Это было в первый раз

Нецензурная лексика,не очень оправданная жестокость и почти изнасилование. Я предупредила. _______________________________________________________ ЧанЁль никогда не был кем-то очень близким для ДжонИна. Но он оставался единственным приятелем, которому было абсолютно побоку, что ДжонИн занимается балетом. Вплоть до того, что, будучи баскетболистом, ЧанЁль искренне благоговел перед выносливостью ДжонИна, когда они ходили вместе на пробежки. ДжонИн ценит это, очень ценит. А ещё он безумно рад, что за два года знакомства ЧанЁль ни разу не сходил на отчётный концерт отделения классической хореографии. Не то, чтобы постановки были плохие, просто то костюмы слишком эксцентричные, то есть провоцирующие движения – ДжонИн привык не обращать на это внимание – ему, главное, во время выступления выложиться, но в зале всегда находилась парочка гнид, которая величала его совсем неласковыми словами. ЧанЁль иногда заходит на тренировки, но ДжонИн ни разу не встретил его в трико – неизменно подкатанные спортивные штаны и майка. Только балетки** и выдают, что за танцы танцует ДжонИн. Но ЧанЁлю наплевать и здесь: он просто заваливается в зал с воплями, что сегодня, ну, вот точно-преточно он сядет на шпагат. И ведь усиленно кряхтит в течение десяти минут. А потом валяется брёвнышком, оповещая, что он и так выдохся на тренировке по баскетболу. Они иногда ходят вместе до остановки, иногда едят вместе университетской столовой. ДжонИн благодарен, что ЧанЁль не шарахается от него и не зовёт «гомосеком» и остальными вариациями этого слова. А ведь у ДжонИна в жизни всего одна любовь – танцы. Поцелуи с девочками в школе давно забылись. Тренировки – вся сущность ДжонИна. И плевать, что друзей у него нет даже среди таких же увлечённых – слишком высокая конкуренция. ЧанЁлю просто всё равно. Ему вполне комфортно в компании немного замкнутого, но улыбчивого Ким ДжонИна. Но даже этой крошечной идиллии в жизни ДжонИна приходит конец. *** ЧанЁль злой, как чёрт, когда возвращается в университет: их команда почти четыре месяца безвылазно сидела в спортзале, чтобы выиграть сегодняшнюю игру и поехать на региональные соревнования. Ни черта подобного! Продули с разницей три очка, и никаких региональных! От бессильной злобы хочется всё вокруг разнести, но ЧанЁль тщательно уговаривает этого не делать и попытаться успокоиться. В конце концов, он обещал забрать ДжонИна после выступления и сходить проветриться где-нибудь. С такими мыслями ЧанЁля немного отпускает. Он мысленно проводит с собой курс дыхательных упражнений, вспоминает, что у них ещё одна игра, на которой ещё есть шанс побороться за высокий рейтинг, и частично возвращает себе хорошее настроение. Дверь в раздевалку приоткрыта, и ЧанЁль в очередной раз удивляется, насколько эти танцоры беспечные. Но когда заходит внутрь, то понимает, что сегодня такой «умный» только Ким ДжонИн, потому что только его вещи валяются частично на скамейке, частично в шкафчике. ЧанЁль прекрасно знает, чья это одежда, даже не приглядываясь: из всех ребят, кто занимается классической хореографией только у ДжонИна белые спортивные штаны с заштопанной коленкой. ЧанЁль решает подождать приятеля прямо здесь и падает на низенькую скамейку. От нечего делать, он в неизвестно который раз оглядывается по сторонам, хотя знает помещение раздевалки до самой незаметной трещинки. В голову начинают опять лезть мысли о недавнем проигрыше, приводя ЧанЁля в нервное возбуждение. Сидеть на месте почти невозможно, и ЧанЁль складывает разбросанную одежду ДжонИна, чтоб хоть как-то себя занять. Вот только наведение порядка заканчивается сразу после того, как ЧанЁль поднимает футболку, под которой находится что-то белое. ЧанЁль подцепляет плотную, но в то же время мягкую материю двумя пальцами и прищуривается, приглядываясь. Через секунду пальцы как-то брезгливо разжимаются, потому что на поверку это оказались какая-то мужская версия стрингов, только с плотным «карманом» спереди для члена*. ЧанЁль снова поднимает бельё, намереваясь положить на место и свалить, чтобы не устраивать ДжонИну лишних сцен, но… - Привет, - звучит у двери неуверенно. ДжонИн никак не рассчитывал, что ЧанЁль придёт раньше, чем он попадёт в раздевалку. В итоге, никакой форы во времени не оказалось: ЧанЁль расширившимися глазами смотрит на розовое трико и белые лосины, которые плотно облегают крепкие стройные ноги (будь неладен постановщик!), но что ещё хуже, так это грим. Слишком выбеленное лицо, красные губы и тёмные тени на глазах – как раз для образа и сцены ,но никак не для простых смертных. - Это что? – ЧанЁль бросает