Ему
Ты с уверенностью говорил, что мы с тобой полные психи. Иногда у меня создается впечатление, что ты с самого начала обо всем догадывался. Хотя, казалось, чего проще: заметить влюбленный блеск в глазах дурочки, которая всюду таскается за тобой и внемлет каждому твоему слову. Правда, дурой ты меня никогда не называл. Сумасшедшей, отреченной — да. Но не дурой. Теперь я все чаще вспоминаю, как ты был добр ко мне и как пытался меня образумить. Увы, ты понимал, что это невозможно. Я считала тебя чуть ли не богом, а ты всегда видел во мне лишь преданного друга. Но мне хватало и этого. Ты с нежностью смотрел на меня, помогал, защищал, поддерживал. Ты был со своими выкидонами, не все могли тебя терпеть, но тут ты правильно выбрал — лучше меня на эту роль и не найти. Влюбленная будет терпеть все — и твои выходки, и недетские мысли, и странный взгляд на жизнь, и пьянство. О другом лучше не упоминать. Даже я знала о тебе не все, что вполне естественно. Впрочем, так оно было и лучше. Ты понимал, что я знаю о тебе достаточно, и мне этого хватит с головой. Ты чувствовал, что я не могу остановиться. Это было заложено во мне природой. Поэтому ты всегда останавливал меня. Конечно, меня это бесило. Порой мне не хотелось останавливаться. А иногда мне нравилось ощущать твои руки на своих плечах, такие сильные и надежные, которые сразу же меня успокаивали и прибавляли уверенности в себе. Ты же понимаешь, как сильно я тебе доверяла и как сильно я тебя любила. И ты никогда меня не осуждал. Я сама призналась тебе во всем. Тогда мне казалось, что это было необходимо. Что ты слишком слеп, что эти девчонки запудрили тебе голову, и ты не видишь очевидного — меня, лучшего друга, который всегда рядом. Но на самом деле… Все-то ты видел, все-то ты понимал. Но всячески уходил от разговора, или делал вид, что не замечаешь моих брошенных фраз и попытки подкатить к тебе. Ты был на удивление проницательным человеком. А я просто считала тебя глупым. Считала, что нужно раскладывать тебе все по полочкам и говорить одни и те же слова раз за разом, чтобы они, наконец, дошли до тебя. Мне уже и самой становилось противно. Получалось, я тебя уговаривала. Уговаривала по-настоящему обратить на меня внимание, уделить мне больше времени. Я подталкивала тебя к тому, чтобы ты дарил подарки тем девушкам и как можно быстрее разочаровывался в них. В этом я была права — ты разочаровывался, но продолжал любить многих из них. Но не меня. Меня ты не любил никогда. Я помню, как мы сидели рядом, и наши колени соприкасались. Не знаю, почему ты не отодвинулся. Может, хотел дать мне ложную надежду. Уже все равно. Мне было так хорошо с тобой, что я не искала причин твоих поступков. Ты просто делал то, что делал, и за это я была тебе благодарна. Ты пытался убрать мусор из моей головы. Выбрасывал из нее сомнительные идеалы, всяческий хлам, отношение к миру. Ты не хотел, чтобы я была такой же, как ты. Но одного ты убрать не смог. Проходило время, а я все так же любила тебя. Хотя «любила» — слишком громкое слово. Это походило на какую-то ненормальную привязанность. Я видела в тебе кого-то, кто был нужен мне. Я видела в тебе надежную опору, силу. И безумие. Его почти никто никогда не замечал, но это не значит, что его не было. Я все ждала, что ты разочаруешься в ней. Но ты держался с ней не так, как с другими. Осторожно, мягко, будто она в любой миг может сбежать, исчезнуть, ускользнуть. Ты был рад быть хотя бы ее другом. Теперь ты понимал, что чувствовала я. От того и понимающие взгляды, брошенные на меня в те минуты, когда ты считал, что я не вижу. Но вот, она начала таять. Ты знаешь, она никогда не любила тебя. Нет, никогда. Но, может быть, она видела в тебе то же, что и я. А может, даже больше. Я не могу спросить у нее. И у тебя. Просто буду надеяться, что сейчас у тебя все хорошо. И там ты с улыбкой вспоминаешь обо всем, что произошло когда-то. Особенно о том, как я неловко обняла тебя, а ты не отстранился, наверное, потому что был слишком удивлен. Или о подарке на день рождения. Ты помнишь все. Жаль, что тебя больше нет.О себе
