Раз, два, много...

Джеральд уже три месяца крутился в кафе без помощника, приходя домой заполночь и падая от усталости, он так и не смог нанять нового официанта. Ни один, что приходил по объявлению о найме, пока его супруг сидел с новорожденным, ему не понравился. Не было в них того милого очарования и интеллигентности Георга, что так полюбились его посетителям и ему самому. А брать невесть кого ему не хотелось. И однажды, видя уставшего до изнеможения своего супруга, Георг предложил переделать каморку, в которой он жил поначалу, в детскую игровую комнату и нанять няня, которого подыскать было проще, на его взгляд. А ему самому снова вернуться к обслуживанию посетителей, чтобы хоть как-то помочь супругу. — Ты думаешь, так будет легче? — поинтересовался Джеральд, с трудом стаскивая свои берцы с ног, сидя на стуле в прихожей, стоять сил просто не было — сегодня посетителей было на удивление слишком много. Он, конечно, радовался, что его кафе стало популярным не только среди байкеров, но и среди обычных граждан, благодаря своей кухне и всегда свежему пиву. Но зато это выматывало его напрочь — с утра он мчался к поставщикам за напитками и за продуктами на своем стареньком пикапе, а потом лавировал между столиками, разнося уже готовые блюда и кружки с теми же самыми напитками. «И как только Георг справлялся со всем этим?» — мелькнула мысль, и он улыбнулся супругу, искренне желающему ему помочь. — Попытка не пытка, — сразу же отозвался тот, дожидаясь пока Джеральд поднимется и обнимет его, а потом, опираясь на его плечо, пойдет в спальню, по дороге поджимая и расслабляя пальцы ступней уставших ног. А потом будет повизгивать смешным голосом, никак не вязавшимся с его суровой наружностью, пока Георг будет делать ему массаж с согревающим кремом, который он специально прикупил для этих целей в ближайшей аптеке. — Георг Конрой, отведи меня в детскую, — попросил Джеральд. — Я хочу на сына взглянуть. А то вырастет, а папка и не заметит этого, проводя время на работе. Ему нравилось тискать маленького мальчика, которого он именовал не иначе как сын или Дерек Конрой, и который уже улыбался Джеральду своим беззубым ртом и пытался запускать маленькие ручки в его бороду или кудлатую голову. Но последнее время он приходил слишком поздно, ребенок уже спал, и будить его не хотелось ради тех нескольких радостных минут, чтобы подержать его на руках. В детской горел ночничок под голубым абажуром, создавая в комнате приятный полумрак. Джеральд отодвинул в сторону балдахин с рюшечками и залюбовался сыном, который спал на животике попкой вверх, подтянув под себя ножки. — А ему так можно? — поинтересовался он взволнованно у Георга. — Можно, — улыбнулся тот в ответ. — Он сам так ложится. Значит, можно. Он уже садиться пытается, хотя детский врач говорит, что рано. Этот упрямый альфа делает все, что ему приходит в его маленькую головку. Глядишь, скоро и ругаться с нами начнет, что неправильно его воспитываем или обращаемся с ним, как с маленьким. — Да уж, — усмехнулся Джеральд. — Быстро растут дети… — Давай попробуем, Джеральд, — снова предложил Георг. — Мальчик спокойный, думаю, если в коморке поставить детскую кроватку, то проблем будет меньше. Да и ты иногда сможешь с сыном поиграть, а, то и впрямь, вырастет, и не заметишь. — Уговорил, упрямый Георг Конрой, — проговорил мужчина, откидываясь на кровати, когда они, налюбовавшись спящим ребенком, перешли в спальню, и подставляя свое уставшее тело под руки супруга. Сейчас он его немного помнет, разотрет и сразу полегчает. Джеральд хоть и обозвал его упрямым, но идея ему понравилась, и даже не потому, что ему легче станет, а из-за возможности больше времени проводить с сыном и супругом, которого он неизменно называл Георг Конрой, чтобы дать понять всем окружающим и себе тоже, что у них самая настоящая счастливая семья. И ему нравилось, как звучало Георг Конрой, только прислушайтесь… Джеральд быстро сделал ремонт в каморке, приобрел туда детскую кроватку с балдахином и рюшечками, почти такую же, как дома, и они стали брать с собой в кафе слегка подросшего малыша, где с ним сидел старик-сторож, которому приплачивали, как няню, пока отцы обслуживали посетителей. Сначала хотели нанять настоящего няня, но старик, случайно вечером услышавший телефонный разговор Джеральда, сам предложил посидеть с малышом, мол, что я не справлюсь. У него было четверо своих сыновей, которые выросли и разъехались, но об отце, который остался несколько лет назад один, схоронив супруга, не забывали. И работал тот не ради денег, а ради общения — сидеть одному дома было слишком тоскливо, так и вправду можно было состариться. А посетители невероятно обрадовались, увидев снова Георга, похорошевшего после родов, снующего между столиками и отпускающего шутки. Они иногда старались приобнять и потискать парня, но только суровый взгляд или окрик Джеральда не позволял им этого сделать… День выдался на удивление жарким, и сегодня в их кафе заскакивали не только, чтобы пропустить по кружечке пива или съесть что-нибудь из приготовленного самим Поваром, все уже давно знали, что зовут его Ю Ту, продолжая неизменно называли или Повар, или Мастер, но и выпить настоящего лимонаду, а не химии из бутылочек. Джеральд давно нанял своему мастеру кухни в помощники двух не менее талантливых поварят, и уже подумывал о расширении заведения, ведь часто случалось так, что мест в зале не оказывалось. Георг только что разнес