Раз, два, много...

В приемном покое царила суета и бедлам, раненых было слишком много, врачей не хватало, как и операционных, и их развозили по всем отделениям, включая гинекологическое. Стояли крики, стоны, плач. Люди старались перекричать друг друга. Кто-то бился в истерике, и медработники уже не пытались их успокаивать, а сразу кололи лекарство, так быстрее. К беременному Георгу, лежащему на кушетке, сидеть он уже просто не мог, долго никто не подходил. Джеральд сам готов уже был завыть, как все остальные. И только роженик сохранял спокойствие и невозмутимый вид. — Пойдем, родной, я тебя провожу, куда следует, — возле них возник старичок, Георг его вспомнил, он оформлял его в прошлый раз. — Здесь это надолго. Бензовоз в междугородний автобус въехал и еще один, шедший в попутном направлении зацепил. К нам только раненых везут, а обгоревших — в ожоговый центр пытаются доставить. Но говорят, что пробка на шоссе в обе стороны. Джеральд еще раз мысленно поблагодарил небеса, что госпиталь оказался у них на пути. И, больше ни секунды не раздумывая и не обращая внимания на протесты парня, снова подхватил его на руки и зашагал за старичком, семенившим впереди. Тот не пошел к лифту, как когда-то Георг, а поднялся на второй этаж по лестнице, пройдя по одному коридору, потом по другому и остановился у двери. — Ждите, — сказал он и исчез за ней. Легко сказать ждите. Джаральд начал нервничать, видя, что Георг уже в кровь искусал свои губы. — Ты постонал бы, что ли, — попросил он парня. — Нельзя, — тихо проговорил Георг. — Малыш услышит, испугается. Джеральд истерично расхохотался, нервы у него точно с этим парнем станут ни к черту — ему больно, а он о малыше, который в животе ничего не слышит и не видит, думает. Он хотел уже ему сказать все, что по этому поводу думает, но тут открылась дверь, и на пороге возник дежурный администратор. Он окинул посетителей взглядом и торжественно изрек: — Значит, так. Хоть шоссе и заблокировано, но нашему госпиталю бесплатно приказали принимать только пострадавших в аварии, остальных — по обычному тарифу. Вы готовы заплатить за роды? — Готовы, — буркнул Джеральд, не понравился ему этот надменный тип. Думает, что если он одет в «косуху», кожаные штаны и берцы, то у него и денег нет совсем. — Тогда посмотрите вот это, — и администратор протянул планшет с договором и счетом для ознакомления. — И заметьте, эта сумма в том случае, если роды пройдут без осложнений. Джеральд, пробежав глазами по ряду цифр, присвистнул, увидев итоговое число. Да… Недешево ему обойдется малыш, но он решил, что здоровье Георга и ребенка того стоит. И уже не раздумывая, вставил свою банковскую карту в аппарат. Буквально через пару минут, как только деньги поступили на счет госпиталя, сразу же началась суета вокруг роженика. Санитар погрузил его на каталку, в это же самое время медбрат взял у него кровь на анализ, следовало заранее определить хотя бы группу и резус-фактор, если что-то пойдет не так. Джеральд попытался пойти за ними, но его остановил все тот же администратор: — Если хотите присутствовать на родах, требуется оплатить эту услугу дополнительно. Джеральд отрицательно покачал головой, он не собирался присутствовать, да и денег на карте осталось не так уж и много. — Тогда спуститесь вниз и ожидайте в приемном покое… Ожидайте… Джеральд пытался сначала сидеть, но оказалось, что ходить из угла в угол, когда нервы на пределе, гораздо проще. К тому же раненые все прибывали и одному из них кресло, на которое он пытался иногда присаживаться, более необходимо — у парня была сломана нога. И стоять в ожидании помощи он не мог… Георг врача узнал сразу, врач его тоже узнал. — Кто вас привез? — поинтересовался он, увидев парня, лежащего на кровати в предродовой, уже одетого только в короткую стерильную рубашку. — Друг, — ответил, не задумываясь, тот и, снова