— Ты никогда его не получишь, даже и не думай. — Он мне и не нужен. И это была сущая правда. Но одно дело, когда тебе предлагают, а ты отказываешься, а другое, когда тебе констатируют факт. Этой вещью обладали абсолютно все, кроме меня, заставляя чувствовать себя неполноценной, не такой, как другие. Но я же больше чувствовала себя особенной: я не повелась на бренд, меня не интересует то, чем обладают все, я ищу что-то необычное и неоднозначное. Но сейчас, когда мысли превратились в слова, я поняла, как мне тоскливо. У меня даже нет надежды на то, что эта вещь когда-нибудь у меня появится, хотя я заслужила ее больше, чем кто-либо другой. У них плохие оценки, но, если в году только одна тройка, а не четыре или пять, как обычно, им дарят эту вещь. Или просто так, на какой-то праздник. Я учусь без троек, не прошу колец с бриллиантами, шипастых ошейников и браслетов за полторы тысячи (хотя очень хотела), золотой броши сойки-пересмешницы, как у Китнисс из «Голодных игр». Я не прошу никакой техники компании «Apple» или модной дорогой одежды. Я вообще ничего не прошу, отшучиваясь, мол, мне ничего не надо. Но это не так. Всю жизнь я чем-то отличалась. Порой меня это даже чуть подбешивало. Когда-то давно я завидовала тем, у кого есть что-то, чего нет у меня. Я не просила родителей купить того же — моя просьба упала бы в пустоту; это я прекрасно понимала. Чтобы что-то получить, вздыхала я, нужно гоняться за этим самой. Или, в моем случае, забрать. Я воровала. Когда я стала чуть старше — мне исполнилось семь лет — я поняла, что, воруя, лишь загромождаю комнату ненужным барахлом. Родители перестали удивляться, увидев очередную вещь, которую они явно мне не покупали. «Это подарок», — всегда говорила я. Поэтому они считали, что у меня много друзей. А «друзья» знали обо мне лишь одно — я буду драться, пусть и не умею. В дело пойдет все: и ногти, и зубы, и ноги. Если я хочу чего-то добиться, я обычно этого добиваюсь. Меня считали задирой и старались со мной не спорить. Когда же меня обижали, я на душевную боль отвечала физической — просто лупила их. Хотела отбить желание подшучивать надо мной. Кто-то считал меня пай-девочкой, кто-то же видел во мне мою истинную натуру. Если ко мне относились несправедливо, я могла часами отстаивать свои права и свою точку зрения, свою невиновность. Многие помнят меня, как воинственную девочку, которая не даст себя в обиду. Но была ли я такой на самом деле? Скорее всего, нет. Я была мальчиком в юбке, который был слабее всех остальных, и прекрасно это понимал. И не только слабее — беднее. В нашей семье не было денег. Уже по одежде можно было понять, а так же по предвзятому отношению ко мне воспитателей в детском саду. К тому моменту, как наша семья обзавелась более-менее нормальным доходом, я уже училась в школе. В классе со мной учился мальчик, который любил всех обижать. Иногда я терпела его, но случалось так, что я больше не могла спокойно сносить все, и в ход шли кулаки. Сейчас он продолжает нас тиранить, но довольно-таки сносно. Примерно так же я защищала своего друга из параллельного класса, которого обижала свора тупоголовых мальчишек. Так один из них меня и влюбился — мы подрались с ним, потому что он обидел Гошу. Оба мы остались с синяками и довольными лицами, каждый получил то, что хотел: он не трогал Гошу, а я не трогала его. Наш «роман», который заключал в себе дары в виде маленьких игрушечных пистолетиков и машинок, быстро закончился. Он перешел в другую школу. Но я совершенно не горевала по нему, мне хватало остальных проблем. Следующим моим лучшим мальчиком-другом, уже во втором классе, был Артем из параллельного. Он, как и я, ненавидел несправедливость, но только направленную на других. Учился он из рук вон плохо, но