This is how I disappear

Весь в пятнах от кофе, растрёпанный и с синяками под глазами, я стою напротив картинной галереи и смотрю сквозь огромную стеклянную витрину на людей, собравшихся возле картин. Их там так много, что разглядеть практически ничего не удаётся. Если бы не любопытство, неожиданно одолевшее меня, я бы так и прошёл мимо, не решившись оказаться внутри. Двери неожиданно разъезжаются передо мной, заманивая в помещение. Несколько шагов ─ и я внутри. Среди всех этих мужчин в строгих костюмах и женщин, разгуливающих возле картин с важным видом. Пары минут достаточно для того, чтобы сложилось впечатление, будто я попал куда-то в другую реальность. Разговоры этих людей лишь об искусстве. Их мысли слишком отстраненные. Всё их внимание направлено на холсты, покрытые краской. Я чувствую себя маленьким глупым мальчишкой, который совершенно ничего не смыслит в жизни. Медленно бреду вдоль стены и пытаюсь изобразить увлеченность. Думаю, в таком виде я мог бы очень даже успешно сойти за творческую личность. Я иду вплоть до того момента, пока не оказываюсь чуть ли не в самом переполненном людьми участке галереи. Холст, обрамлённый причудливой золотой рамкой. Оттенки отходят от зелёного к серому, и вскоре вновь закручиваются в зелёные круги и спирали. Если очень долго всматриваться, можно заметить едва различимый силуэт девушки. Она скрывается за чем-то, отдалённо напоминающим дерево, будто совершенно не хочет, чтобы кто-нибудь нашёл её. В нижнем углу красуется имя художника, написанное тем самым подчерком, который невозможно спутать ни с каким другим: «Gerard Way». - Это одна из его последних работ, - доносятся до меня обрывки чьего-то разговора. - Восхитительно! - Да, этот Уэй крайне талантлив. - Он гениален. - Я слышала, что у него есть весомый конкурент. - А вы уже были в западной части галереи? Говорят, там прекрасные тёплые тона и портреты, ах, вы бы видели эти портреты! Дальше я не слушаю. Отхожу и иду в противоположном направлении. Нескольких минут хватило на то, чтобы понять, что я больше ни минуты не хочу находиться в толпе этих восторженных ценителей прекрасного. Но перед тем как выйти, я замечаю неприметную дверь с вывеской «Администрация». Рядом – какое счастье! – не было никого, кроме странного парня, который был слишком увлёчён картиной, так что я, недолго думая, открываю дверь и оказываюсь в небольшом кабинете. Множество папок, полок и стеллажей, письменный стол и упакованные картины. Это место болезненно напоминало наше кладбище писем, так что я тут же поспешил отогнать неудачную мысль. Я не был уверен, что здесь хранится адрес Джерарда, но, во всяком случае, должны же они как-то связываться с ним в случае покупки его картин. Спустя несколько, пожалуй, даже слишком напряжённых минут, нескольких перевёрнутых папок и сожженных нервных клеток, я наконец-таки отыскиваю помятый листок, точнее, кусок листка с адресом и номером телефона Джерарда. Уже готовый смириться с тем, что как-то умудрился продать душу Сатане в обмен на удачу, я замираю, заметив в дверях того парня, который совершенно недавно не видел ничего, кроме картины. - Здравствуйте, - говорит он. Его тон настолько вежливый, что я едва сдерживаю смешок. Но, подумав, что он может просто издеваться надо мной, я поспешно прячу листок в карман и киваю ему. - Чем могу помочь? – играть роль работника галереи явно не самая удачная идея, но я решаю рискнуть. - Да нет, видимо, ничем, - он улыбается и уже пятится к двери, - я думал, здесь будет кое-кто другой, - ещё раз выдавливает смущённую улыбку и захлопывает за собой дверь. Я стою, обескуражено перебирая пальцами спутавшиеся пряди волос. Хочется смеяться, обнять себя, закричать. Слишком сильное волнение вызвал у меня этот парень. Хотя, неужели я волнуюсь именно из-за него? Это смешно, слишком смешно, Фрэнк. Джерард Уэй – вот моя главная проблема. В моём кармане лежит его адрес, номер телефона. В моём кармане находится билет в его жизнь. Я почти в ней. Совсем близко. Всего несколько шагов… У меня кое-как получается вырваться из этого потока мыслей и я вылетаю из административного кабинета, в последний раз обернувшись перед самым выходом, чтобы убедиться, что не забыл закрыть эту чёртову дверь.

