Искренне твой,
Лукас.
18 сентября 2015
Бредовое послание
2 февраля 2019 г. в 00:28
Если это произойдет так, как ты описала, то это будет бессмысленная смерть. А может, смерть во имя смысла. Какого это – умирать, когда тебя нет рядом? Не иметь возможности или не хотеть сказать тебе о том, что чувствуешь? Мы будем умирать медленно, и каждый по отдельности, в тайне от другого. Пройдет год, два, десятилетия, а в живых останешься только ты одна. И ты принесешь цветы на наши могилы, которые находятся на разных кладбищах. Ты будешь вспоминать, как тебе было хорошо с нами. Мы уже ничего не вспомним. Ты будешь пробираться к нам, среди других могил, отыскивая наши имена. Ты устанешь. Тебе будет плохо. В голове – тысячи несказанных слов. Я хочу быть с вами. Я люблю вас. Я люблю тебя.
А нас больше не будет. Действительно больше не будет. И если мы умрем, так и не поговорив с тобой, это ведь будет очень глупо. Глупо не сказать тебе всего. Хотя он, наверное, сказал все, что хотел. Или даже больше. Или меньше. Без разницы. Даже если сказано многое, все равно хочется, чтобы сказал еще. Память о нас. Какая она? Если я буду умирать, как ты описала, то это будет мучительная смерть. Я буду отвечать за страдания физические, а он – психологические. Разные стороны страдания. От чего он умрет? Не от дозы, нет. От воспоминаний. А ты будешь жить. С воспоминаниями. С нами.
Ты спросишь: к чему все это? Я оставил для тебя уже множество разных посланий. Стирал и писал вновь. Все они глупые, как и это. Да, я буду повторять слово «глупый» сотню раз. Нет, оно мне не нравится. Но оно выражает то, что я думаю. Опять эти письма. На самом деле, второе Настоящее Письмо. Когда-нибудь я буду перечитывать и думать: что за муть была у меня в голове? Но я не буду смеяться, потому что это все-таки моя муть.
Хей, не плачь, говорю я тебе, если уже мертв. Но можешь плакать, если я переживу тебя. Такое тоже может быть, сестренка. Тогда плакать уже буду я. Что я буду испытывать, если узнаю, что ты умрешь? Первоначально – шок. Потом на моем лице появятся слезы, которые я не смогу сдержать. Тогда я уж точно не скажу о тебе плохого слова, кроме как «засранец». Я помню, что ты девушка, но ругательства, относящиеся к мужскому полу, тебе подходят больше. «Засранец» я буду говорить всегда, ты уж извини. Ну и «жопа», хотя не помню, чтобы я тебя так называл. Это он скорее жопа. Большая и ленивая.
На чем я остановился? На твоей смерти. Не самая приятная остановка. И одна из самых длинных. На твою смерть я напишу тысячи стихов и коротких произведений, которые, наверное, будут для большинства являться лишь набором непонятных слов, но они будут выражать мои эмоции. Потом я пришью белыми нитками память о тебе к своему сердцу. Буду ходить по тем местам, где мы бывали вместе, и размышлять, что бы ты хотела сделать, будь ты жива. К сожалению, я не настолько хорошо тебя знаю. Или к счастью. Но за тебя ответить я не смогу. Ты уж извини меня.
Опять какой-то бред несу.
К твоей могиле я буду ходить не так уж и часто. Ты не подумай, дело не в тебе. Но даже ради тебя я не смогу осилить свой топографический кретинизм. Поэтому я буду брать Ви, и он нам с Игги покажет дорогу. Игги вообще не запомнить, куда идти, поэтому ходить он будет еще реже, чем я. А Ви… вскроет вены, наверное. Кто же тогда будет нас водить?
Уже вижу. Договорились пойти, а он напился. Или опоздал на два часа, и мы разошлись. Трудно нам будет навестить тебя.
А если умрет он? В конце концов он превратится для тебя в идеал. Нет, память о плохих поступках не сотрется. Но сам его образ будет положителен. Вдвоем поначалу мы будем ходить к нему часто. Вспоминать о нем – еще чаще. Опять же, много произведений в его честь. Может, напишем даже книгу, но она будет настолько плоха, что мы никогда не выпустим ее. Наверное, у нее и конца не будет. Как у такой жизни может быть конец? Помнишь ведь, смерть – это еще не конец.