его внутренний стержень и волевой характер привлекал меня в нем. Иногда он был излишне жесток, но верил в то, что это было необходимо. Бывало, он перегибал палку. Так получилось, что его боялись все, кроме меня, и я была единственным человеком, которого он не тронул. К сожалению, Артем перевелся в другую школу в том же году. Кажется, я всегда была падка на сложных парней. Те, кто были «несложными», навсегда оставались для меня лишь добрыми друзьями. Остальные либо сбегали, попросту исчезая из моей жизни, либо оставались рядом, но будто бы отдалялись, оставляя меня совершенно одну. Мне никогда не было интересно с девочками. Еще с раннего детства я видела в них лишь безмозглых кукол, которые стремятся к идеалу. Возможно, я не права, но я так считаю до сих пор. Наверное, это просто банальная зависть — я не могла по-настоящему позволить себе изысканные красивые платьица, красивые заколочки и другие безделушки. Девочки никогда не приглашали меня в игры, сторонились меня, поэтому чаще всего меня можно было заметить в компании мальчиков. Это, естественно, отразилось на моем характере. Спустя много лет я перестала быть той девочкой, которая отвешивала всем подзатыльники и пыталась развести огонь или собрать башенку из кубиков и прокатить по ней машинку. Я стала больше ощущать себя девочкой или, точнее, девушкой. Но пристрастия у меня все равно оставались странными. Мне все также кажутся более привлекательными фильмы или мультики для парней, комиксы и книги, в которых герой обязательно парень. Наверное, даже какими-то мечтами мы с ними сходимся. И все-таки очень обидно, когда тебя вот так ставят на место: ты рассказываешь свою мечту, а тебе уверяют, что она никогда не сбудется. К сожалению, в моем возрасте уже глупо огрызаться, шипеть, или лезть в драку; по крайней мере, девочке. Я стала стеснительной, малообщительной. Никому не понятны мои мысли, желания… Когда я, сбросив с себя скорлупу молчания, начинаю о чем-то рассказывать, меня перебивают, не желают слушать. У них есть дела поважнее — посплетничать о каком-нибудь новом модном навороченном гаджете или о шмотках. Парни же обсуждают видеоигры, куда мне нет хода. У меня складывается впечатление, что я совсем одна. И никто никогда меня не выслушает. Я оказалась неправа. Вскоре, благодаря пристрастию к книгам, я познакомилась с Ней. Алиса или, как я ее называю, Селя, подружилась со мной не сразу. Честно говоря, какое-то время мы с ней были неукротимыми врагами. Я просто терпеть ее не могла, впрочем, как и всех девчонок. А почему не нравилась ей я, не знаю. В общем, вскоре это благополучно прошло. Оказалось, что мы обе любим читать, правда, вкусы в жанрах иногда различались, но мы были единственными на тот момент книголюбами в классе. А еще у нас было много общего. Мне никогда не нравился этот бренный мир, в котором одни подыхали от голода, а другие вели безбедную жизнь, и еще жаловались. С ранних пор меня удивляла несправедливость, царящая вокруг, и не только она. Меня буквально убивало то, что пара бумажек, именуемых деньгами, могла спасти жизнь человеку и, наоборот, уничтожить его. На деньги можно было накупить всякий хлам, который признан модным, и потом хвастаться своим приобретением. Денег теперь было достаточно, но не настолько, чтобы купить, например, квартиру, в которой мы нуждались. Хотя, о чем это я? Мама тщательно экономила на всем, потому что денег, несмотря на то, что их прибавилось, все равно было мало. О квартире, понятное дело, не могло быть и речи. Как и об новенькой одежде или обуви, что уж говорить о сыре, масле, конфетах, и тому подобных мелочах. Было много и других неровностей и причин, по которым мир, в котором я живу, мне не нравился. Селя в этом полностью меня поддерживала, выражаясь более жестко. Если быть точной, она говорила весьма простым, но грубым языком: «Мир — говно, населенный тупицами, и нам совершенно нечего здесь делать». Алиса