This is how I disappear

Он поднимается и, как ни в чём не бывало, выходит из комнаты, слегка покачивая бёдрами. На Джерарде были лишь джинсы, спущенные чуть ли не до самых колен; я зарываюсь лицом в подушку, пытаясь сделать вид, что нахожу это занятие весьма увлекательным. Он практически скрывается за дверью, когда какая-то магическая сила заставляет его замереть и парень оборачивается как раз в тот момент, когда я переворачиваюсь обратно на спину и начинаю тяжело дышать, чувствуя, как покраснели щёки. Наши глаза встречаются. Всего несколько секунд, после чего он слегка улыбается и выходит из комнаты, осторожно прикрыв дверь. - Не забудь, сегодня вечером я впервые представлю тебя обществу, - кричит он из другой комнаты. Я прекрасно знаю, что сейчас медленно поднимусь, отправлю себя в ванную, а потом верну уже одетым и, как принято выражаться, приведённым в порядок. После, конечно же, как смогу буду тянуть время, измеряя ужасно маленькими и осторожными шажками коридоры джерардовой квартиры. И всё лишь потому, что заранее знаю, что эта женщина из самого ада будет восседать на кухне с видом, способным затмить великих королей. Я проделываю всё это, шагая даже медленнее, чем планировал, пока до меня не доносится его смех. Звонкий и заливистый. Джерард редко когда так смеялся, даже со своими друзьями, с которыми мне однажды довелось повстречаться. Он пытался казаться сдержанным интеллигентом, всячески избегающим улыбок и социума, но Линдси умела его смешить. Я чувствовал, как что-то внутри разрывается, когда видел, как ему с ней хорошо. Любая женщина, если очень постарается, особенно такая, как Линдси Баллато, могла очаровать его в одно мгновение, могла сделать его милым и весёлым, могла избавить от всех тяжёлых мыслей, которые нередко посещали его голову. А я этого не мог. Я не мог стать другим Фрэнком, который был бы любим Джерардом, я не мог затмить всех женщин, которым нужны были лишь внимание великого художника, его деньги и слава. А мне нужен был лишь он, грустный и задумчивый, смеющийся и напивающийся. Он всегда выбирал их, но вместе с тем любил повторять, что я - самое лучшее, что когда-либо с ним случалось. Джерард уже знает, что я полностью принадлежу ему. Где-то в глубине души, но непременно догадывается. И я боялся, ужасно боялся того момента, когда он окончательно поймёт это. Боялся того, что уже никогда не смогу вырваться от него. Никогда не смогу уйти. Но я так сильно хотел. Просто исчезнуть… - Доброе утро, Фрэнк, - говорит Линдси, поднося к красным губам белоснежную кружку с крепким зелёным чаем и делает небольшой глоток, оставляя кроваво-красный след от помады на гладкой поверхности. Её чёрные длинные волосы растрепались по плечам, а на самой девушке заляпанная краской рубашка Джерарда. Мне совсем не хочется ей отвечать. Хочется взять свою миску с хлопьями и убраться куда-нибудь подальше. Но я бросаю взгляд на всё ещё улыбающегося художника и отвечаю ей: - Доброе утро, Линдси, - а после добавляю: - ты очень хорошо сегодня выглядишь. Она смеётся, прикрывая рот ладонью, и говорит, что я тоже сегодня ничего. Рядом с ней я с самой первой минуты нашего знакомства чувствовал себя маленьким мальчиком. Джерард тоже выглядел не на много старше. Её красные губы, ярко подведённые чёрным глаза, и даже манера разговаривать выдавала какую-то взрослость. Ночами, когда так сильно хочется сбежать от стонов за стенкой, я представляю, что она просто сестра или мама. Я не могу думать, что в те моменты с Джерардом именно она, такая взрослая и независимая. Когда я думал о них, обо всех тех ночах, когда я, что есть силы, вжимался лицом в подушку, Джерард казался мне кем-то другим. Просто какой-то другой Джерард. Человек, которого мне никогда не хотелось бы знать. Я был запредельно счастлив, когда узнал, что на первую демонстрацию картины мы отправимся лишь вдвоём. Я ужасно долго ждал, пока Джерард соберётся. В его комнате откуда-то взялось огромное зеркало, которого раньше никогда не было, и он около часа рассматривал себя и встряхивал и так до безобразия растрёпанными волосами. - Джерард? – устало выкрикиваю я, пытаясь справиться с галстуком, который всё то время, пока я ждал Уэя, никак не получалось завязать. - Фрэнк? – он медленно выходит из комнаты и улыбается. Я не могу сказать ни слова. Руки невольно повисают, и я с замиранием сердца наблюдаю за тем, как парень плавной походкой направляется ко мне. После всех тех пижамных штанов, растянутых маек, запачканных кетчупом, и старых рубашек, видеть его в чёрном костюме и с такой лёгкой улыбкой на лице даже больше, чем странно. - Это очень важный день, Фрэнки, - говорит он, завязывая мой многострадальный галстук и медленно проводя