This is how I disappear

Я вновь забираюсь на кровать, даже не заботясь о том, чтобы убрать весь этот бардак. Я просто развязываю красную ленту и беру первый конверт, остальные же перевязываю и засовываю под матрас. Я говорю самому себе, что не должен читать их сразу, чтобы впоследствии не остаться ни с чем. Хоть конверт и пролежал на почте достаточно долгое время, от бумаги всё ещё немного пахнет мужским одеколоном. Я жадно вдыхаю этот запах, вместе с запахом сырости и самой бумаги и зажмуриваюсь, стараясь запомнить его. На самом конверте не написано ничего кроме имени:«Gerard Way». Буквы тонкие и очень аккуратные, слегка наклонённые вправо. Я беру канцелярский нож, который всегда лежит в моей тумбочке, и аккуратно разрезаю конверт, доставая лист бумаги, исписанный таким же аккуратным почерком. Это начинает сводить меня с ума, даруя некое сладостное забвение. Я пытаюсь представить Джерарда. Совсем молодой парень, вероятно, я сейчас такого же возраста, как и он в момент написания письма. Я представляю его сидящим в тёмной комнате за письменным столом. Единственный источник света – настольная лампа. В комнате очень тихо и слышно лишь скрип ручки, когда он сильнее вдавливает стержень в бумагу. Я представляю его, закусывающим губу, в его голове роится множество мыслей, и он старательно подбирает самые верные, самые правильные слова. Я думаю обо всём этом, будто боюсь начать читать само письмо. Это начинает казаться мне чем-то неправильным. Я еле удерживаю себя, чтобы не поддаться желанию и не вложить лист обратно в конверт. Я делаю вдох и всё же позволяю себе окунуться в небольшой промежуток жизни Джерарда Уэя. «Я не стану приветствовать тебя, так как хочу, чтобы это было чем-нибудь необычным. Банальное «привет» или же не менее банальное «Здравствуй, мой дорогой друг!», сейчас это кажется чем-то совершенно непригодным. Я всего лишь хочу, чтобы это началось с чего-то. Пусть это будет конец, начало. Нестандартный подход. Речь кажется бессвязной и глупой, а суть и смысл написанного и подавно отсутствуют. Но! Кого интересует смысл в наши дни? Я безнадёжно влюблён. Безнадёжно влюблённый художник, лишённый вдохновения, своей музы. Что, спрашивается, может быть хуже? Пожалуй, только это письмо. Может, в один прекрасный день я напишу своё последнее письмо, которое сможет вызвать у меня лишь чувство гордости, но это ведь только начало моего потока бессвязной речи, помнишь? Я не хочу утруждать тебя этими сказками. Этими закорючками. Думаю, стоит перейти к самой сути. Ты помнишь моё имя? Мне было интересно, помнишь ли ты его и теперь, потому что в момент нашей последней встречи ты его помнил. Ты казался таким занятым и таким красивым, что я забивал свою голову мыслями о том, есть ли тебе дело до меня на самом деле, когда на твоём лице проскальзывает улыбка. Извини, но, мне кажется, что ты слишком красив. Особенно сейчас, когда ещё не прочёл этого письма. Может, ты сейчас говоришь с кем-то, или же смотришь в окно и пьёшь свой слишком сладкий кофе. Я всегда ненавидел его, твой чёртов кофе, даже странно, что я наконец-то решаюсь тебе это сказать. Ты пришлёшь мне ответ? Я знаю, что отвечать здесь не на что, но это смогло бы сделать безнадёжно влюблённого художника чуть менее безумным. Ты всё ещё хранишь моё сердце? Помнишь, я отдал тебе его, когда мы стояли у твоего дома и ты, на пару со своей красивой улыбкой, садился в машину. Или же ты разбил и выкинул куски моего бедного, никому не нужного сердца при первой возможности? Если это не так, и я ошибаюсь, то выкини его немедленно, моё сердце, оно тебе совсем не нужно. Тебе не нужен я, вечно ждущий и влюбленный в тебя. Тебе не нужен я ─ человек, который отдал тебе своё сердце и отчаянно призывает избавиться от него. Ты чувствуешь боль, усталость или же грусть? Я хочу, чтобы ты это чувствовал, потому что я находился в этой выгребной яме слишком долго. Я хочу, чтобы ты это чувствовал, так как в этом заключается спасение. Меня уже не спасти. Прекрасные пустые слова… Они такие же, как и ты, твоя улыбка и мои картины. Тебе когда-нибудь хотелось выйти на улицу и закричать? Я хочу, чтобы ты сделал это, когда закончишь читать моё первое письмо, которое до тебя никогда не дойдёт. Оно, то есть письмо, будет бесконечно долго блуждать по миру в поисках того места, тех рук, в которых оно должно оказаться. Оно обретёт покой только после того, как отыщет тебя. Это его предназначение. В этом вся его сущность. Я хочу сказать, что твоя сущность в том, чтобы бесконечно долго и часто покидать меня, но при этом, всегда находиться рядом. Ты всегда где-то рядом, слышишь? В сердце, которого у меня нет. Мои дела хорошо. Моей музы, моего вдохновения, тебя, всё ещё нет. Где ты? Может, ты мёртв? Или в отчаянии? Я хочу, чтобы это было так. Не смей влюбляться в меня и эти пустые строки. Я всего лишь маленький пьяный ублюдок, отчаявшийся несчастный художник наших жизней. Я не скажу тебе «прощай». Не в этот раз.

Твой Джерард.»