терпеть не могла предательства, перешептываний за спиной, неорганизованность, медлительность, персонажа из знаменитой сказки Льюиса Кэррола… И много чего еще. Она не любила, когда люди пытались влиться в поток ничем не примечательной, основной серой массы. Селя была за яркое самовыражение, за истинные чувства, неординарность и тому подобное. Именно поэтому ей нравились неформалы (но не все, например, готы казались ей скучными). Она уважала богатый внутренний мир. И стремление к осуществлению мечты. Она всегда носила яркую одежду. Раньше моя мать всегда выбирала за меня, в чем ходить, поэтому, обычно я носила преимущественно темные цвета, в основном серые. С тех пор я терпеть не могу все темные цвета, помимо, разве что, черного, который все еще мне по душе. Когда же я могла сама выбирать, то покупала самые яркие вещи. Кстати, сейчас стали модными ядовитые цвета, что я не одобряю. Одно дело — яркие, совсем другое — ядовитые. Они слишком непривычны и режут глаза. Итак, кофта у меня могла быть салатовой или желтой, а юбка — светло-голубой. Порой я напоминала клоуна, но мне было плевать на это. Алиса же чаще всего носила розовый или голубой цвет — и тот и другой ей очень идет. Чаще всего она останавливалась на голубом и окончательно признала его любимым цветом. Это нас объединяло. Она чувствовала себя одинокой. Она любила книги. Она носила яркие цвета. Когда мы лучше друг друга узнали, то стали ходить вместе. Теперь мы были друзьями неразлейвода, хотя чаще всего наши взгляды различались. Иногда мне казалось, что мы самые что ни на есть противоположности. Или два психа. Нас стало трое, как только к нам перевелся Витя, или просто Вит. Яркая одежда, безумный блеск в глазах, оптимизм, граничащий с пессимизмом, а вместе с этим — и пропастью, — по этим признакам мы сразу признали в нем своего. Сначала он увидел меня. Потом — ее. И когда увидел ее… Все. Он полюбил ее так, как никогда никого не любил.Ей
Он хорошо понимал нас обеих, играл чувствами других девушек, но не нашими. Он стремился понравиться ей, но встречал лишь ледяную стену безразличия. Мы, втроем, стали часто находиться вместе. Я, она и он. Не скажу, что Витя был душой нашей компании. Он был ужасным болтуном, которого никто, кроме меня, не слушал. Алиса часто прибывала в своем мирке, где нам не было места. Она постоянно слушала музыку, лишь изредка отвлекаясь на реальность. Мне нетрудно было понять, почему он любил ее. Для него она была миниатюрной, казалась хрупкой девушкой, которую непременно надо защитить. Он видел, что она ранима, понимал ее душу, подстраивался под ритм ее жизни, ее дыхания, менял себя, чтобы как можно лучше мог подходить ей. Понять его не трудно. Когда я рядом с ней, я тоже хочу быть сильнее, лучше. На самом деле, ее совсем не надо защищать, она прекрасно справляется со всем сама. Она уже не маленькая девочка. Теперь она взрослее, умнее, сообразительнее. Она — другая. И все же… И все же, хочется быть уверенным в том, что она находится в безопасности. Всегда хочется находиться рядом с ней, веселить ее, делать ей приятное. Готова поспорить, Вит никогда не ощущал столько эмоций до встречи с ней. Да и кем, в общем-то, он был? Это нам неизвестно. По той скудной информации, которой он с нами делился, трудно было понять, кто он на самом деле, воссоздать полную картину. Главное, что он с нами, что он нас понимает. И что он готов броситься в бой ради нее. Сначала я немного ревновала. Раньше она отгораживалась от людей и от происходящего вокруг, уходила в себя и ничего не видела. Но как только появился он, она сильно изменилась. Конечно, она почувствовала, что он похож на нее. Он шутил, делился важной информацией, поддерживал или же молчал. И таким уютным было его молчание — в нем можно было укутаться, уйти в него с головой. Он много мечтал. Он был похож на нее, а она — на него. Самым важным для них была свобода. Они понимали, что жизнь — она одна, и