все напитки, и пока не поступило новых заказов, присел в низкое кресло рядом с барной стойкой, заботливо установленное Джеральдом специально для него. В двери кафе зашли двое, с виду обычные молодые люди, а не байкеры — друзья Джеральда. Парень поднялся и привычно двинулся им навстречу, но тут в зал вышел старик-нянь с его мальчиком на руках и простонал: — Георг, с ним творится что-то неладное, он плачет и плачет, совершенно не хочет успокаиваться. Такого никогда не было. Попробуй, успокоить сам своего малыша. — Георг? — разулыбался один из только что вошедших. — Георг Ризен? И тут только парень взглянул на лица вошедших и обомлел — это были два его бывших сокурсника, а тот, что его окликнул, ни кто иной, как Акерлей Борг. А он так надеялся, что никогда в своей жизни больше его не встретит. — А я искал тебя, Георг Ризен, — меж тем продолжил Акерлей. — А этот вопящий ублюдок, видимо, и есть мой сын. Он не спрашивал, он утверждал. В кафе мгновенно стало тихо, и только раздавался плач малыша и громкий голос Акерлея. Георг взял на руки сына и обернулся в сторону барной стойки, ища поддержки у Джеральда. Но тот, как назло, вышел на задний двор за новой кегой с пивом. — Я искал тебя, чтобы удостовериться, что ты не дал этому выродку мою фамилию. Я порядочный гражданин и внебрачные дети мне ни к чему. Нагулял, сам и отвечай, — он обвел глазами кафе. — Смотрю, ты продолжаешь в том же духе, здесь много альфа-самцов… Георг, молча, прижимал к себе сына, который прекратил плакать, как только оказался на руках у отца. Слезы задрожали на ресницах парня, готовые вот-вот сорваться и хлынуть по щекам. Какой позор! А он считал, что такое с ним никогда не случится, что он отмылся, сменив фамилию. — Я ведь и из универа ушел из-за тебя, — меж тем продолжал Акерлей. — Знал бы, что ты сам его бросишь, ни за что бы ни ушел… И знай, если вздумаешь качать права, то мой отец мэр… И Акерлей назвал небольшой городишко в столичном штате. — Он тебя уничтожит, — торжественно закончил он свою речь. В этот момент появился Джеральд с пивом и непонимающе обвел взглядом притихший зал, парня, который только что что-то говорил его Георгу и самого Георга с малышом на руках и выражением на лице, что кто-то сейчас здесь умер. Он не успел ничего понять, спросить, как Георг бросился прочь на улицу. Он не пошел, а побежал, не разбирая дороги. — Что здесь происходит? — спросил недоуменно Джеральд. Вдруг все разом зашумели, заговорили. — Иди, догоняй своих мальчиков, — крикнул ему здоровяк-байкер под два метра ростом по имени Вилсон, поднимаясь из-за столика в свой немаленький рост и угрожающе направляясь в сторону только что говорившего парня. — А из этого сына мэра я котлету отбивную сейчас делать буду. Джеральд выскочил наружу, вняв дружескому совету, оседлал первый попавшийся байк и кинулся в погоню за своим Георгом Конроем и сыном. Что бы кто ни говорил, он будет верить только своему сердцу и своему супругу… — Так какого городка, говоришь? — присоединился к Вилсону еще один байкер по имени Делрой. — Сенатскую комиссию завтра же направлю туда для расследования коррупции тамошней администрации и мэра, в том числе. Он не шутил, будучи на самом деле сенатором, занимающимся превышениями должностных полномочий различными чиновниками. Байк — было его хобби. — А-а-а, — завопил Акерлей и попытался кинуться вон, но ему это не удалось, его окружили со всех сторон посетители кафе, схватили за руки и за ноги, готовые, действительно, сделать из него отбивную. И только случайно оказавшийся вместе с ними в заведении местный шериф, зашедший выпить лимонада, не позволил им этого сделать. Но он не мог им воспрепятствовать выбросить парня из кафе на пыльную мостовую… — Кстати, — продолжил сенатор Делрой, когда все немного успокоились и снова расселись по своим местам. — Что-то мне подсказывает, что надо покопать в этом универе, что же все-таки произошло. Не похож Георг на шлюху, ох, не похож. Что-то там не так. — Я займусь этим, — отозвался байкер Кермит, преуспевающий адвокат по профессии. — Я расследовал несколько подобных странных дел, но последний случай был почти пять лет назад. Покопаю еще раз. Надо, чтобы Георг написал заявление. Иначе нельзя. Обычно омеги, попав в подобную ситуацию, пугаются страшно и не хотят выносить на суд общественности то, что с ними произошло. Но тут уж чего бояться?.. Джеральд догнал Георга, резко тормознув перед ним. Бросая байк и подхватывая и его, и сына, крепко обнял и прошептал, сам еле сдерживаясь, видя, что его супруг плачет навзрыд: — Я тебя очень люблю. И мне все равно, что сказал этот мерзавец там в кафе. Я никому не позволю даже взглянуть на тебя косо… И не вздумай больше убегать от меня, все равно догоню и никуда не отпущу… Парень только кивнул в ответ. Джеральд нежно своей лапищей вытер его слезы, забрал у него сына из рук и, посадив Георга позади себя на байк, дождавшись, когда тот его ласково обнимет, прижавшись к широкой спине, скомандовал: — С крещением. Это он имел в виду своего маленького сынишку, которого впервые сейчас прокатит на мотоцикле. Он не мог дождаться, когда сможет на него вместо распашонок и ползунков надеть самую настоящую, пусть и маленькую, «косуху» и кожаные штанишки, которые уже припрятал в укромном месте. А еще он надеялся, что и Георг когда-нибудь сменит свои обычные джинсы и футболки, на кожаную безрукавку, кожаные штаны и берцы, а он ему купит Харлея, как у него самого.