Я перечитываю письмо несколько раз. Ещё раз всматриваюсь в идеальные буквы. Казалось бы, самое обычное письмо самого обычного человека, которому скучно. Но в моей голове образ этого Джерарда представляется совершенно иначе. Он кажется необычным, отличным от других людей, которых мне доводилось встречать. Конечно, подумаете вы, держа в руках одно единственное письмо, так мало можно сказать о человеке, нельзя понять его полностью или определить его отличия от других, чтобы с уверенностью заявлять, что он является чем-то другим. Вы просто не были на моем месте. На месте семнадцатилетнего парня, который забрался с фонариком под одеяло и прочёл это письмо после тысяч других писем. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Уже собираясь спрятать лист и уснуть, я вспоминаю о ещё одном, который был в конверте. Я разворачиваю его и вижу рисунок. Прекрасный рисунок девушки в чёрном платье, лежащей в гробу. Я долго всматриваюсь в картинку. Настолько долго, что будто бы оказываюсь там, на бумаге, склонившись над её обездвиженным телом. Я смотрю на неё настолько долго, что мне начинает казаться, что по её щеке катится одинокая слеза. Мне начинает казаться, что она, эта прекрасная, но мёртвая незнакомка, вот-вот откроет глаза. На обратной стороне листа оставлена надпись, всё таким же идеальным почерком: «Это перестало впечатлять меня довольно давно. Смотри, что ты со мной делаешь». Даже когда я наконец-то засовываю конверт под матрас к остальным. Даже когда я просыпаюсь посреди ночи в холодном поту. Даже когда я просыпаюсь утром, чувствуя себя при этом совершенно разбитым... Я продолжаю думать о Джерарде. Я всё ещё думаю о письме. О письмах, которые скрываются под матрасом в моей комнате. Они единственные кажутся чем-то значимым, существенным. Даже когда я иду в школу, прекрасно понимая, что не могу позволить себе такую роскошь, как вернуться домой, потому что отправиться в школу лучше, чем оказаться в плену зелёных глаз мамы, в которых искрится забота и понимание, я всё равно мечтаю о письмах. Они манят меня. Я представляю, каким мог бы быть голос той девушки, которую нарисовал Джерард. К концу учебного дня мне начинает казаться, будто бы я слышу этот самый тихий голос, который создал в своей голове. Он зовёт меня. Отчаянно призывает к тому, чего мне действительно хочется. Я настолько погружён в обдумывание маленького мира Джерарда, в который он, сам того не подозревая, впустил меня, точнее, в который я забрался самым наглым образом, что даже не замечаю взглядов, которые Рэй настойчиво кидает в мою сторону. Я не замечаю его отсутствия. Я отчаянно блокирую мысли о том, что, возможно, он чувствует себя отвратительно. Образ Джерарда, который я успеваю создать у себя в голове, становится моим новым другом. Образ Джерарда заставляет меня забыть о том, что Рэй Торо всё ещё является моим лучшим другом. Я убеждаю самого себя, что мне это не нужно, что всё действительно закончилось. И тот момент, когда я почувствовал его губы на своих, был очевидным подтверждением этого. Я уже подхожу к дому, когда где-то глубоко внутри появляется желание вернуться обратно. Я не знаю, куда именно мне возвращаться и зачем, но знаете, как это бывает, когда внутри что-то просто начинает истошно орать и призывать вас послушаться, хотя в вашей жизни продолжает ничего не происходить. Иногда нужно слушаться голосов, которые сидят где-то внутри нас. Иногда они действительно могут нас спасти. Я подхожу к двери и уже протягиваю руку, чтобы открыть её, когда она сама открывается, и я нос к носу сталкиваюсь с собственным отцом. Его волосы как обычно немного взъерошены. На нем синий свитер, из-под которого выглядывают края серой рубашки. Он тяжело дышит, словно пробежал несколько километров перед тем, как открыть эту чёртову дверь, или же просто волнуется. Оно поправляет свитер, край которого успел задраться, после – засовывает руку в карман, ровно на пару секунд, чтобы после её вытащить и похлопать меня по плечу. Я заранее знаю, что он проделает всё это. Поэтому просто позволяю ему закончить, стараясь при этом сделать так, чтобы идиотская улыбка не покидала моего лица. - Привет, - радостно восклицает он, действительно хлопая меня по плечу. - Привет, - подражаю я его интонации, но, к счастью, он не замечает, что я просто над ним смеюсь. Именно в этот момент я понимаю, что лучше мне было убежать. Просто исчезнуть на несколько дней, чтобы никто обо мне не вспоминал. Никто никогда не помнит о маленьких неприметных мальчиках, которые так отчаянно хотят спрятаться. В этот момент я понимаю, что в ближайшее время мне не удастся прочесть остальные письма Джерарда. Я вхожу в дом следом за отцом. Он всё время улыбается такой дурацкой улыбкой. Мне начинает казаться, будто бы кто-то мог приклеить её к его лицу и поэтому он продолжает это делать. Всё кажется таким домашним, таким уютным, таким, каким и должно быть. Вот только это не так. Этот дом – что-то вроде небольшого театра. Все мы, входящие в него, на какое-то время становимся актёрами. Атмосфера здесь ещё поддельнее того, что творится за пределами самого дома. Именно в этот момент я вижу, как образ Джерарда, парня, который умудрился за одну ночь стать моим воображаемым лучший другом, рассеивается у меня на глазах. - Как ты? – спрашивает отец, продолжая выдавливать эту улыбку, от которой хочется разбить его лицо. - Я в порядке, - отвечаю я, прекрасно понимающий, что на самом деле моя жизнь только что начала превращаться в кошмар, которым не являлась на протяжении какого-то времени.