоры с родителями. Я никогда не обсуждала с мамой личную жизнь, никогда не показывала, что расстроена из-за парня, и даже не намекала на то, что я неравнодушна к Гарри. Но, почему-то, сейчас образовавшаяся брешь в моей защите не хотела затягиваться, и я чисто физически ощущаю дыру, образовавшуюся вокруг меня в атмосфере. Надеюсь, мама не заметит этого. Я ошиблась. - Как твои дела, Гермиона? – совершенно обычный вопрос, но именно сейчас я почувствовала скрытый подтекст. Она спрашивает про парня или мне показалось? - Всё хорошо. Учёба, как всегда замечательна.. у меня все оценки «высшие», так что не беспокойся… - Нет-нет, я не о том. О том, что ты у меня умничка, я знаю. И даже не сомневаюсь, что ты хорошо сдашь экзамены. Я о друзьях. О твоей жизни вне уроков… - о нет, я чуть не простонала, честно. Сколько времени мне удавалось не заводить этих разговоров! - С Роном всё хорошо, он меня всё время веселит. Подруги, как всегда, не дают спокойно жить, обеспечивая меня нужной и ненужной информацией о жизни учителей и учеников. Ничего особенного – одни сплетни, да весёлые рассказы. А вот Гарри… - я замолчала, не зная, сказать ли её правду о его диагнозе. - Что с Гарри? – всполошилась мама, её карие глаза округлились и стали размером с монету. - Он болен, - выдавила из себя я. - Чем? Это можно вылечить? Ведь ничего особенного, верно? – я чувствую, что она сама не верит в свои слова. И от этого становилось с каждой секундой промедления всё хуже и хуже. - Порок сердца… - слова звучат глухо, словно в пустой коробке, которую трясут на вытянутых руках. - Как? – охает мама. – Но ведь раньше…? - Да, раньше ничего не было, - перебиваю её я. Я должна говорить, не умолкая, чтобы не давать боли прорваться сквозь мою скорлупу. Я должна всё выложить маме относительно болезни Гарри, чтобы не проговориться о чувствах, начинающих вновь переполнять меня. Ещё чуть-чуть и они накроют меня с головой, и я не выплыву. – Но недавно была мед.комиссия, и всё обнаружилось. Но мы спасём его, мам, я обещаю, - скорее, это уже было предназначено мне самой, нежели моей матери, но она поняла меня, посмотрев очень серьёзно. - Вы с Роном уже что-то придумали? Я вкратце рассказал её наш план. Он кивнула, согласившись, что это правильно. Я не сказала, о своём намерении спасти Гарри любыми способами, даже ценой своей жизни. Ведь эта информация только усугубит ситуацию, и я буду связана по рукам и ногам. Мама и папа не дадут мне этого сделать. А я должна. Ведь иначе я не могу поступить. Я обязана его спасти. - Так что мам, меня все каникулы не будет дома, - грустно сообщаю я.- Мы будем в съёмной квартире и часто будем пропадать в больнице. Мы найдём способ всё уладить. - Вы – настоящие друзья. Мне бы таких в своё время… Я думала, люди сейчас стали только хуже, самовлюблённее и эгоистичнее, но вы с Роном пробиваете все стереотипы. Я горжусь тобой, дочка, - мама берёт меня за руку, и меня накрывает волна паники. Что если она не сможет пережить мою смерть, если та понадобиться? Как я могу бросить её? Мне хочется убежать, от себя, от всех, от собственных мыслей. Хочется отказаться от того, что я задумала, только лишь бы мама была счастлива. А Гарри – да пусть его спасает кто-нибудь ещё! Но нет. Помешательство проходит через мгновение. Мой разум вновь чист. Я научилась управлять своими мыслями, заставляя их приходить в норму по моему приказу. Действует это не всегда, но сейчас получилось. Кто, если не я? Кто сможет так же защищать его? Так же любить? Так же отдаться полностью в его распоряжение? Кто сможет переубедить его за несколько минут? Кто? Нет, такого человека нет. Кроме меня, никто не сможет ему помочь. Теперь я знаю это точно, смотря в мамины золотистые глаза, утопая в жидком мёде, я понимаю, что была права. Всегда. Только я люблю его настолько, что смогу отдать свою жизнь, если понадобиться. А я чувствую, что понадобиться. Лишь бы все результаты сошлись, лишь бы я подошла, и тогда не нужно будет тянуть с операцией, тогда не нужно будет это пустое ожидание. Тогда он будет жить, и я буду. Я буду в нём, я буду с ним. Всегда. Ведь, кто, если не я?