надо получать от нее все, что возможно, и даже больше. С самого начала они двигались. Двигались вперед, не сидели на месте. Все решили наперед, просчитали свою жизнь. Каждый час у них уже был расписан. Нам не понять. А у них давно все решено. Порой я восхищаюсь ими. Как бы далеко я не заглядывала, своего будущего я никогда не видела. Я не умела просчитывать его. Ничего не хотела. Днем я была оптимисткой, которая верит, что все само собой решится, а вечерами сидела на кровати, обхватив коленки, и убаюкивала себя, как маленькое дитя. Жизнь, считала я, это нечто чуждое. Я относилась к ней, как к чему-то опасному и непредсказуемому. Я не умела решать за себя. Не хотела что-то менять. А они поменяли. Просто взяли и сделали. Я подумала о ней. Воспоминания снова накрыли меня. Вот мы сидим с ней вместе. От нее приятно пахнет мятой. Вокруг что-то бубнят, а мы болтаем о своем, не обращая ни на кого внимания. Думаем о будущем. Точнее, это она думает, а я просто слушаю. Смотрю на ее светлые волосы, оттенком напоминающие русые. Позже она их сострижет. И я тоже. Так же, как и остальные девушки. Впитываю ее запах. И ловлю каждое слово. Вдруг появился он. На самом деле все это время он сидел сзади и слушал нас. Внимательно смотрел на нее, будто пытаясь отпечатать в память ее черты. Она хотела мальчика. Он — девочку. Он очень любил детей, у него у самого много сестер — родных и двоюродных. Оба они любили путешествия. Теперь у них появилась задача — объехать весь мир. Вместе. Уже тогда у них было много общего. И говоря о будущем, они спокойно могли сказать «мы». Теперь она с жаром в подробностях рассказывала, куда хочет поехать, и куда нужно прибыть в первую очередь. Я не стала спрашивать, откуда они возьмут на все это деньги. Об их тайных сбережениях я, понятное дело, ничего не знала. Мои мечты не такие реальные и интересные, как у них. Правда, я уже давно перестала думать о чем-то глобальном. Мне хватало уютной комнатушки, приятной работы и стопки любимых книг. И никаких детей. Единственное, в чем я была уверена на сто процентов. Тик-так. Время идет. Минуты, часы. Месяцы, годы. Все исчезает, ускользает от нас. Ты и не заметишь, как останешься один. И если ничего не исправишь, не захочешь большего и не приложишь сил, все так и будет. Просто жизнь. Точнее, выживание. Это говорили до меня, это всегда будут говорить и после. Время не остановить. Но можно замедлить. Или перерезать тоненькую нить. Это и пришло им в голову. Их что-то связывало. Трудно было сказать, что именно. Просто друзья. Два человека, которые сошлись интересами и мечтами. Но они уже просчитали свое будущее, а это что-нибудь, да значило. Одного взгляда хватало, чтобы понять. Одного лишь взгляда. Иногда, намного позже, я смотрела на них и не могла понять. Они всегда вместе, всегда рядом, у них все есть, им ничего не надо… Но никакой свадьбы. Никакой любви. Ничего. Говорю же, жизнь — нечто чуждое, непонятное. Одни живет так, другие по-другому. Что-то их связывало, это да. И нить была прочной. Вот только… Это была дружба. Простая дружба. Все время. Но он мечтал о большем. По правде, он боялся. Боялся причинить ей боль. Сделать что-то не так, оступиться. Он боялся, что она убежит. Он хотел прикоснуться к ней, но не делал этого. Хотел обнять и прижать к себе, но не двигался с места. Не знаю, какой силой воли надо обладать… Но когда надо было, он садился рядом, гладил ее, успокаивал. Поступал, как друг. Сколько они успели пережить вместе — одному Богу известно. Она знала о его чувствах, но не могла ответить. Странно, верно? Понимать, как сильно тебя любят, всегда находиться рядом, но… Такая особенность отношений этих людей. Нам не понять. Иногда я жалею, что не была ею. Иногда я жалею, что не была им.Вам