Но просто подумай о том, что все мы уже мертвы. И ты, и он, и я. Мы находимся в маленьких мирках, которые изредка соприкасаются, вспоминая друг о друге. Но можем ли мы коснуться друг друга по-настоящему? Пока мы хотим, чтобы наш мир был целым, единственным, он таким и будет. Для вас. И стенки этого мира порой будут давить на вас обоих, потому что мир хочет разделиться, а вы – нет. Вас связывает больше, чем простые воспоминания, больше, чем какие-то чувства. Вам не надо поводов, чтобы встретиться. Вы можете говорить о чем угодно, хотя он не всегда тебя слушает. Рано или поздно это закончится. Но это будет всего лишь рано или всего лишь поздно.
Пожалуйста, не вспоминай обо мне, как о своем друге. Это было бы неправильно. Ты идеализируешь даже меня, потому что редко видишь. По моим словам ты еще имеешь более-менее хоть какое-то представление обо мне, но оно ошибочное. Я хуже, чем ты думаешь. Хуже, чем ты помнишь. В то время ты говорила, что мы с тобой не можем быть друзьями. И это правда. Люди, которые так мало знают друг о друге – не друзья. Люди, которые почти не разговаривают, не имеют общие интересы – не друзья. Даже люди, которые пережили некоторые счастливые моменты в своей жизни вместе, люди, которые поддерживают и любят друг друга… Все равно не друзья. Еще не друзья. Когда мы были вдвоем, ты думала именно так. Не меняй свое мнение, когда меня нет рядом. Твой друг – это память обо мне. Я – просто человек, который тебя любит.
Моя теория очень проста. Я много раз рассказывал ее, и буду повторять вновь, просто потому, что мне так хочется. Всегда есть кто-то, Голубка. Нас окружают сотни людей. Знакомые, одноклассники/одногруппники, родные, и их друзья. Из всей это толпы ты можешь выделить только несколько человек. И каждый по-своему будет тебе дорог. У тебя есть подруга, чье имя переводилось, как цветок. Вы дружили с самого детства, вы были неразлучны. У тебя есть Жизнь, и под этим пафосным именем я подразумеваю девушку, которая учится с тобой сейчас по профилю экономики. Почему бы и не назвать ее Жизнь? Иногда вы не понимаете друг друга, но, знаешь, понимать друг друга – не всегда интересно. Куда интереснее не понимать. Правда, есть побочный эффект – недопонимание приводит к обидам, ссорам и, как следствие, боли, но куда ты денешься от этих чертовых побочных эффектов. У тебя был, или есть, или все-таки был Игги. Ему сейчас дали прозвище Гоголь. Лев Гоголь, звучит как имя и фамилия. Боже мой, раз пошла такая наркомания, у тебя был Снежинка! (Снежинка – это наш баумовский друг, по которому Игги благополучно скучает. Почему Снежинка? Даже не спрашивай. Я назвал его так в честь того дня, когда вы катались на льду, и он протянул тебе руку. Снежинка – не в смысле холодный)
Глупо перечислять всех, кто у тебя был, есть и еще будет. Вселенная не состоит из нас двоих. Она может состоять из него одного, это я еще пойму. Это будет честнее. Я не люблю неточности, хотя редко это высказываю. Мы много чего не любим.
Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что я все-таки Ленский. Не помню, что мы говорили раньше, но Владимир – вылитый я. А на кого ты, как ты считаешь, в данном случае похожа? Кажется, такого персонажа не было в этом произведении. Зато я знаю другое. Ты – Лиса. Василиса Драгомир. И больше я ничего не скажу.
Инструкции по поводу своей смерти я тебе уже давал, так что не буду приводить их здесь. Но ты еще не сказала, что мне делать в случае твоей смерти. Хотелось бы знать твою последнюю волю. И такие бредовые послания у меня получаются куда лучше, чем сообщения. Хотя бы потому, что из сообщений ты меня не поймешь. Так мне кажется.
Просто помни, что у тебя есть и другие люди, кроме меня. А меня у тебя, наверное, пока еще нет. Memento mori, скажу я самую клешированную фразу напоследок.