бельё ДжонИну, который неловко его ловит. - Понимаешь, у нас традиция, что парни…- язык не слушается, но ДжонИн отчаянно пытается выдавить из себя объяснения. Вот только времени ему достаточно не дают. - То есть, тебе нормально голым задом светить, да? – с полуоборота заводится ЧанЁль. Краем сознания он понимает, что вообще-то ему наплевать, кто чем занимается, но именно в эту секунду ему кажется, что его жестоко обманули. – Может, и слухи правдивы? Ты ноги не расставляешь, нет? Попросил бы меня – мне всё равно, кого трахать. - ЧанЁль, успокойся, - ДжонИн хмурится и хочет отойти подальше от неожиданно разошедшегося приятеля, но тот думает иначе. - Нет, я серьёзно, ДжонИн-а,- ЧанЁль хватает несчастного танцора за предплечья и притягивает к себе, с каким-то странным удовольствием подмечая мелькнувший страх в глазах напротив. - Я могу удовлетворить тебя по всем фронтам. - Свали отсюда, - ДжонИн чувствует, как в нём что-то ломается, что-то очень важное. – Мне нужно переодеться. - Можешь не спешить – твои «одеяния» прекрасно на тебе сидят, хотя…- ЧанЁль со скоростью звука сдирает верх трико и как-то собственнически проводит ладонью по смуглой груди. – Детка, такой контраст с твоей накрашенной бледной физиономией – ты даже не представляешь. - Пошутили и хватит, пусти, - ДжонИн отталкивает от себя ЧанЁля, намереваясь сбежать, но его снова притягивают ближе и мстительно щипают за сосок. - Я не клоун, чтобы шутки шутить, - ЧанЁль кивает сам себе, а потом тащит ДжонИна в сторону зала, в который можно попасть через раздевалку. – Хочешь потрахаемся при зеркалах? Или ты уже такое делал? И вот тут ДжонИн начинает паниковать. Он знает, что ЧанЁль значительно сильнее, но не оставляет попыток ударить его и вырваться. Бить получается только ногами, но довольно крепко, отчего ЧанЁль ругается сквозь зубы. Увы, двери танцевального зала неумолимо приближаются, и, кажется, что идёшь по доске, которая вот закончится. А за её пределами только пропасть в виде моря. ДжонИн уверен, что сегодня он утонет. Они вваливаются зал, не очень аккуратно падая на пол. ЧанЁль укладывается сверху, практически всем телом фиксируя ДжонИна на полу, который ёжится от сквозняка по голой спине. - Понимаешь, я бы не хотел тебе делать больно, но азарт и все дела, - буднично сообщает ЧанЁль, прежде чем поцеловать ДжонИна. Тот вырывается сильнее, не желая такого контакта, брыкается, за что его кусают болезненно за губы и насилуют рот языком, словно к глотке собираясь продраться. ДжонИн не хочет жить. Он просто в какой-то момент абстрагируется от всего происходящего, как когда-то в детстве, когда его ругали. Он не чувствует, как с него слетает одежда, не чувствует, как шлёпают по правой ягодице, не отвечает на укус под самой ключицей. ДжонИн не хочет здесь быть. Вот только по щекам слёзы катятся, размазывая яркий грим. Со стороны, наверное, уродливо смотрится. Но в реальность ДжонИна возвращают два пальца, которые так старательно пытаются пропихнуть. - ЧанЁль, что ты делаешь?! Не надо! – оживший ДжонИн пытается оттолкнуться ногами и отодвинуться от источника боли, но его снова притягивают за бёдра и снова предпринимают попытку растянуть. ДжонИн захлёбывается рыданиями. ЧанЁль не должен так поступать. Только не ЧанЁль. - Я дам тебе ещё минуту привыкнуть к моим пальцам, а потом натяну тебя. Обещаю сделать всё качественно, детка. Только кричи не слишком громко, а то проблемы будут и у тебя тоже, - в самое ухо шепчет ЧанЁль, с трудом двигая пальцами внутри ДжонИна. Но когда он выравнивается, чтобы оглядеть распластавшееся перед ним тело, то его как обухом по голове – к ДжонИну у него просыпается жалость. Тот уже беззвучно плачет, ощутив свою полную бестолковость и беспомощность, и теперь покорно ждёт своей участи с порцией боли. И ЧанЁль попробовал бы оправдаться, что ДжонИну нравится, раз он возбуждён, но у того всё такой же вялый член, и вряд ли его можно поднять таким грубым способом. ЧанЁль хочет остановиться и попросить прощения. Но это тупое животное возбуждение, которое не отпускает его с начала проигранной игры, берёт над ним верх. - Отсоси мне, и на этом закончим, - глухо произносит ЧанЁль, убирая руку от чужой промежности. ДжонИн реагирует не сразу, потому что истерика его уже догнала. ЧанЁль перетаскивает стул из угла зала и удобно на нём устраивается, ожидая дальнейшего развития событий. ДжонИн плачет, как маленький, неловко размазывая кулаком остатки грима. Но всё же ползёт к расставленным ногам и несмело расстёгивает молнию на чужих джинсах. ЧанЁль не хочет смотреть куда-то ещё, кроме как на припухшие губы ДжонИна, которые чуть