Errare humanum est

Тучные небеса овевались прохладным ветром, сгоняя облака за пределами города, окрашивая небосвод в мутно-голубые цвета. Жёлтые листья в агонии метались по улицам и проулкам, готовясь к последнему своему часу и окончательному распаду. Отгремел их последний концерт, затих натяжной скрип веток, смолкли барабаны страстей, отзвучали струны бедствий. Изогнутые ветви деревьев пытались впиться верхушками в небо, но силы оставили их, погружая в сон длиной в несколько месяцев. В это время вся жизнь будто замерла в этих согнутых в крике ветках, стремящихся жить и заснувших в миг начала новой жизни.   — Невероятная пора, - вдохновенно промолвил Тино, остановившись у очередного дерева.  Он осторожно провёл ладонью по его шершавой коре, очерчивая каждую морщинку на омертвелой коже дерева. Вот, например, дети сорвали целый кусок коры, оставив незаживающую рану гнить, едва покрываясь новыми соединительными тканями. Вот шрам от чьего-то игривого ножа, а вот словно бы пулевое отверстие, проделанное червём.   — Они всё помнят, - задумчиво проговорил Тино, ни к кому не обращаясь и не отнимая ладони от чуть покрывшейся инеем коры.  Бервальд в полуметре стоял от него, и его сознанию поддавались только подсчёты длин веток и толщины коры. Что можно найти прекрасного в этом искажённом творении природы?  — Даже отчасти грустно за них, - Тино всё бормотал себе под нос, и едва ли Бервальд мог услышать его. - Сложно жить, помня всё.   — Н' назв'л бы в'чное стояние ж'знью.   — И то правда. Но людям не хватает спокойствия для мирного сосуществования даже друг с другом, не говоря уже о природе, - Тино спешно переходил от одной темы к другой, сам того не замечая, - а ведь стоило бы поучиться. Если бы у нас, к примеру, в руке, можно было бы наблюдать годичные кольца, как у деревьев, то они выглядели бы намного более искажёнными, кривыми, непропорциональными. Может, то, что мы привыкли называть жизнью есть нечто совсем иное? - Тино повернулся к Бервальду.   — Перем'на взгл'дов дор'го стоит. - Бервальд снял очки с переносицы, прищурившись и взглянув на дерево перед собой. Дерево как дерево.   — С тобой стало разговаривать приятно. Думать начал, - засмеялся Тино, отойдя на некоторое расстояние от дерева. - Спасибо, что помог выйти из этой душной квартиры.   — Н' за чт'. - Сухо ответил Бервальд. А ведь скольких усилий ему стоило спровадить Кетиля и этих его собачек! Да и выглядело это довольно странно.   — Нет, правда. Никогда бы подобного не сделал.  Бервальд недоумевающе взглянул на Тино.   — Никогда не любил обременять себя пустыми обещаниями. Ненавижу, когда мне говорят, что я что-то должен. - Тино вздрогнул, отведя глаза в небо. - Становится прохладно. Зайдём куда-нибудь? Тино снял пальто, сложив его на сидение рядом.   — Так, о чём мы говорили?  — Н' о ч'м. - Бервальд сидел напротив Тино, уставившись на него.   — Ладно, - Тино обхватил ладонями кружку с горячим чаем. - Расскажи что-нибудь.   — Чт' расск'зывать? - Растерялся Бервальд.   — Что-нибудь. Историю какую-нибудь, про детство своё, не знаю.   — Мн' н'чего расск'зать.   — Ладно. Тогда я. - Тино пожал плечами, едва отпив чай из кружки. - На самом деле, раньше я жил совершенно в другом месте, - Тино мерно начал рассказывать, - вообще в другой стране. Если так говорить, мне и самому рассказывать особо не о чем, я просто люблю говорить ни о чём. - Тино опустил глаза, уставившись в стол. - На самом деле, детство у меня было отвратительным. В школе меня не любили, даже мало сказать, что не любили, вовсе терпеть не могли, хотя тебе, наверное, не интересно.   — Поч'му не люб'ли? - Бервальд явно заинтересовался этой темой.   — Не знаю. Просто люди не любят, когда кто-то отличается от них, обособленной причины и нет вовсе. Точнее, когда человек действительно не такой, как они. - Тино поставил кружку на стол, пошарившись в кармане пальто, лежавшего рядом. - Всем людям прививают с детства то, что они особенные. Их оберегают так, будто бы они - единственное в своём роде сокровище человеческое. Они вырастают, они сбиваются в стадо, теряется индивидуальность. Хотя, какая индивидуальность? Все выращены в одинаковых условиях материнской заботы, они все как один дурны. Хотя, я тебе, наверное, надоел всеми этими доводами. Тино тяжело перевёл дыхание, осторожно отпивая чай.   — Ладно, я отвлёкся от рассказа. Вообще, подростковые мои года, когда я завершил средний уровень образования, были довольно веселы. Вечные дни в каких-то накуренных помещениях, ночи под психоделикой. Конечно, не всегда, это свело бы меня с ума, но какая компания, такое и времяпровождение, - Тино с грустью улыбнулся. - Жалеть об этом поздно, от этого лучше не станет. У меня было много знакомых, добрая половина вообще, так скажем, "ни о чём". Пустые души, наполненные напускной индивидуальностью. Не все, но многие. Были и пара человек, скажем так, с необычными наклонностями, что и было в них хорошо. Довольно неординарные личности мне всегда приходились по вкусу, не знаю. Хотя, в те года меня не заботило совершенно ничего, учитывая то, что половину времени я был под действием веществ, изменяющих восприятие. - Взгляд Тино потерялся, бессмысленно уставившись в точку на столе.   — Ник'гда бы не пов'рил, чт' ты про с'бя р'ссказываешь. - Бервальд вновь надел очки, которые придавали его взгляду некоторую строгость, по обычаю пугавшую людей.  Тино оторвал взгляд от рассматривания стола, с улыбкой взглянув на Бервальда.   — Через некоторое время я понял, что это просто попытка сбежать от реальности, ведь всё это глупо и надо прекращать с этим делом. И тогда, под влиянием каких-то обстоятельств, я осознал, что книги затягивают куда больше, чем что бы то ни было. Набрал я, как-то, помнится, книг и заперся в своей комнате. Два дня и две ночи просидел тогда за энциклопедией физики. Теперь только понимаю, после университета, какая там была чушь написана, - Тино засмеялся, слегка прикрывая рот ладонью, - но тогда для меня это было чуть ли не святое писание. На третий день я заснул, уронив эту энциклопедию себе прямо на грудь. Но ничего не сравнится с моими ощущениями в ту самую неделю. Ну, быть может, что ярче были только опыты с веществами, но это дело другое.  Бервальд сложил руки на столе, опустив на них подбородок, смотря на Тино и слушая его, не отрываясь ни на минуту.   — А д'льше что? - Не стерпел Бервальд.   — Подожди. Говорить о прошлом мне несколько сложно.   — Пр'сти, - Бервальд неловко вздрогнул, поднявшись и сев с прямой спиной в полный рост.   — Да это ничего. Я даже удивлён, что тебе интересно.   — Ты кр'сиво расск'зываешь. - Бервальд допил чашку кофе, которая так и маячила перед его глазами своим тёмным оттенком.   — Спасибо. Так, на чём я остановился? Ах, да. В скором времени моим родителям надоел мой разгульный образ жизни. Ну, бывает, - Тино пожал плечами, - тогда я пошёл подрабатывать. Работал где только успевал. Где-то года через полтора у меня уже была на руках немалая сумма. Я и решил переехать в Швецию. Почему бы и нет? Я буквально бросил всё, уехав сюда. Язык у вас элементарный, учить было довольно скучно. Я и уехал учиться в Умео. Я даже прилежно отучился, так что после учёбы перспективы в Стокгольме у меня были довольно большие. Теперь я здесь, сижу и смотрю, как ты уставился на меня. - Тино допил свой чай, устало лёг щекой на стол и замолчал, прикрыв глаза.   — Тяж'ло тебе пришл'сь, - задумчиво пробормотал Бервальд. При взгляде на Тино у него возникало непонятное желание протянуть к нему руку и положить ладонь на эти непослушные волосы, но он отгонял эту мысль. О чём он вообще думает, чёрт возьми?  — От осознания всегда спится тяжелее, - усмехнулся Тино, не поднимая головы, - хочешь, докажу?   — Ну, дав'й.    — Обрати внимание на своё дыхание. - Тино обождал несколько мгновений. - Теперь ты только и будешь думать о том, что придётся дышать сознательно.   — Пож'луй, чт' так.   — Этим ты явно не облегчаешь себе жизнь, не правда ли? Так же и со всем остальным. Чем больше ты понимаешь, тем тоньше становится грань твоего сна, а жизнь твоя становится сложнее в пользу твоего восприятия. Иногда и вовсе хочется, чтобы всё это ушло прочь, но это не выходит из головы.  Бервальд странно покосился на Тино. Чудной он, да и только. И быть чудным ему явно в радость. В следующее мгновение Тино оторвал лицо от стола, начав копаться в своей сумке. Он вытащил белую записную книжку, обложку которой, видимо, он раскрашивал сам. На ней были изображена кардиограмма, линия которой колебалась, как это было в норме, позже резко обрываясь, видимо, обозначая окончательную остановку кровообращения. Бервальду обложка показалась довольно интересной.   — Ты умеешь делать оригами? - Тино поставил собеседника в тупик этим вопросом.   — Чт', пр'сти?   — Оригами когда-нибудь делал?  — Да, р'ньше зан'мался.   — По тебе видно. Сейчас сможешь? - Тино вслед за записной книжкой вытащил несколько листов квадратной цветной бумаги.   — М'гу попр'бовать. Но поч'му по мне эт' видн' и з'чем т'бе это?  — Сделаешь - объясню. - Тино пододвинул к Бервальду стопку бумаги.  Бервальд взглянул на стопку, выбрав четыре фиолетовых и два тёмно синих листка, начав складывать их по памяти. Тино наблюдал за тем, как Бервальд это делал с большой аккуратностью, вымеряя расстояния и аккуратно складывая стороны и углы. Через пять минут шесть листов превратились в объёмный сине-фиолетовый куб небольших размеров.   — Мне твоей аккуратности только позавидовать, - заметил Тино.   — Теп'рь объясн'й, - Бервальд подвинул к Тино кубик.   — Я уже тебе сказал. Ты очень аккуратен, - Тино усмехнулся, увидев недоумевающее лицо Бервальда, - когда я оставил тебе тот листок с рисунком, ты сложил его аккуратно пополам несколько раз, да ещё и подогнув несколько краёв, но имел неосторожность оставить его на кухне. Ай-ай-ай, Бервальд, - Тино засмеялся, доставая из сумки тот самый рисунок с часами.   — Ясн', - Бервальд сухо откашлялся в кулак, - но зач'м тебе эт'?  — Понимаешь.. у меня такое хобби. Я наблюдаю за человеком, а потом прошу его сделать то, что у него хорошо получается. У меня дома стоят деревца из бисера, плетёные свитера, много чего, - Тино оттянул рукав кофты, показав несколько сложно сплетённых фенечек, - кто-то хорошо рисует, кто-то фотографирует. В твоём случае это было оригами. И пожалуйста, перестань смотреть на меня как на гуманоида. Это просто хобби. - Тино аккуратно разобрал бумажный кубик, сложив его в отдельный кармашек сумки.   — Да, да, пр'сти, - усмехнулся Бервальд, - т'гда, ты мож'шь мн' нап'сать в своей записн'й книжке? Ты в'дь люб'шь п'сать.   — Подловил, подловил. Как понял?  — Б'квы на твоём рис'нке выв'дены слишком аккур'тно и размаш'сто, - Бервальд говорил отчётливо и торжественно, будто сумел возвыситься над самой высокой вершиной мира.   — Не зря ты Конан Дойля читал, видимо. Я и правда люблю писать.   — Нап'ши мне чт'-нибудь.  — Хорошо. - Тино аккуратно вырвал лист из записной книжки, старательно выводя на нём слова, с которых начиналась его любимая книга. Наконец, он передал Бервальду этот листок вместе с рисунком. - Держи. Теперь мы в какой-то мере квиты.  Бервальд взял в руки листок, внимательно всматриваясь в текст. Он не читал, он просто пробегался взглядом по изящно выведенным линиям и чертам почерка. Наконец, он начал читать: "Если бы двери восприятия были чисты, всё представилось бы человеку таким, как оно есть: бесконечным". Бервальду были знакомы эти строки: это было цитирование слов Уильяма Блейка в одной из книг Олдоса Хаксли. "Двери восприятия, кажется. Да, точно".  — Сп'сибо, - Бервальд аккуратно сложил листы, положив их в карман пальто.   — И тебе спасибо, - Тино сложил все свои вещи в сумку, просто скинув туда всё. - Кажется, мы итак тут засиделись. - Тино шутливо взглянул на руку, где у людей обычно находились часы. - К сожалению, у меня в наличии только биологические часы. Но я знаю, что нам уже пора.  Волосы Бервальда шелестели под напором ветра, а порывы воздуха принесли с собой одинокий пожелтевший лист клёна, прилетевший ему прямо на грудь. Бервальд остановился, взяв листок и начав его рассматривать.   — Дай его мне. Бервальд с осторожностью протянул Тино лист, который от любого лишнего движения могут превратиться в органическую пыль.  — Взгляни, - Тино повернул лист вокруг оси, - он оторвался от своего дома, ища на пустынных улицах лучшей судьбы, как и сотни его собратьев. Один в чертах этого города, без надежды на возвращение и спасение. Как итог он стал ветхим, немощным, хрупким. Он не проживет в этом мире дольше этой осенней поры. - Тино сжал лист в ладони, наслаждаясь этим звуком и наблюдая за маленькими хрупнувшими частицами ранее целого листа. - Осколки его мира хрупкие, их унесёт ветер перемен, унеся далеко за пределы человеческого понимания. Он был, и теперь его нет, как и памяти о нём. - Тино стряхнул с ладони крупицы листка, и их сразу же подхватил ветер.   — У т'бя сег'дня день мет'фор? - Не удержался Бервальд.   — Умеешь ты всё подмечать. Да, я сегодня разметафорился что-то, - засмеялся Тино, и они продолжили свой ход.  Где-то поблизости послышались звуки колеблющегося тона акустической гитары, подкреплённые колебаниями струн контрабаса, сливаясь с отчётливыми звуками синтезатора и словно размазанными по контуру композиции ударными. Звуки сливались в гармоничную и необыкновенную по красоте структуру.  — Необычная, однако, вариация творчества Синатры, - усмехнулся Тино, услышав в музыке знакомые отзвуки.  Прямо на середине улице разместился джазовый квартет. Вокруг столпилось несколько человек, не отрывавших глаз от музыкантов. Тино пошарился в кармане, вытащив две бумажки по сто крон* и вложил их в шляпу, с которой ходил рядом с музыкантами молодой парень, поблагодаривший Тино.  Тино продолжил путь, хоть Бервальд и сам встал посмотреть на квартет, так что ему пришлось догонять спешного собеседника.   — На самом деле, не люблю профессиональных музыкантов, - пробормотал Тино, когда Бервальд его догнал, - не буду говорить о всех, но большинство из них ничего из себя не представляет. Руки да органы дыхания работают слаженно, а вот с развитием своего разума не то что проблемы, но явные затруднения. Либо же только мне встречаются такие.  — Расскаж'шь? - Нерешительно спросил Бервальд.   — Ты из меня хочешь все истории выудить? - Тино улыбнулся. - Был у меня друг, хороший друг, ещё когда я учился в Умео. Просто чудо было, как он ладил с органом. Экспрессивно, с энергией, он именно владел этим инструментом. Наверное, лучше товарища у меня и не было. Он выручал меня, когда я не успевал делать пары или ходить на подработку, не сторонился меня, как многие. В один день я просто не смог до него дозвониться. Когда же дозвонился, он сказал, что не может говорить. И в следующие несколько раз тоже. Думалось мне, что он гастролирует, либо к конкурсу готовится, для них это обычное дело. - Тино тяжело вздохнул, сделав паузу. - Пока я не увидел его в компании ещё пары совершенно незнакомых мне людей. Он был так же легкодумен в свершении дел, как и со своим любимым инструментом. - Тино устало поднял глаза к небу, и будто само солнце одарило его взгляд озарением. - Я прекратил ему звонить, и вскоре я закончил учёбу, уехав сюда. Наверное, из-за этого у меня такая странная неприязнь к людям, в особенности к музыкантам. Предвзято, но переменить взгляды сложно.  Бервальд даже не знал, что ему ответить. Что и говорить, он вообще был совсем неразговорчив, что вполне было свойственно его профессии. Ни друзей, ни знакомых. Никаких переживаний, никаких страданий. И это считалось для него нормальным.   — И зачем я вообще тебе всё это рассказываю? - Тино устало покачал головой.   — Мож'т, пот'му, что дов'ряешь? Тино остановился, глядя на прошедшего ещё несколько шагов Бервальда.   — Верно. - С его лица был стёрт оттенок горести, заменившись улыбкой. - Спасибо за сегодняшний день.  Тино вытащил руку из кармана пальто, протянув её Бервальду. Тот, не сразу сообразив, пожал её только через несколько мгновений.   — И т'бе спас'бо. За вс'. Тино улыбнулся ещё шире, чуть нагнув голову набок.