***

Это оказался огромный многоэтажный дом тёмно-красного цвета. Здание так и кишело жизнью, различными судьбами, подвижностью и одновременно чем-то уютным и ленивым. Я стоял перед этим гигантом, задрав голову вверх и представлял, каково здесь бывает по вечерам, когда люди возвращаются в свои квартиры, зажигают свет, устраиваются поудобнее в мягких креслах, ужинают. От мысли о еде как-то неприятно заныло внизу живота, и я тут же попытался подумать о чём-нибудь другом. Например, о Джерарде. Дома ли он сейчас? Что я скажу ему? Смогу ли я что-нибудь сказать ему? Позволит ли он вообще мне что-нибудь сказать? У меня перехватывает дыхание. Становится чертовски трудно дышать. Я всё тот же маленький глупый Фрэнк Айеро, чёртов повелитель нарисованных человечков, вообразивший себя неким несказанным счастливцем. Я делаю несколько шагов назад, а после вовсе разворачиваюсь и направляюсь подальше от этого громадного тёмно-красного дома. Но, куда бы я ни свернул, мне начинает казаться, что этот дом повсюду. Я даже принимаюсь бежать, но сделав круг и свернув несколько раз на одну и ту же авеню, я решаю прекратить это дело. Заметив небольшой парк, я уже совсем скоро медленно брёл по дороге, петляющей между деревьями. Я испугался. Испугался как маленький, загнанный в угол мальчик. Нужно ли мне это? Стоил ли этого весь этот долгий путь? На что я рассчитывал? Дрожащими пальцами я достаю из рюкзака помятую пачку сигарет, на которую, видимо, умудрился где-то сесть, и сжимаю губами сигарету. Маленький огонёк ─ и вот блаженная порция дыма отправляется отравлять мои лёгкие. Действительно ли я хочу этого так сильно, как думал? Засовывая пачку обратно, я неожиданно для себя нахожу фотографию. Дыхание прерывается, и я вновь начинаю чувствовать себя слишком уязвимым. На фото стоят два парня. С прекрасными улыбками на лицах. Один, который немного выше, с длинными вьющимися волосами, обнимает второго за плечи. Посмотрев на это фото, можно подумать, что они так и останутся лучшими друзьями на всю оставшуюся жизнь, что ничто никогда не сможет их разлучить. Я смог. Сажусь на ближайшую скамейку, по-прежнему не выпуская фотографию из рук. Рэй. Мой прекрасный задумчивый мальчик, которого я оставил где-то очень далеко в Джерси. Так далеко, что можно было бы сказать, что в другой жизни, потому, что та жизнь действительно закончилась, ведь я больше не смогу вернуться. Как бы ни хотелось, имея адрес Джерарда в кармане, я никогда не смог бы уехать. Я бережно складываю фотографию пополам и прячу на дне рюкзака, а после достаю письмо и внимательно смотрю на него. То самое последнее письмо. Мне почему-то начинает казаться, что сейчас самый что ни на есть удачный момент, чтобы прочесть его, что другого такого момента уже не будет.

«Ты слышишь, как я взываю к тебе Со словами, которые едва сходят с губ? Я, правда, больше не с тобой. Я просто привидение, поэтому я больше не сделаю тебе больно, Я больше не сделаю тебе больно…

Всё закончилось слишком быстро. Слишком стремительно. Ты исчез так давно, и только сейчас я понимаю, что тебя действительно нет. Ты ушёл окончательно и безвозвратно уже тогда. Но эти прощальные слова я хочу сказать именно сейчас. Я хочу попрощаться с тобой, мой дорогой. Самые лучшие времена – проведённые с тобой. Ты даже не замечал моего присутствия, но я был так близко к тебе, это делало меня даже слишком счастливым. Видеть тебя. Дышать тобой. Любить тебя. Я всё ещё… Всё ещё… Прощаясь, я надеюсь, что ты никогда не постучишь в мою дверь, не улыбнёшься, не скажешь ничего. Я надеюсь лишь на то, что ты позволишь мне дальше исчезать. Если бы я мог быть с тобой сейчас, в нашу последнюю ночь, я бы сделал всё иначе. Если бы я мог быть с тобой сейчас, я бы спел тебе песню. О маленьких девочках и мальчиках, которые сражались за то, во что верили, за то, что любили. Если бы я только мог. Помнишь, как ты представился мне в нашу первую встречу? Знаешь, перечитывая это, я всё больше убеждаюсь, что это совсем не похоже на то, что я хотел написать вначале. Что-то, вызывающее счастье. Это совсем не вызывает. Я как начал страдальцем, так им и закончил. Пэнси. Если когда-нибудь, когда ты будешь умирать или будешь в отчаянии, или же просто встретишь меня, я бы попросил тебя повторить это снова. То, что ты сказал когда-то в пустом литературном классе, то, что тебя зовут Пэнси, и ты мой супергерой.

В один день, подобный этому, мы перестанем быть прежними. Будто тени на снегу, Будто тени на солнце…

Джерард.»