прикусывая губу, чтобы сдержать рвущийся наружу уже не стон, а крик. — Да кричите вы, — махнул рукой врач. — Не бойтесь, ваш малыш уже ничего не испугается. Вы его напугали смертельно еще в прошлый раз, теперь ему уже ничего не страшно. Меня волнует другое — ваша группа крови. Насколько я помню… — Очень редкая, — согласился Георг. — Поэтому доктор не берите в голову, если мне суждено помереть на столе, значит, тому и быть. Я думаю, что у вас нет ее в запасе, даже сыворотки, думаю, нет. — Была, но из-за аварии, все выгребли во всех отделениях, даже у нас, — вздохнул врач. — А ваш друг?.. — Он не имеет никакого отношения к моему ребенку, поэтому с кровью помочь мне не сможет. Что же, — улыбнулся Георг. — Значит, будем рожать без осложнений. — Будем, — согласился с ним врач. — Давайте я вам обезболивающее поставлю. Роды — это длительный процесс, выматывающий и отца, и малыша. — А вот этого мы точно делать не будем. Я хочу, чтобы все прошло честным образом. Положено помучиться, чтобы испытать счастье отцовства, значит, будем мучиться. Врач разулыбался: — Смелый вы, Георг Ризен. Уважаю таких. Пока я вам не нужен. На стене кнопка экстренного вызова, нажмете ее примерно через час. Часы над дверью перед вашими глазами. Если что-то понадобится раньше, не стесняйтесь, жмите, к вам подойду или я, или медбрат.… Время тянулось бесконечно медленно. Почему час? Этот вопрос не давал покоя Георгу. Но когда ближе к концу этого самого часа резкая боль схваток сменилась тянущими потугами, он смело нажал кнопку. В дверях предродовой незамедлительно возник врач. — Потуги? — поинтересовался он, неизменно вздохнув, как будто ему тяжело. — Ага, — кивнул головой Георг. — Подожди, дорогой, еще немного. Сейчас санитар увезет из родзала в палату предыдущего роженика и начнем. Поверь моему опыту, рожать одному, когда никто не кричит и не стонет рядом, гораздо легче. И врач объяснил удивленному Георгу, что роды обычно принимают опытные акушеры. И их ровно столько, сколько родильных столов в зале, а именно шесть. За всю историю госпиталя только единожды у них было одновременно семь рожеников. А вот врач на родах присутствует только один. Он наблюдает за процессом и если вдруг пошло что-то не так, то помогает акушеру или сразу вызывает дежурную операционную бригаду и ведет операцию. И чтобы не бегать врачу от одного роженика к другому, все маленькие родильные, в конце концов, объединили в один огромный родзал с множеством аппаратов для родовспоможения. — Последнее время стали мало рожать, — продолжил доктор. — В родзале бывает один человек, иногда два. Вам повезло, кричать рядом никто не будет. Предыдущий уже родил, а у следующего потуги еще не скоро начнутся. В этот момент в палату заглянул санитар, видимо тот, который отвозил предыдущего роженика в палату и сказал, что все готово. — Пойдемте, — врач помог Георгу подняться с кровати и, бережно поддерживая, повел в освещенное помещение напротив. — Не бойтесь, — врач услышал через тонкую рубашку, как бешено бухает сердце парня, и увидел, как дрожит жилка на шее от толчков крови. — Вам осталось потерпеть минут тридцать не более того. Я уверен, с вами все будет просто отлично. Он передал его в руки опытного немолодого акушера, который помог ему взобраться на стол и удобно улечься. — Ну, что? Начали? — бодрым голосом произнес акушер и положил свою руку в тонкой латексной перчатке на живот Георга. И тут же удивленно произнес, обращаясь к врачу: — А у него воды не отошли. — Не отошли, — согласился тот. — Значит, его мальчик родится в рубашке. Акушер почувствовал, как напрягается живот роженика под его ладонью, и скомандовал: — Тужимся… Джеральд все мерил и мерил широкими шагами коридор приемного покоя, он ходил от лифта до самого выхода, а потом разворачивался и шел обратно к лифту. Пятьдесят шагов туда, пятьдесят — обратно. Если ходить