Я открываю коробку. В ней хранится мусор, который причиняет мне боль. Мусор, который я не могу выбросить, от которого не могла избавиться, потому что на самом деле это был не мусор, а воспоминания. Старый айпод с разбитым экраном. Бумажки, на которых были наши переписки. Пара книг от нее. И одна — от него. Я улыбнулась, вспомнив, как он дарил мне ее. «Мальчик с голубыми глазами» Джоанн Харрис. Ты назвал ее «книгой для истинного убийцы». Ты хорошо меня понимал, мой друг. Даже слишком. Здесь лежали и другие вещи. Чеки, обертки, резинка, брелок… Открытки. Их было много. Вы стали путешествовать, захотели объездить весь мир. Я горела желанием поехать с вами, но понимала, что не могу поступить. Во-первых, моя работа. Во-вторых, я не могла пока оставить родителей. В-третьих, я не хотела быть нахлебницей. Потому что вам бы пришлось меня содержать. Ну и в-четвертых… Я надеялась, что ты все-таки полюбишь его, Алиса. Но ты так и не полюбила. Я перевела взгляд на письмо в красивом конверте, на котором все было написано на непонятном мне языке. Где вас только не было… Пока я просиживалась на скучной работе, вы счастливо отдыхали. Однажды вы написали мне. Вначале вы рассказывали, как вам хорошо. Потом объяснили, что скоро ненадолго вернетесь в Москву, но, скорее всего, сразу же вернетесь обратно. Может, застрянете в Лос-Анджелесе, заранее ведь неизвестно. А дальше вы меня огорошили. Ты беременна. Помню, я долго перечитывала строчки, не в силах поверить. Неужели ты все-таки полюбила его? Только потом я узнала, что вы ужасно напились, а он показался тебе куда более привлекательным, чем раньше… Вот что алкоголь делает с людьми. Но детей ты любила. Их у тебя было двое — сначала девочка, а потом, через год, мальчик. У обоих я была на крестинах. Обоих я сильно любила — так же, как и вас — и всегда спрашивала об их самочувствии. У них о обоих серо-голубые глаза и светлые волосы. Я всегда грустила, когда письма и прочее задерживались. Иногда вы присылали мне сувениры, иногда же не присылали ничего, храня полнейшее молчание. Наверное, вы ссорились. Или не могли ничего отправить. Откуда вы брали деньги? На самом деле, это до сих пор остается для меня загадкой. Однажды письма стали приходить реже. В последний раз мне пришла открытка с изображением какого-то каньона, а внизу была приписка твоей рукой: «Мы прощаемся с тобой. Позаботься о детях». Мне тут же стало страшно. Я сразу все поняла. Они, конечно же, держались за руки. Они очень похожи внутренне, но не являются двумя влюбленными. Просто пара друзей, которые наслаждались последним мигом. Нет никаких ограничений. Все это глупость. День стоял теплый, погода солнечная. Возможно, небо было чисто-голубое. А может, по нему ползли пушистые облака. Да, наверное, были облака. Они смотрели на них, желая прямо в этот миг потрогать их рукой. Протянули ладони и почувствовали ветер. Или ветра не было. Бросили друг на друга последний взгляд. Они всегда будут вместе. И пусть люди потом говорят все, что захотят. Им было плевать. Они давно все решили. Многие не поймут. Кто-то будет догадываться. Некоторые назовут этот поступок ужасно эгоистичным. Может быть, так и есть. А может, и нет. Каждый понимает жизнь по-разному. И по-разному понимает ее конец. Воспоминания. Кучу воспоминаний: о местах, где они побывали. О далеком доме. О знакомых. О родных. Бесконечность давно прошедших дней, мчащихся друг за другом. И конечно она. Свобода. А может, они не думали ни о чем. Зачем? Они ушли от переживаний. Ничто больше их не заботит. Они сделали все, что могли и что хотели. Они подарили другим частичку себя, подарили им еще немного воспоминаний. Для человека этого достаточно. Теперь они могут исполнить задуманное. Рука в руке. Плечо к плечу. Вместе. До самого конца. Смерти нет. Я усыновила ваших детей. Я люблю их так же сильно, как и прежде. Я не задаюсь вопросом, почему вы это сделали. И дети не задаются — вы воспитали их правильно, подготовили ко всему. Алиса. Мне будет тебя не хватать. Витя. Я все еще люблю тебя. Прощайте… Когда-нибудь мы встретимся.22 марта 2014