подрагивают. Ему кажется, если он посмотрит в зеркало, увидит со стороны происходящее, то просто своей же башкой разобьёт стекло от отвращения к себе. ДжонИн приспускает бельё и обхватывает ствол уже крепко стоящего члена рукой. Ведёт на пробу пару раз, а затем забито смотрит на ЧанЁля, словно надеется, что и минет отменят. - Детка, я и в свой кулак потолкаться могу, - ЧанЁль лишает последней надежды всего парой слов. ДжонИн медленно убирает руку, тяжело сглатывает, а затем, пересилив себя, целует уже повлажневшую от смазки головку. Под губами ощущается только тёплая и мягкая кожа. ДжонИн целует ещё, опасливо спускаясь чуть ниже. Он не очень уверен, что может делать всё правильно, чтобы потом не схлопотать по голове. Но когда он слышит нетерпеливое сопение, то обреченно проводит языком от основания к головке, которую, в итоге, обхватывает губами. ЧанЁлю хочется порекомендовать, что делать дальше, но он молчит и не шевелится: у ДжонИна страдальчески заламываются брови, размазанный отвратительными разводами грим усиливает чувство жалости, а дрожащие пальцы, которые с опаской дотрагиваются к мошонке, увы, только раззадоривают, а не отрезвляют. ДжонИн неумело водит языком и сосёт вымученно, потому что понятия не имеет, как должен это делать. Старается не водить языком по одному тому же месту, а ещё до жути боится, что его сейчас возьмут и грубо выебут в рот. Именно выебут, до приступов рвоты. И ДжонИн в ужасе распахивает глаза, когда пальцы ЧанЁля вплетаются в его волосы, а бёдра плавно качаются навстречу. И ДжонИн готов снова зареветь, предчувствуя дикую боль в горле, но ничего не происходит. ЧанЁль оттягивает его волосы и только. ДжонИн прикрывает глаза и судорожно выдыхает, стараясь успокоиться. Но это не получается, потому что ЧанЁль-таки впивается пальцами в его голову, сильнее притягивая к паху. Очень сложно дышать, но ДжонИн терпит, жмурясь. Во рту ощущается чужая сперма, отдающая солёным. ЧанЁль отпускает ничего не соображающего ДжонИна, поднимается со стула, подтягивает штаны и выходит в раздевалку. Минутой позже возвращается с пачкой влажных салфеток и садится рядом с ДжонИном. Тот глядит на него невидящими глазами, и ЧанЁлю приходится сдерживаться, чтобы не врезать пощёчину для возвращения чужого сознания в суровую реальность. Сперма стекает с уголка припухших губ – ДжонИн даже не сплюнул субстанцию на пол. Кажется, ему рот и не повинуется. ЧанЁль аккуратно вытирает семя с его лица, вынуждает открыть шире рот и убирает по возможности остатки своего оргазма. С помощью салфеток вытирается почти половина грима с нижней части лица безропотного ДжонИна. - Прости, друг, - ЧанЁль чешет затылок, глядя на бездумно пялящегося в стену ДжонИна, у которого до сих пор трико где-то в районе коленей, сам он голый и взъерошенный. – Тебя довести домой? - Я сам. ЧанЁль мнётся на пороге, но всё же уходит один, оставляя салфетки ДжонИну. Тот ещё с пару минут сидит без движения, после чего подползает к зеркалу уже с подтянутым на место бельём и трико и снимает остатки грима, думая, что он просто ничтожество. Ничтожество, которое даже не может постоять за себя. Ничтожество, которое сдалось почти сразу. Но ведь ЧанЁль не должен был так поступать. Горячие слёзы застилают глаза, а рыдания уродливо кривят привлекательное лицо. *** На следующий день ДжонИн кутается в толстовку, скрывая глаза под капюшоном. Ему не хочется, чтобы на него вообще сейчас хоть кто-то обращал внимание. Он бы и не пришел сегодня, но танцы – это всё, что осталось неизменным. - Эй, пидор в пачке, чего по коридору мечешься? – крик в спину. ДжонИн не оборачивается, только сутулится сильнее, желая стать незаметнее. Теперь для оскорблений он стал уязвимей – всё время чудится, что все знают, что вчера в его рту побывал чужой член. Он хочет ускорить шаг, но слышит непонятный грохот за спиной и настороженно оборачивается. У подоконника с разбитым носом лежит «крикун», а рядом – ЧанЁль, который потирает правый кулак. - Завали ебало, - предупреждает ЧанЁль лежащего парня, после чего подходит к ДжонИну и берёт его за руку. - Пошли, я тебя до танцкласса провожу, - бурчит ЧанЁль и ведёт их дальше по коридору. ДжонИн не совсем понимает, что происходит, но покорно семенит следом. ____________________________________________________________________________ * В общем, речь шла о такой штуке. В балете парни используют, ибо лосины, все дела. http://cs614727.vk.me/v614727780/67a7/TWsBj-3_a-c.jpg http://cs614727.vk.me/v614727987/608d/ErRY4RLm5UI.jpg ** и вот что подразумевалось под балетками: http://www.aqx.sk/image/cache/data/Obuv/1C-Pro-500x500.jpg