не спеша, то триста шагов — это ровно пять минут. Он подошел к лифту в тот момент, когда его двери открылись, и из него вышли несколько человек, видимо, пострадавшие в аварии, но не сильно, — у кого-то была перевязана голова, у кого-то рука, а кому-то просто пластырь наложили. Этого высокого мужчину он сразу заметил среди вышедших. Он был одет в дорогой, хоть и залитый теперь кровью костюм, но не это привлекло его внимание, по красивому лицу мужчины непрерывным потоком бежали слезы. Он не рыдал, не всхлипывал, не истерил, слезы просто текли и текли по его щекам. Пройдя несколько шагов, он прислонился к стене и так замер. — Что случилось? — участливо поинтересовался Джеральд. Так как видимых повреждений на мужчине не было, и кровь эта была, скорее всего, не его. — Я стою здесь и ничем помочь ему не могу, — простонал мужчина. — А он умирает там. «Прямо, как я», — пронеслось вихрем у Джеральда в голове, а вслух он спросил: — Кто умирает? — Мой сынишка... Ему всего пять лет… Только сегодня исполнилось… Мы с праздника ехали… Ему кровь нужна для переливания, а она у них закончилась и когда доставят, неизвестно. А он умирает. — А вы? Почему они не взяли вашу кровь для переливания? — не выдержав, поинтересовался Джеральд. Мужчина отчаянно покачал головой: — Моя кровь ему не подходит. Они проверили. Он же не мой родной ребенок. Я женился на его отце, когда он только-только родился. Но я люблю и его, и его папу. Это самые дорогие мои люди. Нужен донор. И тут Джеральд решил для себя все, в чем так долго сомневался. Он схватил мужчину и за руку и скомандовал: — Веди, может, моя подойдет… В родзале раздался громкий детский плач. — Ну, вот и все, — устало проговорил акушер, вытирая испарину с лица счастливого отца. Казалось, что он устал больше, чем улыбающийся от счастья Георг. — Ни одного даже минимального разрывчика, — констатировал довольный врач, осмотрев родовые пути, пожалуй, впервые он не казался усталым, хотя пробыл с Георгом почти всю ночь. — Сейчас обработаю небольшую ссадинку и можешь отдыхать. Все бы молодые папаши были такими! Приходи еще — тебе можно рожать. А потом поинтересовался: — Есть хочешь? — Очень, — ответил ему парень, он и впрямь ощутил настоящий приступ голода. Пока акушер продолжал заниматься Георгом, врач сходил в столовую отделения и принес ему оттуда стакан некрепкого горячего чая и хлеб с большим куском вареного мяса и листьями салата. — Извини, но на кухне среди ночи я смог найти только это, — смутился врач, протягивая Георгу еду. — Пойдет, — благодарно улыбнулся тот, жадно откусывая кусок бутерброда и запивая чаем, хоть есть, лежа на спине, было не совсем удобно, да еще и с прибором на животе для сокращения матки. Он был счастлив — на столе под инфракрасной лампой покряхтывал его малыш, к которому периодически подходил врач и щекотал по маленькой попочке, пока тот не разражался громким плачем. — Плачь, маленький, тренируй легкие, — улыбался врач, наблюдая, как тот снова укладывается поудобнее и только слегка покряхтывает. А где-то внизу волнуется за него, и за Георга, и за малыша, Джеральд, как только он его увидит, то сразу ему скажет, все скажет, что он к нему чувствует… Джеральд вошел в палату к Георгу и остановился на пороге, тот спал лежа на животе! безмятежным сном и улыбался, а рядом в маленькой каталочке возился и покряхтывал малыш. — С рождением тебя, сыночек, — ласково прошептал мужчина, погладив его по бархатистой щечке пальцем и радостно наблюдая, как тот открыл крошечный ротик, как будто с ним здороваясь. А потом Джеральд подошел к спящему Георгу и, опустившись перед ним на колени, чмокнул в щеку, положил свою лохматую голову на подушку рядом с ним, и в такой позе уснул. Он просто устал, чертовски устал… Случайно или нет, но он смог помочь мальчику того мужчины. И вот теперь у него двое сыновей, родившихся за одну ночь.