кончиками пальцев по моей щеке. – Всего лишь очень важный день, но я обещаю, скоро жизнь вернётся в привычное русло. Я ничего не отвечаю, потому что совсем не хочется портить вечер своими возражениями, и я просто прислоняюсь к стене, проведя рукой по идеально завязанному галстуку, и позволяю себе немного полюбоваться Джерардом, который в это время смотрится в зеркало и смешно морщит нос, как будто то, что он там видит, ему совершенно не нравится. Когда я прихожу в себя после мыслей о прекрасном художнике, а эти мысли всегда уносят меня очень далеко от реальности, мы уже сидим в машине и Джерард, не отрываясь, смотрит в окно невидящим взглядом. - Здесь красиво, - говорю я, думая о том, что должен как-то взбодрить его. - Да, но есть места, в которых по ночам намного красивее. Расскажи мне о Джерси, - вдруг просит он и поворачивается ко мне. – Ночами там всё так же красиво? - Очень, - киваю я. – Небольшие дома и люди, совершенно не замечающие красоты вокруг. Шумные компании. Грязь. Миллионы звёзд на чёрном небе и воздух, пропитанный пылью. Но там очень красиво. Потому что когда стоишь где-нибудь совсем далеко, так далеко, что не слышно ничего, напоминающего о человеческих жизнях, даже не хочется закрывать глаза, потому что место, где ты оказываешься каждый раз в своих мыслях, прямо перед тобой. Машина останавливается напротив огромного здания. Казалось, что оно пылает, так много было в нём света. Я следовал за Джерардом подобно тени. Неуловимый, незаметный. Никто в этом здании не знал меня, и я был очень благодарен Уэю за то, что после нескольких неудачных попыток, он перестал пытаться меня с кем-нибудь познакомить. - Мой натурщик должен общаться с обществом, - смеялся он, увлекая меня к выходу из зала с закусками в узкий коридор. Его рука прямо на моей талии, и я просто не в состоянии думать ни о чём другом. Он так близко, такой молодой, талантливый, разгорячённый. Я упустил тот момент, когда через его ловкие руки прошли несколько бокалов с алкоголем, и теперь он был совершенно пьян. Мы прошли немного вперёд и оказались в очередном зале с приглушённым светом и панорамными окнами. На стене висело несколько картин и одна из них, висящая в самом центре, полностью заворожила меня. Я отстраняюсь от Джерарда и подхожу к ней. «Фрэнк Айеро. Нью-Йорк. Спасибо за вдохновение. Художник: Джерард Артур Уэй». Это было портрет. Мой портрет. Хотя мне больше нравилось думать о том, что это просто некий очень похожий на меня юноша. Его глаза были прикрыты, а пухловатые губы будто дрожали то ли от набегающей усмешки, то ли от боли, о которой не могли рассказать глаза. Черты были почти неуловимы, слишком тонкие и блёклые. Но они были. Этот юноша был. В этом странном квадратном здании. Я был здесь. И он тоже. И мы оба сгорали от безграничной нежности к художнику, воплотившему нас в жизнь. - Тебе нравится? – слышу я голос Джерарда над самым ухом. - Восхитительно, - только и могу прошептать я. Мне так хотелось обернуться. Посмотреть на него. Именно в этот момент, такой значимый для нас обоих. Но я не смог. Я просто стоял, даже боясь пошевелиться. Стоял очень долго. А когда, наконец, повернулся, Джерарда уже не было. Я долго блуждаю по коридорам, пока не оказываюсь в огромнейшем зале с множеством людей. Здесь почти не было картин, но казалось, что сама комната и сами люди заменяли их. Я почти добираюсь до Джерарда, как вдруг какой-то мужчина становится на моём пути. - Вы ведь парень с картины, верно? – его голос звучит слишком громко и слишком празднично. - Фрэнк Айеро, - говорю я и поднимаю на него глаза. Передо мной парень лет 25. Его кожа шоколадного цвета, а вьющиеся волосы, которые ужасно напоминали мне волосы Рэя, торчали в беспорядке, что отнимало образ солидности, который так замечательно создавал чёрный, явно очень дорогой костюм. - Меня зовут Маркус, - улыбается он и протягивает руку. Я пожимаю её и уже собираюсь идти, но чувствую его руку на своём плече. – Вы очень красивый, Фрэнк. - Это плохое освещение, - бурчу я, коря себя за то, что не могу себе позволить просто вырваться из общества Маркуса и броситься к Джерарду, который в этот момент прикладывался к очередному бокалу шампанского. - Я знаю, о чём говорю, - он делает шаг вперёд и чуть наклоняется, теперь его лицо оказывается напротив моего, - художники всегда очень тонко чувствуют истинную красоту. Вы очень красивый. Просто запомните это. - Непременно, - я выдавливаю улыбку. - Думаю, вам не терпится вернуться к своему создателю? - Создателю? – удивляюсь я, догадываясь, что под «создателем» он подразумевал Уэя. - Джерарду. Он очень хорош, как художник, очень хорош. Но у него нет души. Думаю, картины опустошают его. Он в них, не здесь. - Было приятно познакомиться. Я вновь разворачиваюсь и чувствую что-то в кармане. Это оказывается визитка, которую незаметно подложил Маркус. Общение с ним было довольно странным, как и сам парень, но выбрасывать я её почему-то не стал. - Я искал тебя, - шепчет Джерард, опасно наклоняясь и хватая меня за руку. Он начинает падать и вот его голова уже покоится у меня на плече, а я стараюсь не уронить нас обоих. - Прости, - шепчу я, прикрывая глаза. - Потанцуй со мной, - просит он заплетающимся голосом. - Разве ты не хочешь пообщаться с кем-нибудь? - Потанцуй со мной. - Здесь нет музыки. - Потанцуй со мной. - Джерард? Он не отвечает. Слегка отталкивает меня и трёт глаза, вероятно надеясь, что столь легко сможет протрезветь. - Ты умудрился напиться на презентации собственной картины, - тихо усмехаюсь я, одаривая его ласковой улыбкой. - Пойдём, - он тоже улыбается и, схватив меня за руку, тащит по направлению к выходу. За дверью оказывается небольшой тёмный коридор и винтовая лестница, к которой мы идём с парнем. Спустя несколько минут мы уже стоим на пустынной крыше. - Что скажешь, Фрэнки? – Джерард направляется и ложится прямо на холодное покрытие крыши. – У тебя есть сигареты? Я быстро ощупываю карманы и кидаю ему слегка помятую пачку. - Ты такой замечательный, - улыбается он и зажимает сигарету губами. Топчусь на месте несколько секунд, не решаясь сделать и шага. Но заметив, что Джерард уже где-то очень далеко отсюда, я подхожу к нему и ложусь рядом, вытягивая из пачки сигарету и тоже закуриваю. Мне вдруг вспоминается первая пьяная вечеринка в честь Хэллоуина, на которой я почувствовал себя счастливым. Вспомнился горьковатый вкус коктейля и пьяный поцелуй Рэя. Чердак и очередное письмо Джерарда, которое я прочитал, лёжа на полу. Кажется, я тогда думал именно о том, как было бы замечательно, если бы Джерард был рядом. Лежал со мной на чердаке и курил. Сейчас он был рядом. Пьяный, мечтательный и почти окончательно заснувший. О последнем можно было легко догадаться, услышав его размеренное дыхание. Я выпустил струйку сизого дыма в воздух и закрыл глаза. Что я здесь делаю? Я чувствую лишь пустоту. Безграничную пустоту, которая съедает меня с каждым днём всё больше и больше. Я хотел, чтобы Джерард был моим. Чтобы он знал о письмах. Чтобы чувствовал ко мне хоть каплю того, что я чувствую к нему. Но я знаю, что этого никогда не будет. Он был свободным. Джерард Уэй был самым свободным человеком из всех, кого я когда-либо знал. Он никогда не смог бы никому принадлежать. - Ты был когда-нибудь влюблён? – собственный голос разрывает тишину, которая начинала медленно окутывать нас. - Нет, - тут же отвечает Джерард. Его голос больше не кажется пьяным. Он поворачивается, выбрасывает сигарету и, подложив руку под голову, внимательно смотрит на меня. - Никогда-никогда? – настаиваю я. - Никогда-никогда, - в его голосе звучит лёгкое разочарование. - А Линдси? - Однажды я женюсь на ней, - Джерард переворачивает на спину и смотрит куда-то перед собой, - может быть, у нас будут дети. Но я никогда не буду её любить. - Почему ты так боишься этого? – мне хочется закричать и убежать с крыши, но я замираю, подобно статуе. - Боюсь чего? - Любить. - Я не умею любить, - он поднимается и подходит к самому краю крыши. – Я не боюсь любить, - его губы искривляются в усмешке. – Просто для меня это что-то совсем невозможное. Я продолжаю лежать на месте. Там, на самом краю крыши, сейчас не должен быть он, слишком пьяный, слишком глупый, слишком невлюблённый и запутавшийся. Это место только для меня. Над самой пропастью. Я зажмуриваюсь, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. - Ты прямо как девчонка, - шепчу я себе так тихо, насколько возможно, чтобы это услышал только я. И всё-таки я нахожу в себе силы, чтобы подняться и подойти к самому краю, где сейчас Джерард забрался глубоко внутрь себя и своего мира. - Потанцуй со мной, - прошу я. - Здесь нет музыки. - Потанцуй со мной. - Кто-нибудь может увидеть. - Потанцуй со мной. - Фрэнки… - он поворачивается и умоляюще смотрит на меня. Его глаза кажутся слишком грустными, а губы больше не улыбаются. Джерард спускается и обнимает меня, прижимает к себе. Я пытаюсь не дышать, зная, что если сделаю вдох, то непременно исчезну. Вдруг он отстраняется и берёт моё лицо в свои руки. Я пытаюсь отвести взгляд, но его глаза просто не оставляют меня выбора. Он касается моей щеки, осторожно проводит по ней тыльной стороной ладони, а после, лишь на мгновение, касается моих губ своими. - Никогда не уходи, Фрэнки, ты можешь пообещать мне это? – просит Джерард, снова обнимая меня. - Я не уйду, - шепчу я, обнимая его в ответ, - я не уйду, я не уйду. Я не уйду…